Жертва вечерняя

Подвиг царя Николая II по произведениям С. С. Бехтеева

Отношение к трагической судьбе последнего русского самодержца Государя Императора Николая II у моих современников не только неоднозначное (что вполне естественно, учитывая фактор субъективности), но и принципиально различное, причем, в такой степени, что кажется, как будто бы речь идёт о совершенно разных личностях. Несмотря на то, что Царь Николай II прославлен Священным Синодом РПЦ МП в августе 2000 г в Лике святого Страстотерпца, дерзкие выпады в Его адрес допускаются даже в православной прессе, что же говорить о светской — российской и зарубежной.

Одни упрекают Государя в безволии, нерешительности, другие не могут простить отречения от Престола, третьи считают Его неискусным политиком и слабым государственником. Но судьи-то кто?
В данной статье я решил обратиться за помощью к творчеству русского поэта Сергея Бехтеева, которого за точные политические оценки и поразительные пророческие прозрения нередко называют поэтом-пророком. Обоснованность выбора именно этого поэта объясняется, прежде всего, обилием предметного материала — стихов Бехтеева, посвященных св. Царю-страстотерпцу и Его Августейшей Семье (также прославленной в Лике Святых страстотерпцев).

Первым, из известных нам бехтеевских произведений, посвященных Царю Николаю II, является стихотворение с одноименным названием «Николай II», написанное, по свидетельству самого поэта, «на третий день „бескровной“ русской революции. Вот начало стиха:

В те дни, когда мы все так низко пали,

Везде мне грезится священный Образ Твой.

Далее, Сергей Бехтеев, возможно, первым из соотечественников проводит поэтически смысловую параллель между подвигом Царя Царей — Господа нашего Иисуса Христа — и Царя Николая II. Точнее, подчеркивает христоподобность крестного пути последнего русского Царя:

Не так ли пал и Царь коварной Иудеи,

Мессия истины, народная мечта.

Далее идут слова, обличающие всенародную измену:

И что же! Где слова? Где громкие обеты?

Где клятвы верности, присущие войскам?

Где ваших прадедов священные заветы?

А Он, обманутый, Он твердо верил вам!

Грозные слова поэта-пророка устремлены в будущее:

Свобода лживая не даст покоя вам.

Зальёте вы страну кровавыми ручьями,

И пламя побежит по вашим городам.

Не будет мира вам в блудилище разврата,

Не будет клеветам и зависти конца:

Восстанет буйный брат на страждущего брата,

И меч поднимет сын на старого отца.

Какая потрясающая точность слова! И это на третий-то день февральской крамолы, когда в подавляющем большинстве ликовала вся Россия, празднуя свободу от Царского самодержавия! Ликовала тогда и Церковь, точнее, земное представительство её в России. Только во что обернулось вскоре это ликование — мы теперь хорошо знаем. Подлинную трагедию произошедшего понимали в то время лишь немногие, среди них — бывший лицеист и кавалергард поэт Сергей Бехтеев.

Следующие стихотворение поэта переносит нас в Тобольск, куда были переправлены в конце лета 1918 года Царственные узники: Государь Николай II вместе со своей Семьей и небольшой группой верноподданных, пожелавших разделить неволю и крестные муки со своим Царем. Осенью и зимой 1917 года через графиню Анастасию Васильевну Гендрикову поэту удается переслать Царской Семье несколько своих стихотворений („Молитва“, „Россия“, „Верноподданным“, „Святая ночь“, Боже, Царя сохрани».) Известно, что при чтении стихов Бехтеева Царь невольно прослезился и просил передать благодарность поэту. Что же за стихотворения прислал поэт Бехтеев Царственным Мученикам? Все они глубоки и возвышены, проникнуты скорбью, состраданием и любовью к плененным страдальцам. Удивительны некоторые пророческие строки этих стихов. Так, в стихотворении «Святая Ночь», написанном 24 декабря 1917 г. в орловской гостинице «Белград», поэт называет Царя святым страстотерпцем (это за 83 года до официального церковного прославления!):

«Спи, Страстотерпец Святой,

С кротким Семейством Своим.»

В другом стихотворении, «Молитва» (созданному в октябре 1917 года в Ельце и, пожалуй, наиболее известному в кругу читателей и любителей поэзии), поэт фактически открыто говорит о близкой гибели Царской Семьи:

И у преддверия могилы,

Вдохни в уста Твоих рабов

Нечеловеческие силы

Молиться кротко за врагов!

Понятно ведь, что преддверие могилы — это именно близость смерти. Иллюзий на иной исход у Царской Семьи, впрочем, и не было, — их земные дни были сочтены.

В своей поэзии, посвященной Царю Николаю II, Бехтеев неоднократно обращается к Евангельским сюжетам:

И зло свершилось! Им в угоду

Пилат оправдан и омыт,

И на посмешище народу

Царь оклеветан… и… убит!
(У Креста)
Поэт прямо называет деяния плененного Царя подвигом:

И мы внимали с болью сердца.

О крестном подвиге Царя.

(Евангелист, 1921)

И встают предо мной Его горькие муки,

Его крест, Его подвиг святой

(Венценосец, 1922)

В последнем стихотворении, с посвящением своей родной сестре — З.С.Толстой, поэт упоминает и о той любви, что повела Царя на столь великую жертву:

О, мой Царь, униженный злодеям в угоду,

Всеми преданный в годы войны,

Ты погиб за любовь к дорогому народу,

За величье и славу страны.

Нисколько не сомневается Бехтеев и в святости других представителей Царской Семьи:

Одни, с молитвами своими,

С великой правдой на челе,

Они ушли от нас святыми,

Как жили свято на земле

(Цареубийцы, 1921)

И далее, там же, опять-таки удивительный поэтический пророческий пассаж:

На месте том, где люди злые

Сжигали тех, Кто святы нам,

Поднимет главы золотые

Победоносный Божий Храм.

В конце осени 1925 года, в сербской эмиграции, Сергей Бехтеев написал стихотворение, имеющее большой мистический смысл. Речь идет о видении дивеевской старицы Ксении зимой 1917 года:

Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.

Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;

Бор вековой позабылся таинственным сном.

Жарко лампада пред образом Спаса горит;

Старица Ксенья во мглу, в беспредельность глядит.

Видит она — лучезарный, нездешний чертог;

В храмине стол установлен, стоит поперек:

Яства и чаши для званых рядами стоят —

Вместе с Исусом Двенадцать за брашной сидят,

И за столом, ближе всех одесную Его

Видит она Николая, Царя своего.

Кроток и светел Его торжествующий лик,

Будто Он счастье желанное сердцем постиг,

Будто открылись Его светозарным очам

Тайны, не зримые нашим греховным глазам.

Блещет в алмазах Его драгоценный венец;

С плеч ниспадает порфиры червленый багрец;

Светел, как солнце, державный, ликующий взор;

Ясен, безбрежен, как неба лазурный простор.

Падают слезы из стареньких слепеньких глаз:

«Батюшка Царь, помолись Ты, кормилец, за нас!» —

Шепчет старушка. И тихо разверзлись уста;

Слышится слово, заветное слово Христа:

«Дщерь, не печалься; Царя твоего возлюбя,

Первым поставлю Я в Царстве Святых у Себя!»

Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;

Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.

Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;

Бор вековой позабылся таинственным сном*.

Знаменательно, что видение было ещё до убийства Св. Царственных Страстотерпцев.

Сергею Бехтееву принадлежит и приоритет в обозначении ставшего ныне расхожим словосочетания «Царская Голгофа», вошедшего в обиход после православно-патриотических выступлений Жанны Бичевской, которая активно использует тексты Бехтеева в своём песенном репертуаре.

Подвиг Государя Императора Николая II, безусловно, имел христианский жертвенный характер и был совершен во имя любви к Богу, ближним и России, во имя всех нас, ныне живущих. Судя по явленному после отречения Государя образа Державной иконы Божией Матери, можно полагать, что жертва Царя была принята Богом:

В годину смут и трусости бесславной,

Измены, лжи, неверия и зла

Ты нам явила Образ Твой Державный,

Ты к нам пришла и кротко прорекла:

«Сама взяла я скипетр и державу,

Сама я их вручу опять Царю,

Дам царству русскому величие и славу,

Всех окормлю, утешу, примирю!..»