 |
| Фома | Виталий Каплан | 01.09.2011 |
Интеллигенцию сейчас принято всячески низводить и курощать. Это, в общем, стало правилом хорошего тона для консервативно мыслящих людей. Как известно, именно она, интеллигенция, виновата во всех наших бедах — и в революции, и в перестройке, и в разрушении православной веры, и в падении нравов. Причем она, русская интеллигенция, всегда была такой — со времен, пожалуй, князя Курбского, которого тоже отчего-то причисляют к интеллигентам. И от кого только интеллигенции ни доставалось! Начиная от Ильфа с Петровым, создавших бессмертный образ Васисуалия Лоханкина, и кончая замечательным поэтом-эмигрантом Георгием Ивановым, у которого есть такие строки: «Я за войну, за интервенцию, / Я за царя хоть мертвеца. / Российскую интеллигенцию / Я презираю до конца».
Иронизировать и утрировать, конечно, легко. Легко и обижаться — ведь многие из нас, несмотря на все курощения, по-прежнему причисляют себя к интеллигенции, а значит, все обвинения в её адрес воспринимают на свой счёт. Гораздо сложнее спокойно, без эмоций, разобраться во всём этом.
А первое, что нужно сделать, начиная разбираться — это договориться о понятиях. Кто такая эта страшная (или прекрасная) интеллигенция? Люди творческих профессий? Люди с высшим образованием? Люди, оппозиционно настроенные к правящей власти? Понятно, что ни одно из этих определений не только не является исчерпывающим, но даже и не охватывает большинство определяемых. И уж тем более не работают в данном случае определения из словарей, вроде «общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным трудом» (БСЭ). В любом обществе, в любую эпоху такие люди есть, а вот термин «интеллигенция» почему-то чаще всего сопровождается прилагательным «русская». Как известно, на Западе для того, о чём говорит БСЭ, используется понятие «интеллектуал».
То есть не в профессии дело, не в уровне образования, не в социальной нише — это всё внешнее, это у всех. А феномен интеллигенции и жаркие споры о ней — только у нас.
Не углубляясь в историю вопроса (в ней ведь и утонуть можно, в этой истории), замечу лишь, что ещё в 1909 году известный религиозный философ Семён Франк назвал интеллигенцию «монашеским орденом». На мой взгляд, очень верное определение, но — требующее разъяснений.
На мой взгляд, русская интеллигенция XIX — начала XX веков была некой не столько даже идейной, сколько ментальной общностью. Это были люди, которые при всех своих колоссальных политических, философских, эстетических и религиозных расхождениях примерно одинаково относились к жизни. В жизни, считали они, должен быть смысловой стержень, и стержень этот — стремление к счастью человечества. В чём именно заключается это счастье и какими путями его достичь — тут мнения были разными, подчас диаметрально противоположными, но сама эта цель, общее благо, не подвергалась сомнению. Людей не устраивала окружающая реальность (действительно, во многом неприглядная), им мало было просто жить своей жизнью, своей семьёй, своей работой — им хотелось большего, причём не только и даже не столько лично для себя, сколько для всех. «Счастье для всех, даром, и чтоб никто не ушёл обиженным» — как напишут гораздо позднее интеллигенты братья Стругацкие.
Пользуясь традиционной религиозной терминологией, скажу, что у этих людей присутствовало некое мессианское сознание, они воспринимали свою жизнь как служение чему-то большому и светлому. И что же это за большое и светлое? Православная вера?
Как правило, нет. Веру большинство из этих людей потеряло — кто ещё с юношеских лет, кто уже во взрослом, сознательном возрасте. Сейчас не время и не место обсуждать причины — важен сам факт. Люди, воспитанные в православной культуре, на интеллектуальном уровне отошли от Православия, но менталитет их по-прежнему оставался религиозным. Они по-прежнему оставались «взыскующими Града», им хотелось любить ближних и дальних. Не удержусь, чтобы не процитировать известного литературоведа Дмитрия Павловича Святополк-Мирского (1890−1939): «Радикалы были по природе идеалистами, но их идеализм был основан (как шутил Владимир Соловьев) на невозможном силлогизме: „Человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга“». И потому им хотелось подвига, мир в их сознании чётко делился на добро и зло, и сами себя они, конечно, видели на стороне добра. Им мало было «быть как все», им хотелось быть впереди всех — впереди в борьбе за пресловутое счастье человечества. Именно в этом смысле, думаю, С. Л. Франк и называл интеллигенцию монашеским орденом. Они действительно были монахами — только не христианской религии, а безбожного гуманизма.
Отсюда и революционная деятельность наиболее радикальных интеллигентов, и симпатии к этой деятельности со стороны тех, кто лично борьбы сторонился. Так что в известном смысле можно согласиться с тем, что в революции есть существенная вина российской интеллигенции. Пускай ничтожный процент тогдашних интеллигентов занимался печатью прокламаций и сооружением баррикад, но моральный климат, в котором баррикады оказались возможны и востребованы, создавали очень и очень многие. И левые, и правые.
Потом, как известно, красное колесо прокатилось и по самой русской интеллигенции, фактически полностью её уничтожив. Зато на смену ей выросла уже совсем другая интеллигенция, советская, которая играла в другие игры — но, тем не менее, унаследовала тот, ещё дореволюционный, менталитет. Тоже ведь это в массе своей были люди, которым не всё равно, которые за счастье человечества. Сперва в рамках коммунистической идеологии («И как один умрём / в борьбе за это»), а позднее, уже где-то со второй половины 60-х годов, в рамках диссидентской (хотя оба течения существовали параллельно и оба пережили советскую власть). 90-е годы, конечно, сильно подкосили интеллигенцию — кто-то реально, физически вымер, не сумев приспособиться к новой жизни, кто-то перестал быть интеллигентом — то есть выкинул из головы высокие материи и начал зарабатывать деньги, стал «как все». А кто-то сумел сохранить своё интеллигентское мировосприятие, но наложил его на другую мировоззренческую установку. Проще говоря, кто-то подался в либералы, кто-то в националисты, кто-то в оккультизм, а кто-то (и многие!) — в Церковь.
К чему я всё это? К тому, что феномен интеллигенции — это феномен не столько исторический или социальный, сколько духовный. Интеллигент — это тот, кто духовной жаждою томим, но чаще всего ищет воду живую в безводной пустыне. Неважно, какие у человека при этом убеждения — коммунистические или демократические, националист он или космополит, доктор философских наук или слесарь-сантехник. Важно, как он воспринимает и внешнюю жизнь, и себя самого, какие ставит перед собой цели. То есть — никуда не уйти от этого слова! — менталитет.
Ну хорошо, менталитет. Но как же ко всему этому относиться с православных позиций? Присоединиться ли к хору обличителей интеллигенции или встать на её защиту?
Понятно, что в интеллигентском сознании есть и плюсы, и минусы. Плюсы очевидны — и потребность в высшем смысле, и готовность посвятить жизнь служению, и приоритет этики над выгодой. Эту бы энергию да в мирных целях! Минусы тоже понятны — высокомерие, привычка считать себя солью земли, стремление не учиться, а учить. Всё это, к примеру, прекрасно видно, когда типичный, классический интеллигент принимает православное крещение, начинает воцерковляться. Тоже ведь отдельная и больная тема (рекомендую, кстати, перечитать статью Андрея Десницкого «Крона и корни» и ответную статью Александра Ткаченко «Мы были такими, как вы» — обе они напечатаны в мартовском номере «Фомы» за 2006 год. См. http://www.foma.ru/article/index.php?news=2054).
Но и присоединиться к обличителям интеллигенции мне тоже кажется неправильным.
Во-первых, потому, что и сами обличители — тоже интеллигенты, интеллигенты до мозга кости. А когда интеллигент усиленно пытается побороть в себе интеллигентность, почему-то получается чудовище — или безумный фанатик, или ядовитый циник.
Во-вторых, что обычно противопоставляется интеллигентности? Бездумное подчинение начальству, боязнь сомнения (а значит — боязнь мысли как таковой, потому что мышление невозможно без сомнения), стремление быть «как все» (то есть — притворство, лицемерие). Иными словами, вместо излечения болезней предлагается ампутация головы.
Думаю, всё-таки правильный подход — это быть честным с самим собой. Не пытаться уподобиться полуграмотной старушке, но и не надмеваться над ней. Не бояться думать и сомневаться — но и не принимать свои мысли за истину в последней инстанции. Не считать себя ответственным за всё человечество — но помнить об ответственности перед Богом и за свою душу, и за жизнь своих близких, то есть за то, что поставлено перед тобою как задача. Этой задачи не надо бояться — её надо, с Божией помощью, решать. А если при этом тебя обзовут интеллигентом — не надо бояться.
Не будь «как все». Не будь «как все интеллигентные люди».
Будь таким, каким хочет тебя видеть Бог.
