 |
| Татьянин день | А. Мановцев | 28.03.2011 |
Церковный праздник Федоровской иконы 27 /14 марта связан с восшествием на престол Михаила Федоровича Романова, 
бывшего скромным соработником Богу в преодолении долговременной Смуты. «Рукою крепкою и мышцею высокою» вывел нас из нее Господь. Такие слова, казалось бы, должны напоминать о великих чудесах, подобных переходу избранного народа через Чермное море. Но сила Божия — в тихой работе, в незаметных чудесах, что совершаются Им в сердцах людей, а не только в великих событиях.
Решением Земского Собора можно положить конец политическому безвластию, однако ничье решение не положит конец безначалию нравственного порядка. Никакими внешними средствами не достичь умирения и согласия в разобщенных, ожесточившихся, «неустроенных сердцах».
О Земском Соборе 1613 года упоминают не все историки, но он, очевидно, и был решающим. Следует вспомнить, сколь представительным был этот Собор. От каждого из многих (около 50) городов были выбраны десять «лучших и разумных» людей. В деятельности Собора принимали участие и церковные иерархи, и бояре (только не «кремлевские сидельцы», признанные изменниками), и представители дворянства, и представители казачества; все сословия имели здесь выборных, даже черносошные крестьяне. Всего на Соборе было более 700 человек. И на первом этапе работы такой многочисленный и пестрый состав послужил лишь к разногласиям. Каждая группировка выдвигала своих претендентов на престол. Среди последних рассматривались и кандидатуры родовитых князей, и польский королевич Владислав, и шведский принц Карл-Филипп; даже сын Марины Мнишек и Тушинского Вора имел своих сторонников среди казачества. Страсти разгорались, и, чтоб утихомирить их, было решено прервать работу Собора на две недели. Церковь же объявила — по всей стране — трехдневный пост.
После такого перерыва Собор стал работать в более спокойной обстановке. Тогда и было решено никаких иностранных принцев на престол «не хотети», а избрать «государя благочестивого, подобного прежним природным государям». Кандидатура же Михаила Федоровича, происходившего из знатного рода бояр, издревле связанных с московскими князьями, устраивала и казаков, и дворян. Будучи двоюродным племянником последнему «природному» царю Федору Ивановичу, Михаил принадлежал к семье Романовых, пользовавшейся общей любовью, особенно возросшей после гонений со стороны Бориса Годунова. Юноша был непричастен к раздорам и бесчестью смутной эпохи, в то же родственными узами он был связан почти со всеми видными боярскими родами. Его имя примиряло еще не примирившиеся стороны и давало им возможность дальнейшей солидарной работы. Михаил был избран действительно «единомышленным и невозвратным советом» его будущих подданных, к общей искренней радости.
Народ, пожелавший духовного оздоровления,
получил от Бога Государя, какой и нужен был. Михаил не прославил себя земною славой — ни военными подвигами, ни какими-либо другими деяниями, поражающими воображение; он не обладал героическим, ярким характером и остался как бы заслоненным всей последовавшей — трехсотлетней — историей России под скипетром Романовых. Но он взял на себя и осуществил тяжелейший труд — восстановление мира на родной земле. И миролюбивый, кроткий царь положил в основание державы — кротость. Звучит странно, два слова — «держава» и «кротость» — кажутся друг другу не подходящими. Но «держава» означает отнюдь не внешнюю силу, а внутреннюю прочность, «надежность в скрепе», по В. Далю. Кто же даст ее, кроме кроткого Бога?
Вот как пишет историк, приводя и цитату из летописи: «В первые годы правления Михаила не было ни одной опалы, ни одного удаления от должности за „прежние измены“. Даже вопрос о ярых сторонниках королевича Владислава был оставлен на усмотрение народа. Такая политика способствовала росту популярности царя среди всех слоев населения.
…"И совокупися вся земля Русская ему, Государю, служити. преста в Русском государстве всенародном человеческая пагуба. Православного христианства кровопролитию и всякому воровству и лживым царевичем конец бысть».
Замирение совершалось не быстро и не просто, но как результат неустанного миролюбивого попечения государя. Чего стоили, к примеру, уговоры вольных казаков, среди которых было сильным влияние И. Заруцкого, «тушинского боярина», «сердцем лютого и нравом лукавого». При Заруцком находилась Марина Мнишек, его план был поставить царем малолетнего Марининого сына, и самому, очевидно, занять не последнее место. Грамоты царя Михаила, обличавшие разбойников, обещавшие казакам прощение и надежное жизнеобеспечение, сильно способствовали переходу казаков на сторону Михаила. Это было особенно важно из-за продолжавшейся борьбы с Речью Посполитой и шведами. Со шведами пришлось заключить невыгодный мир — Россия теряла все Балтийское побережье. Но Великий Новгород, уже присягнувший принцу Карлу-Филиппу, возвращался России. Царь не стал наказывать новгородцев. Каково же было ему сохранять миролюбие в столь сложной обстановке!
Некоторые историки, естественно, считали Михаила Федоровича «малодушным и слабым». Однако с самого начала царствования, в письмах, которые юный царь посылал в столицу боярам, пока двигался от Костромы к Москве, видны самостоятельность, ясное сознание своих полномочий и твердая воля. По расхожему мнению, воля должна быть жесткой, и поэтому воля ко благу, долготерпение и мирный настрой воспринимаются — тем же расхожим мнением — как «слабость». Точно так же «слабым, безвольным» назовут и последнего нашего царя, Николая II.
Так уж сошлось, что в марте месяце Церковь вспоминает отречение царя-страстотерпца, празднуя явление Державной иконы Божией Матери и возлагая все упование о нашей стране на Царицу Небесную. А через 12 дней, в том же месяце, совершается празднование Феодоровской иконы Божией Матери, 
вспоминается восшествие на престол царя Михаила. Таким образом, и в памятовании о державном укладе российской земли замыкается круг церковного года.
Стоит познакомиться с присягой, принесенной царю Николаю II генералами, чиновниками, «думцами», той совокупностью многих и многих людей, пожелавших, чтобы царь ушел в сторону, и получивших желаемое. Но наше внимание обращено к другой эпохе, и мы приведем слова из клятвы, данной российским народом царю Михаилу Федоровичу и его потомкам. Преступление против присяги в 1917 году было нарушением и клятвы 1613 года.
«Бояре же и дворяне и весь царский синглит, и приказные люди, все православные хрестьяне, велегласно вси, яко едиными усты, вопияху глаголюще: целовали есмя животворящий крест, и обет дали и ныне даем Господу Богу, и Пречистой Богородице, и небесным силам,. и всем святым,. что за великого государя, Богом почтенного и Богом избранного. и за его благоверную царицу и великую княгиню, и за их царские дети, которых им, государем, вперед Бог даст, души свои и головы положити, и служити им, государем нашим, верою и правдою. А кто похочет, мимо государя царя и великого князя Михаила Федоровича, всея Русии самодержца, и его детей, которых им, Государем, вперед Бог даст, искать и хотеть иного государя ис каких людей ни буди, или лихо какое похочет учинити, — и нам бояром, и окольничим, и дворяном, и приказным людем, и детем боярским и всяким людем, на того изменника стояти всею землею за один.»
В раннем возрасте будущий царь Михаил испытал на себе, что значит гонение: ему не было пяти лет, когда, разлученный с родителями и даже с бабушкой, он был сослан (в 1601 году) на Белоозеро. Не с того ли времени он стал находить утешение в молитве и, страдая сам, научился состраданию и участию к другим людям?
Возвращенные (в 1606 году) в Москву Лжедмитрием (Отрепьевым, вернувшим из ссылки всех, кто был наказан Годуновым), старица Марфа (мать Михаила, насильно постриженная в инокини) с сыном становятся свидетелями многих страшных событий, переживают и голод 1612 года. Освобожденные войсками ополчения, они отправляются в северную вотчину Домнино, но и здесь оказываются в опасности; их спасают мужество и верность Сусанина.
Так что нет ничего удивительного в первой реакции Михаила на решение Земского Собора по прибытии посольства в Ипатьевский монастырь. 
Это были «плач с великим гневом». Марфа пояснила: «у сына и в мыслях нет. быть государем. Он не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались. Дав свои души прежним государям, не прямо служили. Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирожденному государю государем?» Примечательно, как мать проговаривается: оказывается, она считала сына имеющим права на престол по родству с прежней династией. Всем известно предание о том, как согласилась Марфа. Историк уточняет: «Только когда послы заявили, что отказ Михаила приведет к новым распрям и кровавому междоусобию, поскольку другой, устраивающей всех, кандидатуры нет, Марфа надолго задумалась. Она поняла, что, возможно, только ее сын спасет исстрадавшуюся Родину; и дала согласие». Со многими слезами Марфа «вземлет благородного сына своего благоверного» и обращается к Феодоровской иконе Божией Матери: «В Твои Пречистеи руце, Владычице, чадо свое предаю и, яко хочеши, устроиши ему полезная и всему православному христианству».
Сложной фигурой был отец Михаила, Федор Никитич Романов, в монашестве Филарет. Насильно постриженный в иноки и сосланный при Годунове, возвращенный в Москву Лжедмитрием I, он стал пленником Лжедмитрия II при Василии Шуйском и согласился быть «тушинским патриархом». Затем, при «семибоярщине», Филарет стал одним из главных участников посольства к польскому королю Сигизмунду, с предложением воцарения его сына Владислава на русском престоле, если тот примет православие. Посольство было неудачным, его участники разделились на две категории: подкупленные Сигизмундом вернулись домой, а сохранившие верность православию и России оказались в польском плену. Среди последних был и Филарет. Лишь в 1619 году, после подписания договора о перемирии России с Польшей, отец увидел сына, шесть лет уже правившего Россией. Очевидцы их встречи писали, что у обоих «от очию, яко реки, радостные слезы пролияху».
Михаил хотел разрешить непростую ситуацию, при которой у сына царя отец не был царем, и, чтобы на законных основаниях повысить положение отца, организовал избрание Филарета патриархом. С 1622 года Филарет официально стал соправителем сына, получив титул Великого Государя; он мог вершить суд над всем духовенством по любым делам, кроме уголовных, и собирать оброк с имений духовенства. Кротостью Филарет не отличался: по его возвращении, возобновились многочисленные опалы среди высших государственных чиновников. Михаил не спорил, но после смерти отца в 1633 году вернул в Москву всех сосланных.
В правление Михаила Россия вполне восстановила свое хозяйство (австрийский дипломат писал, что ей «нечего завидовать никакой стране в мире»), укрепила свои границы, значительно расширила свою территорию на север и восток. Благодаря постоянному покровительству царя и правительства, активно развиваются торговля, промышленность и ремесла, ведется большое строительство по всей стране. Все эти успехи были достигнуты главным образом потому, что государь Михаил Федорович сумел консолидировать созидательные силы государства. Для решения сложных вопросов созывался Земский Собор, служивший серьезным подспорьем государю. Верно, этот опыт имел в виду государь Николай II, когда, в ответной речи к делегации земских деятелей (июнь 1905 года), сказал: «Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и всею Русью».
Умер царь Михаил в июле 1645 года, едва достигнув 50 лет. Перед смертью он простился с женой, а сына благословил на царство. Воспитателю шестнадцатилетнего наследника царь приказал заботиться о здоровье Алексея, учить «страху Божию и всякой премудрости».
Смута, начавшаяся со смуты в сердцах наших соотечественников (в ХIХ веке) и разразившаяся жестокой смутой ХХ века, продолжается и поныне — по той причине, главным образом, что не только к правителям и деятелям нашим, но и ко многим из нас применимы слова псалмопевца: «нет страха Божия пред очами их». «Просвети нас повелении Твоими, Господи, и мышцею Твоею высокою Твой мир подаждь нам, Человеколюбче».
