Княгиня Марина Петровна Романова

Выдержка из главы «Белогвардейский Париж и красногвардейский Крым» из эпилога Олега Волконского к книге княгини Лидии Волконской «Прощай, Россия!»

Давным-давно, в каком-то почти забытом веке король Генрих II запретил английским студентам ездить для обучения в Париж. Парижская жизнь, считал он, была слишком сладкой и соблазнительной, что отвлекало бы молодых людей от занятий. Вернувшись, студенты должны были поселиться в Оксфорде, где тогда был городок, собор, маленький монастырь и брод через речку. И всё.

В моем случае всё получилось наоборот. В Париже я серьезно занимался. Время от времени я позволял себе посидеть в кафе (с книжкой) в Латинском квартале, а другим развлечениям предавался лишь совсем редко. Как-то на пару дней ко мне в гости приехал приятель Ален Оллпорт из Оксфорда. Он спал на раскладушке. Мы сходили с ним в оперу. В другой раз я провел весь день в Лувре. Отпраздновал Новый год в студенческой компании в каком-то кафе. Вот почти и все, что касается «соблазнов» парижской жизни. Чтобы «убить двух зайцев», прочитал произведения Достоевского на французском языке.

Левизна парижских студентов была поразительна. Однажды в библиотеке я познакомился со студенткой, сидевшей напротив. Она пригласила меня составить ей компанию на вечере в Сорбонне, где какой-то очень почитаемый французский ученый должен был выступать на тему «Политическая философия» или «Философия политики». Что-то в этом духе. Так как девушка, сидящая напротив, мне понравилась, я согласился.

С трибуны старый бородатый мудрец, внешне — точная имитация Карла Маркса, плел какой-то марксистский бред. Зал слушал, затаив дыхание. Во время вопросов и ответов лишь один голос поднялся с вежливым протестом. Помню лишь, что прозвучало слово «mystification» — «мистификация». Вечер завершился показом кинохроники о том, как китайские красногвардейцы со штыками наперевес штурмовали буддистские монастыри в Тибете. Зал аплодировал.

Однажды — стук в дверь. Заходит стройная дама очень высокого роста, очень представительная, с необыкновенно большими и выразительными глазами. Одета она была просто и элегантно. Рядом с ней тетя Ася выглядела миниатюрной. Тетя представила ее лишь по имени и отчеству и даже без титула, просто «Марина Петровна». Я сразу понял, кем была эта незнакомая дама, так как тетя заранее предупреждала меня о возможности ее визита.

Мне представился один их тех редких и счастливейших моментов в жизни, когда чувствуешь, что находишься в присутствии человека, о котором никогда не забудешь.

Княжна императорской крови, правнучка императора Николая I, Марина Петровна была дочерью великого князя Петра Николаевича и племянницей великого князя Николая Николаевича, Главнокомандующего русскими войсками во время Первой Мировой войны. Оба брата, великие князья, были женаты на черногорских принцессах сестрах: Петр Николаевич-на Милице, Николай Николаевич на — Анастасии. Марина Петровна приходилась кузиной Государю Императору Николаю II.

Мы поздоровались. Я поцеловал ей руку.

Марина Петровна окинула меня взглядом и улыбнулась. Затем она стала осматривать мои «апартаменты». Их типичный французский кафельный пол, недавно доведенный мною до цвета приблизительно схожего с его первоначальным краснокирпичным. Скатный потолок, в который было встроено окошко, смотревшее на дворик, покрытый старинными булыжниками, по которым с утра стучали колеса повозок, будивших меня. Стены, завешанные всяким антиквариатом и сувенирами из сундуков кругосветного путешественника Альбертини…

" Ах, какая красота!" - сказал княгиня, сложив руки под подбородком и слегка покачав головой.

Мы спустились вниз к тете Асе и провели час-два за чаепитием. Это было началом не только знакомства, но и дружбы на много лет.

О жизненном пути Марины Петровны и о судьбе ее семьи я узнал от нее не сразу, а с течением времени, но остановлюсь на некоторых фактах сейчас. Марина Петровна была замужем за князем Александром Голицыным, сыном последнего председателя Совета министров императорской России. Жили Голицыны в Провансе, на юге Франции недалеко от города Тулона. Когда Марина Петровна приезжала в Париж, она всегда заходила к тете Асе. У дяди Шуры и тети Аси был маленький участок земли рядом с домом Голицыных, где они уже многие годы собирались построить домик, но средства все не позволяли.

Дом Голицыных, и сад окружающий его, носил название Bastide Galitzine. Средневековое слово «бастид» означает населенный пункт, как правило, укрепленный крепостными каменными стенами, и относится специфически к юго-западной Франции. Этот дом был подарком последнего короля Италии Виктора Эманнуила в 1930-ых годах, который был дальним родственником Марины Петровны по материнской черногорской линии. После того, как король лишился короны и родины в 1946 году и поселился в Швейцарии, «Бедный Виктор Эманнуил сам приезжал к нам в гости», — вспоминала Марина Петровна.

Бастид Голицыных стоял (и по сей день стоит) на склоне горы в двух-трех километрах от рыбацкой деревушки Ле Брюск. Оттуда открывалась великолепная панорама Средиземного моря. Архитектура дома была своеобразной. Дом был разделен на две половины. Их соединял крытый мост над аркой-подобие знаменитого моста Риальто в Венеции. Первая и нижняя часть дома состояла из маленького старинного коттеджа. Вторая часть состояла из квадратной гранитной башни, как в средневековом замке. Первый этаж башни служил парадной комнатой. Второй этаж, куда вела повисшая в воздухе лестница, уже несколько лет находился в стадии строительства.

Но главное, что отличало Бастид Голицыных — это маленькая православная часовня, стоявшая рядом, и которая могла вместить человек двадцать-тридцать. Эту часовню княгиня построила сама, камень за камнем.

На территории Прованса можно найти немало развалин старинных замков и монастырей. Марина Петровна их выискивала по картам, архивам, рассказам краеведов и ездила туда собирать «стройматериал» для своей часовни. Получился маленький шедевр православной церковной архитектуры. Другие архитектурные элементы — колонны, арки, барельефы-украшали «башню» и разные части дома и часовни.

Помимо увлечения архитектурой и строительством Марина Петровна занималась литературой и наукой. Она работала над антологией старинных провансальских баллад и рождественских колядок под названием «La SainteNuit» — «Священная Ночь». «Манускрипт» этой книги Марина Петровна иллюстрировала собственной рукою. Научная деятельность заключалась и в разработке нового вида электронной аппаратуры — плоского экрана для телевизора (уже тогда!), не искажавшего образ на экране. Княгиня говорила, что идея для ее изобретения явилась ей во сне. Она также жаловалась на то, что у нее уходило больше времени на переговоры с адвокатами и специалистами по патентному праву, чем на саму разработку.

Такой широкий круг интересов Марины Петровны оставлял мало времени на хозяйственные дела. Ими занимался в основном князь Голицын. Он ездил на своем маленьком Ситроене «Deux Chevaux» («Две лошадки») в деревню за покупками и поддерживал, как мог, чистоту в доме. Раз в неделю к ним приезжала уборщица — милая русская женщина. Но это мало чем помогало. Поддерживать порядок и чистоту в таком сооружении, как Бастид Голицыных, идеальном для накопления пыли, было делом героическим.

Хотя Голицыны жили в доме, который уже тогда имел немалую рыночную стоимость, жили они, «как бедняки», говорила Марина Петровна.

Я потом несколько раз гостил летом у Голицыных. Иногда я наталкивался на необычные вещи. Стелешь себе простыню и видишь на ней в углу вышитый царский вензель. Роешься на кухне в поисках чайной ложечки и среди самых дешевых жестяных в руки вдруг попадается золотая с царскими инициалами. В «башне» на стене висел огромный двуглавый орел, выделанный из черного дерева с позолоченными когтями и короной. Размах его крыльев достигал, наверное, около двух метров.

Впрочем, когда Голицыны куда-то уходили, они часто забывали закрывать дверь на ключ. И никто за все эти годы их не ограбил. «Dieu protegе les innocents» — «Бог хранит невинных», — говорится в старинной пословице, которую с улыбкой повторяла княгиня.

Часто мы засиживались допоздна на веранде, над которой нависала как купол крона высокой сосны. Княгиня ставила на стол кувшин совсем недорогого, но отличного местного вина. Месяц отражался в море. С неба тихо смотрели звезды. Говорили в основном о России.

И откуда эти предметы, и символы царского богатства и славы?

Марина Петровна рассказала мне в общих чертах историю того, как эти вещи попали в далекую деревушку на юге Франции, и при каких обстоятельствах она и ее близкие покинули Родину.

После падения династии Романовых довольно большая группа ближайших родственников последнего Российского Императора волею судеб оказалась в Крыму. В эту группу входили среди других его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна, великий князь Николай Николаевич, Главнокомандующий русскими войсками в Первую Мировую войну, его брат, великий князь Петр Николаевич, Генерал-инспектор Инженерных войск, великий князь Александр Михайлович, основатель Русской Военной авиации, члены их семей и другие.

Марина Петровна рассказывала, что ее отец Петр Николаевич всегда был, как бы в тени своего более прославленного брата, хотя он был равен с ним по своему гигантскому росту (что Марина Петровна унаследовала от отца). Хотя Петр Николаевич исполнял честно свои обязанности Генерал-инспектора Инженерных войск, военная служба лежала тяжелым бременем на нем. Это объяснялось состоянием его физического здоровья и его характера. По натуре он тяготел к литературе и искусству — особенно к архитектуре. Он очень увлекся строительством своего дворца Дюльбер в Крыму. Дворец был построен как крепость с башнями и массивными стенами в мавританском стиле. «Никогда не знаешь, что будет» — говорил он. В этом отношении он, может быть, был самым дальновидным из всех Романовых. Потом башни и стены Дюльбера действительно пригодились. Рассказы Марины Петровны о Крыме потом пополнились и подтвердились другой информацией из разных источников.

События развивались примерно так: еще при Временном правительстве до прихода большевиков все императорские родственники в Крыму находились под домашним арестом и были разбросаны по разным владениям. Не раз им грозила кровавая расправа со стороны местных Советов пьяных матросов и бушующей черни. Хотя официально Керенский выдавал себя за их «защитника», но на самом деле этот выскочка из второсортных адвокатов, вдруг оказавшийся на вершине власти, лицемерил. Он устраивал унизительные обыски, «конфискацию» личных вещей Романовых и явно пользовался случаем поиздеваться над ними. В сердце своем Керенский ненавидел Императора Николая II, и его ненависть распространялась на всех царских родственников. Таково было мнение Марины Петровны… И не только ее.

С приходом большевиков положение стало крайне угрожающим для жизни всех Романовых в Крыму. Ждали кровавую бойню.

Массовые убийства неугодных молодому советскому государству начались еще осенью 1917 года.

В период с декабря 1917 г. по январь 1918 г. в одном Севастополе было зверски убито около 800 офицеров и гражданских лиц. В Евпатории казнили свыше 300 человек, предварительно подвергнув их чудовищным пыткам. Казни производились на борту гидрокрейсера «Румыния» и на транспортном судне «Трувор». Жертв выводили по очереди из трюма на палубу, раздевали, потом медленно отрезали носы, уши, губы, половые органы, отрубали руки, ноги и сбрасывали в море. Дикие нечеловеческие крики раздирали воздух. Весь этот «красный кошмар» происходил на глазах у собравшихся на набережной близких и родных.

«В Симферополе „врагов революции“ убивали на железнодорожном вокзале. Несчастных избивали прикладами, кололи штыками, живыми бросали в паровозные топки».

Но такие сцены происходили не только в Крыму. Начиная с 1917−18 годов, красные развернул волну подобных зверств по всей стране.

«Вспышками невероятной жестокости сопровождалось подавление восстаний в Ярославле, Рыбинске, Муроме, Ливнях». Именно к этому периоду относятся указания Ленина с требованиями «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев», «расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты»". («К 90-летию декрета «О красном терроре» «Великая Эпоха» Дмитрий Соколов. 03.09.2008). С-Петербург. www.epochtimes.ru).

Романовых перевели под одну крышу в Дюльбер — с одной стороны зловещий признак, с другой стороны это, может быть, их и спасло. Между двумя местными Совдепами — севастопольским и ялтинским — возникли разногласия по поводу судьбы Романовых. Ялтинский совдеп хотел их всех немедленно перебить. Севастопольский же ждал распоряжения из Петрограда. Начальник стражи Дюльбера, представитель севастопольского Совдепа моряк Задорожный расставил пулеметы по башням здания и не раз отгонял банды из ялтинского Совдепа, требующие выдачи Романовых.

Под арестом находился также князь Феликс Юсупов. Очевидец событий, он вспоминал: «Ужасное избиение морских офицеров произошло в Севастополе, грабежи и убийства множились по всему полуострову. <>Казалось, видишь адский маскарад. В Ялте мятежные матросы привязывали большие камни к ногам расстрелянных и бросали в море. Водолаз, осматривавший потом дно бухты, обезумел, увидав все эти трупы, стоящие стоймя и покачивающиеся, как водоросли, при движении моря. Ложась вечером, мы никогда не были уверены, что утром будем живы».

Читая эти строки, я прихожу к мысли, что моему отцу очень повезло. Он тоже одно время служил офицером в Севастополе и мог легко оказаться среди тех, кто покачивался «как водоросли, при движении моря».

В те темные и страшные дни, когда сатана широко раскрыл свои крылья над русской землей, дети и молодежь Романовских семейств, как вспоминала Марина Петровна, собравшиеся вместе, заучивали театральные роли и ставили пьесы, чтобы отвлечься от кошмара, окружающего их. Угнетающе действовала полная изоляция от внешнего мира и информации. Была только «Правда», а в ней, как известно, «нет известий».

В «Правде» появилось сообщение о Брест-Литовском мире, но неизвестно было, — продолжались ли военные действия против Германии или нет. «Ни войны, ни мира», — как выразился главный переговорщик с советской стороны — Троцкий.

Стояла весна 1918 года.

Однажды ранним утром прибежал красный комиссар, начальник стражи (моряк Задорожный), бледный, как смерть. Дрожащим голосом и с трясущимися руками он заявил великому князю Николаю Николаевичу: «Ваше величество!"… (раньше было только «Гражданин Романов"…) — «Через час в Дюльбере будут немцы!».

Так оно и было. Вскоре после подписания Брест-Литовского мира немцы заняли Украину, севастопольскую крепость и высадились в Ялте. Они связались с главным «охранником» Задорожным и поставили его в известность, что если будет тронут хоть один волосок хоть одного из Романовых, то они его повесят.

Хотя немцы вели себя крайне уважительно и корректно, великий князь принял их очень холодно, разговаривая с ними через своего адъютанта. Он предложил сдаться им как военнопленный. Это предложение немцы отклонили, но выразили готовность предоставить ему охрану и гарантировать ему безопасность. После этого разговора бывший Главнокомандующий русскими войсками во время Первой мировой войны, на которой Россия потеряла несколько миллионов человек, впал в глубокую депрессию, ушел в себя и не хотел ни с кем общаться.

С немцами отказалась разговаривать и вдовствующая императрица Мария Федоровна, не зная о том, что они в самый последний момент успели предотвратить приказ ялтинского совета открыть артиллерийский огонь по Дюльберу и что таким образом спасли жизнь всех Романовых в Крыму.

В своем спешном бегстве из Ялты местные коммунисты также оставили списки многих, которых они заранее приговорили в смертной казни. Среди них было много малолетних детей.

По свидетельству князя Феликса Юсупова через некоторое время к Романовым прибыл адъютант кайзера Вильгельма II c предложением «провозгласить Императором Всея Руси» того из членов императорской семьи, кто согласится подтвердить Брест-Литовский договор. Все отвергли это предложение, заявив, что никто из них не собирается стать «предателем».

11 ноября 1918 года закончилась Первая мировая война победой западных союзников уже без России. По условиям мирного договора немецкие войска покинули Украину, Крым и другие занятые ими территории на востоке.

Вскоре на севастопольском рейде появились английские корабли. С севера надвигалась Красная Армия. У командования британской эскадры было распоряжение от короля Георга V, мать которого королева Александра была родной сестрой императрицы Марии Федоровны, спасти ее родственников в случае смертельной опасности. Предполагалось вывести около дюжины человек. Красные рвались на юг. Медлить с отплытием стало невозможным.

Императрица категорически заявила, что она покинет Крым лишь при условии, что все, кому угрожает опасность, тоже будут эвакуированы. Союзники прислали и за ними свои корабли. Таким образом, лишь благодаря императрице Марии Федоровне было спасено от зверств красных много человеческих жизней.

Мария Федоровна, великие князья Николай Николаевич и Петр Николаевич с семьями и другими близкими взошли на борт линкора «Мальборо». Список пассажиров был довольно длинный. Некоторые успели погрузить немало багажа, вспоминала Марина Петровна. Другие пришли, «как стояли, с чемоданчиками».

Мне представился великий князь Петр Николаевич, идущий вверх по сходням на борт корабля. На его руках большой тяжелый черный двуглавый орел, тот самый, который потом висел в Бастиде Голицыных на юге Франции.

Свои записки оставил очевидец событий, заместитель командира линкора «Мальборо» старший лейтенант Францис Прайдэм, ставший потом вице-адмиралом. В частности, он вспоминает:

«В связи с тем, что никто из нас не знал ни слова по-русски, возникла большая проблема. <> Мы справились с багажом ея Величества, так как он был небольшим и отмечен ее монограммой. Без помощи в качестве переводчицы княжны Марины, девушки высокого роста и приятной внешности <>, произошла бы путаница. Княжна Марина оказалась очень компетентным «старшим лейтенантом».

Корабль отплыл. Позади осталась Россия, исчезнув за далеким синим горизонтом навеки, как Атлантида античных времен.

Время моего пребывания в Париже подходило к концу. Занятый беготней по урокам и библиотекам в Латинском квартале я почти не заметил, как дома дядю Шуру стало все меньше и меньше видно. Однажды тетя Ася заявила, что дядя болен и уехал лечиться в дом для русских престарелых в пригороде Парижа Сан Женевьев де Буа. Мы поехали его навестить. Не знал я тогда, что вижу его в последний раз. Вскоре после моего возвращения в Англию мы получили письмо от тети Аси, в котором сообщалось о его кончине от какой-то банальной болезни.

Князь Александр Михайлович Волконский похоронен на кладбище Сан Женевьев де Буа под Парижем, где похоронена, можно сказать, половина русской истории.

Многие белогвардейцы остались на Родине. Многие из них пали смертью храбрых. О них есть песня «Русским героям посвящается»: