Русская линия / Библиотека периодической печати / Жизнеописание иеромонаха Василия (Рослякова) — одного из трех насельников Оптиной Пустыни, убитых сатанистом на Пасху 1993 года

К боголюбивому читателю

«Ты испытал меня, Боже, и знаешь…» — так начинается стихотворение иеромонаха Василия (Рослякова), написанное им в то время, когда он еще был студентом МГУ.

Эти слова очень точно отражают его монашеский путь. Ведая все, Бог испытал его и, испытав, избрал: Я… знаю Моих, — говорит Господь, — и Мои знают Меня (Ин. 10,14). Отец Василий знал и любил Бога, любил всем сердцем, всею душою своею, и любовь его была истинной, жертвенной. В дневнике он записал слова священномученика Игнатия Богоносца: «Пшеница Божия есмь, зубами зверей сломлен буду, яко да чист хлеб Богу обрящуся». Подобно пшенице Божией, отец Василий через мученическую кончину воистину стал чистым хлебом благословенной житницы Господней. От руки сатаниста он вместе с двумя иноками, Ферапонтом и Трофимом, в Пасхальное утро 1993 года принял смерть за Христа и Господь одел его в белые ризы и сподобил вечного веселия райского со всеми святыми.

Мы сердечно благодарим всех тех, кто предоставил нам имевшиеся у них материалы и дополнил наши воспоминания своими.

Сей малый труд далеко не полностью освещает жизненный путь убиенного иеромонаха Василия. Он может послужить лишь малой лептой в серьезное и глубокое жизнеописание убиенных Оптинских братьев, которое, без сомнения, кем-либо еще будет написано.

Нижайше просим боголюбивого читателя покрыть христианской любовию все случившиеся погрешности и недочеты.

Друзья и близкие иеромонаха Василия

В декабре я впервые увидел звезду
И впервые прислушался к ночи.
И теперь далее если о солнце пишу,
Она где-то среди моих строчек.*

(*Эпиграфы перед каждой
взяты из стихов или дневниковых
записей иеромонаха Василия.)

Детство и юность

Иеромонах Василий (в миру Игорь Иванович Росляков) родился в Москве 10/23 декабря 1960 года. Отец его, Иван Федорович Росляков, был человек военный. В годы Великой Отечественной войны он храбро сражался на Северном флоте, а затем продолжил службу в правоохранительных органах. Мать Игоря, Анна Михайловна, работала ткачихой на московской фабрике.

Рождение сына в семье Росляковых было долгожданной радостью, так как Ивану Федоровичу в то время исполнилось уже 43 года, а Анне Михайловне — 40. Вскоре после рождения мальчика счастливые родители крестили своего горячо любимого сына и нарекли его Игорем — в честь благоверного Великого князя Игоря Черниговского.

Семья Росляковых жила в Москве, в небольшой квартире пятиэтажного дома. Игорь рос очень добрым, смышленым и само стоятельным ребенком. Перед началом учебы в школе мама дала ему вешалку, показала место для школьного костюмчика и сказала: «Вот сюда, сынок, будешь вешать свою одежду». И Игорь без всяких напоминаний вешал костюм на свое место.

Учеба ему давалась легко. Память была просто великолепная. Он внимательно слушал то, о чем говорилось на уроках, а на следующий день без труда повторял сказанное и получал хорошие отметки. Примерно с девяти лет Игорь начал серьезно заниматься плаванием. До этого он очень боялся воды, но все же поборол страх, сам пошел и записался в секцию по водному поло. Хотя телесное упражнение мало полезно, — говорит апостол Павел, но Премудрость Божия устрояет так, что часто малополезные навыки Всемилостивый Господь обращает ко спасению души. Вот и Святитель Василий Великий еще в юности, до принятия крещения, настолько увлечен был светскими науками, что часто даже забывал, сидя за книгами, о необходимости принимать пищу. Но когда его любящая истину душа познала Единого и Всемогущего Бога, то приобретенный навык послужил к укреплению в монашеских подвигах. Так и Игорь, принимая участие в соревнованиях, становился мужественным, смелым, решительным. Стремление к победе порождало серьезность и целенаправленность. Все эти качества постепенно возрастали и укреплялись в душе будущего монаха, чтобы непостижимым Промыслом Божиим приготовить ее к подвигу и украсить мученическим венцом.

В те годы богоборческая власть стремилась уничтожить Православие и подменить его. Разрушались прекрасные храмы, а на их месте строились клубы и кинотеатры. Детям внушали, что все верующие — темные, безграмотные, душевнобольные люди. Всячески распространяя клевету и ложные представления о Церкви Христовой, враг спасения рода человеческого сеял неверие и бездуховность в сердцах русских людей.

Еще в молодости, обманутый на первый взгляд правдоподобными идеями марксизма, отец Игоря Иван Федорович вступил в партию, но впоследствии, столкнувшись с лицемерием, ложью и коварством этой хитросплетенной веры в так называемое «светлое будущее», пошел в райком и сдал свой партбилет. Там его долго уговаривали, убеждали и даже угрожали. «Подумайте о сыне, — говорили ему, — ведь это может отразиться на его дальнейшей судьбе». Но Иван Федорович твердо ответил: «Сын мой сам свою дорогу найдет», — а двенадцатилетнему Игорю на его расспросы сказал: «Нельзя мириться с обманом, сынок».

Не станем пересказывать все те трудности, с которыми пришлось столкнуться Ивану Федоровичу, лишь отметим, что мужество, искренность, простота, правдолюбие и сердечная доброта его, без сомнения, были плодами того православного воспитания, которое он получил от благочестивых родителей своих. При себе он всегда носил маленькую иконку Пресвятой Богородицы, помнил наизусть молитву «Отче наш» и 90-й псалом «Живый в помощи Вышня-го», который не раз спасал его на фронте от неминуемой смерти.

Не станем скрывать от боголюбивого читателя того, что может принести пользу душе, и не умолчим о том, что Игорь, проводя жизнь в безбожном обществе, в детские и ранние юношеские годы не имел веры в Бога. Бывало даже так, что наученный в школе безбожию, он отказывался от вкушения крашеных яиц, которые по православному обычаю красила на праздник Пасхи его милая мама, Анна Михайловна. Но как не тотчас обрел покаяние мытарь и не сразу обратился ко Христу апостол Павел, так и юная душа будущего мученика Христова не от утробы матери прияла непоколебимую веру, хотя доброе зернышко ее Господь наш Иисус Христос незримо посеял в сердце своего верного избранника еще от младенчества.

Иван Федорович редко отказывал любимому сыну в каких-либо просьбах. Однажды Игорь попросил отца купить ему магнитофон. И вот как-то, придя домой из школы, он увидел на своем столе небольшой магнитофон «Комета» — подарок ко дню рождения. Но недолго звучала музыка в квартире Росляковых: через месяц Игорь подарил магнитофон своему школьному другу, который мечтал иметь его, но родители были не в состоянии выполнить это желание. Юное сердце, исполненное любви и милосердия, пожелало поделиться радостью со своим другом и легко оставило дорогую вещь ради любви к ближнему. А когда Игорь очень захотел научиться играть на гитаре, родители не стали возражать, поднакопили денег и купили хороший инструмент. Но недолго звучала и гитара в доме Росляковых: поиграв немного, будущий монах, не задумываясь, подарил и ее.

В ту пору вошли в моду джинсы. Игорю особенно нравились джинсы с заклепками и металлическими застежками. Он стал просить родителей, чтобы купили и ему такие. Но стоили они не дешево. Мама, удивляясь, спрашивала: «Что же это за брюки, и почему они так дорого стоят? Пойдем, сынок, я посмотрю. Если хорошие, то, так и быть, купим». Придя в магазин, Анна Михайловна взглянула на прилавок и развела руками: «Вот так джинсы, — с удивлением сказала она, — и за эти страшненькие серенькие брючки платить такие большие деньги? Нет, сынок, обойдешься и без них». Безропотно принял Игорь решение матери, и даже почти позабыл про свое желание, но вскоре получил от нее разрешение купить «серенькие брючки» за границей, ибо там они стоили намного дешевле. И вот, после очередной спортивной поездки, он привез желанные джинсы. Надев голубую футболку, которая так подходила по цвету к новым «брючкам», Игорь отправился в школу. Но учительница сразу же отправила «модника» домой переодеваться в школьный костюм.

Благодать Божия, незримо спасающая и подающая душам мир и радость духовную, попускает человеку внешние скорби, и это необходимо, потому что скорби не позволяют душе зачерстветь и охладеть. Они научают состраданию и порождают смирение, без которого все теряет свой смысл. Благо мне, яко смирил мя еси, — говорит пророк Давид. И нередко бывает, что человек, не имевший веры в Бога, посредством смирения, через терпение скорбей, обретает ее.

С раннего возраста интересовался Игорь различными «чудесами» науки. У него была толстая тетрадка, в которую он записывал всякие открытия, необычные случаи, странные катастрофы, — словом все, что было ему интересно. Отчасти и это побудило его впоследствии поступить на факультет журналистики Московского Государственного Университета.

По ночам Игорь любил сидеть в своей комнате за чаем — «по-купечески», как он говорил, и любоваться мерцанием звезд на ночном небе. Его открытая душа трепетала, восхищаясь величием вселенной, не имеющей, как ему казалось, ни начала, ни конца. Сердце внимало молчанию ночи, исполняясь необычайным восторгом. В такие минуты Игорь брал в руки карандаш и писал стихи. Так, наблюдая окружающий мир, ту премудрость, с которой он сотворен, и поражаясь чудом творения Божия, Игорь понял, что у каждой вещи есть творец. «Ибо если временное таково, то каково же Вечное? И если видимое так прекрасно, то каково Невидимое? Если величие неба превосходит меру человеческого разумения, то какой ум возможет исследовать природу Присносу-щего?"* (Свт. Василий Великий. Беседы на Шестоднев. М., 1845, ч. 1, стр. 97.)

Но Кто же Он, сотворивший такое великолепие? Кто Он, установивший порядок во вселенной? Кто Он, давший человеку закон духовный и совесть, так мучительно жгущую за грехи?

Однажды утром Игорь услышал, что за окном духовой оркестр играет траурный марш: кого-то хоронят. Он выглянул в окно и увидел людей, несущих на руках гроб. За гробом шли близкие умершего. В чью-то семью пришло горе. Игорь задумался о тайне жизни и смерти, о том, что ожидает человека там, за гробом. Его пытливый ум не мог согласиться с идеей о полном исчезновении человека, о которой он читал в школьных учебниках.

Когда Игорю шел 19-й год, внезапно умер отец. Смерть эта была настолько неожиданной, что глубоко потрясла юную душу. Он сразу возмужал, стал молчаливым и задумчивым. Вскоре после смерти отца Игорю приснился страшный сон. Проснувшись в холодном поту, он включил свет в своей комнате, разбудил мать, и потом долго не мог успокоиться. Но о том, что именно приснилось ему в ту ночь, так никому и не рассказал.

Может быть, Господь известил его о муках, которые уготованы грешникам после смерти, а может быть его еще неокрепшая душа увидела день своей мученической кончины в то Пасхальное утро 1993 года.

Покажи мне, Владыка, кончину мою,
Приоткрой и число уготованных дней,
Может, я устрашусь оттого, что живу,
И никто не осилит боязни моей.
Приоткрой, и потом от меня отойди,
Чтобы в скорби земной возмужала душа,
Чтобы я укрепился на крестном пути
Прежде чем отойду, и не будет меня.

Как все не по-житейски быстро
Насело на громаду плеч…
Что ж, говорили — я плечистый,
Да и к чему себя беречь?

Путь к Богу

Игорь взрослел. И для него, как и для всякого приходящего в совершенный возраст человека, мир открывался по-иному. Прошла беззаботная детская мечтательность, а ее место заступила суровая действительность. Ненасытный мир с его безбожным лукавством, алчностью и корыстью, который, по слову Апостола, весь во зле лежит, все чаще открывал пред юношей свое настоящее лицо. Мало-помалу, посредством различных скорбей и искушений, дает Бог человеку познать, что жизнь наша есть пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий. И если человек проводил ее в наслаждениях греховных, предаваясь беззаконию и нечистоте, то душа его исполнится зловонной испарины и будет вечно пребывать в смраде своих страстей, жегомая мучительным огнем. Напротив же, душа праведная, как благоухание кадильного дыма, приносимого в жертву Единому Всемогущему Богу, обрящет вечную радость и веселие райское.

По окончании школы Игорь выступал на соревнованиях за команду автозавода. Позже, поступив на факультет журналистики, стал играть за университетскую команду. Учась в университете, Игорь очень скоро понял, что журналистом работать не сможет: писать лживые статьи он не хотел, а бороться в одиночку с закостенелой неправдой не видел смысла. Единственным утешением для души в то время по-прежнему оставалось ночное созерцание таинственных звезд, которое сопровождалось рождением новых стихов-размышлений.

Бывало так, что ранней весной Игорь открывал окно и с наслаждением вдыхал свежую ночную прохладу. Последний весенний снег искрящимися снежинками падал на пол, и на подоконнике вырастали тонкие хрустальные сосульки. Удивительное небесное мерцание вызывало чувство умиротворения, и на душе становилось легко и спокойно. Воистину говорит пророк: Небеса поведают славу Божию. И для этого не нужно ни знание языков, потому как у неба один язык, известный каждой душе, ни музыкальной грамоты, так как песня небес звучит в каждом сердце стройной, незабываемой мелодией. И как тот, кто слышал прекрасное пение, дарующее душе неописуемую радость, вряд ли стал бы поносить певца, а наоборот, испытывал бы к нему добрые чувства, так и истинная любовь к творению незримо переходит на Творца.

Всякое время года имеет свою красоту. Но Игорю все же ближе была осенняя пора. Она напоминала о том, что у каждой вещи есть не только начало, но и конец, и все подлежит тлению, кроме души. Он уже начинал понимать, что тело христианина, подобно осеннему древу, на время умирает, чтобы воскреснуть райской весной для вечного лета. Иногда вечерами Игорь гулял по осеннему Кузьминскому парку, вороша листву, наслаждаясь красотой осенней природы и размышляя над ее тайнами и загадками. В такие вечера он приходил домой особенно задумчивым. Заботливая мама, замечая его грусть, спрашивала: «Отчего ты сегодня какой-то невеселый?» Но Игорь спешил уйти в свою комнату, стремясь побыть наедине со своими раздумьями. Он снова садился у окна, брал в руки карандаш и писал стихи. А когда становилось особенно грустно, начинал благодарить и славить в рифму все благое. И — о, чудо! — от этого на душе становилось светло и легко. «Печаль века сего имеет человек оттого, что не благодарит Бога, — говорил он, будучи уже иеромонахом, — апостол Павел призывает нас благодарить за все и радоваться, непрестанно взывая ко Господу покаянным сердцем».

Особенно любил Игорь прославлять «Россию избяную» — древнюю Святую Русь. О том, как дорога была ему Россия, свидетельствуют многие стихи, написанные им в то время искренне и от чистого сердца. Иногда он уезжал куда-нибудь в деревню и там, несмотря на плохую погоду, подолгу гулял под дождем, а на вопрос, как он может столько времени проводить на улице в такое ненастье, с улыбкой отвечал: «Это моя погодка!» И действительно, это была «его погодка». Мокрые, опустевшие деревенские улицы, неповторимое благоухание и шелест осенней листвы под дождем доставляли душе его удивительное тихое чувство.

Однажды, будучи на соревнованиях в Голландии, Игорь познакомился с молодой переводчицей — голландкой. Они стали переписываться. Вскоре пришло время ехать на очередные соревнования в Канаду, но Игорь попал в список «невыездных». Ему предъявили обвинение в «шпионской связи с иностранными гражданами». Сильно переживал Игорь такую несправедливость, но это событие оказало большое влияние на его дальнейшую жизнь. Казалось бы, что тут хорошего? — Ложь и клевета. Но Премудрый Промысел Божий искусно устрояет все ко спасению души. Преподавательница истории, прихожанка одного из московских храмов, обратила внимание на то, что Игорь чем-то расстроен. Она расспросила его и посоветовала обратиться к священнику. И вот Игорь впервые переступил порог храма. А ведь часто так трудно бывает сделать этот первый шаг! Но когда человек с Божией помощью находит в себе силы прийти на первую исповедь, какое успокоение приобретает его душа! И чему можно уподобить сей покой? Где найти слова, чтобы описать его? Ибо где Бог — там и мир. Как умилительно бывает видеть людей, только что обратившихся к вере! Это оттого, что великое множество Ангелов пребывает в веселии о душе сей, и радость небесная, подобно благодатному огню, нисходит в верующее сердце. Душа без устали благодарит Бога и сладостно взывает: «Христос Воскресе!» и вся Церковь Небесная восклицает: «Воистину Воскресе!» Воистину Воскресе Христос в душе, проснувшейся от греховного сна и воскресшей для жизни вечной!

Возвращаясь домой из храма, Игорь летел, словно на крыльях. Ему казалось, что служба незримо продолжается. Беспечные птицы, усевшись на ветвях деревьев, допевают хвалительные стихиры. Зеленый парк, отличавшийся всегдашним гостеприимством, тихо напевает Великое Славословие. А белокрылый голубь, важно поднявшись на ступеньку, будто готовится произнести просительную ектенью.

Подобно тому, как человек в лютую стужу прячется под кров своего теплого дома, так и душа, попав в беду, спешит под покров Божий. И если хоть раз посетит он Церковь, этот величественный корабль, уверенно идущий средь бури житейского моря, то уже не пожелает оставить испытанную им радость присутствия Божия.

Вскоре Игорь познакомился с иеромонахом Рафаилом, служившим на приходе в городе Прохорове Псковской губернии, который, наставляя будущего инока, оказал благотворное влияние на его дальнейший жизненный путь. Игорь очень полюбил этого замечательного батюшку и всегда с благодарностью вспоминал о нем. Через отца Рафаила Бог посеял в душе будущего мученика семя любви, которое возросло и стало подобно древу, насажденному при исходищах вод, живительных вод Премудрости Божией, и взрастило плод, еже есть венец мученический, во время свое.

18 ноября 1988 года отец Рафаил погиб в автомобильной катастрофе, в 60-ти километрах от Новгорода. Отпевание пришлось на его день Ангела — Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных сил бесплотных. «С момента получения известия о гибели [иеромонаха Рафаила]… до причащения была невероятная душевная скорбь, — писал Игорь, — а после причастия — спокойствие души, ощущение мира на сердце. Господь дает понять об участи отца Рафаила. Он среди Ангельских чинов и непрестанно молится о нас».

На следующий день после гибели отца Рафаила Игорь написал стихотворение:

Нашел бы я тяжелые слова
О жизни, о холодности могилы,
И речь моя была бы так горька,
Что не сказал бы я и половины.
Но хочется поплакать в тишине
И выйти в мир со светлыми глазами.
Кто молнией промчался по земле,
Тот светом облечен под небесами.

Благодать Божия все более и более укрепляла Игоря, указывая ему спасительный путь скорбен. «Чем больше любовь — говорил он, — тем больше страданий душе; чем полнее любовь, тем полнее познание; чем горячее любовь, тем пламеннее молитва; чем совершеннее любовь, тем святее жизнь».

И сердце воскрешается псалмами,
И городом владеет Царь Давид…
С улыбкою, поднявшись над домами,
Луна его от шума сторожит.

Знамение Креста

Однажды утром, перебирая ящик стола, Анна Михайловна вдруг обнаружила крестик. Крещальный крестик ее сына. Знаменательно, что произошло это в Крестопоклонную неделю Великого Поста, и что именно в тот день на всенощном бдении был вынос креста. Игорь описал это событие в своем дневнике: «…Я надел тот крестик впервые после крещения, бывшего 27 лет назад. Явный знак Божий. Во-первых: указующий, может быть приблизительно, день моего крещения, — это радостно. Во-вторых: напоминающий слова Христовы: возьми крест свой и следуй за Мною — это пока тягостно… Воистину крестный день!». Тягостно ему было от осознания своей немощи, а радостно от познания всемогущества Божия. Ибо все, что сеется в уничижении, восстает в славе; и все, что сеется в немощи, восстает в силе, а сила Моя совершается в немощи, — говорит Господь.

Крестный путь будущего мученика Христова начинался так. Игорь усердно молился. Вначале он понуждал себя, но постепенно молитвенный труд превратился в великую радость. Словно невидимый огонек воспылал в сердце, и неутолимой жаждой усталого путника, чающего хотя бы глоток воды, воспылала ревностью к молитвенному деланию его душа. Полюбилось ему читать святоотеческие книги. Теперь он строго соблюдал посты и часто посещал богослужения. Ему казалось, что и небо по ночам было уже не таким, как прежде. Глубина и величие Премудрости Божией все более отворялись пред его молитвенным взором. Пред ним открывалась вечность — великая тайна Творца, давшего жизнь всему сущему.

«Душа неподвластна смерти, — рассуждал Игорь, познавая не только умом, но и сердцем близость Господа. — Ни дед, ни отец, никто другой из прежде отшедших от земной жизни людей не умерли. Они живы, ибо душа бессмертна». Такие размышления все более и более укрепляли в сердце будущего монаха страх Господень, который есть истинная премудрость, и удаление от зла -разум. А страх Божий не терпит рассеянности ума. Он поселяется лишь в том сердце, которое непрестанно памятует о Боге и взывает о помиловании.

Чувство покаяния, сопровождаемое нередко обильными слезами, умиляет и умиротворяет душу, чтобы она познала и вкусила, яко благ Господь. Но затем бывает и умаление ревности. Подобно ухабам и огромным кочкам на пути спасения вырастают скорби — как внешние, так и внутренние. Иногда даже наступает состояние богооставленности. И все это попускается Господом для того, чтобы человек прочувствовал, как плохо без Бога, чтобы возлюбил Его и прилепился к Нему всей душой своею, чтобы непрестанно искал Его и молился Ему день и ночь в покаянии и благодарении.

Многие друзья были удивлены перемене, происшедшей в Игоре. Кто с улыбкой крутил пальцем у виска, кто начинал с любопытством расспрашивать, а иные пытались убеждать в ненужности веры и религии.

Постепенно в команде привыкли к тому, что Игорь постится. Некоторые, правда, беспокоились, что он ослабеет и не сможет играть. Ведь когда соревнования приходились на Великий Пост, то Игорь вкушал только овсяную кашу с курагой, да гречневую крупу, размочив ее предварительно в воде. Однажды кто-то из друзей просил его оставить пост, чтобы были силы для решающего матча, но Игорь, улыбаясь, ответил на это: «Главное, чтобы были силы духовные». И истинность этих слов он подтвердил своей решительной игрой.

После каждой игры, по вечерам, команда собиралась «отмечать» либо победу, либо поражение. Игорь иногда мог выпить немного виноградного вина, не упуская при этом случая рассказать какую-либо притчу о виноградной лозе, или о том, что не вино укоризненно, но пьянство. «Само же вино Господь заповедал применять в Великом Таинстве Евхаристии», — говорил он. Но если был постный день, то Игорь твердо соблюдал его, и друзья знали, что заставить Рослякова поступиться своей совестью просто невозможно. За это его уважали.

Летом всю команду отправляли отдыхать на море, но Игорю не по душе были эти земные утехи. Он поехал в Псковские Печеры, в древний мужской монастырь, где прожил в качестве паломника около месяца. Здесь впервые произошло его знакомство с монашеством, которое напоминало ему могучее воинство Ангельских сил.

И чем более душа его познавала Бога, тем более он утверждался в необходимости оставить спорт. Будучи к тому времени мастером спорта международного класса, Игорь понимал, что все эти турниры и состязания не могут принести пользы душе, ибо каждая игра сопряжена с множеством страстей. Горделивое желание быть победителем, некоторая неприязнь к сопернику, порою выливающаяся в гнев и злобу, сеет в душе смятение и не может даровать ей покоя. Чтобы утвердиться в своих суждениях, он обратился к архимандриту Иоанну Крестьянкину. Старец посоветовал ему оставить спорт и идти в монастырь. Однако мать была против. «Монастырь — дело хорошее, — говорила она, — но пусть туда идут другие». Сама Анна Михайловна не отрицала существования Бога, но и не желала поститься, посещать храмовые богослужения, и была очень недовольна тем, что сын ее так «увлекается» религией. Это было для Игоря великой скорбью. Но через терпение скорбей в душе его рождался благодатный мир, который охранял сердце и ум от мятежных помыслов.

Игорь, где бы он ни был, никогда не стыдился осенять себя крестным знамением. Но делал это скромно, не на показ. Однажды, уже будучи иеромонахом, в одной из своих проповедей сказал: «Ложный стыд — это последствие грехопадения. Когда Адам согрешил, то он, увидев свою наготу, устыдился. Господь взывал к нему: „Адам, где еси?“, но тот вместо того, чтобы принести покаяние, спрятался от Бога по ложному стыду. Теперь же, с пришествием Христа, сей срам разрушен, и мы имеем дерзновение взывать к Богу: „Господи, где еси?“, независимо от того, где мы находимся, и в каком состоянии пребывает наша душа. Главное, чтобы было покаяние».

«Евангелие — это уста Христовы, — писал он.

— Каждое слово Спасителя — это слово любви, смирения, кротости. Этот Дух смирения, которым говорит с нами Спаситель, не часто является нам, потому и Евангелие иногда непонятно, иногда не трогает нас. Но постигается, открывается Дух Евангелия Крестом Христовым. Если увидим, что где бы ни находился Христос, что бы он ни говорил, Он говорит это с Креста, тогда открывается нам Дух Евангелия, Дух смирения, кротости, бесконечной любви Господа к нам, грешным".

Теперь по ночам, вместо стихов, из сердца Игоря возносилась пламенная молитва, которая сопровождалась множеством земных поклонов. Он, усердно призывая Господа, с любовью, растворенной благоговением, лобызал крест, повергался на лицо свое, потом вставал и долго воспевал псалмы. Затем снова, с горячностью, которую возгревала в душе его благодать, кланялся земно бесчисленное количество раз. «Мы сейчас не можем нести тех подвигов, которые несли древние отцы, — скажет он позже, — но все равно мое сердце на стороне того монашества. Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же* (Евр. 13,8.). Нужно только положить доброе начало, а Он поможет и даст столько сил, сколько необходимо. У каждого свой крест, именно такой, какой он в силах понести, посему нам остается лишь прилагать усердие и благодарить Бога за все».

Точно не расскажешь, что за время
-Может быть апрель, а может — май,
Зацветает лиственное племя
И печется сладкий каравай.

Первая Пасха

Пасха! Великий и радостный день Воскресения Христова. Веселие райское, посещающее христиан однажды в год. Но для тех, кто проникается таинством Воскресения, она бывает каждодневно и даже непрерывно. Она приходит и исполняет сердца верных неописуемым веселием. Пасха — утешение верных сердец, призывающая к умиротворению и благодарению.

Первый раз в своей жизни Игорь встречал праздник Христова Воскресения в 1985 году в Свято-Никольском храме. Закончился Великий Пост, первый сознательный пост в его жизни. Накануне праздника дома, в своей любимом уголке, в котором теперь поселились иконы Спасителя и Божией Матери, он с усердием читал правило ко Причастию. Непонятное волнение не покидало душу. Очень хотелось, чтобы поскорее наступила Пасха, ведь он так ждал этого дня!

И вот этот день наступил. Служба продолжалась всю ночь. Церковные свечки, эти усердные предстательницы, освещали храм, наполняя благодатию сердца верующих. А какое величественное зрелище представлял собою Пасхальный крестный ход! Воистину Ангелы пели на небесах Воскресение и Славу Христа Бога. До чего же знакомым показалось Игорю это Пасхальное торжество! Не то ли это небо, которое с детства видел он по ночам из окна своего дома? Не те ли это звезды, которые ему говорили о великой мудрости Творца? Подобно звездному небу, усыпанному множеством мерцающих огоньков, было это ночное шествие. Кто не знает сладости истинной молитвы, тот не слышал пения Ангелов. Ибо его нельзя услышать явно, оно отражается лишь в чистом сердце беззвучной мелодией неприступного Божественного Света.

Остановившись у дверей храма, все на мгновение затихли. И вот Настоятель громко провозгласил: «Христос Воскресе!» — «Воистину Вос-кресе!» — дружно ответили собравшиеся. Какая неописуемая радость объяла всех! Подобно свежеум теплому ветру налетела она и сбросила все печали и скорби, горести и обиды. О, Пасха — веселие вечное, радость неземная! Игорь вдохновенно пел со всеми воскресный тропарь Христос Воскресе из мертвых". Ему хотелось поделиться радостью Воскресения Христова с каждым человеком. Не раз приходилось ему испытывать радость, побеждая на соревнованиях, но сейчас было иное чувство. Это была радость победы веры и торжества любви Божией. Это было истинное воскресение души, которое в жизни сей есть ни что иное, как соединение ее с Духом Святым.

Вдруг Игорь вспомнил, как однажды, когда он поздним вечером возвращался с тренировки домой, Господь напомнил ему о Страшном Суде. В вагоне метро было немноголюдно, и он, усевшись на скамейку, стал размышлять о вечности. Внезапно поезд резко затормозил и остановился. Свет погас, и наступила кромешная тьма. Страх охватил сердце. Надо сказать, что Игорь занимался довольно жестким видом спорта — во время игры нередко можно было получить от соперника сильный удар кулаком. Десь-то и необходимы мужество и стойкость, чтобы не ответить ударом на удар и при этом, не струсив, продолжить игру, атакуя ворота соперника. Игорь был очень смел, так что часто игроки более сильные физически отступали пред его решительностью. Но тут было другое. Ему на мгновение почудилось, что свершилось Библейское пророчество о конце света. «Неужто и вправду пришло время Страшного Суда? — подумал Игорь, — ведь сказано, что придет внезапно день тот, как тать ночью, и застанет врасплох всех, живущих на земле». Сердце от волнения забилось сильнее. «С чем приду к Тебе, Господи? — взывала встревоженная душа, — что я сделал на земле достойного оправдания и милости?» В памяти ярко вспыхнули картины прошлого. Все проступки, и малые, и большие, вдруг отчетливо напомнили о себе. Но тут что-то загудело, снова загорелся свет, и поезд тронулся.

Эту ночь Игорь провел без сна. Он размышлял о своей жизни и готовился к исповеди, записывая вспомнившиеся ему в эти минуты грехи. На глазах невольно появились слезы. Это были слезы радости обретенного покаяния и благодарности Богу за Его великое милосердие.

И вот теперь здесь, во время Пасхального богослужения, Игорь увидел духовными очами ту великую победу Христа над диаволом, то великое мужество, данное христианам, которое побуждает их сражаться с врагом спасения рода человеческого и побеждать. Побеждать не только подвигами, но и покаянием. Ибо человеку свойственно падать. И воин, сражаясь на поле брани, бывает побежден и сильно ранен. Но если он, даже и будучи многократно побеждаем, не отчаивается, а снова и снова вступает в бой, то увенчивается победой благодаря неотступности и мужеству. В духовной же брани покаяние чудесным образом залечивает раны и укрепляет душу, а также подает ей благодатную силу с радостью претерпевать все находящие скорби и побеждать козни врага.

«Не унывать призваны мы, христиане православные, — скажет позже в одной из проповедей иеромонах Василий, — но смотреть и видеть Господа, Который идет впереди нас с вами и попирает Своими пречистыми стопами все те скорби, которые враг для нас уготовал. Эти скорби уже попраны Христом, они побеждены Им, и для нас уже есть возможность приобщиться к той победе, к той радости и к тому веселию, которое нам даровано Воскресением Христовым».

…После службы все разговлялись за праздничным столом. Игорь ликовал как ребенок. Многие прихожане, которые еще не были знакомы с ним, приметили этого веселого, плечистого парня. «Из поста надобно выходить аккуратно, — шутил Игорь, — положите-ка мне еще парочку котлеток!». Его безобидные шутки были исполнены детской веселости. Именно здесь, за восемь лет до мученической кончины, кто-то впервые спросил Игоря о его самом заветном желании, на что он, не задумываясь, ответил: «Хорошо бы умереть на Пасху, под колокольный звон». И Господь услышал его желание и сподобил Своего избранника Великого Торжества и Вечной Пасхальной радости. Но сколь трудный и тернистый путь предстояло ему еще пройти, неся свой нелегкий крест на Оптинскую голгофу!

Пусть под вечер бываю я грустен
Все гляжу и гляжу за забор,
На далекую Оптину Пустынь,
На высокий Введенский собор.

Оптина Пустынь

Дождавшись очередного отпуска, Игорь отправился в Оптину Пустынь. Этот монастырь расположен в четырех верстах от древнего города Козельска, известного своим героическим противостоянием монголо-татарам в 1238 году. Семь недель не могли покорить город воины Батыя. Христианский подвиг любви очень правдиво отобразила древняя летопись. В ней говорится: «…горожане сами о себе сотворше совет, яко не датися поганым, но и главы своя положити за веру христианскую…» (Сборник Русских летописей, т. 15, стр. 374).

Мужественно сражались жители города Козельска, полагая души свои в неравном бою. По преданию, двухлетний князь Василька утонул в крови, никто из горожан не сдался в плен, а оставшиеся в живых, в том числе женщины и дети, сгорели в храме Успения Божией Матери, построенном некогда князем Юрием Долгоруким. На месте их погребения христиане окрестных сел поставили каменный крест. Разъяренный же Батый прозвал город Козельск злым городом. Он приказал сравнять его с землей и распахать. Впоследствии город был восстановлен, но сведений о том, существовал ли уже монастырь в период нашествия Батыя, не сохранилось. Есть предположение, что монастырь возник в XV веке, и основан покаявшимся разбойником Оптой. Иные же относят начало обители ко временам преподобного Кукши, просветителя вятичей.

Узнав о возрождении Оптиной Пустыни, Игорь загорелся желанием там побывать. Он читал, что этот монастырь посещали Ф. М. Достоевский, Н. В. Гоголь, К. Леонтьев, В. Соловьев, С. А. Нилус, братья Киреевские и многие другие, что особенного расцвета достиг монастырь при Оптинских старцах, известных всему миру своей прозорливостью и духовной мудростью.

Со всего света стекались богомольцы к живоносному источнику духовной благодати, получая врачевство для души и тела. Четырнадцать прославленных всероссийских святых составляют Собор преподобных старцев Оптинских. «О, созвездие небосвода иноческого, — писал Игорь впоследствии в своем дневнике, — о, дивная стая орлиная; многосвещное паникадило храма Богородицы; истинная гроздь винограда Христова — тако речем вам, отцы преподобнии, тако именуем и славим собор святых Оптинских».

Первым был прославлен в год тысячелетия Крещения Руси преподобный Оптинский старец иеросхимонах Амвросий (Гренков). Вскоре после его прославления Игорь и приехал в монастырь.

«Радуйся, земля Оптинская… - напишет он позже, — Ангелами место возлюбленное… Велия слава твоя! Красуйся, благословенная, и ликуй, яко Господь с тобою!» Возрождение Оптиной он сравнивает с воскресшим четырехдневным Лазарем, который был мертв, но ожил, был подвержен тлению, но восстал для проповеди Христовой. Подобно ему был подвержен разрушению и монастырь, но ныне воскрес для спасения многих душ.

Игорь так полюбил Оптину, что даже не хотел возвращаться домой, но, не желая поступать по своей воле, обратился к одному из священников и тот посоветовал ему все же съездить в Москву, чтобы успокоить мать и рассчитаться с мирскими делами.

Дома Игорь объявил маме, что собирается оставить спорт и уехать в монастырь поработать. Анна Михайловна подумала, что он устраивается в монастырь журналистом, и не стала возражать. Игорь же решил поработать Господу и, если это будет Ему угодно, принять монашество.

Вскоре после этого он снова приехал в Оптину Пустынь. Устроилось так, что его поселили в хибарке старца Амвросия, на той половине, где когда-то жил сам Старец. Проходя монастырские послушания, Игорь разгружал кирпичи, убирал мусор, трудился в иконной лавке, читал в храме Псалтирь, иногда дежурил на вахте, у монастырских ворот. Много приходилось полагать трудов смирения и терпения, но будущий монах не скорбел, а радовался, часто повторяя: «Мне должно трудить себя за грехи своя».

29 апреля 1989 года, в Страстную Субботу, Игоря приняли в братию. «Милость Божия дается даром, — писал он в своем дневнике, — но мы должны принести Господу все, что имеем». Послушник Игорь без всякой обиды и ропота переносил замечания и упреки. Он всегда был сосредоточен на покаянном размышлении и богомыслии, вспоминая страдания Христовы. «Взять крест и пойти за Христом означает готовность принять смерть за Него и пострадать, — говорил Игорь, — а кто имеет желание умереть за Христа, тот едва ли огорчится, видя труды и скорби, поношения и оскорбления».

Как-то раз приехала Анна Михайловна со своей родственницей навестить сына. При встрече с Игорем она сильно огорчилась: его было не узнать, — из крепкого и упитанного парня он превратился в худого, изможденного постом и трудами послушника. Игорь встретил их у ворот в старой потрепанной рабочей одежонке и проводил на ночлег в монастырскую Пафнутьевскую башню. Анна Михайловна никак не могла успокоиться. Она долго уговаривала Игоря оставить монастырь и уехать домой. Но он твердо решил стать монахом и, памятуя слова Спасителя: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия, ответил отказом.

В простоте сердца принимал Игорь упреки матери и горячо молился за нее. И Господь не оставил без внимания его искренних молитв: через шесть лет после мученической кончины сына Анна Михайловна приняла монашеский постриг с именем Василиссы.

Неисследимы пути души твоей,
Непостижимы тайны сердца твоего,
Преподобие отче Нектарие.
Но яко лучи пресветлыя словеса твоя.

Старец Нектарий

Радостное для Оптиной Пустыни событие произошло 16 июля 1989 года: в селе Холмищи Тульской губернии были обретены святые мощи преподобного Оптинского старца Нектария. Около шести часов вечера торжественная процессия приблизилась к монастырским воротам. Игорь тогда дежурил на центральной вахте и присутствовал при этом. «Мы встретили честные останки отца Нектария, — записал он в своем дневнике, — переложили их в гроб и перенесли в храм. Была отслужена Великая Панихида. Мощи обнесли вокруг храма. Вечер был необыкновенный. Прозрачный, тихий, лучезарный. В душе появилось ощущение Оптиной такой, какой она была раньше, при старцах. Святость наполнила воздух. Было видно, как она хранит силою своею мир и вся, яже в нем. В храме пели Вечную Память, и у ворот, где я дежурил, было слышно…».

Когда-то, наставляя своих духовных чад, старец Нектарий говорил: «В мире прошло число шесть и наступает число семь. Наступает век молчания… Наступает время молитв». И велел заучить наизусть составленную им молитву: «Господи, Иисусе Христе! Сыне Божий! Грядый судити живых и мертвых, помилуй нас грешных, прости грехопадения всей нашей жизни, и имиже веси судьбами сокрый нас от лица антихриста в сокровенной пустыне спасения Твоего». Эта молитва, да и само житие Преподобного были созвучны душе послушника Игоря.

В древнем Патерике есть поучение одного старца, который сказал: «Или беги, удаляясь от людей, или шути с миром, делая из себя юродивого».(* Древний Патерик, гл. 8, стр. 143.) Так поступал и старец Нектарий. Он всегда старался пребывать в своей келий, а когда это не удавалось, то начинал немного юродствовать. Порой он надевал цветные кофты, носил платки на голове, иногда на одной ноге у него был валенок, а на другой туфля. Все это делал Старец для того, чтобы приучить себя не внимать мнению мира. Ибо мнение мира порождает человекоугодие. «Душа не может примириться с миром и утешается лишь молитвою» — говорил Преподобный.

Для Игоря утешением стала молитва Иисусова. Он постоянно упражнялся в ней, возгре-вая в душе своей покаянное чувство. «Иисусова молитва — это исповедь, — писал он, -непрестанная Иисусова молитва — это непрестанная исповедь».

Как и преподобный Нектарий, он очень любил свою келью и старался по возможности всегда пребывать в ней, оставляя ее лишь ради послушания и посещения храма. Кто-то из братьев подметил, что ему бы надо в ту Оптину, которая была сто лет назад, при старцах. В той Оптиной монахи тогда пред Богом на цыпочках ходили. «И нам надобно ходить узкими Христовыми тропинками», — говорил Игорь. Став монахом, он носил старую рясу с заплатами на спине. На ногах — огромного размера кирзовые сапоги, которые ему были велики. Когда он шел, то слышалось шарканье и грохот.

Иногда Игорь шутил, но шутки его были только внешние. Как-то раз, будучи иеромонахом, он служил Литургию в храме преподобного Илариона Великого. Там в алтаре на стене висели часы. Ранее здесь почти всегда служил один ревностный молодой иеромонах. Он приучил пономарей перед Литургией выносить из алтаря часы, дабы своим тиканьем они не отвлекали от молитвы. Поэтому когда пришел служить отец Василий, его спросили:

— Батюшка, часы унести? Отец Василий недоуменно пожал плечами и спросил:

— А зачем?

— Чтобы не мешали молиться. Отец Андрей (имя изменено) всегда благословлял уносить их на время службы.

Батюшка улыбнулся и с любовью сказал:

— Ну, отец Андрей! Отец Андрей — старец, у него молитва. А у меня одни только грехи.

Так шутки его были направлены на уничижение себя и в то же время раскрывали козни лукавого, давая возможность и другим увидеть его коварные сети. И преподобный Нектарий смиренно говорил о себе: «Я — мравий, ползаю по земле и вижу все выбоины и ямы, а братия очень высоко, до облаков подымается».

Старец Нектарий предсказывал, что после гонений Россия воспрянет и материально будет небогата, но духовно окрепнет, и в Оптиной будет еще семь столпов, семь светильников. Беседуя о нынешней жизни обители, будущий отец Василий как-то сказал: «Внутренняя жизнь Оптиной — это тайна или таинство. Ведь наша Церковь содержит семь Таинств, и на этих Таинствах зиждется все. Допустим, всякое Таинство имеет какую-то внешнюю окраску: совершаются молитвы, производятся какие-то действия, но в это время в Таинстве действует Сам Христос, невидимо и незримо. Именно Его благодатью и совершается само Таинство. Такова внешняя и внутренняя жизнь Оптиной. Вот вы внешнюю жизнь видите, а внутреннюю рассказать нельзя. Внутренняя жизнь Оптиной Пустыни — Сам Христос. Только если мы приобщаемся к Богу, мы можем понять эту внутреннюю жизнь, а по-иному она нам никак не откроется. Я есмъ Дверь, — Господь говорит, — ащеМною кто внидет и изыдет, и г&житъ обрящет. Вот эта дверь к внутренней духовной жизни Оптиной — Христос».

После Пасхи Игоря переселили из старческой скитской хибарки в монастырский братский корпус. А вскоре ему было поручено послушание летописца. Перечитывая материалы, собранные к канонизации преподобных Оптинских старцев, послушник Игорь с умилением сердечным вспоминал слова, сказанные преподобным Нектарием, и тот чудесный вечер, когда в монастыре встречали его святые мощи.

У Игоря был необыкновенный дар слова, благодаря чему он мог просто и проникновенно описывать не только совершавшиеся события, но и внутреннее состояние души. «Порою, когда стою в храме, — писал он, — душу охватывает ощущение присутствия Божия. Тогда уже не иконы окружают меня, но сами святые. Сошедшееся на службу, они наполнили храм, отовсюду испытующе поглядывая на меня. Незачем отводить глаза от их ликов, прятаться в темном уголке церкви. Угодники Божий смотрят не на лице мое, а только на сердце. А куда спрятаться сердцу моему? Так и стою я в рубище беспомощности и недостоинства своего пред их всевидящими очами.

Скверные мысли мои, страшась святых взоров, куда-то скрываются и перестают терзать меня. Сердце, воспламеняясь огнем собственной порочности, разгорается огнем сокрушения, тело как бы цепенеет, и во всем существе своем, в самых кончиках пальцев, начинаю ощущать свое недостоинство и неправду.

Взгляды святых обладают непостижимым всеведением. Для них нет в душе моей ничего тайного, все доступно им, все открыто. Как неуютно становится от мысли, что кому-то о тебе все известно! Как страшно сознавать, что некуда спрятать себя, что даже тело не может утаить сокровенных мыслей и чувств. Это сознание лишает душу беспечного равновесия: нечестие и пороки перевешивают собственные оправдания и непонятная тяжесть наваливается на сердце. Как бы от внезапной боли и тревоги просыпается душа и осознает, что не может помочь сама себе, и никто из людей не в силах помочь ей. Криком новорожденного она вскрикивает: Господи, помилуй, не оставь меня. Все забыто, все исчезло, осталась только просьба, мольба всего моего существа, души, ума, сердца, тела: Господи, прости и помилуй! Немеет ум мой, сердце сжимается, а глаза наполняются слезами покаяния".

При брезе стану, Господи,
И восплачу, яко зрю Тя по иную страну
Вод непроходимых; обрати очи Твои,
Спасе мой, и помилуй мя.

Покаяния отверзи ми двери

Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, — взывает Господь, — и Я упокою вас. Придите и покайтесь. Ибо знает Бог, что человек немощен, Он и прощает, и утешает, и дарует слезы умиления и покой сердечный всем, смиренным сердцем. «От грешников первый семь аз, — таким признавал себя и писал об этом в своем дневнике послушник Игорь, — [надо] умолять Господа о грехах своих и людских». А далее объясняет ясно и просто, как должно умолять Бога: «Милости просить». И не праздно просить, проводя время в нерадении и лености, но еще присовокупляет, что необходимо себя распинать, то есть понуждать к молитвенному подвигу и тем самым в жертву приносить. Вжертву живую и непорочную, которая есть сердце сокрушенно и смиренно. И хотя «страсти, похоти, нечистые помыслы терзают душу, но терпеть надо и совершать дело благочестия, исполняя заповеди Христовы».

Смиряя и уничижая плоть свою, Игорь искал и просил у Господа ведения своих грехов более, нежели каких-либо иных благодатных даров. Все же происходящее доброе он относил ко благодати и великому милосердию Божию, считая себя немощным и самым скверным.

Он видел, что самомнение ни что иное, как мерзость пред Богом и что оно некогда низринуло из рая первых людей, ибо тогда, услышав слова: будете, как боги*, они предались суетной этой надежде. «Дух же Святый дышит, где хочет — говорил Игорь, — Он научает исполнять волю Божию и руководит на всякую истину, приводя нас к покаянию».

Случалось, что, когда он слышал слово Бо-жие на службе или читал его в келий, у него на глазах появлялись слезы. Он старался сдержать их, чтобы никто не видел, и с верою сердечною молил Бога ниспослать Духа Святаго, согласно воле Своей Святой. «Духом Святым мы познаем Бога, — писал он, будучи уже иеромонахом. — Это новый, неведомый нам орган, данный нам Господом для познания Его любви и Его благости. Это какое-то новое око, новое ухо для видения невиданного и для услышания неслыханного. Это как если бы дали тебе крылья и сказали: «А теперь ты можешь летать по всей вселенной. Дух Святый — это крылья души».

Два ангельских крыла — покаяние и смирение — пронесли будущего мученика Христова через всю его земную жизнь. До конца дней своих взывал отец Василий со слезами на глазах: «Милосердый Господи! Да будет воля Твоя, хотящая всем спастись и в разум истины прийти. Спаси и помилуй раба Твоего. Прими сие желание мое как вопль любви, заповеданной Тобою». Так просил он у Бога милости, непрестанно облекая себя в нищету духовную, которая есть блаженство пред Господом.

Однажды в Рождественский сочельник, когда отец Василий канонаршил стихиры, в храме неожиданно погас свет. Служба продолжалась в темноте и лишь лампады освещали лики святых икон. Отцу Василию подали свечу и с удивлением заметили, что глаза, лицо и даже борода его были мокрыми от слез. Обычно Батюшка всегда старался не показывать слез и всячески сдерживал их, а тут не смог удержаться.

«От грехопадений моих бегу не в затвор, — говорил он, — и не в пустыню, а в самоукорение и исповедание грехов моих». Душа его иногда открывала себя ближним, и тогда можно было увидеть, что от великой духовной радости она уподобляется незлобивому младенцу и уже не знает, что такое осуждение. Она на всех взирала чистым оком и радовалась о всем мире, и всемерно желала любить и монахов, и мирян, и грешников, и врагов, без всякого лицеприятия. Подобно тому, как и Господь посылает дождь на праведных и неправедных.

В проповеди, произнесенной на Евангелие об исцелении бесноватого в гадаринской стране, отец Василий говорил: «Свиньи — это наши страсти, которые мы лелеем, кормим и поим, влекомые их похотью. И когда приходит беда, как некогда пришла она к жителям страны гадаринской в виде бесноватого, наводившего ужас на них, тогда только мы взываем к Богу о помощи. Щедрый же Господь оказывает нам Свою любовь и подает благодать Свою спасительную. А мы, улучив милость от Бога, снова обращаемся ко греху. И никак не хотим расстаться со своими свиньями-страстями, и малодушно просим Господа отойти от нас. Просим отойти, дабы нам еще погрешить, говоря в душе своей: Господи, я буду жить по заповедям, но только не сейчас!»

В то же время он предостерегал от неправильного покаяния, — такого, когда человек от чрезмерного самоуничижения и самобичевания доходит до уныния и отчаяния. «Подобно тому, как разбойники, воспользовавшись покровом ночи, легко нападают на стражу и убивают ее и грабят имение, так и демон, наведши на душу уныние, нападает на нее и наносит ей смертельные раны, — говорил Батюшка. — Но не демон является причиной уныния, а напротив, оно придает ему силу. Так и апостол Павел, остерегаясь уныния или чрезмерной скорби, писал к Коринфянам, чтобы они простили некоему грешнику грех его, дабы он не был поглощен чрезмерною печалью».

Помня слова Апостола: С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, «будущий мученик радовался, встречаясь с многоразличными скорбями и всячески старался приучать себя к этому посредством всегдашнего благодарения Господа. В мире будете иметь скорбь, — говорит Господь, — но мужайтесь: Я победил мир. «Обетования Господни непреложны, — напоминал отец Василий, -никто и никогда отменить их не может, и мы живем сегодня только этими обетованиями. У каждого человека, конечно, есть боль, и у каждого есть страдания, но вот возьмите, пожалуйста, старцев Оптинских. Ведь к чему они пришли? — К непрестанной радости! Они ведь и для людей были источником радости».

Отыщи драгоценное средь суеты
И ты станешь Моими устами.
Ты не будешь слова расточать о любвц
За любовью придут к тебе сами.

Иноческие подвиги

5 января 1990 года послушника Игоря постригли в иночество с именем Василий — в честь святителя Василия Великого. Это событие принесло новое благодатное чувство душе будущего мученика Христова.

«Постриг — это великая тайна Божия, — говорил новопостриженный инок Василий пришедшим поздравить его братиям, — и эту тайну можно познать лишь опытно, то есть самому принять пострижение. Я не один раз видел постриги, — продолжал он, — и даже слезу пускал. Но теперь понял, что это все иное, таинственное и непостижимое».

Инока Василия поселили в деревянном монастырском доме, сохранившемся еще от старой Оптиной. Постель он устроил из двух досок, положенных на раскладушку и покрытых сверху войлоком. Вместо подушки — два кирпича из склепа, в котором были обретены мощи преподобного Оптинского старца Иосифа. Толстый чурбак заменял стул. На полке стоял будильник и фотографии старцев. А сверху в несколько рядов лежали святоотеческие книги, заложенные в разных местах. Отец Василий читал одновременно несколько книг, осмысливая слово Божие и вникая в глубину его. Иногда, доискиваясь духовного смысла, он оставлял одну книгу и брал другую. От этого в келье возникал некий внешний беспорядок, на который отец Василий не обращал особого внимания. А когда кто-либо из приходящих говорил ему об этом, он с улыбкой отвечал: «Это напоминает мне о беспорядке в моей душе. Человек всю свою жизнь тем только и занимается, что наводит порядок. То в собственном доме, то на работе, то в огороде, а о душе своей небрежет. А душа ведь дороже всего мира. Надо бы навести сначала порядок внутренний и полюбить Бога. А любить Бога никакие дела не помешают».

23 августа этого же года состоялся постриг инока Василия в мантию в честь Московского Христа ради юродивого Василия Блаженного. Этот постриг еще более возжег пламень ревности в сердце боголюбивого воина Христова.

«Сейчас иное время, — говорил отец Василий, — и мы не в силах нести тех подвигов, которые возлагали на себя древние, но понуждать себя просто необходимо. Хотя я и немощен, но сердце мое жаждет древних монашеских подвигов, в коих спасались святые отцы наши». И самый главный подвиг, который пронес он чрез все житие свое — это подвиг смиренномудрия, сопряженный с плачем и покаянием. Глаза его обычно были опущены вниз, и лишь когда кто-либо обращался к нему с вопросом или приветствием,

Батюшка кротко поднимал их. А затем снова опускал. Среди братии и в монастырских делах отец Василий никогда не брал на себя никакой инициативы, а всегда считал себя послушником. «Я люблю, когда мною руководят», — говорил он. Когда некоторые осуждали его за якобы горделивое безмолвие, он с кротостию говорил: «Бог знает, что желаю быть с вами в общении, как могу люблю и молюсь о вас. Но не могу быть одновременно и с вами, и с Ним».

Он старался избегать долгого общения, особенно когда заходили разговоры о недостатках или пороках ближних. Несмотря на молчаливость, отец Василий очень просто и как-то легко и своевременно находил нужные слова утешения для собеседника. Радуйтеся и веселитеся, — любил повторять он одну из заповедей блаженства, -яко мзда ваша многа на небесех. И паки реку: радуйтеся. «Вот какие мы обетования имеем, — говорил он за несколько дней до своей мученической кончины. — Ведь есть у Отца любимые сыновья? Вот монахи — это любимые сыновья. Кого Он больше любит? Кому Он больше помогает? -Монахам. Поэтому нам легче. А те люди, которые отдалены от Бога, становятся как бы блудными сыновьями, и им тогда становится трудно….Понимаете? Вот из-за чего трудность-то возникает в человеческой жизни, — когда человек берет на себя что-то и отстраняет от себя Бога, Который хочет помочь ему. Вот мир и несет скорби, потому что от Бога отошел, отстранился от Христа, и тащит на себе этот труд непосильный. А мы пришли к Богу, и Господь за нас все несет и все делает».

Отец Василий не внимал молве людской. Внимание его непрестанно было направлено ко Христу, и его частые воздыхания говорили об этом. По ночам он подолгу клал земные поклоны, а чтобы не было слышно, бросал на пол старый отцовский бушлат. Ежедневно келейно он вычитывал повечерие с канонами, а если был где-либо в отъезде по послушанию, то неотложно читал полунощ-ницу. Когда же не успевал вычитывать правило днем, то исполнял его ночью, стараясь никогда не оставлять. Батюшка считал это не за подвиг, а за необходимость и долг каждого монаха. «Василий Великий, — говорил он, — считал, что монах, не читавший часов, в день тот не должен и пищи вкушать. Ибо молитва есть пища для души. Коль о теле своем заботимся, тем паче же будем заботиться и о душе». Но в то же время он никого не укорял за оставление правила и не обличал, считая себя самым нерадивым и не исполняющим монашеских обетов.

«Необходимо понять, — говорил он, — что монашество заключается не в черных ризах, не во множестве правил, которые человек силится исполнять, а в покорности воле Божией. Все, что происходит вокруг, есть великий Промысел Божий, который ведет человека ко спасению. Покориться Богу можно лишь тогда, когда научимся все происходящее с нами принимать за Его святую волю и не роптать, а за все Господа благодарить. Милость Божия дается даром, но мы должны принести Господу все, что имеем».

Хвалите имя Господне, хвалите, раби Господа, — так начинается девятнадцатая кафизма, которую очень любил отец Василий. Каждый псалом ее, каждый стих тесно переплетается с жизнью мученика Христова.

Всегда молчаливый и тихий, отец Василий не заботился о пище, и даже порой забывал о необходимости ее вкушать. «Господи, — взывал он, -дай память о благоволении Твоем к нам, грешным, дабы не роптали мы в день печали, а проливали слезы покаяния». Случалось, что отец Василий, задерживаясь на исповеди, а часто при служении молебна или панихиды, опаздывал на трапезу. Однажды, придя в трапезную уже после обеда, он кротко попросил чего-нибудь поесть. Но ему ответили, что уже поздно и на кухне ничего не осталось. Отец Василий нисколько не смутился этим. Ни малейшей тени огорчения, ни капли ропота не было в его поведении или словах. Попросив стакан кипятку, он выпил его с хлебом, укоряя себя в чревоугодии.

Великим Постом отец Василий принимал пищу один раз в день, обычно в полуденное время. Его трапеза состояла из овощей или кислых ягод и небольшого количества хлеба. Такой пост и постоянное молитвенное обращение к Богу давали душе его мир, который особым чувством удерживал ум в сердце и не позволял греховным помыслам приближаться к нему. «Что надо делать, чтобы иметь мир в душе и в теле? — вопрошал Батюшка и отвечал: — Для этого надо любить всех, как самого себя, и каждый час быть готовым к смерти».

Как по отношению к видимому миру отец Василий отрекся человека внешнего, оставив все свои награды и звания, так оставил он и прежние свои привычки. Если раньше, в миру, он очень любил писать стихи и рифмовать в них все свои мысли и чувства, то после рукоположения в иеромонахи он отверг это занятие. Хотя необходимо заметить, что лучшие стихи его были написаны в молитвенном духе. Видимо, исполняясь любовью к природе, душа его познавала премудрость Творца и находила в себе отражение благодатного Света.

Еще в детстве он любил убегать в Кузьминский парк и там подолгу любоваться природой, наблюдать за тем, как сизокрылые голуби бесстрашно перегораживают дорогу прохожим, спеша склевать брошенные на тротуар крошки хлеба. Он любил взирать на волны, которые словно растущие кольца расходились в разные стороны от брошенного в пруд камешка. А иногда подолгу смотрел на макушки стройных сосен, мечтая вскарабкаться на самую высокую и оттуда взглянуть на этот прекрасный Божий мир. «О, если бы у меня были крылья, — думал тогда Игорь, — я бы взлетел над миром и парил, наслаждаясь его безграничной красотой».

Но чтобы познать Премудрость Божию, необходимо отречься от мудрости века сего. Истинная мудрость не в красивых словах, а в крестной силе. «На крест возводит вера, — говорил отец Василий, — низводит же с него лжеимен-ный разум, исполненный неверия. Крест — готовность к благодушному подъятию всякой скорби, получаемой Промыслом Божиим. Возьми крест свой, и следуй за Мною, — говорит Господь. Значит, надо обязательно взять крест ради Господа, уверовать и идти. Вот и весь закон. Но в основном, как учат святые отцы, все то, что исполняет инок, должен исполнять и благочестивый христианин. За исключением, пожалуй, одного, — что мы даем обет безбрачия. Раньше это было требованием жизни. Древние христиане мало чем отличались от монахов».

Я сказал: буду верен словам до конца,
Посмотрю за своим непутевым житьем
И невольно прибавил: на все, что слегка,
Отвечать стану я молчаливым кивком/

Хранение уст

Однажды отца Василия спросили:

— Где монаху лучше молиться — в церкви или в келии?

— Я не знаю, — смиренно ответил Батюшка,-но слышал, что в Церкви — как на корабле: кто-то гребет, а все плывут. А в келий — как в лодке: надо грести самому.

Церковное Богослужение отец Василий очень любил. Он проходил послушание канонарха и всегда благоговейно, со вниманием, пропевал стихиры. Старался вникнуть в самую глубину Божественных словес, собирая внимание воедино. И словно какой-то невидимый луч освещал ему сокровенный смысл молитвенных речей, соединяясь с ним Духом Святым.

Господь говорит: Вы Мне будете поклоняться и Духом, и истиной на всяком месте* — продолжал отец Василий. — Служба — это общение с Богом. Во время молитвы мы разговариваем с Самим Богом, поэтому служба это и есть Ему предстояние, Ему служение. Это всегда живо, всегда неумирающе. Это жизнь, потому что здесь присутствует Сам Христос.

— А вы не устаете от продолжительных Богослужений? — спрашивали его.

— Ну, мы же не Ангелы, — отвечал он, — конечно, устаем. Мы же люди. Но Господь нас укрепляет по мере того, насколько Он считает это нужным. Дает нам и трудиться, и уставать. Преподобный Исаак Сирии пишет: «Если твоя молитва была без сокрушения сердца и без труда телесного, то считай, что ты помолился по-фарисейски». Так что надо и пот пролить: и тело свое понудить, и душу, конечно. Так что это труд. А старец Силуан как говорит, помните? Он говорит: «Молиться за мир — это кровь проливать». Таков труд молитвенный. Вот возьмите Евангелие: Господь молился. Каким было моление Его о чаше? И был пот Его, как капли крови. Вот какой может быть молитва. Нам эта молитва неведома, но такая молитва тоже есть. Отец Василий очень любил келейную молитву. «Сиди в келье, — повторял он слова преподобного Иоанна Лествичника, — и она тебя всему научит». Подолгу пребывая в келий, он настолько погружался в молитву, что душа его забывала о веке сем и о всех делах земной временной жизни. Сердце исполнялось необычайной радости, о которой некогда сказал пророк Исайя: Как жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог Твой. В такие минуты, движимый Божественным веселием, он желал только одного: «О, если бы душа моя отошла вместе с молитвой. О, Господи, как я желаю быть с Тобою!»

Постепенно молитва все больше и больше укоренялась в душе будущего мученика. Она становилась как бы естественною и неотделимою, как бы единою с ним. «Возьмите псалмы Давида, — сказал как-то отец Василий. — Он говорит: Вкусите и видите, яко благ Господь. Пожалуйста, вкушайте и увидите. Кого люблю, — говорит Господь, — того и наказую. Биет лее Господь всякого сына, его же приемлем*. Мы — возлюбленные сыны Бога ради потому, что держим истины Православия. Естественно, мы и наказываемся, ибо Господь нас особенно любит. И как любой отец, который любит своего сына, Бог без наказания нас никогда не оставляет. Но наказывает Он по любви, а не по жестокости… Мы привыкли наказывать только жестокостью. Нам неизвестно наказание с чувством любви. А Господь наказывает нас с любовью, ради того, чтобы вразумить. Ради того нам попускаются скорби, чтобы нам познать истину Христову. Поэтому надо быть всегда готовым к скорбям. И я вас уверяю, что нет такого человека на земле, который бы никогда не скорбел… За все надо благодарить Господа».

Бывает так, что время от времени человек ослабевает в молитвенном делании, свет его души, доселе горевший ярко, тускнеет и он то как бы спускается на одну ступенечку ниже, то снова, пламенея искренней любовью ко Господу, возвращается к горнему созерцанию. Иеромонах Василий был одним из тех, кто твердо шел вперед, подобно кораблю, расправившему паруса и неотступно держащему курс к великой цели, которая суть спасение души. И попутным ветром этому кораблю было всегдашнее неотступное покаяние. Оно как бы приросло к этому широкоплечему монаху. Его опущенный в землю взгляд, всегда сосредоточенный и спокойный, как будто напоминал: О, человек, земля еси, и в землю отыдеши. Блажен, кто непрестанно памятует об этом.

Отец Василий не искал встреч с людьми, а всегда жаждал безмолвия и беседы с Богом, суть которой — горячая молитва. «Единожды умер я для мира, — повторял он слова преподобного Арсения Великого, — что проку от мертвеца живым».

Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело. Желая быть верным в малом, в том числе и в слове, Батюшка говорил, что любой, даже незначительный грех, может стать причиной дальнейшего охлаждения любви к Богу. Особенно он обращал внимание на грех курения. «В курящего человека, -говорил он, — как в решето, Господь благодать наливает, а она вся выливается».

Батюшка очень любил тишину. Как-то на Страстной Седмице, в Великий Четверг, за несколько дней до своей мученической кончины, отец Василий после трапезы подошел к одному из братии и сказал: «Ты обратил внимание, какая тишина была на трапезе? — Сегодня все причащались. Какая тишина!»

Совершенен закон и безмерен,
Коим Бог обновляет людей,
И в Своих откровениях верен,
Коль мудрейшими ставит детей.

Монах и пастырь

На Вход Господень в Иерусалим, 8 апреля 1990 года, отца Василия рукоположили в иеродиаконы. А на Преполовение Пятидесятницы, 9 мая (память священномученика Василия, епископа Амасийского), ему впервые поручили произнести проповедь. Многие были приятно удивлены глубиной его проповеднического слова. Проповедь имела духовную силу, ибо сказана была от любящего сердца. Теперь отец Василий все чаще и чаще говорил слово Божие к народу. Как одному из лучших проповедников, ему поручали проповеди на праздничные дни. Слова, сказанные Батюшкой так просто и убедительно, нередко побуждали людей к перемене жизни, ибо воспламеняли души их ревностью по Бозе. Батюшка в своих проповедях не обличал, но раскрывал корень греха и показывал его пагубность, сожалея о согрешающих и молитвенно обращаясь к Богу о прощении их. Он старался сохранить древний молитвенный дух церковно-славянского языка, чтобы в полноте донести до людей слово Божие и пробудить покаяние в их душах.

Отец Василий всегда искренне радовался успехам ближних. И радовался так, словно был уверен, что и он получит воздаяние за их добродетели и подвиги; а о тех, которые согрешали словом или делом, сокрушался и скорбел так, будто ему самому надлежало дать ответ за них на Страшном Суде и быть ввергнутым во ад.

После рукоположения во иеромонахи, которое состоялось 21 ноября того же года на Собор Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, отец Василий составил для себя краткие обязанности священника, чтобы всегда благоговейно предстоять Престолу Божию.

В жизни монаха с рукоположением во священство обычно начинается тонкая духовная брань между монашеством и священством: часто желание безмолвствовать и уединяться влечет к уклонению от пастырского служения, а многопопечительность о духовных чадах мешает несению монашеского подвига и сеет в душе суетность и смущение. Только любовь к Богу, подвиги терпения и смирения помогают душе достичь благодатной гармонии между пастырским служением и монашеским житием. И чем более человек преуспевает в молитве, тем более он обретает опыт борьбы с врагом, и, быв искушен… может и искушаемым помочь. Подобно тому как садовник много ухаживает за деревьями, поливая и окучивая, а когда созреют плоды, тогда собирает их, так и Господь все подвиги монашеского жития обращает на пользу и укрепление Своей Святой Церкви.

Все более и более отец Василий искал уединения и безмолвия. «Истинным руководителем может быть только тот, кто с помощью Божией победил страсти, — говорил Батюшка, — и через бесстрастие соделался сосудом Святаго Духа». Но не люди избирают священников, а Сам Господь выбирает пастырей Церкви и посылает делателей на жатву Свою.

На Московском подворье, куда Батюшку иногда посылали для несения послушания, он вначале прослыл очень строгим и требовательным. Одна женщина, бывшая учительница начальных классов, вспоминала, как однажды, впервые придя на Подворье, она спросила у знакомой совета о том, к кому ей лучше пойти на исповедь. В то время как раз вышел отец Василий с крестом и Евангелием. Показав в сторону Батюшки, знакомая сказала, что этот священник очень строгий и лучше исповедываться у другого. «Ну, я и встала к другому батюшке, — вспоминала она. — Очередь к отцу Василию была небольшая и поэтому, закончив исповедовать, он обратился к стоящим в притворе людям: „Есть еще кто на исповедь?“ Я по школьной привычке подняла руку. Батюшка улыбнулся и я подошла к нему». Вскоре слухи об отце Василии, как о строгом священнике, рассеялись. Батюшку полюбили и уже не боялись его сурового вида, за которым скрывалась истинная, нелицемерная любовь.

Отец Василий не имел много духовных чад, но всякого приходящего к нему человека принимал, как посланного Самим Господом. «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть, — говорил Батюшка, желая успокоить смущенную душу собеседника, — а совершенство Господа в том, что Он всех любит и посылает дождь на праведных и неправедных. Бог желает всем спасения и не оставляет ищущих Его».

Рукоположение, которое он принял за послушание, открыло новую страницу в его жизни. Сострадательность и заботливое внимание к ближним помогали врачевать и утешать души, наполняя их благодатным миром покаяния. Многие говорили, что это будущий старец. На исповеди или в беседах отец Василий вразумлял и утешал ближних словами Священного Писания. Часто он с любо-вию говорил: «Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша много, на небесех. И паки реку: радуйтеся, непрестанно молитесь и за все благодарите, ибо такова о нас воля Божия. От его слов рождались в сердце мир и тишина. Батюшка приучал видеть свои грехи и не внимать погрешностям ближних. Получалось это у него как-то просто и безобидно. «О новостях с подружками будешь говорить, — ласково останавливал он многословную речь какой-нибудь бабульки, — а со мной — о грехах».

Душа иногда немного успокаивается, когда, имея на кого-то обиду, вдруг обрящет сочувствующего в осуждении. Но такое соглашение грешно и пагубно как для утешающего, так и для утешаемого. Не так поступал отец Василий. Он строго следил за ходом исповеди, и старался открыть кающемуся причину греха, которая заключается всегда в нас самих. «По грехам, по грехам — тихо говорил он, вздыхая.- Скорби — это хорошо. За скорби Господа благодарить надо».

Как-то у одного молодого человека, работавшего при монастыре, пошел разлад в семье. Сначала он сильно унывал, а затем, дойдя до отчаяния, замыслил даже покончить жизнь самоубийством. Но Господь, не желая погибели души, устроил так, что один брат, узнав об этом, привел его в келию к отцу Василию. Батюшка в это время стирал свой подрясник. Увидев гостей, он тут же отложил стирку и принялся внимательно выслушивать молодого человека. Затем посочувствовав ему, сказал: «Ну, и слава Богу!» И просиял такой доброй улыбкой, что собеседник не удержался и тоже улыбнулся. Те события, которые доселе терзали его душу, вдруг увиделись ему каким-то пустяшным делом, не имеющим серьезных причин для скорби. Теперь вместо отчаяния пришла и озарила душу легкая радость, имеющая основание — твердое упование на Промысел Божий.

Глубокие воздыхания отца Василия и сожаление о случившемся вызывали у исповедников слезы. И он, как добрый сеятель, очищал вожделенную пашню души от терний и сеял на ней семя Божией любви и мира. В конце исповеди, когда исповедующийся брал по обычаю благословение, отец Василий, слегка наклонясь вперед, тихо произносил: «Помоги вам, Господи». И от слов этих веяло таким теплом, что они долго не забывались, потому что говорились от любящего сердца, сострадающего и болезнующего.

Любовь не остается незамеченной, ибо она излучает Божественный Свет. Любящее сердце имеет истинное сострадание не только к людям, но и ко всякому творению Божию. Так, еще мальчишкой отец Василий сильно сожалел, когда сосед его под покровом ночи спилил молодой тополь. Дерево росло у окна и своей густой листвой якобы загораживало солнечный свет. Глубоким переживанием отразилось это событие в душе будущего монаха.

Бывая в Москве, отец Василий ни разу не ночевал в родительском доме. Если и заезжал, то всего лишь на несколько часов, чтобы справиться о здоровье матери, и снова спешил удалиться. Он старался тщательно хранить зрение от различных искушений, которыми преисполнен мир. Как-то раз, проходя мимо останкинского пруда, который находился недалеко от Подворья, отец Василий заметил полураздетых людей, пришедших позагорать в жаркий день. Батюшка перекрестился, а затем, взявшись за край мантии, поднял ее над собою. Словно большим крылом заградил он взор свой от соблазна. Так дошел он до храма, который был для него местом спасения от всех искушений и скорбей. Он любил храм и келью. Келья для него была местом монашеских подвигов и уединения, а храм — домом молитвы, местом его священнического служения.

Однажды в монастырь приехала бывшая школьная учительница отца Василия, преподаватель русского языка и литературы. После беседы Батюшка предложил ей исповедаться. Она не сразу решилась исповедать грехи своему бывшему ученику, но Батюшка, заметив ее ложный стыд, объяснил ей, что он лишь посредник между нею и Богом, Который невидимо зрит сердце каждого. Грехи Он знает и без нас, но ждет от людей искреннего покаяния и, ведая немощь человеческую, прощает кающихся. Эти слова настолько тронули сердце учительницы, что она, убеленная сединой, почувствовала себя юной отроковицей. Она искренне покаялась и с этих пор стала считать себя духовной дочерью отца Василия.

Батюшка молился очень внимательно. Видно было, что он не просто исполняет последование молебна или панихиды, но всем сердцем молится Господу, не смущаясь присутствием людей. Для него было важнее, примет ли Бог его молитву, а не то, что скажут или подумают о нем люди. В молитве отец Василий имел дерзновение, так необходимое каждому священнику, и не старался угождать людям. Он не опасался несправедливых обвинений, но в то же время и не пренебрегал ими совсем, стараясь сострадать обидчикам и, по возможности, скорее погашать обиду.

В Козельске был при смерти один человек, мучимый нечистыми духами. Он никак не мог исповедать свои грехи. Его верующая жена обратилась в монастырь с просьбой прислать священника. Исповедать и причастить больного поручили иеромонаху Василию. Сразу же после полунощницы Батюшка отправился в Козельск. При виде священника больной набросился на него с лаем, но отец Василий кротко и с любовью приветствовал бесноватого. Тот, словно от огня, отпрянул от него. Затем отполз в сторону и затих. Отец Василий достал требник и начал тихо молиться. Больной успокоился, искренне покаялся и причастился.

Однажды в два часа ночи позвонили из больницы и просили прислать священника к умирающему больному. Отец Василий не спал и словно ждал этого звонка. Поехал он немедленно. И хотя причастить больного не удалось, так как тот был уже без сознания, все же Батюшка молился у смертного одра больного до самой последней минуты его земной жизни, читая канон на исход души.

Как-то одна женщина пожаловалась на свои трудности, на то, что муж с работы ушел, что болезни одолевают. Батюшка внимательно выслушал ее и сказал: «Ну, и слава Богу». Не ожидавшая такого ответа женщина недоуменно спросила: «За что же это — слава Богу?» Батюшка в ответ — «Слава Богу! Слава Богу!». И скорбь вдруг отошла, а на сердце стало мирно и светло. Так умел он кротко и легко успокоить страждущую душу.

В городе Сухиничи, расположенном недалеко от Козельска, есть тюрьма. Отец Василий с другими братьями часто ездил туда для крещения и духовного окормления заключенных. Иногда исповедь продолжалась до двух часов ночи. Батюшка внимательно выслушивал каждого приходящего, давал необходимые советы, дарил книги, разъяснял учение Православной веры. Храма тогда в тюрьме не было и крестить приходилось в бане. Как-то раз собрались сорок человек, чтобы принять Таинство Крещения, а среди них оказался один закоренелый преступник, который хотел подшутить над Батюшкой и подурачиться. Остановить его никто не решался, так как он был не из простых заключенных, а считался «авторитетом». Перед крещением отец Василий, как обычно, говорил проповедь. И говорил так зажигательно и просто, что «шутник» не смог остаться безразличным. Он, забыв о своей затее, стал задавать вопросы, вскоре попросил отца Василия исповедать его, а затем и крестился. Исповедовал его тогда Батюшка почти два часа, а на прощание подарил книгу «Отец Арсений», так понравившуюся всем заключенным.

На кого воззрю! — говорит Господь, — токмо на кроткого и смиренного, трепещущего словес Моих. И Господь действительно взирал на этого кроткого и молчаливого монаха. Батюшка не разделял людей на близких и не близких. У него не было друзей, вернее все для него были друзьями. Но человекоугодия он избегал и старался более прилепляться к Богу: «Кто заботится о многих, — вспоминал он слова преподобного Исаака Сирина, — тот раб многих, а кто заботится об устроении своей души, тот друг Божий».

Как-то рассказали отцу Василию про одну блаженную, которая уже долгое время лежит без движения. Говорили, что изредка к ней приходят соседи, чтобы истопить печь, и приносят что-нибудь поесть. Но часто она остается одна, без еды и в холодной избе. Люди удивлялись ее безропотности, ибо она, всегда пребывая в радости, славила и благодарила Бога. Узнав, что блаженная желает причаститься, отец Василий вызвался ее навестить. Добравшись до деревеньки, в которой жила больная, Батюшка своими глазами увидел, что все то, о чем говорили, — истинная правда. Он исповедал и причастил женщину, а вернувшись в Оптину, с умилением вспоминал о блаженной рабе Божией.

Удивительно, что при виде отца Василия, блаженная вдруг просияла, и радостно запела: «Христос Воскресе!». Возможно, этим она предсказывала будущему мученику Христову Вечную Пасху, начало которой соприкоснулось с Пасхой 1993 года.

Душа тебе, Обитель, отдана,
Прими и тело, коль захочешь.
Прими все то, чем от Творца,
От Бога наделен средь прочих.

Пасха без конца

Для отца Василия Оптина стала колыбелью, в которой рос и укреплялся его монашеский дух. Он часто посещал могилки тогда еще не прославленных Оптинских старцев и подолгу молился там, прося их помощи и ходатайства Царицы Небесной, которая распростерла омофор свой над Обителью. Отец Василий составил несколько прекрасных стихир об Оптиной Пустыни, много и плодотворно работал над составлением службы преподобным старцам, которую, к сожалению, так и не успел закончить.

В феврале 1993 года он в последний раз побывал в Троице-Сергиевой Лавре на очередной сессии в духовной семинарии. На обратном пути заехал к матери в Москву. Отслужил панихиду на могиле отца. Затем снял со сберегательной книжки те небольшие деньги, которые собирала для него со своей пенсии Анна Михайловна, и, отдавая их ей, сказал: «Прошу тебя, больше не клади. Мне они не нужны. Да и как я предстану с ними пред Богом!».

Последний в своей жизни Великий Пост отец Василий провел строже обычного. Кроме обязательных продолжительных монастырских служб, он еще подолгу молился по ночам в своей келье. В Великий Пяток, во время богослужения, ему надо было канонаршить. Батюшка вышел на солею, но вдруг почему-то замер с книгой в руках и долго молчал. «Ужасеся о сем небо, и солнце лучи скры» — проканонаршили с клироса, и хор запел.

— Что случилось? — спросили его потом, — что с тобой было?

Но отец Василий ничего не ответил. Лишь позже, тайно, поведал одному брату, что в тот момент, когда ему надо было канонаршить, он вдруг увидел старца Амвросия, но о чем говорил с ним Преподобный — не сказал.

В Великую Субботу весь день отец Василий исповедовал, а когда уже стемнело и освещали куличи, ему вдруг стало плохо: сказались сильное переутомление, службы, послушания, бессонные ночи и строгий пост. На Страстной Седмице он ведь совсем не вкушал пищи. К тому же, считал, что лучше умереть на послушании, чем отказаться от него. Отец Василий стоял бледный, держась за аналой. Казалось, что он вот-вот упадет. В это время кто-то из иеромонахов освящал куличи. Он покропил Батюшку святой водой, но тот попросил: «Покропи меня покрепче…» Тогда иеромонах щедро плеснул ему в лицо и на голову святой водицы. Отец Василий улыбнулся, облегченно вздохнул и, сказав: «Ну, теперь уж ничего, ничего», снова принялся исповедовать прихожан.

Перед Пасхальной литургией Батюшку назначили совершать Проскомидию, поэтому он заранее облачился в красную фелонь. Проскомидию он совершал всегда быстро и четко, а тут как-то медлил.

— Ты что медлишь? Надо бы побыстрее! — поторопил его благочинный.

— Не могу, простите. Так тяжело, будто сам себя заколаю, — ответил Батюшка. А окончив, сказал: «Никогда так не уставал».

В конце Пасхальной литургии отец Василий вышел канонаршить. Видя его усталым и бледным, братья с клироса сказали:

— Отдыхайте, Батюшка, мы сами справимся.

— Я по послушанию, — твердо ответил отец Василий и начал: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!» — Непоколебимая вера в то, что все устрояет Господь, подавала ему силы и укрепляла.

…Солнце в Оптиной восходит со стороны Скита, прячась за густые ветви вековых сосен, посаженных еще преподобными старцами. От этого рассвет начинается как бы с огненных языков. Макушки сосен все ярче и ослепительнее пылают на фоне небесной розовеющей глади, словно светящиеся нимбы этих могучих деревьев. Вскоре первый солнечный луч осторожно бросает свой теплый весенний свет на белую монастырскую стену. Золотые купола Введенского храма начинают торжественно сверкать, подобно древним богатырям времен вятичей. Все вокруг исполняется тихого благодатного спокойствия, как бы не желая тревожить утомивпшхся после ночного богослужения монахов.

В это Пасхальное утро братья, разговевшись, разошлись по своим кельям. Отцу Василию предстояло идти по послушанию в Скит, — он должен был исповедовать причащающихся на средней скитской Литургии. Тихо пропев Пасхальные часы пред иконами в своей келье, он направился к скитской башне, через ворота которой можно выйти на тропинку, ведущую в Скит. Внезапно тишину нарушил колокольный звон. Это иноки Ферапонт и Трофим, прорезая утреннюю тишину, возвещали миру Пасхальную радость. В Оптиной есть добрая традиция: звонить на Пасху во все колокола в любое время на протяжение всей Светлой Седмицы. Но на этот раз звон как-то неожиданно оборвался. Большой колокол ударил еще несколько раз и затих.

Отец Василий остановился: что-то произошло. Не предаваясь раздумьям, быстро направился к колокольне. Навстречу ему бежал человек в солдатской шинели.

— Брат, что случилось? — спросил отец Василий бежавшего. Тот пробормотал что-то невнятное, делая вид, что направляется к воротам скитской башни. Но, сделав несколько шагов в этом направлении, выхватил из-под полы шинели острый 60 — сантиметровый меч и сильным ударом в спину пронзил отца Василия.

Батюшка упал на землю. Казалось, что тьма на мгновение восторжествовала, что солнце померкло и Ангелы закрыли лица свои в эту страшную минуту.

Убийца хладнокровно накинул край мантии на голову отца Василия и надвинул клобук на его лицо. По-видимому, это действие было одним из правил ритуала, ибо убитых им перед тем на колокольне иноков Ферапонта и Трофима также нашли с сильно надвинутыми на лицо клобуками.

Сбросив шинель, служитель сатаны перемахнул через монастырскую стену и скрылся в густой чаще леса. Здесь, недалеко от стены, был найден окровавленный меч, на котором выгравирована надпись: «Сатана. 666». Она свидетельствовала, что убийство было ритуальным.

Отец Василий лежал на земле и, тяжело дыша, еле слышно шептал слова молитвы. Сбежавшиеся монахи пытались оказать ему помощь, но сильная потеря крови и тяжелые ранения не оставляли надежды: удар пришелся в спину, снизу вверх, так что пронзил почку, легкое и повредил сердечную артерию.

Один из подбежавших достал из внутреннего кармана небольшой, чудотворный, по его словам, крест, и трижды осенил лежащего на земле Мученика. Отец Василий открыл глаза. Его взгляд был устремлен на крест.

— Душа креста ищет, — сказал кто-то, а глаза Батюшки уже взирали на огромное небо, которое когда-то поведало ему о славе Божией.

Служившие в Скиту Литургию братия недоумевали, почему не идет всегда такой исполнительный отец Василий. «Помяните тяжко болящего иеромонаха Василия и убиенных иноков Ферапонта и Трофима», — послышались в алтаре слова пришедшего из монастыря брата.

— Какого монастыря? — спросил иеромонах, стоявший у жертвенника.

— Нашего.

— Как нашего?

— Да это же наши братья, только что убитые сатанистами!

Кто-то из служащих отцов со слезами на глазах сказал: «Слава Тебе, Господи, что посетил Оптину Своею милостью».

Когда Литургия подходила к концу, сообщили, что отошел ко Господу иеромонах Василий. В храме все плакали. «Надо было возглашать „Христос Воскресе!“, — вспоминал один иеромонах, — а я не мог громко произнести, только сказал один раз».

Вскоре на имя отца Наместника была получена телеграмма:

«Христос Воскресе! Разделяю с Вами и с братией обители Пасхальную радость! Вместе с вами разделяю и скорбь по поводу трагической гибели трех насельников Оптиной Пустыни. Молюсь об упокоении их душ. Верю, что Господь, призвавший их в первый день Святаго Христова Воскресения через мученическую кончину, сделает их участниками вечной Пасхи в невечернем дни Царствия Своего.
Душой с Вами и с братией.
Патриарх Алексий II
18 апреля 1993 года».

Как-то спросили отца Василия, почему возникают страшные искушения и скорби? Если Бог любит нас, почему столько ненависти и зла обрушивается на людей? Он ответил: «У святых Отцов сказано, что каждый любящий Бога должен встретиться с духами зла. Это сказано не только о святых, но и о простых грешниках, то есть о нас. И чем больше любовь к Богу, тем яростнее брань. И так до тех пор, пока на бой не выйдет сам главный дух ада — сатана. О, сколько злобы и ненависти в этом мерзком враге спасения! Сколько лукавства и ухищрения! В безумии своем он обрушил бы всю свою ярость на христиан, если б не удерживал его Господь. Но, делая зло, он посрамляется силою смирения, которую подает Христос в сердца верных».

…В келий отца Василия на столе осталась лежать книга Апостол. Кто-то из братии открыл ее на том месте, где была закладка, и прочитал: «…Время моего отшествия настало: подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный…"( 2 Тим. 4, 6−8.)

Псалмы и песни принесу Тебе,
блаженная Пустыня.
Спасенья Чашу прииму
И призову Господне Имя.

Даждь кровь и приими Дух

«Если бы надежды христиан оканчивались этой жизнью, — учит нас святитель Василий Великий, — то справедливо было бы скорбеть о раннем разлучении с телом. Но если для живущих по Богу началом истинной жизни становится освобождение души от телесных уз, зачем же нам печалиться, как не имеющим упования?» Клеветник и отец лжи обманывает людей и вселяет страх смерти в сердца, чтобы легко возобладать душами и повести их за собою в погибель. Чем более человек привязан к этому миру, тем более в него вселяется страх оставить эту земную суету. Но кто живет здесь, имея помышления о небесном, тот больше жаж?-дет смерти, чем жизни.

«Почему некоторые люди не верят в загробную жизнь? -говорил как-то иеромонах Василий, — потому, что увлекшись заботами мира сего, все внимание направили на занятие многоразличными житейскими делами. А служение одному не дает возможности заботится о другом. Никто не может служить двум Господам».

Не сочтут ли человека безумным, если он, шествуя опасной горной тропой, одновременно будет читать увлекательную книгу? Ведь последствия могут оказаться самыми трагическими. Посему и Господь взывает к нам: смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы* Ищите же прежде Царства Божш и правды Его, и это все приложится вам.**

За несколько дней до своей мученической кончины отец Василий сказал: «Нам Святое Писание говорит, что Бог же не есть Бог мертвых, но живых. У Бога все живы. Поэтому, поскольку мы служим именно такому Богу, Который Воскрес и победил Воскресением смерть, у Него нет смерти. В Боге нет смерти, ее не существует, она существует только вне Бога». И продолжал: «Однажды Христос собрал Своих учеников, и сказал: вы думаете, что вы Меня избрали? Нет, но Я вас избрал, и поставил служить. Почему Господь избрал иудейский народ? Мы не знаем. И даровал им святых пророков? Почему Он избрал русский народ и дал ему хранить истину Православия? Мы не ведаем пути Божия. И для нас это закрытая тайна, запечатанная, может быть даже навсегда. Но поскольку этот дар нам дан, мы обязаны его хранить и свято его блюсти…».

…После захода солнца наступает тьма, и мы уже не имем возможности лицезреть солнечного света. Но все же знаем, что оно светит где-то там, на другой стороне земли. Отец Василий отошел в небесные обители Господа нашего Иисуса Христа. И, хотя мы не можем его лицезреть, но знаем, что он с нами, что он молится о нас. Об этом свидетельствуют чудеса, которые и доныне продолжаются по святым молитвам Новомученика.

«Однажды я сильно заболел, — вспоминал один иеродиакон из Псковской епархии. — Температура поднялась высокая. Кашель такой, что невмоготу. Я даже не мог спать лежа, потому что начинал задыхаться. Надо бы в больницу, да до нее далеко и транспорта нет. Я сидел в кресле и еле дышал. И тут Настоятель решил послужить панихиду по убиенному иеромонаху Василию с братиями. „Молебен служить вроде бы не положено, так как они пока не прославлены, а панихиду можно“, — сказал он и начал разжигать кадило. Во время служения панихиды мне стало легче дышать. Затем я почувствовал облегчение и уснул. Наутро я уже чувствовал себя бодро, а через три дня был совсем здоров».

Как-то тяжело заболела одна пожилая женщина, которая убирала в приходском деревенском храме. У нее отнялась правая сторона. Настоятель храма, прихожанкой которого была эта женщина, отслужил панихиду я по убиенным Оптинским инокам. После этого ей стало легче, а вскоре хворь и совсем прошла.

Одна женщина приехала в Оптину Пустынь помолиться. Она не знала при жизни отца Василия, но часто посещала его могилку, прося утешения в скорбях и помощи в разных нуждах. И вот как-то, задержавшись до ночи на послушании, женщина возвращалась в монастырскую гостиницу. Вдруг из темноты выбежал незнакомый мужчина и бросился к ней. Испуганная женщина побежала. «От страха у меня перехватило дыхание, — вспоминала она, — я не могла даже крикнуть, чтобы позвать на помощь». Добежав до монастырского кладбища, женщина остановилась у могилы иеромонаха Василия и притаилась за крестом. «Отче Василие, — взывала она, — помоги, заступись, защити». Бежавший за ней незнакомец приостановился и стал медленно, но уверенно приближаться. И вдруг, словно какая-то невидимая стена выросла на его пути. Испугавшись неведомой ему силы, незнакомец круто повернулся и быстро пошел прочь из монастыря. «В этот момент, — вспоминала женщина, — я почувствовала, будто отец Василий встал между нами и закрыл меня своей могучей спиной».

Позвонила как-то маме отца Василия женщина, знавшая Батюшку при жизни.

— Как вы себя чувствуете, Анна Михайловна? — спросила она. — Слава Богу, хорошо! — ответила та.

Женщина рассказала, что ей приснился отец Василий, который сказал ей: «Купи лекарств для моей мамы. Она тяжело больна».

— Мало ли что может присниться, — сказала Анна Михайловна, но все же задумалась: болезни ее сильно не беспокоили и она не могла понять, почему Батюшка так сказал? Вскоре состоялся ее монашеский постриг. Стало ясно, что имел в виду отец Василий.

А через некоторое время матушке Василиссе (так нарекли в монашестве Анну Михайловну) приснился сон: будто бы она приехала в Оптину и стоит во Введенском храме. Вдруг из алтаря выходит отец Василий, весь сияющий как солнышко. «Я скоро выйду из Оптиной», — говорит он ей и направляется с окружившими его богомольцами в сторону монастырского кладбища. — Действительно, весть о мученическом подвиге отца Василия и иже с ним убиенных братьев ныне вышла за пределы Оптиной Пустыни.

У одной паломницы из Казахстана вечером поднялся сильный жар. Она пришла из храма в монастырскую гостиницу, легла и задремала. И в тонком сне увидела, что в комнату вошли старец Амвросий, батюшка Илий — Оптинский духовник — и еще три незнакомых ей монаха. Батюшка Илий стал читать молитву. «А кто же эти три монаха, словно сросшиеся в плечах? — подумала паломница. — Да это же убиенные на Пасху иеромонах Василий, инок Ферапонт и инок Трофим!» — вдруг поняла она. Проснувшись утром, паломница почувствовала себя совершенно здоровой.

«Смерть мучеников есть обличение бессилия бесов, — писал святитель Иоанн Златоуст, -бесноватые жили некогда в пустынях и при гробах, а от тех мест, где погребены кости мучеников, они бегут, как от какого-нибудь огня».

Однажды один Оптинский иеромонах у могил убиенных братьев увидел такую картину.

Две женщины подошли к могилкам новомучеников. Приложившись к крестам, они как-то странно засуетились и торопливо вышли за ограду монастырского кладбища. Одна из них, опершись на ограду, вдруг сильно выгнулась и застонала. «Я решил, что ей стало плохо, — вспоминал иеромонах, — и поспешил на помощь». Когда он приблизился и спросил, что с ней, она, скрежеща зубами, с трудом ответила: «Я — бесноватая». Тут он увидел, что и вторая женщина согнулась и зашипела, как змея. «Мы вот уже несколько лет ездим по святым местам, — с трудом проговорила первая, — и получаем облегчение. И сейчас вот подошли к могилам новомучеников. Это такая сила Божия, такая…» Вдруг она, повернувшись к могилам, упала на колени и дико закричала. Но вскоре, по молитвам убиенных братьев, успокоилась и затихла.

У одного мужчины заболели руки. Пальцы онемели и стали белыми, как будто отмороженными. Он обращался к врачам, но облегчения в болезни не получил. И вот, придя как-то на могилки убиенных братьев, с верою попросил их об исцелении, взял земельку и стал тереть ею свои безжизненные пальцы. Тут он заметил, что пальцы порозовели и начали покалывать. Он еще усерднее стал их растирать и вскоре почувствовал исцеление. Радуясь и благодаря Бога, он многим рассказывал о чуде, происшедшем с ним.

Одна женщина, страдавшая более десяти лет неизлечимой болезнью, не получив исцеления от врачей, обратилась в молитвах к убиенному отцу Василию. У нее была опухоль, которая при переутомлении напоминала о себе кровотечением. Придя на могилку Батюшки, женщина долго молилась и плакала, прося об исцелении. И вдруг, почувствовав тупую боль, присела на скамейку. Понемногу боль стала проходить. Посидев некоторое время, женщина пошла в храм. Там боль совсем утихла, и стало как-то по особенному легко. Вскоре она прошла медицинское обследование, которое показало отсутствие опухоли. Через полгода снова проверилась, и снова опухоли не оказалось. Так женщина полностью выздоровела.

Чудеса и исцеления по молитвам убиенных Оптинских братьев совершаются и по сей день.

…В 1113 году здесь, на Калужской земле, на рассвете был убит языческими жрецами преподобный Кукша, просветитель вятичей. И ныне мученическою кровью обагрилась Оптинская земля. «Даждь кровь и приими дух» — часто повторяли старцы Оптинские, наставляя учеников своих. И Оптина дала кровь и прияла Дух, -Дух любви, мира и твердого исповедания православной веры. Подобно тому, как преподобных старцев Оптинских чтут теперь во всем православном мире, так и новомучеников Оптинских почитает все большее и большее число верующих. Надеемся, что недалеко то время, когда иеромонаха Василия, иноков Ферапонта и Трофима станут почитать всероссийскими прославленными святыми.

Оптина Пустынь потеряла трех монахов, но обрела трех Ангелов, которые ныне взывают ко Господу за всю многострадальную Россию. Их молитвами сподоби и нас, Господи, войти в вечную Пасхальную радость Сына Твоего Единородного, Господа и Бога нашего Иисуса Христа. Ему же слава, честь и поклонение, всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

http://www.savenko.org