Известия | Елена Ямпольская | 30.03.2011 |
Завтра в трех городах — Москве, Петербурге и Ростове-на-Дону — выйдет на экраны фильм «Счастье мое». Он снят Сергеем Лозницей в Черниговской области; на прошлогоднем Каннском фестивале представлял Украину и Германию (сам Лозница — уроженец первой, давно проживающий во второй); однако режиссером трактуется как «мифологический портрет России». Поличчя по-украински.
Поличчя сия выполнена в жанре «он бачь, яка кака намалевана!». Стилевое единство выдержано на протяжении всего фильма — от первых кадров, где чье-то мертвое тело закатывают в цемент, до последних, когда главный герой хватается за «ствол» и начинает палить. От реплики на второй минуте: «Зае…ли, б…!» до художественного диалога в финале:
- Я майор, б…!
- Майор, б…?!
- Майор, б…!!
- Ща мы посмотрим, какой ты майор, б…!!!
Бесчинства милиции; малолетние проститутки на трассе; дальнобойщики, всегда готовые воспользоваться сопливой девчонкой; лес в презервативах, поросшие бурьяном кладбища, мерное покачивание удавленников, простые славянские лица, они же хари, морды, рожи, рыла… И пьянство, пьянство, пьянство.
Дороги, ведущие в никуда, «тупики нечистой силы», разбой, душегубство, ночные тати; бабы-насильницы, карабкающиеся на полумертвое мужское тело; разноплеменные бедняги, которых носит по холодной и неласковой русской земле; припадочные в предвариловке; полоумный дед-ветеран, чьи взорванные мозги продолжают угадывать повсюду врагов… И мат-перемат без конца.
Раскормленные наглые гаишники — уже по второму кругу, потому что «Счастье…» у Лозницы длинное, а размер в кино имеет значение. Как ни странно, пакостей в нашем отечестве на два часа муторного экранного времени не хватило. С поста ДПС действие начиналось, на другом посту закольцевалось: филиал Лубянки, беспредел и кровавая развязка.
Главный герой «Счастья…» — дальнобойщик Георгий — пытался вести себя как человек. Но будучи искалеченным, ограбленным, изнасилованным, со всех сторон обманутым и ни разу никем не любимым, он раненой душой своей прочувствовал, что ответ на эту страшную сказку возможен только один — пуля. А уж в себя или в другого — по настроению.
Кстати, текущее настроение: как страшно жить! В наушниках: голос Ренаты Литвиновой, само собой…
Надо отдать Лознице должное — он объективен и не винит в тотальном озверении народа текущую российскую власть. Не лучше, по его мнению, обстояли дела и в 1945-м, когда воины-победители рвали друг другу глотки из-за трофейного немецкого барахла. А в 42-м вообще ужас что творилось. Забрели солдаты Красной Армии в дом к близорукому учителю (учитель весь в белом), обогрелись у него, а на рассвете хозяина — тюк по башке и за сараем в расход пустили. А он просто ляпнул в застольной беседе: «Вот успокоится все, придет власть, откроют школы… Немцы — культурная нация». Красное зверье отгрызло руку кормящую, осиротило ангелоподобного мальчика (опять-таки в белом с головы до пят), выиграло войну, которую и вести-то не следовало. В результате имеем то, что имеем: на дереве — висельник, под деревом — использованный протектор (полный список достижений народного хозяйства см. выше).
Учитывая, что фильм снят преимущественно на германские деньги, история ошеломляюще гармонична. Для полноты и завершенности Лозницу следовало бы привезти на премьеру в Москву в опломбированном вагоне. Жаль, премьеры не намечается.
Счастье свое он нашел в дружбе с немецкими продюсерами, и на здоровье. Есть ведь альтернативное предвоенное танго «Я возвращаю Ваш портрет». В смысле — мифоло-гическую поличчю. Заберите и распишитесь. Неча на рожу пенять, если зеркало кривое.
Я не буду спорить с Лозницей о том, что уродство — наравне с красотой — в глазах смотрящего, и у нас не ужас, ужас, ужас, а просто кошмар, да и то не везде. А предатель-пацифист не перестает быть предателем. Вообще утверждать, будто параличный пацифизм лучше оголтелой агрессии, — все равно что декларировать преимущества импотента перед сексуальным маньяком. Импотент безопасен, но бесперспективен.
Лозница — посторонний человек, живущий в чужой стране, дискуссии с ним не актуальны. Интереснее другое. «Счастье мое» получило прекрасную прессу в Канне. Его хвалили французы, британцы и журналисты с российским гражданством. На последовавшем за Канном «Кинотавре» фильм наградили премией Гильдии киноведов и кинокритиков. Завтра, напоминаю, он появится в нашем прокате — пусть и оскопленном, малым экраном. Ладно, Москва и Питер — города прожженные, пробы ставить негде, всего повидали. Но Ростову-на-Дону зачем такое счастье? Для сгущения криминального фона?
Мы живем в поразительное время в удивительном месте. «Счастье мое» не кажется здесь преступлением против национальной гордости, нравственности, да просто — человеческой брезгливости. Оскорблением считают совершенно другие вещи. Например, если произнести вслух, что Россия — это вам не «рашка», а страна, хранимая Богом. Само упоминание об этом — как точечный укол в нерв. Похоже, водораздел в сознании общества проходит через молитву «о Богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея». Кто слышит эти слова на литургии, относится к России одним образом. Кого от них даже на газетной полосе с души воротит, — несколько иным. Счастье тем, кого пока больше. Не наше счастье, к сожалению.
ИЗВЕСТИЯ