 |
| Фонд стратегической культуры | Протоиерей Андрей Новиков | 24.08.2011 |
Часть первая
В апреле 2011 г. Константинопольский Патриарх Варфоломей объявил о созыве в сентябре собора предстоятелей древних Церквей, т. е. четырех Восточных Патриархатов и Кипрской Церкви. Появились сообщения о том, что собравшиеся Предстоятели якобы должны будут определить «предварительные и основополагающие принципы общеправославной позиции» по стоящим перед Церковью вопросам. Вслед за тем православный Интернет всколыхнула дискуссия о значении для Церкви сегодня так называемой «теории пентархии», осуществить которую на практике в XXI веке задумал, как представляется некоторым, Патриарх Варфоломей. Здесь не случайно сказано «осуществить», а не «восстановить» — потому что в жизни и учении Церкви пентархическая система в том виде, в котором ее пытаются навязать сегодня православной полноте, никогда не присутствовала, а существовала в головах отдельных богословов Средневековья, причем не всегда вдохновлявшихся проверенными и канонически неоспоримыми источниками.
Четкого консенсуса относительного того, что такое пентархия и каковы прерогативы «пентархов», нельзя найти ни среди современных, ни среди средневековых последователей этой концепции. Ведь не существует соборного решения Вселенской Церкви, которое ввело бы подобный институт и дало его определение. В нынешнем виде теория пентархии довольно радикально противоречит тому представлению о данном термине, которое имели наиболее древние авторы, употреблявшие его, о чем будет аргументированно сказано ниже. Исходя из трудов современных апологетов реанимированной теории пентархии, постараемся сделать некоторые выводы, более или менее обобщающие представления ее сторонников в наши дни.
Прежде всего, теория пентархии — это учение об особой власти, полномочиях, прерогативах в рамках всей Вселенской Церкви пяти древних Патриархов: Римского, Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. С одной стороны — это некий орган, с другой — скорее, некая совокупность носителей особых прав, потому что в полном составе идеальный собор «пентархов», включая римского папу, никогда не собирался. Что касается полномочий и прав этого органа, то тут существует спектр мнений — от относительно осторожных заявлений о том, что пентархи лишь сформируют «предварительные и основополагающие принципы общеправославной позиции», до тезиса о том, что пентархия «является институтом, обеспечивающим управление Церковью и решение встающих перед нею вопросов», (1) и высшим органом общецерковной власти в период между Вселенскими Соборами. Сам Патриарх Константинопольский Варфоломей, оповещая четырех Восточных Патриархов о созыве вышеупомянутого сентябрьского собора, употребил следующее определение: «Старейшие Патриархаты Православной Церкви вместе со Святейшей Церковью Кипра… являются словно стержнем всего здания и состава Православной Церкви».
Согласно точке зрения сторонников теории пентархии, особая власть пяти перечисленных выше Патриархов в Церкви зиждется на «особом статусе», якобы утвержденном за ними Вселенскими Соборами, т. е. на факте упоминания этих кафедр Соборами, закрепления за ними места в диптихе и определения их власти над конкретными церковными областями.
Следующий пассаж ярко демонстрирует дерзновение канонического мышления «пентархистов»: «Всякий Собор представителей пяти патриархатов фактически имеет ранг Вселенского. Другие Церкви, даже если он обладают той или иной самостоятельностью (автокефалией), входят в орбиту одного из патриархатов и некоторым образом подчинены одному из восточных патриархатов. Поэтому для принятия решения по какому-нибудь общеправославному делу нет необходимости опрашивать все автокефальные Церкви, а достаточно только знать мнения восточных Патриархов, т.к. все остальные автокефальные Церкви автоматически являются представленными в собрании четырех Патриархов Востока… до нового Вселенского Собора преимущественное церковное положение восточных патриархатов является абсолютно неизменным вне зависимости от их величины или внешнего положения. Все же прочие патриархаты (Московский, Грузинский, Сербский, Румынский, Болгарский) являются патриархатами только по имени. „Патриаршество“ для „новых патриархатов“ — это простая честь, которой в то или иное время были удостоены главы отдельных самоуправляющихся Церквей. „Новые патриархаты“ не имеют никакой власти в системе православных Церквей, их статус зависит от решения древних Патриархов. „Новые патриархаты“ могут упраздняться или создаваться заново, тогда как древние патриархаты, учрежденные Вселенскими Соборами, всегда пребывают незыблемыми. То, что относится к „новым патриархатам“, в еще большей степени относится к Автокефальным Церквам, не имеющим статуса патриархатов». (2)
Но как же быть с Римом, отпавшим от Вселенской Церкви? Место папы считается с момента его отпадения вакантным, однако пентархия непоследовательно продолжает называться именно пентархией, а не тетрархией (ведь осталось только четыре «особых» Патриарха) для того, чтобы поддержать искусственную конструкцию: пять Патриархов — это пять чувств Тела Христова. И в обратном порядке (от Тела к чувствам): поскольку Церковь — Тело Христово, постольку чувств у него может быть только пять. Вообще, надо сказать, что если по поводу возможностей возвращения папы в число православных Патриархов в 12 веке можно было иметь какие-то иллюзии и в этом смысле надежды сторонников пентархии на сохранение схемы еще имели какое-то основание, то ныне быть поборником пентархии при явном тысячелетнем отсутствии ее первого номера — полный абсурд. Осознание окончательности отпадения пап от Церкви должно было всем продемонстрировать несостоятельность теории пентархии, несоответствие искусственно созданной схемы реальности церковного бытия.
Но буквально в самое последнее время, в обоснование приглашения Патриархом Варфоломеем на сентябрьский собор пентархов Кипрского архиепископа (очевидно, для восполнения пятичисленной полноты) возникло утверждение, что статус Кипрской Церкви в рамках теории пентархии всегда выделялся, поскольку ее автокефалия была установлена Вселенским (III) Собором. (3) Кем именно из идеологов теории пентархии положение Кипрской Церкви в рамках пентархической системы выделялось, не уточняется.
Любопытна схема построения аргументов в защиту рассматриваемого учения, предложенная в статье одного солидного российского православного интернет-издания, недавно удалившего данный материал со своей страницы. Сначала излагается сама теория, потом упоминается о том, что первое место в пентархии после отпадения Рима остается вакантным, и пентархия продолжает существовать в урезанном виде. Вместо ответа на явно возникающее недоумение читателя: какая же пентархия, если главного пентарха нет, и осталось их всего четыре? — сразу же говорится, что такова теория пентархии, и что ее разделяли такие отцы Церкви, как св. Максим Исповедник, Феодор Студит, патриархи Фотий и Игнатий. Таким образом, у неискушенного читателя возникает вывод, что указанные отцы разделяли и сомнительные рассуждения о сохранении авторитета и статуса пентархии даже после того, как она перестала быть собственно «пента», властью именно пяти патриархов. Не всякий сразу обратит внимание, что все указанные отцы жили до отделения Рима от Вселенской Церкви, а потому и высказываться по поводу того, что же делать с пентархией, лишившейся своего первого члена, физически не могли…
Апелляция современных сторонников пентархии к церковной истории и святоотеческим авторитетам грешит одной общей погрешностью. Упоминая о том, что тот или иной отец Церкви, церковный деятель говорил о пентархии, они обходят вопрос, в каком историческом контексте те высказывались по поводу пентархии и в каких именно выражениях. Между тем главной причиной упоминания древними отцами пяти Патриархов и их власти в Церкви являлось то, что в Древней Церкви в эпоху св. Императора Юстиниана сформировалось именно пять Патриархатов. Это число возникло в результате исторического процесса формирования административно-территориальной структуры Вселенской Церкви, на который сильное влияние оказывали как церковные, так и гражданские факторы (административно-территориальное деление Империи, значение в ней того или иного города). И всякий раз, когда в эпоху Вселенских Соборов речь шла о пяти Патриархатах, о важности консенсуса всех пяти Патриархов, имелся в виду собственно всеправославный консенсус, важность участия в общецерковных решениях всех основных составляющих частей Единой Церкви Христовой.
Почему в последнем предложении употреблен термин «основных» составляющих частей? Потому что в эпоху св. Юстиниана, которого сторонники пентархии считают первым провозвестником своей теории, и в последующие за ней столетия, хотя и существовали иные Поместные Церкви, но их значение в процессе принятия общецерковных решений не всегда могло учитываться в силу объективных, подчеркиваю, не богословских и не канонических причин. Некогда славная и большая Карфагенская Церковь после сокрушительного вандальского разорения V века теряет свое величие и статус, сначала фактически, а затем и юридически войдя в орбиту Римской Церкви. После арабского завоевания христианство постепенно исчезает в пределах Карфагенской Церкви, а назначаемые Римом карфагенские епископы превращаются в титулярных. Кипрская же Церковь как в силу весьма небольшого размера (один остров) и серьезной по тем временам (с учетом тогдашних транспортных возможностей) географической удаленности и изолированности, так и в силу тяжелейших ударов, ставивших под сомнение само существование этой Церкви (арабское завоевание и связанное с ним бегство части народа и всей иерархии с острова, затем многовековая латинская оккупация), не воспринималась в качестве участника всеправославного процесса, равного по значению Патриархатам. И ставить всеправославный процесс в зависимость от позиции Кипрской Церкви, которая по объективным причинам далеко не всегда могла эту позицию даже сформулировать, в те времена не представлялось возможным. Да и самой этой Церкви подчас было не до богословских диспутов…
Сказанное не значит, однако, что и сегодня только Патриархаты и крупные Церкви должны формировать общецерковную повестку дня. Благодаря современным коммуникационным возможностям в наше время можно в любой момент по любому важному вопросу услышать мнение каждой Церкви, а если понадобится, то и без особых технических проблем провести всеправославное совещание. Никаких же богословских обоснований, еще раз следует подчеркнуть, для учета мнения только определенной группы Церквей в ущерб остальным ни в православной догматике, ни в церковном праве нет и никогда не было.
Каноны Вселенских Соборов упоминают пять Патриархатов Древней Церкви. В правилах, касающихся статуса этих Церквей, устанавливаются порядковые места пяти первых кафедр Вселенской Церкви и области их канонической территории. При этом не во всех вышеуказанных канонах упоминаются все престолы. Нигде не говорится, что именно эти престолы имеют особые властные привилегии в сравнении с предстоятелями иных Поместных Церквей, что они составляют высший орган власти в Церкви между Вселенскими Соборами, что в этот орган должны входить именно пять престолов и в будущем не возможно создание новых равноправных Патриархатов. Не говорится во вселенских канонах и о том, что для создания Патриархата, аналогичного пяти древним, необходима санкция Вселенского Собора.
Ревностный апологет теории пентархии антиохийский богослов о. Илия Мелиа пишет, что «идея пентархии была вполне нормально принята церковным сознанием, выразителями которого стали Вселенские соборы и Отцы Церкви». (4) Но ни о термине «пентархия», ни о его содержании в понимании «пентархистов» (по о. Мелиа, пентархия «является институтом, обеспечивающим управление Церковью и решение встающих перед нею вопросов») в канонах Вселенских Соборов нет и намека. В 3 правиле II Вселенского Собора говорится о преимуществе чести Константинополя после Рима; 28 правило IV Вселенского Собора подтверждает это и устанавливает каноническую юрисдикцию Константинополя над некоторыми областями; 36 правило Трулльского Собора просто вновь подтверждает решения II и IV Вселенских Соборов о первенстве чести Константинополя вслед за Римом и перечисляет порядок следования первых пяти престолов Церкви:
«Возобновляя законоположенное сто пятидесятью Святыми отцами, собравшимися в сем Богохранимом и царствующем граде, и шестьсот тридцатью собравшимися в Халкидоне, определяем, да имеет престол Константинопольский равныя преимущества с престолом древняго Рима, и якоже сей, да возвеличивается в делах церковных, будучи вторым по нем; после же онаго да числится престол великаго града Александрии, потом престол Антиохийский, а за сим престол града Иерусалима».
Где здесь Вселенский Собор выступает выразителем идеи пентархии в том виде, в котором ее излагают современные последователи? Где здесь сказано о том, что именно пять перечисленных Патриархов имеют право формировать «предварительные и основополагающие принципы общеправославной позиции» или представляют собою «институт, обеспечивающий управление Церковью и решение встающих перед нею вопросов»? Где здесь хоть слово об особой власти пяти первых престолов во Вселенской Церкви и их праве решать какие-либо общецерковные вопросы без участия предстоятелей иных автокефальных Церквей? А ведь определения Вселенских Соборов — это основополагающие правила, лежащие в основе канонического устройства Церкви Христовой. Именно эти определения (разумеется, как и остальные правила канонического сборника Вселенской Церкви), а не отдельные высказывания богословов, пусть и весьма авторитетных, являются тем мерилом, на которое должны ориентироваться все Поместные Церкви и их Предстоятели при определении канонической истины.
Небезынтересно в контексте рассматриваемой нами темы процитировать и 39 правило Трулльского Собора: «Понеже брат и сослужитель наш Иоанн, предстоятель острова Кипра, купно со своим народом, по причине варварских нашествий, и дабы освободиться от языческаго рабства, и верно покорствовать скипетру Христианской державы, из упомянутаго острова переселился в Геллеспонтскую область, промышлением человеколюбиваго Бога, и тщанием Христолюбиваго и благочестиваго царя нашего, то мы постановляем: да будут сохранены неизменными преимущества, данныя престолу выше наименованнаго мужа, от Богоносных отец, во Эфесе некогда собравшихся, да имеет новый Иустинианополь права Костантинополя, и учреждаемый в оном Боголюбезнейший епископ да начальствует над всеми епископами Геллеспонския области, и да будет поставляем от своих епископов по древнему обычаю. Ибо и Богоносные отцы наши рассудили, да будут соблюдаемы обычаи каждыя Церкви, и епископ града Кизическаго подчиняется предстоятелю реченнаго Иустинианополя, по примеру всех прочих епископов, подвластных вышереченному Боголюбезнейшему предстоятелю Иоанну; от котораго, когда потребно будет, и самаго Кизика града епископ да поставляется».
Существуют разные мнения среди канонистов относительно того, что же имели в виду отцы Собора, говоря: «…да имеет новый Иустинианополь права Константинополя». Не совсем ясно, идет здесь речь о равенстве статуса предстоятеля находящейся в изгнании автокефальной Кипрской Церкви со статусом Константинопольского Патриарха или о том, что переехавший в Иустинианополь Кипрский архиепископ получает права Константинопольского Патриарха конкретно над Геллеспонтской областью. (5) Для нас же крайне важно упомянуть, что два авторитетных толкователя канонов, Зонара и Вальсамон (причем последний был одним из идеологов теории пентархии), указывают, что Кипрскому архиепископу даны права Константинополя как таковые, и четко отличают наделение этими правами от присвоения Предстоятелю Кипрской Церкви власти над епархиями Геллеспонта. (6) Как видим, идея равенства в правах Предстоятеля Автокефальной Церкви члену «пентархии», независимо от того, велась об этом речь в 39 правиле Трулльского Собора или нет, не представлялась толкователям канонов чем-то диким или противоречащим православной экклезиологии.
Часть вторая
Нет никаких оснований считать святого Императора Юстиниана ни основоположником, ни сторонником теории пентархии, ни произносить такие безапелляционные утверждения, как о. Мелиа: «Первым, кто юридически ввел систему пентархии, был Юстиниан I». (7) Да, Юстиниан говорит о пяти Патриархах, но как о факте современной ему церковной жизни, утверждая этот факт законом и для Империи. При этом Император нигде не отрицает возможность появления новых Патриархатов — это не была его компетенция. Он говорит о том, что в Церкви есть пять Патриархатов, между которыми распределена территория Империи и которые находятся во взаимном общении, только они законны и только на них, в отличие от еретических и раскольнических структур (также зачастую претендовавших на патриаршее достоинство — имеются в виду монофизиты), следует ориентироваться тем, кто принадлежит к Церкви Христовой. В этом суть упоминания Юстиниановым законодательством пяти Патриарших престолов, а не в желании сакрализовать и законсервировать до второго пришествия «священное» патриаршее пяточислие.
Обратимся к тексту новелл Юстиниана, свидетельствующих, по мысли некоторых исследователей, о признании Императором теории «пентархии». (8) Мы не случайно взяли термин «пентархия» в кавычки — ни сам св. Юстиниан, ни отцы Церкви, на которых обычно ссылаются в обоснование рассматриваемой теории, его не употребляли.
В новелле 109 после перечня еретиков и схизматиков пишется: «… их всех, не принадлежащих к Святой и Апостольской Церкви Божией, в которой все святые Патриархи всей вселенной, включая Римского на Западе, (Патриарха) сего имперского города (Константинополя), Александрийского, и Феопольского (Антиохийского), и Иерусалимского, и все подчиненные им святые епископы единодушно возвещают апостольскую веру и предание». Как видим, здесь перечисляются существующие Патриархаты, разделяющие одну апостольскую веру и принадлежащие к единой истинной Церкви, в отличие от еретиков к Церкви не принадлежащих.
В новелле 123, гл. 22 речь идет о том, что Патриарх в пределах своей области является высшей апелляционной судебной инстанцией при спорах между епископами и в случае жалоб в отношении епископа или митрополита. Причем здесь пентархия — непонятно.
Новелла 131, гл. 2 фактически повторяет каноны II и IV Вселенских Соборов о первенстве кафедры древнего Рима и втором месте по чести после нее кафедры Константинопольской, придавая этим канонам статус государственного закона: «Далее мы постановляем, в соответствии с их (Вселенских Соборов) решениями, что Святейший папа древнего Рима является первым среди всех священников, и архиепископ Константинополя, нового Рима, занимает следующее место после святого престола древнего Рима, и имеет первенство перед другими». Каким образом данная новелла может служить подтверждением каких-то особых прав в Церкви пяти Патриархов (речь идет вообще только о двух) по сравнению с иными Патриархами, также является загадкой.
Точно так же никакого отношения к проблеме пентархии не имеет и 137 новелла Юстиниана, в которой речь идет об участии Патриарха в судебном процессе в границах своего Патриархата.
Преподобного Максима Исповедника причисляют к идеологам теории пентархии на том основании, что в «Диспуте с Пирром» (9) на восклицание Пирра (бывшего Константинопольского патриарха с 638 по 641 гг.) по поводу монофелитского Константинопольского собора 639 года: «Но если это произойдет, окажется, что вместе с ними (монофелитскими догматами — А. Н.) извержены и Сергий, и состоявшийся при мне собор», — преподобный Максим ответил: «Удивляюсь я, как ты именуешь собором то, что состоялось не по законам и соборным канонам или правилам, ведь не было ни окружного послания с согласия патриархов, ни определенного места или дня встречи. Не было ни обвиняемого, ни обвинителя. У собравшихся не было сопроводительных писем, ни у епископов от митрополитов, ни у митрополитов от патриархов. Ни посланий, ни местоблюстителей не было послано от других патриархов. Так кто же, кто еще в своем уме, позволит называть собором то, что наполнило всю землю соблазнами и раздорами?» Совершенно очевидно, что здесь проблема пентархии не рассматривается вообще. Преподобный Максим выдвинул к незаконному собору 639 г. претензию, которую и сегодня повторил бы любой здравомыслящий член Церкви, не придерживающийся теории пентархии: каким образом на статус собора, тем более вселенского, может претендовать собрание, проведенное без оповещения всех Патриархов, независимо от того, каково их число; без участия не только Патриарших, но и официальных представителей даже от Митрополий самой Константинопольской Церкви; собрание, участники которого не имели документов, подтверждающих их статус и право принимать участие в соборе и подавать голос от лица своих Церквей?
Позиция преподобного Максима Исповедника, скорее, вредит, чем помогает теории пентархии. В письме преп. Максима к монаху Анастасию описывается такой примечательный эпизод: «Вчера, в восемнадцатый день месяца, который был преполовением Святой Пятидесятницы, патриарх объявил мне, говоря: „Какой Церкви ты? Византийской, Римской, Антиохийской, Александрийской, Иерусалимской? Вот, все они с подвластными им епархиями объединились между собой. Итак, если ты, как говоришь, принадлежишь к Кафолической Церкви, то соединись, чтобы, вводя в жизнь новый и странный путь, не подвергся тому, чего не ожидаешь“. Я сказал им: „Бог всяческих объявил Кафолической Церковью правое и спасительное исповедание веры в Него, назвав блаженным Петра за то, что Он исповедал Его (Мф 16, 18). Впрочем, я хочу узнать условие, на котором состоялось единение всех Церквей, и если это сделано хорошо, я не стану отчуждаться“». (10)
Итак, преподобный Максим Исповедник признавал, что не согласие Патриархов является критерием Истины, а правое исповедание веры, что все Патриархи (а по теории пентархии это не возможно) могут заблуждаться и их позиция должна поверяться тем же правым исповеданием веры. Обстоятельства жизненной борьбы преп. Максима за Православие менее всего располагали его к юридически-схоластическим рассуждениям об особой власти в Церкви некоего органа всех Патриархов или же группы «избранных» Патриархов — ему приходилось действовать в ситуации, когда сначала большинство, а затем и все Предстоятели пяти Патриархатов либо открыто исповедали ересь, либо молчаливо вступили с еретиками в общение. По мысли В. Н. Лосского, (11) у преп. Максима прослеживается даже противопоставление «вселенской» (экуменической) экклезиологии, характерной для господствовавших монофелитов, выражавшейся в признании факта общения с ними подавляющего большинства епископата и Предстоятелей Церквей в качестве доказательства истинности монофелитского учения, «соборной» (кафолической) экклезиологии, разделяемой самим святым отцом, согласно которой «соборность есть некое качество богооткровенной истины, дарованной Церкви… и для Церкви в целом, и для каждой из ее малейших частиц», и охранять эту Истину призван каждый, даже мирянин, если универсальная доктрина, предписываемая иерархией, отходит от верности Преданию.
О пяти Патриархах и их значении в Церкви, действительно, пишет преподобный Феодор Студит. В своих письмах он употребляет такие выражения как «пятиглавая власть Церкви» (12) и «пятиглавое церковное Тело» (13). Для того, чтобы понять эти высказывания, необходимо рассмотреть церковно-исторический контекст, в котором протекала деятельность св. Феодора.
Во-первых, он жил во времена существования в Церкви именно пяти Патриархатов и никогда не высказывался в том смысле, что их может быть только пять и что никакой новый Патриарх не будет равен этим пяти. Поэтому «пятиглавие» следует понимать как поэтическое отражение существовавшей церковно-административной ситуации, а не как указание на онтологическое свойство церковного организма. В последнем случае следовало бы признать св. Феодора суперпапистом, отрицавшим возглавление Церкви одной Главой — Христом; между тем в иных трудах преподобный прямо называет Спасителя Главой Церкви. (14)
Во-вторых, следует обратить внимание на ту церковно-государственную и внутрицерковную обстановку, в которой протекала деятельность преподобного Феодора Студита. Сначала он оказался главным обличителем Императора Константина по делу так называемой «прелюбодейной» ереси. По соображениям икономии и под давлением императорской власти Патриарх и высшая иерархия Константинопольской Церкви выступили против нравственного ригоризма св. Феодора. Затем во время второй волны иконоборчества Император и официальная Константинопольская Церковь снова выступают против преп. Феодора. В полемике с ними и в переписке со своими единомышленниками, в том числе и римскими папами, Студийский отец выдвигает аргумент, которого от него и следовало ожидать: Император не вправе решать духовные и богословские вопросы, навязывать их Церкви, для этого есть священство, Патриаршая власть. А поскольку и Патриарх был на стороне Императора, то св. Феодор указывает, что не один Патриарх, а все Патриархи совокупно, как представители своих Поместных Церквей, составляющих Церковь Вселенскую, являются хранителями и выразителями церковной Истины, и если один Патриарх отпадает от Истины, то он должен обратиться за исправлением к остальным. То есть акцент был не на числе пять, а на всеправославной полноте (которая в наше время, заметим, этим числом не выражается, а, наоборот, ущемляется).
(Окончание следует)
(1) Илья Мелиа. Пентархия и примат // http://www.agnuz.info/tl_files/library/books/first/page10.htm
(2) http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=84 191&topic=750
(3) http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=84 191&topic=750
(4) Илья Мелиа. Пентархия и примат // http://www.agnuz.info/tl_files/library/books/first/page10.htm
(5) Некоторые исследователи полагают, что в рассматриваемом каноне следует читать не: «да имеет новый Иустинианополь права Константинополя», но: «да имеет новый Иустинианополь права Констанции (столицы Кипра)» (Никодим (Милаш), еп. Правила Православной Церкви с толкованиями. Т. I. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1996, с.525; Петр (Л'Юилье), архиеп. Правила первых четырех Вселенских Соборов. М., 2005, с. 275). Не входя в дискуссию о справедливости предлагаемой правки, мы придерживаемся традиционного прочтения, принятого основными авторитетными толкователями данного правила. Более того, нас в данном контексте интересует скорее не само правило, а его толкование Зонарой и Вальсамоном.
(6) Зонара: «Итак, и настоящее правило… предоставляет новому городу, который назван Юстинианополем, иметь право Константинополя. И как престолу константинопольскому подчинены области асийская, понтийская и фракийская, так и этому предоставлено предстоятельство в геллеспонтской области, ему же подчинен и епископ Кизика»; Вальсамон: «А настоящее правило, изложенное по просьбе другого кипрского архиепископа Иоанна, подтверждает и в Ефесе установленное, называя церковь кипрскую новым Юстинианополем, и определяет иметь права Константинополя, а также иметь под своею властию церкви областей геллеспонтских и церковь кизическую» (http://agioskanon.ru/vsobor/006.htm). Обращает на себя внимание подчеркнутое разделение обоими толкователями предоставления Кипрскому архиепископу равных Константинополю прав и наделения его властью над Геллеспонтом.
(7) Илья Мелиа. Пентархия и примат // http://www.agnuz.info/tl_files/library/books/first/page10.htm
(8) Вообще, говоря о теории пентархии, мы всегда имеем в виду ее современный вариант, со всеми сомнительными каноническими составляющими, о которых упоминалось в начале данной работы, а не высказывания святых отцов о пентархии в ту историческую эпоху, когда в Церкви только пять Патриархатов и существовало. Между этими высказываниями и современной теорией — пропасть.
(9) Disputatio cum Pyrrho, PG 91, 352.
(10) PG 90, 132.
(11) Лосский В. Н. По образу и подобию. М., 1995, с 62.
(12) PG99, 1417.
(13) PG99, 1280−1281.
(14) PG99, 1397.
