 |
| Радонеж | Сергей Худиев | 17.03.2011 |
Недавно в интернет-издании «Взгляд» появились две статьи, в которых речь идет о Церкви. Хотя они вышли в один день, они принадлежат перу разных авторов — один из них, Михаил Бударагин, главный редактор официального сайта партии «Единая Россия», другой — Михаил Соломатин. Это разные люди с разными политическими симпатиями, и, то, что обе статьи появились в один день, а их содержание во многом пересекается, наверное, случайность.
Определенное пересечение, однако, налицо, и, наверное, нам стоит рассмотреть претензии к Церкви, которые выдвигаются в этих статьях. Раздражение Михаила Бударагина вызвали высказывания Патриарха о ЖКХ, слова протоиерея Всеволода Чаплина об электронной карте Москвича и суждения миссионерского отдела тульской Епархии о взглядах Бориса Гребенщикова. Я должен написать «раздражение» а не «возражения» поскольку возражений по существу в статье нет; трудно понять, в чем состоит суть претензий, предъявляемых к Церкви. Автор пишет: «Если бы я был прихожанином на пороге храма, то услышав о ЖКХ, БГ, социальных картах и дресс-коде, развернулся бы и пошел домой. Не потому что все это как-то устрашает или отталкивает, а потому что все это как-то глупо. Даже если в церковь идут не за умом, то не до такой же степени».
Сразу видно, что Михаил Бударагин — не прихожанин. Более того, он просто не знает, зачем христиане ходят в Церковь. Потому что человек, отвергающий причастие Святых Христовых Тайн из-за того, что ему не понравилось что-то из того, что сказал Патриарх, или о. Всеволод Чаплин, или Александр Дворкин, с самого начала не христианин, и что ему делать в Церкви — непонятно. К сожалению, непонимание такого рода характерно не только для него. Люди могут не разделять нашей веры во Христа; но им следует понять, что в Церковь ходят люди, которые во Христа верят — и ходят именно поэтому. Церковь — не корпорация, которая ищет продать потребителям тот товар, который бы они купили. Церковь — это единство людей, разделяющих общую веру во Христа. Для того, чтобы войти в нее, Вам нужно принять эту веру. Если Вы ее не принимаете, то заманивать Вас под своды храма, тщательно избегая каких-либо неприятных высказываний, просто бессмысленно. Что Вам там делать? Поэтому разговоры на тему «Церковь должна вести себя так-то и так-то, поддерживать такие-то идеи, а от таких-то, наоборот, отказаться, и тогда мы к ней потянемся» — это просто неправда. Если Вы верите во Христа, то идете к Чаше спасения; если не верите — не идете; все остальное не имеет значения. Собственно, на Западе это уже проходили — журналисты и общественные активисты требовали от Церкви измениться и приспособиться, «иначе от Церкви отвернутся современные люди» и некоторые общины прогибались и менялись — что приводило к тому, что их храмы пустели и превращались в книжные магазины. «Потенциально лояльные люди» как не ходили, так и не ходят; те, кто верит во Христа, уходят в более консервативные общины.
Но выполнить пожелания «потенциально лояльных людей» — и тем «перестать их отталкивать» невозможно еще по ряду причин. У каждого «потенциально лояльного» свои запросы к Церкви — кого-то страшно раздражает негативное отношение Церкви к тов. Сталину; кто-то наоборот, возмущен тем, что она не клянется в верности либерально-демократическим ценностям; кто-то недоволен сдержанным отношением Церкви к воинствующему национализму; кто-то, наоборот, неприязненно относится к ней именно потому, что (вполне обоснованно) видит в ней фундамент русской национальной идентичности. На всех не угодишь — нечего и пытаться.
Другая причина, по которой это невозможно сделать — «потенциально лояльные люди» сами имеют крайне туманные представления о том, чего же они, собственно, хотят. Бударагин полагает, что Церковь «уже почти в военный фрунт вытягивается перед нынешними кесарями» и ставит ей это предполагаемое вытягивание в упрек. При этом в упрек же Церкви ставится выступление Патриарха относительно ЖКХ и осторожность в отношении «единой карты». Так в чем повинна в глазах автора Церковь — в вытягивании перед властью или в критике действий власти? И с какой позиции сам автор ее критикует? Если автор — несгибаемый революционер, в системе ценностей которого сотрудничество с «кровавым царским режимом» есть несмываемое пятно, то что он сам делает в качестве редактора официального сайта «Единой России»? Тайком выпускает онлайн-версию «Искры»? Далее автор пишет: «Объединяющая миллионы людей организация может быть какой угодно, но она не может позволить себе быть служанкой — ни у власти, ни у собственной паствы, ни у нынешней конъюнктуры. РПЦ же, обладая огромным запасом влияния и авторитета, зачем-то бессмысленно мечется между властью, прихожанами и конъюнктурой» Этот упрек, однако, высказывается одновременно с упреками относительно как раз нонконформистских высказываний представителей Церкви — относительно того же ЖКХ, электронной карты или взглядов Бориса Гребенщикова.
Относительно Бориса Гребенщикова стоит сделать некоторые разъяснения. Тульский Миссионерский Центр, рассмотрев взгляды Бориса Гребенщикова, нашел их неправославными. Другие православные люди с этим не согласились — в прочем, в ходе дискуссии наметились разные точки зрения, в частности, та, что взгляды Гребенщикова действительно нездравы, а вот мудро ли делать на это упор — другой вопрос. Это вызвало у людей внешних по отношению Церкви отзывы с стиле «суд!», «партсобрание!». Комментаторы как-то упускают из виду, что суд и партсобрание имели весьма серьезные последствия для гражданской (а нередко и физической) жизни подсудимых — в то время как суждения Тульского Миссионерского Центра никак на жизнь Бориса Гребенщиковая повлиять не могут. БГ может придерживаться таких взглядов на мир, какие ему угодны; православные могут рассуждать между собой, насколько эти взгляды согласны с их верой. Но претензии к Церкви состояли в этом случае именно в том, что она выступает как госпожа — судит и учиняет партсобрания, и уже сожгла Великого Композитора на Костре Инквизиции. Как это сочетается с упреком в том, что Церковь — «служанка» не очень понятно. Чрезвычайно трудно угодить людям, которые одновременно укоряют Церковь в холуйстве и бунтарстве, в беспринципной гибкости и в отталкивающей жесткости.
Статья другого Михаила — Соломатина — затрагивает вопросы отношения Церкви к Ювенальной Юстиции и той же электронной карте. Ключевая фраза статьи вынесена в подзаголовок: «Сама идея контроля над личностью совершенно не смущает Церковь, ее пугает лишь идея чужого контроля. Именно это и становится причиной протестов РПЦ против сбора государством информации о гражданах». Но в чем состоит «контроль над личностью» со стороны Церкви? Как хотя бы теоретически мог бы осуществляться этот контроль? Какими органами для этого Церковь располагает? Это церковники собирают базу данных о гражданах? Это церковники добиваются себе возможности забирать детей из «неправильных» — в том числе, политически нелояльных — семей?
Автор порицает сограждан за их опасения относительно Ювенальной Юстиции: «Так, например, нежелание расставаться с правом безнаказанно распоряжаться правами своих детей создает прочную основу для страхов россиян по поводу ювенальной юстиции.». Что такое «право безнаказанно распоряжаться правами своих детей», не очень ясно; ясно только, что лишать этого права, по мысли автора, будет благодетельное государство — а уж никак не Церковь; Церковь же, скорее, разделяет опасения несознательных россиян. Противостояние, таким образом, складывается не между «церковным» и «государственным» контролем, а между попытками установления такого контроля, когда у Вас могут забрать детей, например, из-за Ваших неправильных взглядов на охрану лесов, и попытками такому контролю противиться — как со стороны рядовых граждан, так и со стороны Церкви.
В этой ситуации понятны и опасения, связанные с электронными системами контроля, которые Соломатин отвергает как «луддистские». Люди склонны злоупотреблять властью. То, что делает человека более уязвимым перед лицом представителей власти, не следует приветствовать. Это не требование веры — это требование здравого смысла.
Однако нельзя не отметить общее свойство упреков в адрес Церкви — их невнятность. Их иногда бывает сложно оспаривать даже не потому, что они ложны — а потому, что они бессодержательны.
