Искушение Чернобылем

В день 25-летия аварии на Чернобыльской АЭС мы публикуем интервью, посвященное этой проблеме, из майского номера «Фомы»

Об этом интервью мы договаривались в феврале. Поводом было приближающееся 25-летие со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Директор Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН Леонид Большов предложил тогда пригласить представителей Церкви к участию в конференции, посвященной тем событиям. Это решение он объяснил тем, что, по его словам, сегодня о Чернобыле меньше всего говорят с позиций гуманитарных и тем более духовных последствий той аварии.

Признаться честно, несмотря на круглую дату, тогда, в феврале, у нас было полное ощущение, что «чернобыльский юбилей» пройдет почти незамеченным. Но события в Японии приковали внимание всего мира к проблемам ядерной энергетики.

— Леонид Александрович, трагедия в Японии послужила причиной новых острых споров о будущем атомной энергетики. Как и после аварии в Чернобыле, сегодня опять заговорили: а не отказаться ли от нее вообще?

— Думаю, это будет просто бессмысленно. Современное общество с его зацикленностью на потреблении лишь заменит атом чем-то не менее опасным.

За страхом перед АЭС мы не замечаем опасностей, исходящих от других способов получения энергии. А ведь по европейской классификации рисков, и потенциальным опасностям гидроэлектростанций, например, стоят с атомными станциями в одном разряде. Авария на Саяно-Шушенской ГЭС это подтвердила — опасность каскадного обрушения плотин была рядом, случись что — последствия по количеству жертв намного превзошли бы Чернобыль. Среди опасных для человека экологических угроз первое место не у радиации, а у плохого воздуха в больших городах, а его загрязнение во многом связано с работой теплоэлектростанций и, конечно, выхлопами автомобилей. Да и радиация при работе ТЭЦ тоже растет — угольные терриконы «светятся», это известная старая проблема. Даже солнечные батареи, хотя и экологичны в использовании, производятся «грязным» способом, и если начать выпускать их слишком много, то это опять же скажется на экологии.

Получается, выхода нет. Пока общество не отказалось от самой парадигмы сверхпотребления, оно не может отказаться и от завышенных расходов энергии, более того, трудами развивающихся стран, запросы будут только расти. А значит и отказ от атома не станет панацеей, на смену АЭС придут еще более опасные средства получения энергии. Безусловно, всё это не отрицает того, что среди доступных источников надо искать наиболее безопасные и учиться правильно их использовать. Но пока такие поиски не принесли реальной альтернативы. Справедливости ради скажу, что нормально работающая АЭС — экологически чистый источник энергии, а от всех аварий пострадало меньше людей, чем за один год в шахтах.

— Вы как-то говорили о гуманитарном аспекте аварии в Чернобыле. Вы имели в виду именно наше неумеренное потребительство?

— Нет, не только. Человеческий аспект той катастрофы весьма широк. Думаю, что в этом плане последствия, возможно, были даже тяжелее, чем непосредственно от радиации. Однако данную сторону проблемы мы так и не осмыслили до конца.

Мне кажется, что к чернобыльской аварии очень подходит христианский термин «искушение». Искушение можно преодолеть и выйти из него с новым уникальным опытом, а можно ему поддаться и погубить себя. Так вот, Чернобыль стал искушением для всего человечества, и, конечно, в первую очередь для тех, кто имел прямое отношение к этой трагедии.

— То есть даже из такой страшной трагедии можно попытаться извлечь для себя некую пользу?

— Конечно. И я сейчас даже не о том уникальном опыте, который мы приобрели и который позволил нам намного улучшить безопасность нашей энергетики. Дело как раз в общечеловеческих вещах, в отношении к миру.

Я это увидел на примере тех людей, той среды, в которой сам находился, среды молодых физиков-теоретиков, где до чернобыльской аварии атеизм и материализм были догмой в первую очередь потому, что казалось: мы уже очень хорошо понимаем окружающий нас мир.

Чернобыль разрушил наше упрощенное представление о мире. Мы вдруг увидели свою слабость. Оказалось: многого мы не знаем, да и тем, что уже изучили, подчас, не владеем абсолютно, не можем контролировать. Пришло понимание, что в мире есть силы гораздо могущественнее нас.

А еще Чернобыль показал, что и в науке, и в жизни не все сводится к логике. Порой решение, которое кажется абсолютно иррациональным, выходит наиболее правильным. То есть оказывается, что оно казалось иррациональным тебе, но только оно и является единственно логичным и верным. Только чтобы его нащупать, нужно слушать себя внимательно, ибо голос истины тихий.

И здесь опять же прямая отсылка к Чернобылю и к сегодняшним событиям. Если бы на всех АЭС в Японии к возможности тяжелых аварий отнеслись бы более осторожно, мы и не услышали бы о сегодняшних бедах. Но нет, гордыня убедила людей в том, что мы сделали очень надежную технику. А жизнь доказала, что это не так.
Есть и положительные примеры. Хотя у нас в стране сейсмическая опасность не так уж велика, АЭС в СССР строили с огромным запасом прочности на случай землетрясения. И буквально через два года после Чернобыля в армянском Спитаке произошло десятибалльное землетрясение! Город был практически стерт с лица земли. А армянская АС устояла. Почему? Потому что не было слепой уверенности в собственных силах, но было то, что по-христиански можно назвать смирением.

К сожалению, в случае с Японией, отсутствие такого опыта сказалось негативно. Вспоминаю, как в 1992 году, будучи в командировке, я задавал вопросы своим японским коллегам. И получил ответ, что таких аварий не ожидается, а разговоры о них только будоражат людей, поэтому не имеет смысла и говорить об этом. Как видите, обсуждать эту тему было просто необходимо.

— Скажите, а лично на Вас и на Ваши взгляды чернобыльская катастрофа оказала какое-то влияние?

— Да. Чернобыль заставил меня задуматься об ответственности. За свои поступки и даже за свои мысли. Во время ликвидации аварии мне пришлось оказаться в условиях, где приходилось думать не о своих личных интересах (в науке, искусстве и т. д.), а об ответственности за других людей. А это заставляет действительно переосмыслить свою жизнь. Ведь что делать и как поступать, в общем-то понятно: ничего нового со времен Евангелия здесь не скажешь. Вопрос лишь в том, способен ли на это лично ты?
И вот тут ты вдруг понимаешь все свое несовершенство. То есть первые сорок лет жизни тебе казалось, что ты замечательный, и вдруг эта иллюзия кончилась, оказалось, что всё совсем не так. И этого уже не остановить: чем больше проходит времени — тем меньше у тебя иллюзий насчет своего совершенства.

— Сейчас существует мнение, что авария в Чернобыле сопровождалась тотальным страхом. Так ли это?

— Нет. Очень хорошо помню, как весной 1986-го к нашей группе, работавшей в институте Курчатова над проблемой Чернобыльской АЭС, коллеги относились с уважением и некоторой завистью. Мол, вот же какую серьезную и интересную научную задачу людям поручили! И сами мы рвались поехать на место, разобраться в ситуации, увидеть все своими глазами. Наверное, только тогда, когда уже наша «ракета» подошла к пристани в Чернобыле и мы увидели встречающих в белых защитных костюмах и масках, в сердце что-то екнуло.

А вообще вспоминаю то время со светлым чувством. Да, было опасно. Но ощущение было как на фронте, как в некрасовской повести «В окопах Сталинграда» или в любой другой честной военной книжке. Когда все понимают, что важнее всего дело и всем не до чинов и званий. Самые сложные вопросы решались быстро, по делу и без всякой бюрократии. Представьте: я, в общем-то еще мальчишка, врывался в кабинет заместителя председателя правительства и почти отчитывал его. А он почти оправдывался передо мной, за то, что не смог что-то сделать.

Или вот, например, совершенно парадоксальная, потрясающая и даже немного смешная история. Представьте, у нас не было точной карты местности — она была только у военных. Зато у нас был компьютер и масса бланков чернобыльской машинно-счетной станции, помещение которой мы занимали. На компьютере мы нашли текст романа Стругацких «Пикник на обочине», распечатали его на этих чернобыльских бланках и обменяли этот самиздат: военные получили Стругацких, а мы — карту.

Сейчас, если честно, вспоминаются именно такие моменты, а не страхи и ужасы. Напряженная работа, когда понимаешь, что она нужна людям, приносит большое удовлетворение. Знаете, один коллега мне рассказывал, что напротив их штаба был храм, прямо в зоне. И там служил священник. Не знаю уж, как он справлялся, у него ведь даже талонов на питание не было — не понимаю, что он там ел все это время — но его пример по-настоящему вдохновлял людей. И было не до паники. Страх начали нагнетать уже потом, и я уверен, что это была одна из главных ошибок.

— Почему?

— Потому что именно страх загнал в могилу многих из тех, кто имел отношение к Чернобылю.

Сейчас уже очевидно, что медицинские последствия той аварии весьма ограниченны. Тем не менее, чернобыльским законом миллионы людей и огромные территории были признаны пострадавшими от радиации. Эксперты и наши, и зарубежные давали реалистический прогноз по болезням от радиации, но их не послушали. В стране разворачивались мощные политические процессы, отбрасывались старые догмы. Время для взвешенных решений было неподходящее. В результате в обществе сложилось мнение, что все чернобыльцы обречены. И эту позицию пресса транслировала и населению затронутых радиацией областей, и ликвидаторам.

А результат — страх, разрушенные семьи, алкоголизм и болезни на почве психических потрясений, которые, думаю, навредили сильнее радиации, если считать по количеству заболевших и даже умерших. Мы сегодня разбираемся с последствиями тех решений. И нужно найти ответ, что мы можем сделать сегодня для тех людей, у которых оказались сломаны судьбы, не родились дети.

Именно поэтому я считаю, что Церковь должна активно включаться в работу по поддержке ветеранов аварии на ЧАЭС и всех, кто был записан в число ее жертв. Тут не проблема выяснения «кто виноват»? Тут уже именно «что делать?».

Впрочем, я полагаю, что насчет причин тех ошибок тоже стоит подумать, дабы не совершать их впредь. Ведь почему стольких людей заживо приговорили? Дело не только в корысти и не только в злом умысле, хотя на трагедии Чернобыля многие заработали политический капитал. Многие из тех, кто допустил принятие нынешних законов, убедивших миллионы людей в их ущербности, действовали из благих побуждений. Они отстаивали права ликвидаторов, права людей с зараженных территорий.

Просто своими трудами они еще раз доказали: одного лишь желания помочь другим недостаточно. Прежде чем вмешиваться в чужую жизнь, нужно твердо и честно ответить себе: готов ли ты к этому? Знаешь ли ты, что делать? Или просто хочешь действовать по своему разумению? Это вопрос, имеющий самое непосредственное отношение к духовной, к нравственной жизни человека, поскольку Чернобыль заставил задуматься о личной ответственности. И мне было бы очень интересно услышать мнение об этом людей Церкви.

А еще одна проблема, о которой стоит поговорить, — это проблема незнания и неграмотности. Величайший порок, от которого пострадали люди в Чернобыле и, как мы видим, страдают сегодня в Японии. Незнающего человека легко обмануть, незнающий человек легко совершает ошибки. А уже это приводит к тому, о чем я говорил выше.

— И как нам удается? Мы прошли искушение Чернобылем или нет?

— Пока еще нет. Здесь серьезную роль, безусловно, играет фактор времени. Чтобы до конца осмыслить те события, надо отойти от них чуть дальше, хотя бы на четверть века. Тогда мы в принципе не были готовы что-то анализировать: ни для кого ведь не секрет, что авария на ЧАЭС наложилась на тяжелую социальную обстановку. Журналисты любят сравнение: радиоактивный распад и распад общественной системы в конце 80-х. Поэтому я и уверен, что общая гуманитарная обстановка внесла свой вклад в катастрофу. Случись она на пару лет раньше или уже в наше время, такого резонанса и таких последствий у нее бы не было.

Именно поэтому сейчас, когда мы наконец можем взглянуть на Чернобыль спокойным взглядом, мы обязаны переосмыслить те события, наконец преодолев искушение.
Иначе все повторится. Жизнь так устроена, что если какой-то урок не выучен, он повторяется, но в гораздо более жесткой форме. Господь таким образом воспитывает нас. Если ты умен — тебе хватит малого потрясения, если дурак — тебя будут трясти всё сильней и сильней, пока не поумнеешь, не остановишься и не свернешь с опасного пути.

Беседовал Алексей Соколов

http://www.foma.ru/article/index.php?news=5459