 |
| Православие.Ru | Федор Гайда | 05.05.2011 |
Не стоит тратить времени на убеждение кого бы то ни было в том, что наше нынешнее общество давно переживает период упадка и разложения. Да, мы имеем отдельные примеры обратного, может быть, даже многочисленные, но общая картина совсем не радует. Бесполезно винить в этом какие бы то ни было внешние силы — без нашей собственной слабости они не имели бы власти или их действие не было бы столь разрушительным. Налицо атомизация общества, раздробление на лица, не связанные собой ничем, кроме общего пространства обитания. Такие люди обычно лишь «мешают» друг другу: толкаются в метро или создают пробки на дорогах, подсиживают на работе или уводят любимую. Какие-то формы взаимоотношений искать надо — и такое «общество» вынуждено это делать: его представители временно объединяются на почве общей выгоды, общей страсти, общей скуки, общей ненависти. В центре такого объединения обязательно будет поставлен идол, связующий поклоняющихся ему: прибыль, родной футбольный клуб, чье-то тело, доза или бутылка. Такие объединения всегда создаются в противостоянии внешнему миру, как бы отгораживаясь от него и создавая из него себе врага. Кроме того, эти сообщества совсем недолговечны, они рушатся и, в лучшем случае, оставляют по себе горечь разочарования.
Подобная атомизация общества не могла возникнуть на пустом месте. Конечно, она в значительной степени вызвана крушением тех социальных скреп, которые железной рукой держали народ в коммунистической узде. Старые формы, активно насаждавшиеся и прививавшиеся сверху, ушли, поскольку не были способны к самовоспроизводству. Добровольная пионерская дружина — смешна. Марксистский кружок с ежедневной политинформацией и подготовкой масс к взятию власти — такое возможно было лишь сто лет назад, поскольку в Российской империи социальная активность была гораздо более высокой, чем последние полвека.
Однако дело не только в том, что коммунистическое государство полностью отбило всякое желание проявлять самостоятельную инициативу. Современная пассивность, кроме того, есть следствие господствующих ныне взглядов. Человек сейчас не является целью приложения усилий. Он не существует как задача. Его не нужно созидать. Показательно, что такая сфера как воспитание в современном российском обществе полностью атрофирована. Родители несут ответственность за жизнь и материальное положение детей — но лишь формально-юридическую. Не воспитывать собственных детей — не стыдно. Сугубо отвлеченный юридический взгляд на человека, при котором его внутренний мир никого не интересует, ныне стал непререкаемым. Предполагается — в идеале — лишь создать личности благоприятную внешнюю среду, преимущественно материальную, а уж сама среда довершит развитие этой личности. Надо признать: среда действительно делает свое дело. С учетом современного уровня развития средств коммуникации ребенок сразу оказывается перед лицом глобального мира и его идей. Если даже родители не предоставили ему соответствующих возможностей, на это всегда есть сверстники, знакомые, улица. Они и воспитают. И что в том плохого? Ведь также предполагается, что прогресс распространяется и на сферу человеческого духа — а против прогресса не попрешь. Да и надо ли — ведь прогресс во всех отношениях есть ценность современного мира. Но тождественен ли прогресс совершенствованию? И если это развитие, то каком направлении? Кто ответит? Иными словами, апгрейд крепчал.
Несмотря на сугубо юридический характер современных представлений об обществе, вряд ли кто-то сможет утверждать, что закон в России действенен, что он имеет силу и признание. Наоборот, налицо признаваемая у нас сверху донизу атрофия закона. Отчего она происходит? Давным-давно известно, что одним написанием законов ограничиться невозможно. Закон должен соответствовать уже сложившейся жизненной практике или так корректировать ее, чтобы новое направление жизни было реалистично и осознавалось людьми как более предпочтительное. Запретами делу не поможешь, точно также как и созданием искусственных, никак не обеспеченных форм существования. Иначе нигилизм в отношении закона будет только расти. Это прекрасно понимали даже в эпоху Просвещения, когда представления о законе как инструменте достижения человеческого счастья и совершенства были наиболее развиты. Императрица Екатерина II утверждала: «Весьма худая та политика, которая переделывает то законами, что надлежит переменять обычаями"[1]. Эта истина ныне многими прочно забыта.
Закон должен базироваться на нравственной основе. Выдающимся законотворцам позапрошлого века было очевидно, что нравственное начало есть начало религиозное, христианское. М.М. Сперанский — пожалуй, наиболее значимый представитель российской бюрократии на протяжении всей ее истории — писал Александру I: «Иисус Христос есть и должен быть главою всех христианских обществ. Истинные правила их управления не могут ниоткуда быть почерпаемы, как из правил и учения Его"[2]. При этом он хорошо осознавал связь между законом и воспитанием как его основой: «Если правила общественного порядка должны быть почерпаемы из учения Христова, то кольми паче правила воспитания"[3]. Интересно, что сейчас мы возвращаемся к той же мысли. Российский министр юстиции А.В. Коновалов констатирует: «Начало третьего тысячелетия дает поводы всерьез задуматься о судьбе ряда традиционных и востребованных человечеством институтов, ценность которых долгое время не вызывала сомнений, но в ближайшем будущем может девальвироваться. К их числу относятся, как ни парадоксально это звучит, право и правопорядок"[4]. Министр отмечает, что в обстоятельствах атомизации современного общества, его превращения в «аморфную пассивную массу» возникает угроза дальнейшего расхождения между правовой системой и гражданами, роста правового нигилизма как народа, так и власти. Именно поэтому, по словам А.В. Коновалова, особенно актуально становится развитие позитивного права (законодательства) на основе права естественного, на обычае и «нравственных законах"[5].
Христианин же в первую очередь жить должен не по закону, а по благодати. Апостол Павел говорит: «Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства. <…> К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к [угождению] плоти, но любовью служите друг другу. Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя. <…> Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти. <…> Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона. <…> Если мы живем духом, то по духу и поступать должны» (Гал. 5:1, 13, 14, 16, 22, 23, 25). Именно эти слова вдохновили митрополита Киевского Илариона на его «Слово о Законе и Благодати», произнесенное перед Великим князем Ярославом Мудрым: «Ведь исчезает свет луны, лишь только воссияет солнце; и холод ночной проходит, как солнечное тепло согревает землю. Так и закон <миновал> в явление благодати. И не теснится уже человечество в <ярме> закона, но свободно шествует под <кровом> благодати. Иудеи ведь соделывали оправдание свое в <мерцании> свечи закона, христиане же созидают спасение свое в <сиянии> солнца благодати. Ибо иудейство посредством тени и закона оправдывалось, но не спасалось. Христиане же поспешением истины и благодати не оправдываются, но спасаются"[6]. Первое русское литературное произведение, созданное почти тысячу лет назад и адресованное власти, касалось темы, актуальность которой сейчас как нельзя высока.
Что же делать? Христианин обязан ощущать свою ответственность за весь мир. Но мир дан нам не отвлеченно — в общем и целом — но предельно осязаемо, в ближних. В «Братьях Карамазовых» старец Зосима пересказывал слова одного доктора: «Чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то-есть порознь, как отдельных лиц. В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов о служении человечеству и может быть действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта. Чуть он близко от меня, и вот уж его личность давит мое самолюбие и стесняет мою свободу. В одни сутки я могу даже лучшего человека возненавидеть: одного за то, что он долго ест за обедом, другого за то, что у него насморк, и он беспрерывно сморкается. Я, говорит, становлюсь врагом людей, чуть-чуть лишь те ко мне прикоснутся. Зато всегда так происходило, что чем более я ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человечеству вообще"[7]. Однако «человечества вообще» не существует, точнее оно может существовать лишь как отвлеченная идея, гуманистический идол, в жертву которому приносятся конкретные люди — наши ближние.
Христианская социальная активность возможна лишь как действие, направленное на помощь ближнему. Не безудержная политизация, не создание бесчисленных карликовых партий, не поиск «достойных кандидатов» на царский престол, не разоблачение очередного «всемирного заговора», а преумножение любви и служение ближним. Прямое ответственное действие христианина — вот неложная форма его взаимодействия с обществом. Воссоздание его требует постоянной активности в семье, в собственном доме, на улице, на работе. Заступиться за обижаемого, навести чистоту в собственном дворе, уступить место в транспорте или дорогу торопящемуся, поддержать порядок в подъезде, не солгать в карьерных соображениях — мир постоянно требует от нас внимания к собственным поступкам. Силу личного примера невозможно переоценить — настолько она значительна и для наших детей, и для всех окружающих. Поэтому мы не имеем права действовать так, как будто бы вокруг нас никого не было. Может показаться, что этого мало — между тем, это самое главное, именно отсюда, от нашего повседневного безразличия, происходят основные социальные беды современной России: деградация семьи, преступность, наркомания, алкоголизм. Основной фронт борьбы — в самом низу, на межличностном уровне.
Неизменно являть и доказывать свою готовность изменить жизнь свою и вокруг себя есть наш прямой долг. На каждого православного христианина в России приходится трое страждущих («безнадежный» алкоголик или наркоман, бездомный или заключенный, больной СПИДом или ребенок-сирота), а также 17 человек, называющих себя православными. (Еще 5 человек придерживаются иной веры или не имеют никакой.) Соотношение гнетущее, но при малейшем изменении жизни этих семнадцати как сильно изменится страна! Так происходит самосозидание, созидание общества, преображение мира. Для этого не требуется каких-то особенных усилий, кроме тех, что человек прикладывает для собственного спасения. Важно лишь понять, что такое спасение невозможно без любви. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий» (1Кор. 13:1). Христианский взгляд на мир не предполагает магическое разделение его на сакральное и профанное или иудейское противопоставление чистого и нечистого, но преображение мира совместным усилием человеческой воли и Божьей благодати.
[1] Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения, составленный Екатериной II // Конституционные проекты в России. XVIII — начало XX в. Отв. ред. С. Бертолисси, А.Н. Сахаров. М., 2000. С. 259.
[2] М.М. Сперанский — Императору Александру I (1816 г.) // Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. СПб., 2002. С. 587.
[3] Там же. С. 588.
[4] Коновалов А. Будущее права в глобальном и российском контексте // Сократ. Журнал современной философии. № 3. Апрель 2011 г. С. 114.
[5] Там же. С. 114−116.
[6] http://www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4868
[7] Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Ч. 1. Кн. 2. Гл. IV. «Маловерная дама».
