О западном христианстве

(часть 3)

Перехожу теперь к теме протестантизма — второй половины западного христианского мира. Как и в первой части своей статьи, начну с личных воспоминаний.

Из протестантов общаться приходилось, прежде всего, конечно, с баптистами.

Движимый жаждой познания в 70-е годы я несколько раз побывал у них в главном молитвенном доме в Малом вузовском переулке в Москве. Думаю, что неплохо изучил их психологию, миссионерские методы, стиль молитвенных собраний.

«Служение хора», «Откроем книгу песнопений на странице такой-то», «Нам передает привет община города такого-то». «Никогда, никогда я Библию не забуду, никогда, никогда эту книгу Божию…».

Несомненно, баптизм привлекает общительностью, понятностью, насыщенностью проповедями сугубо на библейские темы, но… Нет глубины, несколько все пресно, остро ощущается неполнота. Как-то я встречался с ними и спрашивал: «Скажите, что есть у вас такого, чего нет у меня на приходе? Общинная жизнь во всем многообразии ее проявлений, насыщенность просветительским элементом, духовные стихи и песнопения — все это у нас в изобилии. Но у Вас нет главного — нет Евхаристии». Поразительно, в этом важнейшем вопросе баптисты изменяют своему основополагающему принципу буквального понимания Писания. Они понимают причащение в символическом смысле — но ведь сказано: «Сие есть Тело Мое… - Сия есть Кровь Моя…», а ведь это главное, остальное — только приложение к главному.

Общался с баптистами не только в Москве, но еще и на своей малой родине — в Луганской области. Здесь, на окраине нашего райцентра — г. Перевальска, после их собраний я имел несколько диспутов с ними. Тогда я был уже семинаристом. Понравилось обилие цитат из Евангелия на стенах молитвенного дома, много молодежи. Запомнилась сочувственная реакция одного из руководителей на мою критику перебора в исполнении некоторых песнопений на светский манер. Помню, как в одной из дискуссий баптисты выставили против меня свою «тяжелую артиллерию» — многомудрого слепца, который пытался цитатами загнать меня в угол.

В нашем городке Артёмовске, откуда я родом, было несколько баптистских многодетных семей: Дипаны, Балахоны, Солдатенковы. У меня были с ними встречи.

Их прижимали, пытались лишить родительских прав. Надо отдать им должное — они были тверды в своей вере, безкорыстны.

По поводу меня — «брата Александра», как они меня называли, выражали недоумение, что я пошёл по монашескому пути.

Однажды, будучи уже в Даниловом монастыре, я посетил молитвенный дом пятидесятников на окраине Москвы. Скажу прямо — их говорение на иных языках (глассолалии) — зрелище не для слабонервных. У себя на родине однажды я пристал к одной пятидесятнице насчёт этих глассолалий — не забуду её лицо-маску, застывшие глаза и вторжение безсвязной абракадабры в обычную речь («накатило»).

Кстати, у нас в Луганской области в 70-е годы было 54 православных общины и 35 баптистских. Здесь, на востоке Украины, протестантизм очень распространён. Сейчас, как и во многих других местах, гиперактивны иеговисты. Скажу откровенно, перебирая в памяти священников моего детства и юношества, бледновато большинство из них выглядело по своему уровню — сказывался атеистический пресс, всякие ограничения. Мне всегда нравились священники аскетического склада, истовые совершители Богослужений, контактные. Претили мелочные, интеллектуально убогие и особенно — небрежные в совершении служб. Возвращаясь к баптизму, должен сказать, что мне очень помогла работа на эту тему о. Амвросия (Юрасова), написанная им в качестве сочинения на соискание степени кандидата богословия, а также его рассказы об общении с баптистами. Запомнилась строгость экзаменов в баптистской семинарии в Москве.

«Мы Вселенские Соборы уважаем и принимаем их решения».

Спрашивают меня: «Как у Вас»? Я: «Да вот патриарх Пимен уже в возрасте, плохо себя чувствует». В ответ: «Старость — это мудрость, а остальное второстепенно».

Удивило участников баптистского съезда, бывших в Даниловом монастыре на экскурсии, знание мною персоналий, статистики, событий в их среде. Я тогда честно признался, что накануне экскурсии еще раз освежил все эти вещи в своей памяти, прочитав подборку «Братских вестников». Должен подчеркнуть, что соприкасаясь с протестантами, я никогда не молился с ними, т. е. у меня всегда было чёткое понятие о границе допустимого.

Проводя экскурсии по Даниловому монастырю, с кем только не приходилось общаться. А потом было несколько поездок в Прибалтику. Вот я в Таллине, в главной лютеранской кирхе, накануне развала Союза. Очень слышны удары в большой колокол с колокольни расположенного неподалёку православного собора св. Александра Невского. Робко спрашиваю у женщины — пастора, общавшейся с немецкой делегацией: «Скажите, после служения, после причащения, куда вы деваете остатки»? Она чопорно — раздражительно: «Что тэбье надо?» Общался я здесь с лютеранской молодёжью. Домский собор, другие кирхи в Риге — как-то всё холодно, безжизненно…

Благородный пастор Ульдис Савельев странно смотрелся в этой обстановке. Авторитетный лютеранский богослов профессор Фелдманис, многолетний узник лагерей, академически объяснял мне разницу между лютеранством и католицизмом. Женщина — пастор в эстонской деревне у границы с Россией. Её пришли поздравить с днем рождения прихожане. Она обслуживала и кирху в Печорах. Лютеранскому архиепископу Латвии я сказал, что православный митрополит призвал священников изучать латышский язык, а он скептически к этому отнёсся.

В Москве посетил лютеран на Немецком кладбище. Гость — немецкий епископ не стал причащать детей. Пригласил пастора на Берсеневку. Он москвич, из круга о. Александра Меня. Не мог пойти служить в Православную Церковь «из-за обилия ритуалов». Сказал, что когда епископ ушёл — он все-таки причастил детей. Характерный для лютеранства плюрализм.

Можно было бы ещё что-то вспомнить, но достаточно. Перейду теперь к тому материалу по данной теме, который запомнился за годы обучения в духовных школах и из прочитанных книг. Главной причиной Реформации, приведшей к возникновению протестантизма, по словам митрополита Питирима (Нечаева), был отход Римо-католической церкви от евангельского духа: инквизиция с её пытками, нелепые индульгенции, нравственный упадок духовенства и т. д. Но и Лютер хорош: вместо обращения к истинной Церкви, создал свою, в которой нет апостольского преемства. Протестанты поступили по пословице: вместе с грязной водой выплеснули и ребенка, наряду с отказом от латинских новшеств и искажений отвергли сакраментальное священство, причащение как Таинство Тела и Крови Христовых, почитание святых и т. д. Они утверждают невозможное — что от эпохи раннехристианской Церкви (идеального периода) до эпохи Реформации прошло двенадцать столетий малоприметного существования Церкви. Это, однако, противоречит обетованию Спасителя: «Созижду Церковь мою и врата ада не одолеют ее» (кстати, в переводе Лютера Библии на немецкий язык слово «Церковь — заменено словом «община» — налицо выхолащивание, рационализм).

Христос основал видимую Церковь с таинствами и иерархией. Верить во Христа — значит верить во все Его дела. Нельзя верить во Христа и не верить в созданную Им Церковь, «юже стяжа Кровию Своею». Главный лозунг протестантизма — спасение только верой. Получается, что человек внутренне не меняется, а Бог за его веру провозглашает его спасённым. Перемена происходит не в самом человеке, а в отношении к нему Бога, Он перестает на него гневаться. Лютера не интересует вопрос, как человеку достигнуть святости, его интересует вопрос, как человеку уйти от наказания за грехи. Подход здесь, таким образом, тот же что и в римском католицизме. Органической связи с этим исповедованием Лютер так и не смог преодолеть. Архимандрит Иустин (Попович) в своей книге «Православная Церковь и экуменизм» писал: «По примеру „непогрешимого“ человека в Риме каждый протестант есть новый непогрешимый человек, ибо претендует на личную непогрешимость в вопросах веры. Можно сказать, что протестантизм — это вульгаризированный папизм…». По православному учению Бог спасает нас, но не без нас. Эти вещи детально проанализированы в известной работе архимандрита (впоследствии Патриарха) Сергия (Страгородского) «Православное учение о спасении». А как же дела, знаменитое «вера без дел мертва»? Эти слова, как известно, находятся в соборном послании апостола Иакова. Они противоречили концепции Лютера о том, что дела не имеют существенного значения для спасения, а являются лишь следствием проявления веры. Обычно наши баптисты ссылаются на известный стих из послания ап. Павла к Ефесянам (2, 8. 9): «Благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас — Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился». При этом они «забывают» процитировать следующий, 10-й стих: «… Ибо мы — Его творения, созданы во Христе Исусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять». «Вера без дел мертва», она не отделима от дел. И спасение человека совершается действием не только Божественного Искупителя, но и собственными усилиями самого человека, его добрыми делами.

Бог не спасет человека без самого человека. На пути спасения встречаются человеческая свобода или человеческое благое произволение и Божественная благодать.

Конечно, одними естественными силами, без помощи свыше невозможно совлечение ветхого человека и облечение в нового.

Это возможно только в Церкви, через участие в её таинствах.

Сами таинства, из семи которых Лютер оставил только два (крещение и причащение), серьезно исказив их при этом, в его понимании являются только символическими знаками, свидетельством веры и средством её укрепления. Никакой особой благодатной силы Лютер в них не усматривал: уверовал — значит, спасён, и точка. Исповедь — она только для успокоения совести, для грубого народа, который не понимает, что мы спасаемся верой. Священник на исповеди лишь объявляет о прощении грехов, совершённом Христом, т. е. он объявляет грешника праведником — не очищает, являясь, конечно, только орудием, а именно провозглашает праведником.

Возникает вопрос: а разве сам человек не знает об этом?

Священник в лютеранской концепции не имеет никаких особых полномочий. К нему, конечно, можно прибегнуть за советом, но не более того. Протестанты говорят: все священники, все верующие, познавшие Господа, названы царственным священством, царями и священниками (1 Петр, 2. 9). Но это же крайне наивное утверждение — тут же и о царях говорится: царственное священство — это не то, что священство иерархическое. Апостол Павел в послании к Евреям (5, 4) пишет: «Никто сам собою не приемлет этой чести (священства), но призываемый Богом, как и Аарон». Господь из числа многих, следовавших за ним, избирает 12-ть мужей. После Своего Воскресения, Он облекает их благодатью священства («Примите Духа Святаго…» и т. д. (Ин. 20, 22−23). Подчеркнём: не всем сказал Господь, а только 12-ти. Вообще призывы к покаянию Лютер называет не Евангельскими, а ветхозаветными, т.к. Сын Божий уплатил за все наши грехи. То есть, оправдание — чисто внешний акт, а не внутреннее очищение, изменение человека. Бог перестаёт видеть нашу скверну, наши грехи и считает нас за праведников, хотя, на самом деле, мы грешники. Само послание апостола Иакова, противоречившее его взглядам, Лютер отверг. Он назвал его «соломенным», то есть сомнительным. Духовная жизнь лютеран выхолостилась, секуляризировалась, обмирщилась, как мы говорим. В XIX веке наши славянофилы так писали о протестантизме:

«Протестантсво бежит на всех парусах от нагоняющего его неверия, бросая через борт свой догматический груз, в надежде спасти себе Библию, а критика с язвительным смехом вырывает из оцепеневших рук. страницу за страницей, книгу за книгой» (Самарин).

«Латинство есть противное природе тирания. Протестантство есть безконечный бунт». (Хомяков)

«Протестантизм превращает алтарь в профессорскую кафедру, христианское учение — в рациональную теорию» (Киреев).

К. П. Победоносцев в своём «Московском сборнике» писал, что благоговейное совершение Богослужений — наша лучшая проповедь. Чтобы донести до молящихся духовную истину православному священнику не нужно прибегать к искусственным усилиям, аффектации. Как раз последнее часто встречается у протестантов, что, по словам Победоносцева, «производит на непривычного человека тягостное впечатление».

Св. праведный Иоанн Кронштадский так писал о лютеранстве: «прикрываясь именем христианской веры, есть в действительности отвержение веры, поблажка чувственности, с отвержением постов, монашества, поблажка лжеименному человеческому разуму с его философскими бреднями и его обоготворение, отвержение Божественного авторитета Вселенских Соборов и Святых Отцов, дерзкий разрыв со Вселенскою Церковью и ее Главою Христом, самочинное сборище, прикрывающееся именем церкви, очищенной, реформированной».

На уроках по сравнительному богословию митрополит Питирим говорил: «Иного жителя Скандинавии спросишь: Вы лютеранин? А в ответ услышишь: я плачу церковный налог. Диалог с лютеранами — долгий, интересный, но безнадежный. У лютеран много симпатичного духовенства, но пустота, которую они сознают сами. Помню в Таллине, общаясь со стареньким священником, услышал от его матушки — эстонки по национальности, такой пассаж: лютеране похожи на цветы, которые не пахнут».

Лютер отверг пресуществление (православные богословы предпочитают термин «преложение»), т. е. реальное присутствие Христа в Евхаристии. У Лютера Христос только соприсутствует хлебу и вину в момент их вкушения, он отрицал жертвенный характер Евхаристии. Вне вкушения Христос не присутствует. Нет таинства без вкушения. Отсюда — отсутствие подготовки, поста перед причащением и такая дикость как сливные отверстия, куда опускается всё, что осталось после такого «причащения». Кстати, у лютеран размыта грань отделяющая священника от епископа — разница между ними не в сакраментальном плане, а преимущественно административная.

О Лютере, бывшем католическом монахе, в общем-то известно много. А вот о другом вожде протестантов — Кальвине, что можно сказать, как его охарактеризовать?

Хладнокровный, необыкновенно расчётливый, суровый и непреклонный законодатель, человек чистого рассудка, — таков его духовный образ. Он никогда не мог снизойти к человеческим слабостям. Человек буквы закона, он не знал другого пути, кроме справедливости, ледяная холодность. Бог Кальвина — Бог Ветхого Завета. Его законы писаны кровью. Когда Женева была католической — колдуны изгонялись с её территории. За 60 лет правления Кальвина — 150 их было сожжено. Строгий регламент одежды, запрет танцев. Изгонялись все развлечения и граждан силой и даже палками сгоняли на проповедь. Кальвин занимал исключительное положение в управлении городом. В годы его правления в Женеве царили террор и доносительство, отсутствовали свободы. По словам митрополита Питирима: «Реформаты представляют собой очень трудолюбивых, скромных, участливых, но в тоже время расчётливых и скупых людей».

Для англикан характерна двусмысленность, неясность, неопределенность в догматике (см. 39 членов их вероучения). У них отсутствует единый авторитетный орган управления. Ламбетские конференции таковым органом не являются. Из-за этой их аморфности проистекают сложности диалога с ними. Этот диалог серьёзно осложнился в связи с введением несколькими англиканскими епископскими конференциями женского священства и даже допущения женщин к рукоположению во епископы и допущения гомосексуалистов к служению в храмах.

Англиканской церкви не дано право самостоятельно решать сугубо внутренние вопросы, вносить любые изменения в культ и обрядность. Все решения её Генерального синода требуют утверждения парламента и королевы. Проект молитвенника был одобрен большинством голосов ассамблеи этой церкви, но когда, в соответствии с действующим законом, он поступил на утверждение в парламент, то большинством голосов был отвергнут. Ныне Англиканскую церковь лихорадит, её раздирают противоречия. В последнее время мы всё чаще слышим о случаях массового перехода англиканского духовенства в лоно, к сожалению, не Православной, а Католической церкви (как, увы, было и в случае с Пальмером — архидиаконом Англиканской церкви, находившемся в переписке с А.С.Хомяковым).

Сложным и до конца нерешённым вопросом остается вопрос о англиканском священстве. В 1922 году многочисленная группа англиканских клириков, из которых значительная часть принадлежала к носителям епископского сана, издала «Декларацию» или «Исповедь веры», в которой они заявили, что 39 членов англиканского исповедания, составленные в духе протестантизма, имеют значение лишь постольку, поскольку они согласовываются с учением всей Вселенской Церкви. Далее здесь были изложены близкие к Православию мысли о значении Священного Писания и Священного Предания, об авторитете Вселенских Соборов, седьмеричном числе таинств и особенно о харизматическом значении таинства священства, о пресуществлении, о почитании Божией Матери, святых и икон. В связи с содержанием этой Декларации Синод Константинопольской Церкви в том же году признал законность англиканской иерархии, наличие в ней апостольской благодати. В 1923 году это признала и Иерусалимская Церковь, а в 1930 Александрийская Церковь. Эти выводы, однако, не могут считаться окончательными общепризнанными всей Православной Церковью, т.к. не было слышно голоса РПЦ.

Признание действительности англиканской иерархии может основываться только на единстве веры с Православием, которое должно быть утверждено руководящими органами Англиканской церкви и, в частности, на принятии православного учения о таинстве священства и о всех вообще таинствах. При установлении такого единства, признание действительности англиканской хиротонии может быть осуществлено по принципу икономии соборным решением всей Православной Церкви. Есть такое мнение. Его высказывал ещё митрополит Филарет (Дроздов), а в XX веке — архиепископ Василий (Кривошеин).

Особо нужно сказать о почитании Божией Матери Православной Церковью. Отец Сергий Булгаков на одной из ранних экуменических конференций наивно предложил протестантам объединиться в молитве к Пречистой Деве и потерпел фиаско.

Церковь, исповедуя ипостасное соединение в Иисусе Христе Божественной и человеческой природы, соответственно этому признает, что Пресвятая Дева Мария родила не только простого человека, но Богочеловека Иисуса Христа и воистину является Богородицей, как определил Третий и подтвердил Пятый Вселенские Соборы.

Церковь почитает Богородицу по причине Её исключительного избранничества в Домостроительстве спасения и как особую Предстательницу к Богу о людях. Однако Церковь отличает предстательство Богородицы от единственного в своем роде посредничества Иисуса Христа. «Ибо един посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (I Тим. 2.5)

Не удивительно, что о. Сергий потерпел фиаско в своем благородном порыве — почитание Богородицы никак не вписывается в минимум «экуменической веры».

В конце 50-ых годов А. В. Ведерников, в своей статье «Соблазны экуменизма» писал: «Рассматривая путь, пройденный экуменическим движением до создания Всемирного Совета церквей, необходимо сказать, прежде всего, о протестантской инициативе этого движения, которая явилась естественным выражением тоски и беспокойства по утраченной полноте церковной жизни, по христианскому единству. Но недостаток покаянного духа лишил это святое беспокойство религиозного вдохновления и, вместо возвращения в Церковь, протестантский мир оказался перед соблазнительной перспективой создания новой экуменической церкви, как всемирного объединения христиан всех исповеданий.

Этот соблазн породил и усилил идеи, искажающие понятия о Церкви. Одна из них явилась источникам того пренебрежительного отношения к вероисповедальным различиям, которым характеризуется экуменическое воспитание христианской молодежи.

С протестантской точки зрения различия в догматах, канонах и обрядах представляются несущественным и в них нельзя искать основы для христианского единения. Такой основой, может служить только общий для всех христиан минимум вероучения". О каком органическом единении на базе такого вот «минимума» можно говорить? Достаточно ли только любви для этого, восполнения недостатка этой любви? Архиепископ (впоследствии митрополит) Антоний (Храповицкий) в журнале «Странник» (N 1−3 за 1915 г.) так писал об этом: «Не может быть речи о соединении Церквей по той простой причине, что нет нескольких Церквей, имеющих равное право так именоваться.

Истинная Церковь одна и может быть только обращение к ней инаковерующих, как еретиков и раскольников. Не братолюбие нужно для соединения христианского мира, а отречение от своей гордости, от своих заблуждений". При этом само собой разумеется, что архиепископ Антоний считает единственно истинной Церковью Церковь Православную и значит «соединение», мыслит лишь как обращение в лоно Православной Церкви последователей других христианских конфессий.

С этим высказыванием перекликается то, что писал позднее протоиерей Георгий Флоровский: «Как член и служитель Православной Церкви, я верю, что Церковь, в которой я был крещён и воспитан, является воистину Церковью, то есть истинной Церковью. Я верю в это по многим причинам: по личному убеждению и внутреннему свидетельству Духа, дышащего в таинствах Церкви, а также благодаря тому, что я узнал из Писания, и благодаря всеобщей традиции Церкви… Я вынужден поэтому считать все другие христианские Церкви несовершенными, и во многих случаях я могу указать с точностью на эти несовершенства. Вот почему для меня христианское воссоединение является просто всеобщим обращением в Православие. Я не имею конфессиональной приверженности; я верен только Una Sancta» («ЖМП» N4 за 1989 г., с.67).

В заключение хотел бы привести очень важное высказывание прп. Максима Исповедника: «Я не желаю, чтобы еретики мучились и не радуюсь их злу — Боже сохрани! — но сугубо радуюсь их обращению… Я не потерял рассудок, чтобы ценить немилосердие выше чело­веколюбия. Напротив, я советую со вниманием и усердием творить добро всем людям и всем верным быть всем для нуждающихся. Но при этом я говорю: нельзя помогать еретикам в утверждении их безумных верований, здесь нужно быть резким и непримиримым. Ибо я не называю любовью, но человеконенавистничеством и отпадением от Божественной любви то, когда кто-либо утверждает еретиков в их заблуждении на неминуемую погибель этих людей».