 |
| Слово | Андрей Ранчин | 05.07.2011 |
Текст так называемой Первоначальной редакции 
Жития святого благоверного князя Александра Невского содержит фрагмент, в котором рассказывается о намерении короля католического Севера (Швеции) пленить землю Александрову и о восприятии известия об этом намерении русским правителем: «Се же слышавъ король части Римьскыя от Полунощныя страны таковое мужество князя Александра и помысли в собе: „Поиду и пленю землю Александрову“. И събра силу велику, и наполни корабля многы полковъ своих, подвижеся в силе тяжце, пыхая духомъ ратным. И прииде в Неву, шатаяся безумиемь, и посла слы своя, загордевся, в Новъгородъ къ князю Александру, глаголя: „Аще можеши противитися мне, то се есмь уже зде, пленяя землю твою“.Услышав о такой доблести князя Александра, король страны Римской из Полуночной земли подумал про себя: „Пойду и завоюю землю Александрову“. И собрал силу великую, и наполнил многие корабли полками своими, двинулся с огромной силой, пыхая духом ратным. И пришел в Неву, опьяненный безумием, и отправил послов своих, возгордившись, в Новгород к князю Александру, говоря: „Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою“.
Александръ же, слышав словеса сии, разгореся сердцемъ, и вниде в церковъ святыя Софиа, и, пад на колену пред олътаремъ, нача молитися съ слезами: „Боже хвалный, праведный, Боже великый, крепкый, Боже превечный, основавый небо и землю и положивы пределы языком, повеле жити не преступающе в чюжую часть“. Въсприимъ же пророческую песнь, рече: „Суди, Господи, обидящим мя и возбрани борющимся со мною, приими оружие и щитъ, стани в помощь мне“» (Библиотека литературы Древней Руси СПб., 2000. Т. 5. XIII век. С. 360).
Поведение и помышления Александра предстают исполненными справедливости: он осуждает намерение неприятеля вторгнуться на Русь как в чужую для шведов землю, как готовность начать несправедливую войну, противоречащую установленным самим Господрм границами между государствами и народами. По замечанию немецкого исследователя Ф.Б. Шенка, «деяния Александра оказываются героическими, поскольку он смог отразить переход через границу чуждых сил, в телеологическом смысле воспринимаемый как несправедливость, и поэтому вел bellum iustum, справедливую войну. Это выражалось <….> в молитвах Александра в храме Святой Софии перед Невской битвой <…>. Перед битвой со шведами Александр просил Всевышнего о заступничестве, поскольку тот отвел народам границы и „повеле житии, не вступая в чужую часть“. Переход границы врагом представлялся нарушением, божественного порядка. <…> Победы Александра, таким образом, оказывались триумфом смирения над гордыней и могли быть оправданы теологически» (Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: Святой, правитель, национальный герой (1263—2000) / Авториз. пер. с нем. Е. Земсковой и М. Лавринович. М., 2007. С. 61, курсив оригинала).
Действительно, в Житии святой князь — защитник веры и земли осмысляет границы между странами как богоустановленные, так же, как «природное» разделение между небом и землей- сушей, проведенное Господом в дни творения.
Богоустановленность границ между странами не является сугубо личной, индивидуальной мыслью агиографа и/или изображенного им святого. Как на источник этого представления указывалось на стих Книги Бытия: «Егда разделяше Вышний языки, яко разсея сыны Адамовы, постави пределы языковъ по числу аггелъ Божиихъ» (Второзак. 32: 8). (Это указание принадлежит Ю.К. Бегунову; см., например: Бегунов Ю. Александр Невский: Жизнь и деяния святого и благоверного князя. М., 2003. С. 193.) Не оспаривая справедливости этой параллели, замечу, что мотив установления границ и запрета на вхождение/вторжение в чужую землю трижды представлен в таком почти несомненно известном агиографу памятнике, как Повесть временных лет. Первый раз об этом говорится в так называемом космографическом введении — в рассказе о разделении земли между сыновьями Ноя Симом, Хамом и Иафетом: «Симъ же, и Хамъ и Афетъ, разделивше землю, и жребии метавше, не переступати никомуже въ жребий братень, и живяху кождо въ своей части» (Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 1. XI — начало XII века. С. 64. Текст по Ипатьевскому списку, курсивом в издании выделены исправления, внесенные по другим спискам). Так как летописец трактует трех братьев как прародителей всех народов, разделение ими земли мыслится как событие архетипическое, как образец и модель.
Второй раз этот же мотив встречается в завещании Ярослава Мудрого сыновьям, в погодной записи под 6562 (1054) г.: «В лето 6562. Преставися великый князь рускый Ярославь. И еще живу сущю ему, наряди сыны своя, рекы имъ: „Се азъ отхожю света сего, а вы, сынове мои, имейте межи собою любовь, понеже вы есте братья одиного отца и единой матере. Да аще будете в любви межи собою, и Богъ будеть в васъ и покорить вы противныя подь вы. И будете мирно живуще. Аще ли будете ненавистьно живуще, вь распряхъ, которающеся, то и сами погибнете, и землю отець своихъ и дедъ погубите, иже налезоша трудомъ великомъ; но послушайте братъ брата, пребывайте мирно. Се же поручаю в себе место столъ свой старейшому сынови своему, брату вашему Изяславу — Кыевъ, сего послушайте, якоже послушасте мене, да ть вы будеть вь мене место. А Святославу — Черниговъ, а Всеволоду — Переяславль, а Вячеславу — Смолнескь“. И тако раздели городы, заповедавъ имъ не преступати предела братня, ни сгонити, рекь Изяславу: „Аще кто хощеть обидити своего брата, то ты помогай, егоже обидять“. И тако наряди сыны своя пребывати в любви. Самому же болну сущю и пришедшю ему к Вышегороду, разболеся велми. Изяславу тогда в Турове князящю, а Святославу вь Володимере, а Всеволодъ тогда у отца, бе бо любимъ отцемь паче всея братья, егоже имяше у себе» (Там же. С. 202).
В третий раз этот же мотив встречается в погодной статье 6581 (1073) г.: «В лето 6581. Вьздвиже дьяволъ котору вь братьи сей Ярославличихъ. И бывши распре межи ими, быста сь себе Святославъ со Всеволодомъ на Изяслава. И изииде Изяславъ ись Кыева. Святослав же и Всеволодъ внидоста в Кыевъ месяца марта вь 22 и седоста на столе на Берестовомъ, преступивша заповедь отню. Святослав же бе начало выгнанию братню, желая болшая власти, Всеволода бо прельсти и глаголя, яко „Изяславь сватается сь Всеславомъ, мысля на наю; да аще его не вариве, имать насъ прогнати“. И тако взостри Всеволода на Изяслава. Изяслав же иде в Ляхы со имениемь многимъ и сь женою, уповая богатьствомъ многымь, глаголя, яко „Симь налезу воя“. Еже взяша у него ляхове, показаша ему путь от себе. А Святославъ седе в Кыеве, прогнавъ брата своего, преступивъ заповедь отьню, паче же и Божию. Великъ бо есть греъ преступати заповедь отца своего: ибо исперва преступиша сынове Хамове на землю Сифову, по 400 лет отмьщение прияша от Бога; от племени бо Сифова суть евреи, иже избиша хананейско племя, вьсприяша свой жребий и свою землю. И пакы преступи заповедь Исавъ отца своего и прия убийство; не добро есть преступати придела чюжаго» (Там же. С. 220, 222) В год 6581 (1073). Возбудил дьявол распрю в братии этой — в Ярославичах. И были в той распре Святослав со Всеволодом заодно против Изяслава. Покинул Изяслав Киев, Святослав же и Всеволод вошли в Киев месяца марта 22-го и сели на столе в Берестовом, преступив отцовское завещание. Святослав же был виновником изгнания брата, так как стремился к еще большей власти; Всеволода же он прельстил, говоря, что «Изяслав сговорился со Всеславом, замышляя против нас; и если его не опередим, то нас прогонит». И так восстановил Всеволода против Изяслава. Изяслав же ушел в Польшу со многими ценностями и с женой, рассчитывая на богатство, говоря, что «этим найду воинов». Все это поляки отняли у него и выгнали его. А Святослав сел в Киеве, прогнав брата своего, преступив заповедь отца, а больше всего Божью. Велик ведь грех — преступать заповедь отца своего: ибо в древности покусились сыновья Хамовы на землю Сифову, а через четыреста лет отмщение приняли от Бога; от племени ведь Сифова пошли евреи, которые, избив хананейское племя, вернули себе свою часть и свою землю. Затем преступил Исав заповедь отца своего и был убит, не к добру ведь вступать в предел чужой!".
Как установил С. Франклин, сюжет о разделении земли между сыновьями Ноя с запретом вступать в чужие владения восходит не к Книге Бытия, а к одному из двух текстов: либо к 27-му вопросу и ответу Анастасия Синаита (содержащемуся, в частности, в Изборнике 1073 года), либо к источнику компилятивного хронографа — Летописца Еллинского и Римского (Franklin S. Some Apocryphal Sources of Kievan Russian Historiography // Oxford Slavonic Papers. 1982. Vol. 15. P. 5−10. Непосредственным источником, как доказывает Франклин, должен был послужить Изборник 1073 г. или его источник. Ряд дополнительных соображений о механизме включения этого сюжета в текст Повести временных лет см. в работе: Timberlake A. «Не преступати предела братняя»: The Entries of 1054 and 1073 in the Kiev Chronicle // Вереница литер: К 60-летию В.М. Живова. М., 2006. C. 102−111). Соответствующие тексты — в Изборнике Святослава 1073 г. («Клятву имъ повелевъ дати отьць, якоже никому же не поступати на братьнь жребии. Прlступаюштемоу же клятьвеное же заповедание погубити в клятве рекоша вьсе семя въступаюштааго на земьлю брата своего» (Симеонов сборник (по Светославовия препис от 1073 г.): В 3 т. София, 1991. Т. 1. Изследвания и текст. С. 472) и в Летописце Еллинском и Римском («Сим убо языком сице от треи сыновъ бывшимъ и натрое миру трем сыномъ разделену <.> клятву имъ повел дати отець, яко никомуже поступити на братень жребии. Преступающему же клятвенное заповедание погубити, рекша въступающаго на землю брата своего, насилие творящее брату своему». — Летописец Еллинский и Римский / под ред. О.В. Творогова. СПб., 1999. Т. 1. Текст. С. 7).
Фрагмент Жития Александра Невского в одном отношении обнаруживает большее сходство со стихом из Второзакония, чем с записями Повести временных лет и их источниками: Житие, как и ветхозаветный текст, сообщает прямо о богоустановленности «пределов» между странами. Житие отличает от летописных сообщений и от текстов Изборника 1073 года и Летописца Еллинского и Римского отсутствие мотива разделения земли между братьями: Александр, очевидно, не мыслит шведского короля ни своим сородичем, ни — как «латинянина» — братом во Христе. Тем не менее и между Житием и этими сочинениями обнаруживается существенное сходство: во всех них в отличие от стиха из Второзакония, содержится именно запрет на вторжение в чужие пределы.
Таким образом, Александр Невский, следуя древнему завету, повторенному его предком Ярославом Мудрым, предстает в Житии хранителем исстари заповеданной традиции.
Интересно, что в истории бытования Жития молитва Александра с упоминанием о богоустановленности границ между странами могла терять свой изначальный смысл, — очевидно, это происходило из-за потери семантической связи с ее прообразами. Так, в одной из редакций Жития, созданной, согласно Ю.К. Бегунову, в третьей четверти XVI в., этот фрагмент пробрел следующий вид: «И то слышав князь Александр, идее в церковь святыа Софеи и паде на колену пред олтарем Господним, и нача молится Богу с слезами и рече: „Боже хвалный и предивъный, Боже вечный, Боже благый, создавый морей пределы, и повеле житии не престаа“» (Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. М.; Л., 1961. Т. 17. С. 354. По характеристике В.И. Охотниковой, это «светская обработка» Первоначальной редакции. Для нее характерны «сокращения и поновления слога» (Охотникова В.И. Повесть о житии Александра Невского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1987. Вып. I (XI — первая половина XIV в.) / Отв. ред. Д.С. Лихачев. С. 361). Это фрагмент, несомненно, был испорчен в результате неумелого сокращения (ср. выпадение фрагмента между «житии» и «не престаа» и изъятие концовки молитвы после «не престаа», исконно: «не преступающе»). После такой редакторской правки фрагмент приобрел неожиданный смысл, как бы говоря об условиях вечной жизни/вечного мира, завещанных Богом и природе — морям и их «пределам», и людям.
