 |
| Деловая газета «Взгляд» | Кирилл Бенедиктов | 14.04.2011 |
Национальная идея может быть эффективным инструментом модернизационного рывка только в одном случае — когда за ней стоит четкое понятие нации. А в современной России такого понятия нет. И вот тут пример Гагарина может оказаться бесценным.
50 лет назад русский космонавт Юрий Алексеевич Гагарин совершил подвиг, равного которому не знала история. Он стал первым человеком, покинувшим гравитационную колыбель Земли и прорвавшимся в космическое пространство.
12 апреля 1961 года на планете родилась новая цивилизация, цивилизация космическая, и пусть сейчас кажется, что в последние десятилетия ее развитие затормозилось, что ее появление вообще было преждевременным и человечество оказалось не готово к такому качественному скачку, но факт остается фактом. После полета Гагарина человечество уже не могло — и никогда больше не сможет — жить, как прежде, в уютной скорлупе земной атмосферы. Гагарин, облетев вокруг планеты, протянул золотую нить между Вселенной и человеком, и разорвать эту нить не под силу уже никому.
О Гагарине написаны сотни книг и тысячи статей. Можно, наверное, сказать больше или добавить что-то новое — в конце концов, архивы раскрываются, материалы рассекречиваются, исследователи пребывают в постоянном поиске, — но для этого нужно быть специалистом по истории космонавтики. Могу сослаться на вышедшую на днях книгу популяризатора космических исследований Антона Первушина «108 минут, изменившие мир» — про самого Гагарина там немного, но про подготовку к полету первого космонавта рассказаны такие подробности, которых вы больше нигде не найдете. Например, о том, что буквы «СССР» на шлеме Гагарина были написаны в спешке, перед самым полетом, кисточкой, от руки… Но это все, разумеется, детали, любопытные, живописные, но все-таки детали. Я бы хотел поговорить о другом.
Полет Гагарина происходил как бы в двух измерениях. С одной стороны, это было событие планетарного масштаба, открывшее человечеству дорогу к звездам. С другой стороны, это был конкретный — и очень мощный — политический ход, на несколько лет обеспечивший превосходство СССР в научной, технической и военной гонке с главным противником — США. Превосходство это стало сходить на нет после смерти в 1966 году легендарного главного конструктора Сергея Королева и было окончательно подорвано высадкой американцев на Луну в 1969 году. Но почти десятилетие — а если считать от запуска первого спутника Земли в 1957 году, то 12 лет — мы были первыми в космосе. И роль Юрия Гагарина в этом неоспорима.
Мировой феномен Юрия Гагарина заключался в том, что этот обаятельнейший, улыбчивый, добрый, спокойный человек стал символом технологической победы страны, которая воспринималась Западом как империя зла (сам термин родился позже, но это непринципиально — после Фултонской речи Черчилля, берлинского кризиса и венгерских событий 1956 года к Советскому Союзу скептически стали относиться даже левые интеллектуалы). В представлении доброй половины человечества СССР был страной хитрых, жестоких, помешанных на секретности безбожников и коммунистов, стремящихся подчинить своей тоталитарной воле всех, до кого они способны были дотянуться. Эти страшные люди что-то там изобретали в окруженных колючей проволокой сибирских шарашках, ковали оружие массового уничтожения и замышляли уничтожить свободный мир. Ничего хорошего ожидать от них не приходилось.
(Разумеется, западный обыватель ничего не знал, например, об американском плане Dropshot, предусматривавшем атомную бомбардировку 200 советских городов, хотя и надеялся, вероятно, что его правительство сумеет в случае чего щелкнуть по носу зарвавшегося агрессора. Для него, обывателя, картина мира была проста и прозрачна: здесь, на Западе, хорошие парни, там, за железным занавесом, — плохие. Плохие должны быть повержены, потому что так всегда бывает в Голливуде).
Первый звоночек прозвенел в 1957 году. Знаменитый автор бестселлеров Стивен Кинг рассказывает о том шоке, который он испытал в тот день:
«Впервые я пережил ужас — подлинный ужас, а не встречу с демонами или призраками, живущими в моем воображении, — в один октябрьский день 1957 года. Мне только что исполнилось десять. И, как полагается, я находился в кинотеатре — в театре „Стратфорд“ в центре города Стратфорд, штат Коннектикут…
…Как раз в тот момент, когда в последней части фильма пришельцы готовятся к атаке на Капитолий, лента остановилась. Экран погас. И пленка не порвалась — просто выключили проектор. А дальше случилось нечто неслыханное: в зале зажгли свет. Мы сидели, оглядываясь и мигая от яркого света, как кроты. На сцену вышел управляющий и поднял руку, прося тишины, — совершенно излишний жест…
Мы сидели на стульях, как манекены, и смотрели на управляющего. Вид у него был встревоженный и болезненный — а может, это было виновато освещение. Мы гадали, что за катастрофа заставила его остановить фильм в самый напряженный момент, но тут управляющий заговорил, и дрожь в его голосе еще больше смутила нас.
- Я хочу сообщить вам, — начал он, — что русские вывели на орбиту вокруг Земли космический сателлит. Они назвали его… „спутник“.
Сообщение было встречено абсолютным, гробовым молчанием.
Помню очень отчетливо: страшное мертвое молчание кинозала вдруг было нарушено одиноким выкриком; не знаю, был это мальчик или девочка, голос был полон слез и испуганной злости: „Давай показывай кино, врун!“
Управляющий даже не посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос, и почему-то это было хуже всего. Это было доказательство. Русские опередили нас в космосе. Где-то над нашими головами, триумфально попискивая, несется электронный мяч, сконструированный и запущенный за железным занавесом. Ни Капитан Полночь, ни Ричард Карлсон (который играл в „Звездных всадниках“ (Riders to the Stars), Боже, какая горькая ирония) не смогли его остановить.
Он летел там, вверху, и они назвали его „спутником“. Управляющий еще немного постоял, глядя на нас; казалось, он ищет, что бы еще добавить, но не находит. Потом он ушел, и вскоре фильм возобновился».
А потом в космос полетел Гагарин, и мир окончательно перевернулся.
Потому что спутник все-таки был железкой, а Гагарин — живым, и к тому же очень симпатичным. К несчастью для западных спецпропагандистов, он ничем не напоминал созданный ими образ типичного русского — бессловесного раба тоталитарной машины. После своего исторического полета он совершил несколько мировых турне — и неизменно очаровывал всех, кто его видел. Он улыбался, и эта его улыбка делала для улучшения имиджа СССР в мире куда больше, чем миллионы партийных долларов, потраченные на поддержку мирового коммунистического движения.
Он был очень искренним — такие эмоции, такой позитивный настрой невозможно сыграть или подделать. Но, с другой стороны, каким еще ему было быть — человеку, впервые побывавшему в космосе? Человеку, поднявшему знамя своей страны на недостижимую высоту. Человеку, которому Родина доверила ни с чем не сравнимую ответственность — и который это доверие оправдал.
Человеку, осознававшему, что именно он сделал для своей любимой страны.
Юрий Гагарин — первый земной космонавт. Первый советский космонавт. Первый русский космонавт.
Давайте подумаем, как он воспринимался тогда. В англоязычном мире слова Russians and Soviets были фактически синонимами. Soviets — звучит чуть больше политизировано, Russians — чуть больше этнично. «Советы» и «Русские». Гагарин был Russian, но полет в космос осуществили Soviets.
Для Запада Russians включали в себя и белорусов, и украинцев, и таджиков с молдаванами. В тогдашнем же СССР была популярна такая частушка:
Хорошо, что наш Гагарин
Не еврей и не татарин,
Не грузин и не узбек,
А советский человек!
В этой частушке есть зерно истины, потому что технологический прорыв, сделавший возможным полет Гагарина, был обеспечен силами всей страны — русских конструкторов, белорусских инженеров-электронщиков, украинских металлургов, еврейских физиков, прибалтийских химиков и т. д. То есть весь грандиозный проект запуска космонавта на орбиту был, без сомнения, Soviet. Но сам Гагарин был русским, и это принципиально важно. Первый космонавт на Земле и должен был быть русским.
Русский космос
Явление Гагарина — явление, как я уже говорил, планетарного масштаба — было подготовлено почти веком развития оригинальной философской школы, которую принято называть «русским космизмом». У ее истоков стоял великий русский мыслитель, «московский Сократ» Николай Федоров. Тот самый Федоров, который считал, что Бог возложил на человека миссию воскрешения всех когда-либо живших на Земле людей. Федоров, видевший главный изъян европейской философии в разделении науки и религии и веривший в то, что наука поможет человеку выполнить Божественный замысел. Что рассеянные в пространстве молекулы и атомы умерших можно будет собрать вновь и «сложить в тела отцов».
Это была мечта о бессмертии — может быть, наивная, может быть, неосуществимая, но очень и очень русская. Если бессмертие — то для всех. Если счастья — то всем, не исключая давно умерших. Если обещаны в Евангелиях Новое Небо и Новая Земля — то человек сам должен приложить усилия для того, чтобы обрести их. Иными словами, совершить подвиг.
Учеником и идейным продолжателем дела Федорова был отец космонавтики Константин Циолковский (познакомившийся с «московским Сократом» в ранней юности, в Чертковской публичной библиотеке, где Федоров работал помощником библиотекаря). Воскрешенному человечеству понадобилось бы жизненное пространство, а такое пространство находилось вне Земли. Следовательно, требовались технологии космических полетов. Циолковский разработал основы этих полетов (статьи «Исследование мировых пространств реактивными приборами», опубликованные в 1903, 1911 и 1914 годах) и дал научное обоснование идее исследования космического пространства с помощью ракетной техники. Космический лифт, орбитальные станции — все это идеи Циолковского.
От Циолковского ниточка русского космизма тянется к Фридриху Цандеру и Юрию Кондратюку (последний был инженером, далеким от философских размышлений, но влияние Цандера, ученика Циолковского, на него неоспоримо). А оттуда — еще дальше, к Сергею Королеву, гениальному конструктору космических кораблей. В 1929 году молодой студент Бауманского училища Сергей Королев, возвращаясь с планерных соревнований в Коктебеле, специально сделал крюк, чтобы заехать в Калугу, повидаться с Циолковским и побеседовать с ним. Беседа продолжалась почти час и произвела на Королева неизгладимое впечатление…
Спустя 32 года после этой встречи созданный под руководством Королева космический корабль «Восток» унесет в космос первого космонавта на Земле.
Спустя еще восемь лет американский корабль «Аполлон» совершил полет на Луну по траектории, разработанной Юрием Кондратюком в 1929 году. (Книга Кондратюка «Завоевание межпланетных пространств» вышла на средства автора тиражом в 2000 экземпляров. Один из этих экземпляров каким-то образом попал в США и был переведен на английский язык. Инженер НАСА Джон Хуболт использовал расчеты Кондратюка, и в конце концов именно его проект высадки на Луну был признан руководителями американской лунной программы наиболее эффективным).
Человечество вышло в космос по пути, проложенному русскими космистами. И стоит ли удивляться после этого тому, что настоящая фамилия Николая Федорова тоже была Гагарин — философ был внебрачным сыном князя П. И. Гагарина и по существующим тогда обычаям получил фамилию крестного отца.
Русское будущее
Судьба Юрия Гагарина после его великого полета — судьба, к сожалению, тоже типично русская. Это Нила Армстронга — первого человека на Луне — можно без всякого противоречия воспринимать как солидного бизнесмена, эксперта телевизионных проектов ВВС и благополучного семьянина. Да, Армстронг тоже вошел в историю, сделав «маленький шаг для человека и огромный скачок для всего человечества». Но он шел по уже проторенному пути, а тем, кто идет по следам, всегда легче.
Гагарин был первым, кто прикоснулся к звездам, и это прикосновение одновременно сделало его героем и обрекло на гибель.
Невозможно представить себе старого, растолстевшего Гагарина, выступающего в каком-нибудь ток-шоу. Он навсегда останется молодым и улыбчивым. Он всегда будет героем, погибшим на пике своей славы, — так, как в древних мифах погибали все любимцы богов.
Пишут, что он задыхался от безысходности и снова и снова рвался в космос — а его не пускали. Пишут, что он стал много пить. Пишут, что он расслабился и потерял форму — и в конечном счете это его погубило.
В этом слишком много злобной неправды. Гагарин работал до самого конца — много и упорно. Стал заместителем начальника Центра подготовки космонавтов. В 1966 году начал готовиться к новому космическому полету — на этот раз в рамках советской лунной программы. Был дублером первого пилота нового корабля «Союз» Владимира Комарова.
Первый полет «Союза-1» кончился катастрофой. Владимир Комаров погиб.
Смерть в первый раз прошла совсем рядом с Юрием Гагариным.
17 февраля 1968 года Гагарин защищает диплом в академии Жуковского. Есть сведения о том, что он разрабатывал собственный проект лунного корабля.
27 марта 1968 года учебный истребитель МиГ-15УТИ, на котором Гагарин вместе с инструктором Владимиром Серегиным совершал тренировочный полет, при невыясненных до сих пор обстоятельствах разбился у города Киржач Владимирской области.
Смерть все-таки коснулась его.
И наступило бессмертие.
А потом прибежали шакалы и стали лаять на мертвого льва.
Как это обычно бывает с шакалами.
«Гагарину не нужно было видеть, куда он летит, поскольку он, по сути дела, и не управлял своим кораблем. Эта сфера больше навевает воспоминания о цирке, где человеком стреляют из пушки.
По сути дела, сравнение это весьма точное, ибо подвиг Гагарина был красивым шоу, скопированным с балаганного трюка. Более значимые космические свершения к тому времени уже произошли, но их важность осталась непризнанной, поскольку в полетах не было пассажира-человека».
Это цитата из статьи некоего «эксперта по космосу» Джерарда Де Грута «Юрий Гагарин: полет впустую?», опубликованной к пятидесятилетнему юбилею полета Гагарина в английской газете The Telegraph. Ее, может, и не было бы смысла приводить, если бы не ее типичность — и в эти дни, и много раньше западные журналисты и эксперты, как мантру, повторяли слова о том, что полет Гагарина не имеет никакой самостоятельной ценности. И будут повторять, вероятно, еще долго.
Отчасти в этом есть вина старой советской пропаганды, согласно которой полет Гагарина проходил в штатном режиме, без каких-либо неожиданностей. На самом деле все было совсем не так гладко: не сработала система радиоуправления, которая должна была выключить двигатели третьей ступени, и «Восток-1» поднялся на орбиту на сто километров выше расчетной. Спуск с такой орбиты при помощи аэродинамического торможения мог занять от 20 до 50 дней. Понятно, что такого времени у Гагарина просто не было. Поэтому ему пришлось включить ручное управление кораблем и производить маневрирование самостоятельно.
Об этом, как и о неконтролируемом «кувыркании» «Востока» перед входом в атмосферу, в советских СМИ не было сказано ни слова. Стоит ли удивляться, что для тех западных наблюдателей, которые, подобно Стивену Кингу, «с ужасом» наблюдали за успехами русских в космосе, образ «человека в пушечном ядре», беспомощного и неспособного повлиять на исход своего полета, оказался своего рода транквилизатором.
Сложнее понять, почему эти штампы повторяются сегодня, когда рассекречена вся информация по первому полету человека в космос и все действия Гагарина известны чуть ли не по секундам. Объяснение, строго говоря, здесь может быть только одно — тем, кто распространяет подобные мифы, жизненно важно убедить себя и своих читателей, что русские в любом случае неспособны на технологические прорывы. Пусть даже они запустили в космос первый спутник и отправили в космос первого человека.
Генетически неспособны, понимаете?
Потому что — дикая, дремучая, азиатская нация. Потому что — столетия крепостного права. Потому что — черта оседлости и погромы. Потому что ГУЛАГ и ужасы тоталитаризма.
Вот что на самом деле стоит за гладкими строчками статеек о бессмысленности полета Гагарина. Отрицание смысла существования русского народа. Russians, которые раньше были Soviets.
Но Гагарин был русским. И Гагарин был первым в космосе. И несмотря на обильное разбрызгивание слюны и желчи, с этим ничего не поделаешь.
И космос будет нашим. Будет русским. Потому что уже сейчас мы единственная держава в мире, которая способна осуществлять космические перевозки на МКС. Потому что уже сейчас 40% всего, что выводится на орбиту, отправляется с российских космодромов и российскими носителями.
Значит ли это, что все хорошо и гладко? Нет, конечно. В области дальних космических исследований мы почти безнадежно отстаем и от Штатов, и даже от Европы. Но это вопрос решаемый — нужно лишь четко сформулировать цели, создать продуманную цепочку образования школа — вуз — академическая наука и выделить достаточное количество денег. Собственно, то, что было сделано в Штатах после полета Гагарина, когда Дж. Ф. Кеннеди, ставший президентом за несколько месяцев до этого события, принял решение о том, что «новым рубежом» для американской науки и промышленности должен стать проект высадки человека на Луну. Это вполне реально, и в нынешней ситуации вполне тянет на роль национальной идеи, о необходимости которой говорят на протяжении последних 20 лет.
Национальная идея, однако, может быть эффективным инструментом модернизационного рывка только в одном случае — когда за ней стоит четкое понятие нации. А в современной России такого понятия нет. Потому что искусственное образование «россияне» — это даже не пугавшие американцев Soviets. Это конгломерат наций и этносов, живущих в различной экономической, культурной и религиозной среде, не скрепленных между собой ничем, кроме факта гражданства Российской Федерации. Противостояние по линии «славяне» — «кавказцы» — только одна из силовых линий, разрывающих этот этнический винегрет, которому не суждено стать пресловутым «плавильным котлом» по американской модели, одна, но далеко не единственная.
И вот тут пример Гагарина может оказаться бесценным.
Да, полет «Востока-1» был подготовлен всей страной, и будет нелепо сравнивать вклад представителей тех или иных национальностей в этот процесс. Но полетел на «Востоке-1» русский космонавт Юрий Гагарин, и это было единственно возможным решением — и в политическом, и в общеисторическом плане.
В России проживает огромное количество маленьких и больших национальностей, и у каждой из них есть свои неоспоримые достоинства, своя гордость и своя слава. В то же время в России проживает только один государствообразующий народ, и народ этот — русский.
Русские, и только они, могут и должны возглавить процесс национального возрождения. Это должно быть признано на государственном уровне. Без русского возрождения не будет России, не будет никакой единой нации, не будет национальной идеи. Не будет нового прорыва в космос.
В этом нет никакой дискриминации, точно так же, как не было ее и в полете первого русского космонавта. Есть лишь непреодолимая логика исторического развития, полуторавековая традиция русского космического сознания, неумолимые законы жизни и смерти этносов. Если русский народ хочет выжить, ему необходимо стремиться к расширению своего влияния — в том числе и в космическом пространстве. Если не хочет — дело другое, но тогда нужно забыть раз и навсегда о национальной идее и вычеркнуть из памяти имена героев прошлого — в том числе и Гагарина.
P. S. В какой-то московской школе восьмиклассник на вопрос о том, кто такой Юрий Гагарин, ответил, что это музыкант из группы «Любэ».
С другой стороны, в детских садах воспитательницы уже начали объяснять малышам, что за праздник у нас сегодня и как звали первого космонавта Земли.
Надеюсь, что это не только юбилейное мероприятие.
