 |
| Русь Православная | аноним | 08.08.2011 |
Запутался я на днях во «всемирной паутине» и наткнулся на примечательный документ — думаю, вам он тоже будет интересен. Это замечательный образчик того, как фабрикуются «дела», преступления и прочие обвинительные бумаги.
Оказывается, в колонии особого режима в Борисовой Гриве, где отбывает наказание Константин Юрьевич Душенов, уже давно выяснили, кто в действительности его избил. Какие там тайфуновцы?! Это он сам себя изувечил, чтобы проявить свою экстремистскую сущность! А до этого весь год в колониях только тем и занимался, что разжигал ненависть ко всем, кто его окружает, среди тех, кто его окружает. До того доразжигался, что уфисновцы никак не могли найти пострадавших от его разжигания. Попрятались все, наверное. Тогда решили, что довольно и того, что они вскрыли-таки у Душенова склонность к разжиганию. За эту склонность и поставили его на особый учет.
Любопытно: а начальников за патологическую склонность к вранью на какой-нибудь особый учет не ставят? В следственных органах, например?
Куда только смотрели начальнички? Они же все ведают, все блюдут — благо, агентов хватает! Как услышали, что Душенов неправильно поздоровался, так чуть не задохнулись от негодования: вот экстремист так экстремист, запереть его, такого-рассякого, на двадцать суток! Вообще на их месте я давно бы поставил Душенова на спецучет за явно выраженную склонность к неправильным приветствиям! Даже на два спецучета! И как только они терпели целый год его разжигания? Давно бы сгноили экстремиста в своих сырых подвалах, и дело с концом!
Кстати, насчет того подвала-ШИЗО авторы обнаруженного документа малость промахнулись. Не так все было! Я точно знаю: Душенов сначала испугался, что разожженные ненавистью зэки будут его бить, и попросил начальников спрятать его в ШИЗО от не виданных им еще ненавистников, а уже потом попал наконец в колонию-поселение «Металлострой» и принялся разжигать. Но и там пострадавшие от душеновского разжигания как в воду канули!
Что тут было делать уфисновцам? Надо было поискать пострадавших в ином месте. Может, в Борисовой Гриве обретутся? Да и режим там подходящий — особый. Не то что какая-то колония-поселение. К чему там считаться с какими-то решениями судов? Суды уфсиновцам не указ!
И ведь все верно рассчитали. Только Душенов ступил ногой в Борисову Гриву — и сходу ну разжигать, ну экстремистничать! Только, как назло, зэки морально стойкие оказались — кремень! Прямо так вот в глаза и заявляют: «Я, Душенов, разжигаться не желаю. Я не за это сижу. И на твои провокации не поддамся».
Обиделся Душенов. Подумал-подумал и решил заявить, что его избили тайфуновские надсмотрщики, когда рабом решили сделать, они ведь тоже никак не хотели разжигаться. Надсмотрщики пуще обиделись. Главный надзиратель Волков, кротчайшей души человек, который и мухи не обидел, от расстройства чуть слезу не уронил. «Мы, — говорит, — его и пальцем не тронули, это все его экстремистская сущность проявляется! Вот мы и рапорт вашему рабовладельцу Корепину составили, что Душенов отказывается быть рабом, а потому он сущий экстремист».
А Корепин вдруг что-то расчувствовался, разжалобился, едва-едва не поддался на экстремистскую провокацию: взял да и припрятал рапорт. И так далеко припрятал, что даже забыл наказать Душенова за отказ от рабского труда. Повелел другому надсмотрщику написать, что наказал, а сам забыл. Во Всеволожском суде говорят: покажите, как вы наказывали экстремиста, — а бумаги-то о наказании и нет! Вот досада…
Правда, дав слабину, начальник в тот же день взял себя в руки и со всем пылом возобновил провозглашенную высшей властью борьбу с экстремизмом на вверенном ему участке. Не обнаружив разжигателя на утренней поверке, когда тот, проявляя свою экстремисткую сущность, притворялся, что от боли не может подняться с постели, Корепин пришел в положенное негодование и запретил экстремисту десять дней покидать казарму. Но то ли начальник в тот день склерозом мучился, то ли был потрясен до потери мозгов вопиющей экстремистской выходкой, но опять запамятовал, какое же наказание он придумал разжигателю. Так что Душенов, по-прежнему по-экстремистски притворяясь, что сильно избит, все десять дней наказания беспрепятственно передвигался по колонии и даже регулярно встречался с приехавшими к нему на свидание родственниками и друзьями. И среди всех разжигал, разжигал, разжигал! То врача требовал, то прокурора, то адвоката…
Так ведь и визитеры, как назло, упрямые попались. Тоже никак не разжигались. Даже парочки зэков не избили на почве ненависти! Разве что готовы были подтвердить, что Душенов избитый, да только прокурор их и видеть не желал, чтобы невзначай не заразиться разжигательством.
Да и врач в колонии, как на грех, непонятливый оказался. Нет бы черным по белому увековечить в медицинской карточке, что тело у Душенова чистое, аки у младенца, и тогда всему миру была бы явлена его экстремистская сущность! Ан нет — все пишущие предметы растерял гиппократовец, прямо-таки пособничал разжигателю и молчал, как партизан, скрывая от начальства тайны экстремистского тела! Так ни строчки и не написал…
Совсем осерчал экстремист. Ну, думает, погодите, я вам теперь террористический акт в колонии устрою — возьму да и побью себя сам!
И ведь хитрый лис! Прежде чем измочалить себя, взял да и дал-таки показания прокурору о том, что уже избит. Опередил события! Прокурор от потрясения даже какие-то бумаги по этому поводу оформил. Корепин лично следил за шариковой ручкой прокурора, одобрял, советовал, как покрасивее написать… Всю ночь они с экстремистом промаялись. Говорят: «Спать хотим, уж мочи нету, отпусти души на покаяние! Девять часов подряд слушаем твои разжигательные речи, скоро уж солнце взойдет!» — а экстремист совсем распоясался, ни в какую не отпускает. «Нет, — твердит, — я и сам не ел, не спал, я прокурора две недели дожидался, чтобы тот вскрыл наконец мою экстремистскую сущность, так что сидите теперь и слушайте все мои ложные показания! Может, тоже разожжетесь…»
Но, конечно же, не на тех напал! Всю ночь оборонялись от разжигателя начальник с прокурором, но выдюжили и так и не поддались на экстремистскую провокацию!
Тогда экстремист просто-таки озверел: выполз по-пластунски тайком из казармы, отыскал укромное местечко, где видеокамеры наблюдать не смогут, и ну давай себя истязать! И по почкам, и по печени, и в стопу, и в бедро! Да еще так умудрился себя отлупасить, что выступившие красные пятна мгновенно посинели, а потом прямо на глазах стали приобретать желто-бурый оттенок — и впрямь как будто давненько появились! Даже врач во Всеволожской больнице поверил. Осмотрел самоизбиенного и говорит: «Батенька, где же вы все это время были?» А надзиратель, который его привез, сурово этак отрапортовал: «Где же быть экстремисту? Конечно же, в тюрьме!» Врач, видимо, был столь потрясен встречей с живым экстремистом, что от ужаса решил не сообщать о его экстремистских следах на теле ни в Борисову Гриву, ни в полицию…
Ну, а начальнику-то что оставалось делать? Как без телефонограммы синякастого в больницу отправлять? Этак, пожалуй, в соучастники к экстремисту попадешь! Думал-думал и сообразил: пиши, говорит, разжигатель, что у тебя что-нибудь другое болит. Вот ты там что-то про шею бубнил! Пиши про шею. А то завтра самый главный начальник приедет, да еще с правозащитником, так ты еще вздумаешь и среди них экстремистские речи толкать! А ну как не выдюжат и тоже в экстремисты подадутся?
Душенов написал, и отправили экстремиста в больницу с остеохондрозом. Впрочем, об этом этапе разжигательной деятельности Душенова уже в другом документе написано. Так что жду с нетерпением полного раскрытия его экстремистской сущности!
Только имени своего я вам все равно не скажу. А то, не к ночи будь помянуто, окажусь в какой-нибудь Корепиной Гриве, а у меня всяких склонностей хватает…
Антиэкстремист
