Гроза после бури

Политические репрессии в Крыму в послевоенный период 1945—1953 гг..

«Господи, Господи! Под снарядами и под бомбами я просил
Тебя сохранить мне жизнь. А теперь прошу Тебя — пошли мне
смерть…»
А.И.Солженицын, Архипелаг ГУЛАГ

Вторая половина 1940-х — начало 1950-х гг. ХХ в. в истории Крыма представлены как время послевоенного восстановления. Вместе с тем эту пору характеризуют не только трудовые свершения. Ещё не зарубцевались страшные раны, нанесённые полуострову кровопролитной войной, бесчеловечной депортацией крымских татар, болгар, греков, армян (немцы были депортированы еще в 1941 году), а над его оставшимся населением нависла тень новой угрозы. Как и в случае с депортацией, на этот раз опасность исходила не от иноземных захватчиков, а от собственной власти.

Вражеские пособники

Подобно другим оккупированным территориям, сразу же после освобождения Крым стал объектом пристального внимания со стороны карательных органов.

Только до 5 июля 1944 г. в результате произведенной зачистки территории полуострова от «антисоветского элемента» было арестовано 7883 человека [1]. Поиск и выявление «германских пособников» продолжились и в последующие месяцы. Основаниями для арестов при этом служили оперативные материалы спецслужб и заявления жителей. Особенностью репрессий этого времени было то, что среди осужденных было немало лиц, действительно совершивших преступления против человечества, участников карательных экспедиций. Общественное мнение рассматривало привлечение таких лиц к ответственности как справедливую кару.

Однако возмездие обрушилось не только на преступников. Аресту и тюремному заключению подверглись и те, кто просто был вынужден работать на оккупантов, чтобы прокормиться самим и прокормить свои семьи. Так, арестованный в Саках 4 марта 1945 г. Василий Ковалев был осужден к 10 годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) с конфискацией имущества за то, что в период оккупации работал директором мельницы [2]. 19 апреля 1945 г. в Бахчисарайском районе арестовали крестьянку Тину Каратунову-Булаеву, работавшую при немцах приемщицей молока. Приговор — 8 лет лагерей [3]. Арестованный 27 июля 1945 г. уроженец Симферополя Александр Евтеев, во время оккупации бывший начальником ремстройконторы при городской управе, был осуждён к 10 годам ИТЛ [4].

Жертвами репрессий стали сотрудники музеев, оставшиеся на оккупированной территории, чтобы сохранить коллекции, которые не успели эвакуировать, и не дать их вывезти в Германию. Как коллаборационисты были осуждены сотрудник Херсонесского музея Александр Тахтай и сотрудник Симферопольского музея Александр Полканов.

Суровым преследованиям подверглись работники оккупационных газет, радиовещания, авторы публикаций. Характерным примером служит трагическая судьба вдовы писателя Александра Грина — Нины Николаевны Грин. Она была признана виновной и получила 10 лет лагерей за то, что, оставшись на временно оккупированной нацистами территории, работала редактором газеты «Официальный бюллетень Старо-Крымского района» и с 29 января по 15 октября 1942 г. заведовала районной типографией.

Не менее горькая участь постигла жительницу Алупки, Нину Лебяжьеву. Делопроизводитель санэпидемстанции, 7 марта 1945 г. она была осуждена к 7 годам ИТЛ за то, что при немцах она посещала курсы для учителей и написала антисоветскую статью для школьного учебника. Умерла в лагере [5].

Четыре симферопольских художника были осуждены на 10 лет лишения свободы — каждый за то, что в оккупацию сотрудничал с германским отделом пропаганды и по его заказу изготовлял антисоветские плакаты. Утверждения подсудимых о том, что они делали это по принуждению, суд во внимание не принял [6].

Из лагеря в лагерь

Позорной страницей послевоенной истории является судьба миллионов советских военнопленных. Для многих из них победа над гитлеровской Германией означала не радость освобождения из нацистской неволи, а изнуряющую фильтрацию и отправку в новые — советские лагеря. В мае 1945 г. по личной директиве Сталина, направленной руководителям органов госбезопасности, СМЕРШ, командующим фронтами, Военным Советам предписывалось сформировать в тыловых районах лагеря для размещения и содержания бывших военнопленных и репатриируемых на 10 тыс. человек каждый. Развернули 100 таких лагерей, способных принять 1 млн. человек. Практически все освобожденные пленные, вне зависимости о того, имелись ли на них компрометирующие данные (таковыми считались сведения о недостойном поведении в плену: выполнение любых управленческих функций; сотрудничество с германскими спецслужбами; служба на вспомогательных должностях в вооруженных формированиях Третьего рейха) или нет, сводились в батальоны и в порядке наказания направлялись для постоянной работы на предприятия угольной и лесной промышленности, находящиеся в отдаленных районах.

Даже те, кто бежал из плена или показал образец стойкости и мужества, никак не выделялись и не поощрялись.

Не прошедшие фильтрацию отправлялись в лагеря ГУЛАГа, другие возвращались домой, где им устанавливались ограничения в области трудоустройства, общественной деятельности, при поступлении на учебу и при перемене места жительства. Это же касалось членов их семей.

В процессе фильтрации бывших военнопленных пропускали через изощренную систему допросов и издевательств. Переживших ужасы нацистских лагерей смерти чекисты донимали настойчивыми вопросами: «почему попал в плен?», «почему не застрелился?», «почему не бежал?»

Если даже Героя Советского Союза разведчицу Марию Карповну Байду после возвращения из плена «бдительные» сотрудники карательных органов этими вопросами довели до того, что она во время десятого по счету допроса не выдержала и запустила в следователя увесистой пепельницей [7], то что же говорить о тех, кто оказался не таким стойким? Одним из этих несчастных был командир 701 береговой батареи 4 отдельного артиллерийского дивизиона береговой обороны главной базы ЧФ капитан Алексей Павлович Матюхин. Подобно тысячам других защитников Севастополя, оставленных собственным командованием, в июле 1942 г. Матюхин оказался в германском плену, где находился до самого окончания войны. В июне 1945 г. он покончил с собой в советском фильтрационном лагере в Баутзене, куда был помещён вместе с остальными военнопленными после разгрома нацистов. Причина, заставившая капитана решиться на столь страшный поступок, названа выше.

Несладко пришлось и более чем 3 млн. остарбайтеров, или восточных рабочих, — репатриантов из числа гражданских лиц, угнанных гитлеровцами с оккупированных территорий в Германию. Во время войны их нещадно эксплуатировали на промышленных и сельскохозяйственных предприятиях рейха, а после освобождения им предстояло пройти через сито допросов в проверочно-фильтрационных лагерях. На каждого «остовца» заводилось дело. Показания фиксировались, тщательно проверялись и сопоставлялись. И хотя для большинства репатриантов эта унизительная процедура заканчивалась выдачей справки, разрешавшей беспрепятственное возвращение домой, над ними постоянно висела угроза ареста. Такое отношение советского государства к собственным гражданам было обусловлено тем, что репатрианты годами находились вне сферы воздействия сталинской пропагандистской машины. Несмотря на собственное тяжелое положение, угнанные в Германию люди получили возможность сопоставить свой довоенный жизненный уровень с уровнем жизни в Европе, и это сравнение было не в пользу советской системы. Рассказ о реалиях заграничной жизни мог заметно поколебать веру в правильность советской политики.

Поэтому уже в конце 1940-х гг. как бывшие «остовцы», так и бывшие военнопленные снова подверглись преследованиям: за прежние «прегрешения» многих из них сослали на поселение или отправили в лагеря.

Обманутые надежды

Одержанная победа над страшным и опасным врагом всколыхнула в народе надежду на скорые перемены. Пережившие лихолетье войны, перенёсшие в эти годы неимоверные трудности и лишения, защитившие мир от гитлеризма, люди считали, что заслужили для себя и своих детей право на достойную жизнь.

Вовсе не идеализируя Запад, они полагали, что внутренняя политика партии должна стать более демократичной, гуманной. Крестьяне надеялись если не на роспуск колхозов, то уж, по крайней мере, на серьезное улучшение жизни в селе. Этим надеждам не суждено было сбыться. Более того, подобные настроения представляли опасность для власти, требовавшей от граждан безоговорочного и полного подчинения. Развернутые репрессии были призваны пресечь эти ожидания, реанимировать довоенную атмосферу тотального страха.

Как и в 1930-е гг., поводом для ареста становились любые критические высказывания о жизни в Советском Союзе.

Так, 4 октября 1947 г. за критику колхозного строя в Симферополе арестовали Надежду Стаховскую, экономиста планового отдела управления Промкооперации. Приговор — 10 лет лагерей [8]. Точно такой же срок 12 августа 1950 г. получил токарь Симферопольского приборостроительного завода, фронтовик, капитан, орденоносец, Павел Сергеев — за то, что нелестно отзывался о советской действительности и руководителях партии и правительства, а также восхвалял жизнь в США [9]. Сапожника артели «Ремобувь» Александра Булыгина за аналогичные суждения военный трибунал войск МВД Крыма 16 августа 1952 г. приговорил к 25 годам ИТЛ с конфискацией имущества [10]. Реабилитировали всех троих лишь в 1993 г.

Крымскую область не обошли стороной и другие волны репрессий, поднявшиеся в результате крупных общегосударственных дел, в частности, «Ленинградского дела», 1949−1952 гг., когда, по указанию Сталина, органами госбезопасности была «вскрыта» «антипартийная группа», во главе которой якобы стояли такие высокопоставленные партийные функционеры, как председатель Совета Министров РСФСР Михаил Родионов, секретарь ЦК ВКП (б) Алексей Кузнецов, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Пётр Попков и др. Им инкриминировалось то, что, «объединившись в 1938 г. в антисоветскую группу», они «проводили подрывную деятельность в партии», «пытались возбуждать недовольство среди коммунистов Ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП (б)… подрывали единство партии, вынашивали и высказывали изменнические замыслы о желаемых ими изменениях в составе Советского правительства… своими преступными действиями наносили ущерб экономическим интересам Советского государства» [11].

В августе 1949 г. был арестован первый секретарь Крымского обкома ВКП (б) Николай Соловьев, работавший во время войны в Ленинграде под руководством А.Кузнецова. Вслед за Соловьевым арестовали других руководящих членов Крымской областной партийной организации — П. Чурсина, М. Петровского, Н. Хованова, В.Никонорова. Расправа над ними даже по послевоенным меркам была чрезвычайно суровой. После закрытого судебного процесса в Москве Н. Соловьев, П. Чурсин, М. Петровский были расстреляны, остальные получили длительные (20 лет) лагерные и тюремные сроки. Арестованы были жёны и дети репрессированных: членов семьи Н. Соловьева осудили на 10 лет ИТЛ, семьи М. Петровского, П. Чурсина, Н. Хованова отправили на поселение в Казахстан [12].

Таким образом, первое послевоенное десятилетие в истории Крыма (как и в истории всей страны) ознаменовало собой крушение надежд на лучшую жизнь: они растворились во мраке густой идеологической лжи, в тяжком, голодном и нищем быте, сменились возродившимся страхом и беспомощностью перед системой. Хотя по масштабам репрессии послевоенного времени и уступали размаху «Большого террора» 1937 — 1938 гг., они затронули широкие слои населения, представителей разных общественных групп. Это, в свою очередь, служит наглядным примером того, что массовые политические преследования оставались неизменным атрибутом сталинской системы управления — и до, и во время, и после войны. И только после смерти диктатора в марте 1953 г. в казавшемся непробиваемым панцире советской репрессивной системы стали появляться первые, пока еще малозаметные трещины…

1. Депортация народов Крыма/Предисловие, составление, заключение, комментарии: Н.Ф. Бугай — М.: «Инсан», 2002. — с.93
2. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга третья. — Симферополь: АнтиквА, 2007. — с.173
3. Указ. соч. — с.113
4. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга вторая. — Симферополь: АнтиквА, 2006. — с.286
5. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга третья. — с.323
6. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга вторая. — с.23
7. Поляков В.Е. Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно» — М.: Яуза: Эксмо, 2009. — с. 147−148
8. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга пятая. — Симферополь: АнтиквА, 2008. — с.245
9. Указ. соч. — с.176
10. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая. — Симферополь: ИПЦ «Магистр», 2004. — с. 307−308
11. История политических репрессий и сопротивление несвободе в СССР. — М.: Издательство объединение «Мосгосархив», 2002. — с.166
12. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга вторая. — с.32