 |
| Милосердие.Ru | Анна Захарченко | 24.05.2011 |
Представители московской власти сообщили волонтерам храма Св. бессребреников Космы 
и Дамиана в Столешниковом переулке, что кормление бездомных нужно прекратить. В центре города должно быть чисто.
- Ну и чем мы мне будем помогать? — Спрашивает Кирилл.
- А в чем тебе помогать-то?
Кириллу 27 лет, последние несколько из которых он живет в Москве. Сейчас он уже спит на улице — тепло. Зимой приезжал переночевать в ночлежку в Марфино или устраивался на вокзале. Физически здоров, ростом под метр девяносто, блондин. Трезвый. Родился в Пензе, с трех лет воспитывался в детском доме. Говорит, что одна пензенская семья его усыновила, но и они умерли, как и родные родители. Вроде бы есть сестра, но информации о людях, которые ее воспитывали и о том, где она сейчас, Кириллу не дают. Как исполнилось 18 лет, государство дало ему дом в деревне, но там парень жить не хочет, село ему не нравится. Да и «этот дом проще уже снести и другой выстроить». В Пензе курил траву, за обворованный им дом отсидел 9 месяцев: «все, что у них взял — вернул до копейки!». Работал в салоне игровых автоматов, через полгода стал играть сам и спустил все, что у него было. Приехал в Москву, на стройке его «кинули», не заплатили за три недели работы. Больше надрываться не хочет, потому что побаливает спина. Теоретически, готов поехать обосноваться в любом понравившемся городе, в Москве выживать тяжело. В ближайших планах — поменять крышки от колы на пляжное полотенце. Пить вечером не собирается, поужинает на вокзале, а пообедал в Храме святых бессребреников Космы и Дамиана, где каждую среду и пятницу бездомных кормят горячей едой, снабжают лекарствами и одеждой.
Каждый раз за длинные столы со скамьями, установленные прямо в церкви, усаживается 300−500 человек. В начале второго женщины, мужчины, старые и совсем молодые, опрятные и давно не мывшиеся, стоят у входа в Храм и ждут, когда им разрешат войти. Тут же, в Столешниковом переулке, у машин курят клиенты соседнего банка. На разномастную толпу они смотрят с удивлением, спрашивая друг у друга, нет ли сегодня какого-то церковного праздника.
Магазины на Тверской демонстрируют новые коллекции, рекламные растяжки зовут на вечеринки, машины гудят, а прохожие разговаривают по мобильным, отплевываясь от тополиного пуха. На двух женщин неопределенного возраста с заплывшими лицами, синяками и расчесанными голыми ногами, устроившихся в ожидании обедов центре майского шумного города прямо на асфальте под деревом, некоторые смотрят брезгливо-недоуменно, как на пятно посреди вытащенной к торжеству белоснежной скатерти.
Для служителей же и добровольцев кормления бездомных — будничная работа, причем тяжелая, что физически, что морально. Контингент у них не самый простой в общении. Приходящие постоловаться люди по-разному воспринимают свое нынешнее положение, некоторые смиренно — «Я давно уже ничего не стыжусь и гордиться мне нечем». А кто-то и агрессивно: «Мы тебе и голову пробить можем тарелкой» — это уже в мой адрес. Сторонние наблюдатели здесь не нужны, здесь две стороны и между собой они соблюдают субординацию. Столы справа от входа предназначены для тех, кто прошел санобработку, у них на руках справка об отсутствии вшей и чесотки. Без этой бумажки — на левую сторону. Некоторым такое ущемление их прав не нравится. Волонтер Виктор встречает гостей на входе и говорит им, как рассаживаться.
- Мужчина! Мужчина, у вас справка есть?
- Конечно.
- Покажите мне, пожалуйста.
- Я ее охраннику отдал на входе.
- Да там нет охранника и не надо ее никому отдавать! Садитесь за другой стол.
Недовольный посетитель бурчит что-то под нос и пересаживается. На дверях Храма написано, что пришедшие с запахом алкоголя внутрь не попадут, но от некоторых все же попахивает. На это смотрят снисходительно: «Ну, главное, чтоб вел себя нормально. Тем более, некоторые с вечера пили».
В первую смену в зале собирается около двух сотен человек. Наконец-то все распределены: женщины за столами, что ближе к алтарю, мужчины за ними, все со справками — через проход. Отдельной группкой сидят опрятные пенсионерки, они, как мне шепнули по секрету, не бездомные и вроде бы без материальных проблем, просто нашли для такой способ социализации, наверное. Приходят, обедают, общаются. Мужчины, в основном, едят молча, только подзывают разносящих еду. Меню нехитрое, зато горячее. На первое — суп из пакетика, в который для сытности добавляют тушенку и картошку. Второе — картофельное пюре с сосисками. К нему не жалеют зелени, нарезали целые тазы укропа, лука и петрушки — все же это витамины, а после зимы их ой как не хватает. Десятка два горячих чайников заботливо прикрыты чехлами, чтобы не остывали. К ним на сладкое подадут маленькие куличи. Все продукты покупаются на деньги храма, прихожан и спонсоров. Последние часто присылают в храм свою продукцию. Например, сегодня каждый желающий получил по три пакета чипсов и большой бутылке холодного чайного напитка.
Владимир сидит, отвернувшись от всех, прихлебывает чай. Рассказал, что приехал из Магадана.
- На заработки?
- Да я даже не знаю, зачем. Ничего не зарабатываю.
Он говорит, что не может уехать из Москвы с 2007 или 2008 года. За все это время не смог собрать 13 тысяч рублей на билет домой, там старенькая мать. Пьет, конечно, но в последнее время держится. Снимает койко-место за 4500. Раньше вроде был военным. Вообще, как говорят волонтеры, которые уже давно помогают на кормлениях, история у всех завсегдатаев похожа. Москвичей среди них немного, а вот из отдаленных регионов — полно. Все говорят, что уехали бы хоть сегодня, но на деле редко кто уезжает — в столице проще прокормиться. Если человек действительно попал в сложную ситуацию и не может купить билет, едва ли не в любой благотворительной организации ему помогут, есть такая практика. Покупают именно билет, сажают в поезд, билет отдают проводнику. Бродяжничество — это тоже болезнь, и некоторые сами выбирают для себя такое существование: в грязи, болезнях, опасности. Бездомные есть во всем мире, даже в самых благополучных и сытых странах, взять, к примеру, тех же парижских клошаров. И если они не хотят, или психологически не могут работать, это не значит, что они не хотят есть, не страдают и им не холодно.
- Надеюсь, я не попал в кадр? — Интересуется седовласый высокий мужчина. — Дело в том, что я человек очень известный, пока был жив Алексий II, он лично приглашал меня на богослужения.
Добровольцы в душу не лезут, пригревают всех, кто просит. Но теми, кто попал на улицу и смог вырваться с нее, очень гордятся. Один из бывших бездомных сейчас живет и работает во Франции. Другой — кинематографист, пригласил теперь волонтеров на фестиваль, в котором принимал участие. Ради таких историй и работают прихожане и просто милосердные люди со стороны. Для кого-то тарелка горячего супа, душевная беседа с тем, кто тебя не осуждает и тобой не брезгует, молитва становятся тем толчком, что помогает вернуться к нормальной жизни. А оказаться среди тех, кого государство называет людьми без определенного места жительства, не так и сложно, не зря есть поговорка «от сумы да от тюрьмы не зарекайся». Могла ли представить бывшая жена бизнесмена, что будет стоять в очереди за бесплатной похлебкой? А оказалось, что муж в кризис влез в долги и продал за них квартиру, где она жила.
На обед отведено 40 минут, потом — общая молитва. Кто-то крестится, кто-то просто стоит. Добровольцы раздают одежду: джинсы, свитера, майки. По размерам распределяют туфли и ботинки. Некоторые утрамбовывают пюре в пластиковые стаканчики, чтобы забрать на ужин. Всем приболевшим раздают лекарства — от давления, от желудка, а в основном — от ОРЗ. Сейчас простужены почти все, ночи-то холодные.
После того, как расходится первая смена, со столов убирают посуду, перемывают тарелки, протирают полы, ставят греться чайники, распределяют по столам хлеб, мужчины заносят бидоны с едой. Еще сотня человек ждет, когда все будет готово, у входа. Присесть и отдохнуть у волонтеров нет ни минуты, снова начинается суета: принести суп — забрать тарелку — подать второе — налить чай — распределить лекарства.
Когда постепенно начинает покидать храм вторая смена, женщина из добровольцев встает в сторонке передохнуть минутку.
- Устали?
- Больше морально. Первое время было особенно тяжело, особенно тот момент, когда начинают тянуть руки за едой. Сейчас привыкла немного, но все равно.
- Давно помогаете?
- Около года, наверное.
- А слышали, что в центре Москвы хотят запретить кормления?
- Да! Вы представьте, как это ужасно! Куда толкают этих людей? Голодать? Воровать? За нас надо биться!
Однако чиновникам привычнее биться против чего-то. Коррупции там, или вот бомжей, например. Мэр Читы так вообще в этом году посетовал: «К сожалению, мы не имеем лицензии на отстрел бомжей». Потом, конечно, сказал, что пошутил. Московские же власти подходят к проблеме с точки зрения права и справедливости. Например, законопроекты об ограничении бродяжничества, по мнению департамента соцзащиты, не противоречит никаким конвенциям о правах человека. На самом деле, справедливости ради надо сказать, что власти готовят и проекты ресоциализации таких элементов, поддержки их, просто в центре города должно быть чисто и благолепно. Говорят, что сам Собянин увидел бомжей, толкущихся около храма, и велел прогнать и запретить. Представители московской власти уже сообщили, что лавочку нужно прикрывать. А вот в церкви не поймут, что от этого изменится.
- Допустим, если нам выделят помещение на окраинах города, то и туда будут приезжать обедать. — Рассуждают волонтеры. — Но общественным ведь транспортом, а из метро их гоняют! И все равно они не уйдут из центра, потому что тут милостыни больше. А вот горячей еды и лекарств тут больше не получат.
Пока бездомных продолжают кормить. Прохожие то морщатся при их виде, а то и интересуются, чем можно помочь. Сами бродяги говорят, что хотели бы и дальше приходить в Храм Космы и Дамиана, тут и еда и «отношение человеческое». Принудят ли кормильцев разогнать голодных или оставят все, как есть — пока неясно. И что изменится от этого запрета — тоже. Чем-то похожа позиция властей на поведение ребенка, сжигающего дневник в мусорке за школой. Вроде бы избавился от него, и оценок плохих больше нет. А двоечки-то вот они — в классном журнале.
