 |
| Седмицa.Ru | 03.03.2011 |
Святитель Лев I Великий, папа Римский (440 — 461),
получил прекрасное и разностороннее образование, которое открывало перед ним блестящую светскую карьеру. Однако, стремясь к духовной жизни, он избрал иной путь и стал архидиаконом при святом папе Сиксте III (432 — 440), а после его смерти был избран, в сентябре 440 года, папой Римской Церкви. Это было трудное для Церкви время, когда еретики осаждали твердыню Православия своими соблазнительными лжеучениями. Святитель Лев умел совмещать пастырскую мягкость и доброту с несокрушимой твердостью в вопросах вероисповедания. Именно он явился основным защитником Православия против ереси Евтихия и Диоскора, учивших об одном естестве в Господе Иисусе Христе, и ереси Нестория. Он употребил всё свое влияние для того, чтобы умирить смущаемую еретиками Церковь и своими посланиями к святым Константинопольским царям Феодосию II (408 — 450) и Маркиану (450 — 457) деятельно способствовал созыву IV Вселенского Халкидонского Собора (451) для осуждения ереси монофизитов. На Соборе, где присутствовало 630 епископов, было оглашено послание святителя Льва к уже почившему тогда святителю Флавиану, Патриарху Константинопольскому (447 — 449), пострадавшему за Православную веру от разбойничьего Ефесского собора в 449 году. В послании святителя Льва было изложено Православное учение о двух естествах в Господе Иисусе Христе. С учением этим согласились все присутствовавшие на Соборе епископы. Еретики Евтихий и Диоскор были отлучены от Церкви. Святитель Лев явился также защитником своего отечества от натиска варваров. В 452 году он силою своего слова удержал от разорения Италии грозного предводителя гуннов Аттилу, а в 455 году, когда предводитель вандалов Гензерих вторгся в Рим, он сумел убедить его не предавать город разрушению, не жечь зданий и не проливать крови. Святитель Лев дожил до глубокой старости. Он заранее знал о своей смерти и приготовил себя теплой молитвой и добрыми делами к переходу из этого мира в вечность.
Он умер в 461 году и был погребен в Риме, в Ватиканском соборе. Его литературное и Богословское наследие состоит из 96 проповедей и 143 посланий, из которых самое знаменитое — к святителю Флавиану.
Лев Великий
Послание Флавиану
Окружное или соборное послание святейшаго Льва, архиепископа города Рима, писанное к Флавиану, архиепископу Константинопольскому (против ереси Евтихия).
Возлюбленному брату Флавиану Лев епископ.
Прочитав послание твоей любви, так запоздавшее к нашему удивлению, и разсмотрев порядок епископских деяний, наконец мы узнали, какой случился у вас соблазн и возстал против чистоты веры, и то, что прежде казалось тайною, ныне сделалось для нас явным. Таким образом Евтихий, удостоенный было имени и сана пресвитерскаго, оказался весьма безразсудным и столь великим невеждою, что и к нему могут быть отнесены слова пророка: не восхоте разумети еже ублажити (делать добро), беззаконие умысли на ложи своем (Псал. 35, 4−5). А что беззаконнее, как нечестиво умствовать о вере и не следовать мудрейшим и опытнейшимъ? Но сему-то безумию подвергаются те, которые, встретив в чем-либо неясном затруднение к познанию истины, прибегают не к пророческим изречениям, не к писаниям апостольским, и не евангельскому авторитету, а к самим себе; и таким образом, не захотев быть учениками истины, становятся учителями заблуждения. Ибо какие мог приобресть успехи в знании священных книг Ветхаго и Новаго Завета тот, кто не уразумел первых слов самаго символа? и что по всей вселенной исповедуется устами всех возрожденных, того еще не понимает сердцем этот старик.
Поэтому, не зная того, что должно думать о воплощении Бога Слова, и не желая потрудиться на широком поприще священных писаний, чтобы сподобиться света ведения, он должен бы был принять внимательным слухом по крайней мере то всеобщее и единогласное исповедание, которое исповедуют все верующие: «веруем в Бога Отца Вседержителя, и в Иисуса Христа, единороднаго Сына Его, Господа нашего, родившагося от Духа Святаго и Марии Девы». Этими тремя изречениями низпровергаются ухищрения всех почти еретиков. Ибо когда веруем, что Бог есть и Вседержитель и вечный Отец, то этим уже доказывается, что Сын совечен Ему, и ничем не разнствует от Отца: потому что рожден от Бога Бог, от Вседержителя Вседержитель, от вечнаго совечный, а не позднейший по времени, не низший по власти, не разнственный по славе, не отдельный по существу. Он же — вечнаго Отца вечный Единородный родился от Святаго Духа и Марии Девы. Это временное рождение ничего не убавило у того божественнаго и вечнаго рождения, и ничего к нему не прибавило, но всецело предало себя на спасение заблудшаго человека, чтобы и смерть победить, и силою своею сокрушить диавола, имущаго державу смерти (Евр. 2, 14). Ибо мы не могли бы победить виновника греха и смерти, если бы нашего естества не воспринял и не усвоил Тот, котораго ни грех не мог уязвить, ни смерть — удержать в своей власти. Он зачался от Духа Святаго во чреве Матери Девы, которая как зачала Его пребыв девою, так и родила сохранив девство.
Но если он не мог почерпнуть точнаго понятия из этого чистейшаго источника христианской веры [1], потому что он собственным ослеплением затемнил для себя блеск очевидной истины: то обратился бы к учению евангельскому, где Матфей говоритъ: книга родства Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамля (Матф. 1, 1); поискал бы наставления также в проповеди апостольской, и читая в послании к Римлянамъ: Павел раб Иисус Христов, зван апостол, избран в благовестие Божие, еже прежде обеща пророки своими в писаниих святых, о Сыне своем, бывшем от семене Давидова по плоти (Рим. 1, 1−3); с благочестивою любознательностию приступил бы к книгам пророческим, и нашел бы обетование Божие данное Аврааму: и благословятся о семени твоем вси языцы (Быт. 22, 17). А чтобы не недоумевать о свойстве сего семени, пусть последовал бы апостолу, который сказалъ: Аврааму же речени быша обеты и семени его; не глаголет же: и семенем, яко о мнозех, но яко о единомъ: и семени твоему, иже есть Христос (Гал. 3, 16). Пусть также внял бы внутренним слухом своим пророчеству Исаии, который говорилъ: се дева во чреве зачнет, и родит Сына, и нарекут имя ему Еммануил, еже есть сказаемо: с нами Бог (Ис. 7, 14; Матф. 1, 23); прочитал бы с верою и сии слова тогоже пророка. Отроча родися нам, Сын и дадеся нам, егоже начальство на раме Его; и наречется имя Его: велика совета Ангел, Чуден, Советник, Бог крепкий, Княз мира, Отец будущаго века (Ис. 9, 6). Тогда не стал бы говорить, пустословя, будто Слово стало плотию так, что Христос, рожденный из девической утробы, имел образ человека, а не имел истинаго тела (такогоже, как тело) Матери. Не потому ли, может быть, он признает Господа нашего Иисуса Христа не имеющим нашего естества, что ангел, посланный к благословенной Марии, говорилъ: Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя; темже и раждаемое (от тебя) свято, наречется Сын Божий (Лук. 1, 35), т. е. так как зачатие Девы было действие божественное, то и плоть зачатаго не была от естества зачавшей? Но это рождение, исключительно удивительное и удивительно исключительное, должно быть понимаемо не так, чтобы необыкновенностью рождения уничтожилось свойство рода. Плодотворность Деве дарована Духом Святымъ; а истинное тело заимствовано от (ея) тела. И когда таким образом Премудрость созидала себе дом, Слово плоть бысть, и вселися в ны (Иоан. 1, 14), т. е. в той плоти, которую Оно заимствовало от человека, и которую одушевило духом жизни разумной.
Таким образомъ; при сохранении свойств того и другаго естества и при сочетании их в одно лице, воспринято величием уничижение, могуществом немощь, вечностию смертность. Для уплаты долга естества нашего, безстрастное естество соединилось со страстною природою, дабы один и тот же, Ходатай Бога и человеков, человек Христос Иисус (1 Тим. 2, 5), и мог умереть по одному (естеству), и не мог умереть по другому, как того и требовало свойство нашего врачевания. Посему истинный Бог родился в подлинном и совершенном естестве истиннаго человека: всецел в своем, всецел в нашем. Нашим же называем то, что Творец положил в нас в начале, и что Он восхотел возвратить нам. Ибо в Спасителе не было и следа того, что привнес в человека искуситель, и что прельщенный человек допустил (в себя). И хотя Он сделался причастным человеческих немощей, но отсюда не следует, что сделался участником и наших грехов. Он восприял образ раба без скверны греха, возвеличивая человеческое, и не уменьшая божественнаго: потому что-то истощание, по которому невидимый соделался видимым, и по которому Творец и Владыка всех тварей восхотел быть одним из человеков, было снизхождением Его милосердия, а не недостатком могущества. Посему Тот, который, пребывая в образе Божием, сотворил человека, Он же самый соделался человеком, приняв образ раба. Оба естества сохраняють свои свойства без всякаго ущерба. Как образ Божий не уничтожает образа раба, так и образ раба не умаляет образа Божия. А так как диавол хвалился тем, что прельщенный его коварством человек лишился божественных даров и, обнажившись от блага безсмертия, подпал строгому приговору смерти, а он (диаволъ) в своем бедственном положении нашел некоторое утешение в том, что имел участника своей измены, что будто и Бог, по требованию своего правосудия, переменил свое определение о человеке, котораго сотворил для такой чести: то открылась нужда в домостроительстве тайнаго совета для того, чтобы и неизменяемый Бог, котораго воля не может лишиться свойственной ей благости, исполнил, посредством сокровеннейшаго таинства, первое о нас определение своей любви, и человек, впавший в грех по коварству злобы диавольской, не погиб вопреки божественному намерению.
Итак Сын Божий, низойдя с небеснаго престола, приходит в сии дольния (страны) мира, и не разлучаясь от славы Отца, раждается новым способом, новым рождением. Новым способом, — потому что Невидимый в собственном (естестве) стал видимым в нашем, Непостижимый благоволил соделаться постижимым, Предвечный начал быть во времени, Господь вселенной восприял образ раба, сокрыв безмерность своего величия, Безстрастный Бог не возгнушался сделаться человеком могущим страдать, и Безсмертный — подвергнуться закону смерти. Новым же рождением рожден Он, — потому что непорочное девство не познало похоти, и между тем доставило вещество плоти. Итак Господь принял от Матери естество, но не грех. А из того, что рождение это чудно, не следует, что естество Господа нашего Иисуса Христа, рожденнаго из утробы Девы, отлично (от нашего). Ибо Тотъ; который есть истинный Бог, есть вместе и истинный человек. И если уничижение человека и величие божества взаимно соединились, то в этом единстве нет никакого превращения. Ибо как Бог не изменяется чрез милосердие, так человек не уничтожается чрез прославление. Каждое из двух естеств в соединении с другим действует так, как ему свойственно: Слово делает свойственное Слову, а плоть исполняет свойственное плоти. Одно из них сияет чудесами, другое подлежит страданию. И как Слово не отпало от равенства в славе с Отцем, так и плоть не утратила естества нашего рода. Ибо один и тот же (об этом часто нужно говорить) есть истинно Сын Божий и истинно сын человеческий: есть Бог, потому что в начале бе Слово, и Слово бе у Бога, и Бог бе Слово (Иоан, 1, 1); есть человек, потому что Слово плоть бысть, и вселисл в ны (Иоан. 1, 14); - Бог, потому что вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть (Иоан. 1, 3); - Человек, потому что рожден от жены, был под законом (Гал. 4, 4). Рождение плоти есть обнаружение человеческаго естества; а что Дева раждает, это есть знамение божественной силы. Младенчество Отрочати свидетельствуется бедными пеленами; величие же Всевышняго возвещается пением ангелов. Новорожденному человеческому (сыну) подобен Тот, котораго Ирод нечестивый хочет умертвить; но Господь вселенной есть Тот, которому раболепно поклониться с радостию идут волхвы. Когда Он пришел принять крещение от предтечи своего Иоанна: тогда, дабы не утаилось, что под покровом плоти скрывается Божество, с неба возгремел глас Отца: сей есть Сын Мой возлюбленный, о немже благоволих (Матф. 3, 17). Далее, Его, как человека, искушает диавольское коварство; и Ему же, как Богу, служат чины ангельские. Алкать, жаждать, утруждаться и спать, очевидно, свойственно человеку; но пять тысячь человек насытить пятью хлебами, но жене самарянской дать воду живую, от которой пиющий не будет уже более жаждать, но немокрыми ногами ходить по поверхности моря, и утишением бури укрощать возмущение волн, без сомнения, есть дело божественное. Как не одного и тогоже естества дело — и плакать из сострадания по умершем друге, и его же, по удалении камня от четверодневной могилы, воскрешать к жизни силою одного слова; или — висеть на древе, и в тоже время превратить день в ночь и поколебать все стихии: или — быть пригвожденным (ко кресту), и в тоже время отверзать вере разбойника двери рая (о многом умалчиваемъ): так не одному и томуже естеству свойственно говорить: Аз и Отец едино есма (Иоан. 10, 29), и — Отец Мой болий Мене есть (Иоан. 14, 28). Ибо хотя в Господе Иисусе одно лице — Бога и человека: однако иное то, откуда происходит общее того и другаго уничижение, и иное то, откуда проистекает общее их прославление. От нашего (в Нем естества) у Него есть меньшее Отца человечество, а от Отца у Него есть равное с Отцем божество.
По причине этого-то единства лица, которое должно разуметь по отношению к тому и другому естеству, и о Сыне человеческом читаем, что Он сшел с неба, тогда как Сын Божий восприял плоть от Девы, от которой родился; и обратно — о Сыне Божием говорится, что Он распят и погребен, тогда как Он потерпел сие не божеством, по которому Единородный совечен и единосущен Отцу, а немощным человеческим естеством. Отсюда все мы и в символе (веры) исповедуем единороднаго Сына Божия распятым и погребенным, сообразно с сими словами апостола: аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли (1 Кор. 2, 8). А когда сам Господь наш и Спаситель, научая своих учеников вере посредством вопросов, спросилъ: кого Мя глаголют человецы быти, Сына человеческаго? и когда на их ответ, что различные различно об этом думают. Он сказалъ: вы же кого Мя глаголете быти? — Меня т. е. Сына человеческаго, котораго вы видите в образе раба и в истинном теле, — за кого вы Меня считаете? — тогда блаженный Петр, по вдохновению свыше и на пользу от своего исповедания всем народам, отвечалъ: Ты еси Христос, Сын Бога живаго (Матф. 16, 13−16). И достойно назван блаженным от Господа и от сего первообразнаго Камня стяжал твердость и силы и имени своего — тот, который по откровению Отца исповедал одного и тогоже и Сыном Божиим и Христомъ; потому что одно из сих (наименований), взятое отдельно от другаго, не служило во спасение, напротив одинаково было опасно исповедать Господа Иисуса Христа только Богом, а не вместе и человеком, или признать Его простым человеком, а не вместе и Богом.
По воскресении же Господа, которое конечно есть воскресение истиннаго тела, так как не иной кто воскрес, а тот же, кто был распят и умер, — что иное делалось в продолжение сорокадневнаго Его пребывания (на земле), как не то, чтобы чистота веры нашей была свободна от всякаго мрака? Так, Он то беседовал с учениками своими, обращался и ел с ними, а тех из них, которых безпокоило сомнение, допустил осязать Себя тщельным и нарочитым осязаниемъ; то входил к ученикам своим, тогда как двери были заперты, давал им Духа Святаго дуновением своим, и, даровав им свет разумения, открывал тайны священных писаний; то опять показывал рану в боку своем, и язвы от гвоздей, и все знаки недавняго страдания, говоря: видите руце Мои, и нозе Мои, яко сам Аз есмь; осяжите Мя и видите: яко дух плоти и кости не имать, якоже Мене видите имуща (Лук. 24, 39). И все это для того, чтобы убедить, что в Нем свойства божественнаго и человеческаго естества пребывают нераздельно, и чтобы таким образом мы знали, что (в Немъ) Слово не то же, что плоть, и исповедывали единаго Сына Божия и Словом и плотию (вместе).
Сего-то таинства веры должно считать вовсе чуждым этого Евтихия, который в Единородном Божием не признает нашего естества ни в уничижении смерти ни в славе воскресения. И не ужаснулся он суда блаженнаго апостола и евангелиста Иоанна, который сказалъ: всяк дух, иже исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога есть; и всяк дух, иже разделяет Иисуса, от Бога несть, и сей есть антихрист (1 Иоан. 4, 2−3). А что значит разделять Иисуса, как не отделять от Него человеческое естество и безстыдными вымыслами упразднять таинство веры, которым одним мы спасены? Слепотствуя же в отношении к природе тела Христова, он по необходимости с такою же слепотою будет безумствовать о ней в состоянии страдания Его. Ибо если он не считает креста Господня за призрак, и не сомневается, что страдание, восприятое за спасение мира, было истинное (страдание): то он должен признать и плоть Того, смерти котораго он верует. Пусть не говорит он, что не нашего тела был тот человек, котораго сам признает страдавшимъ: ибо отрицание истинной плоти есть отрицание и страдания плоти. Итак, если он приемлет христианскую веру и не отвращает своего слуха от проповеди евангельской: то пусть разсудит, какое естество, пронзенное гвоздями, висело на древе крестномъ; пусть размыслит, когда воин копием отверз бок распятаго, откуда тогда истекла кровь и вода, для омовения Церкви Божией банею и (напоения) чашею. Пусть послушает и блаженнаго Петра, который проповедует, что освящение Духом бывает чрез окропление кровию Христовою (1 Петр. 1, 2). Пусть не мимоходом прочтет слова тогоже апостола: ведяще, яко не истленным сребром или златом избавистеся от суетнаго вашего жития отцы преданнаго, но честною кровию яко агнца непорочна и пречиста Иисуса Христа (1 Петр. 1, 18−19). Пусть не противится и свидетельству блаженнаго апостола Иоанна, который говоритъ: и кровь Иисуса Сына Божия очищает нас от всякаго греха (1 Иоан. 1, 7), и в другом месте: сия есть победа, победившая мир, вера наша. Кто есть побеждаяй мир, токмо веруяй, яко Иисус есть Сын Божий? Сей есть пришедый водою и кровию, Иисус Христосъ; не водою точию, но водою и кровию; и Дух есть свидетельствуяй, яко Христос есть истина; яко трие суть свидетельствующии: Дух, и вода, и кровь; и сии три едино суть (1 Иоан. 5, 4−6. 8): то есть, дух освящения, кровь искупления, и вода крещения. Сии три составляют одно и пребывают нераздельными; ни одно из них не отделяется от своего единства: так как кафолическая Церковь живет и преуспевает тою именно верою, чтобы во Христе Иисусе не исповедывать ни человечества без истиннаго божества, ни божества без истиннаго человечества.
Евтихий, отвечая на пункты вашего допроса, говорилъ: «исповедую, что Господь наш прежде соединения был из двух естествъ; по соединении же исповедую одно естество». Удивляюсь, что столь безразсудное и столь нечестивое исповедание его не было порицаемо никакою укоризною со стороны судивших (его), и что эти слишком безумныя и слишком хульныя слова оставлены без внимания, какъ-бы не было выслушано ничего оскорбительнаго! тогда как столько же нечестиво говорить, что единородный Сын Божий был двух естеств до воплощения, сколько нелепо утверждать, что в Нем одно естество после того, как Слово плоть бысть. Чтобы Евтихий не стал считать мнения своего или верным, или сносным, на том основании, что оно не было опровергнуто ни одним вашим голосом, то убеждаем тщание любви твоей, возлюбленный брат, очистить невежественнаго человека и от этого пятна на его сознании, если, по действию милосердия Божия, дело его примет добрый оборот. Ибо он хорошо началъ-было отступать от своего убеждения (как видно из хода соборных деяний), когда, по вашему требованию, обещался признавать то, чего прежде не признавал, и успокоиться на той вере, которой прежде был чужд. Но когда он не захотел изъявить согласия предать анафеме (свой) нечестивый догматъ: то ваше братство из этого заключило, что он остается в своем нечестии и заслуживает приговора осуждения. Впрочем, если он искренно и нелицемерно кается и сознает, хотя бы и поздно, как справедливо подвиглась против него власть епископская, или если он, для полнаго оправдания, осудит все свои худыя мысли и устно и собственноручною подписью: то милосердие к исправившемуся, как бы оно ни было велико, не будет предосудительно. Ибо Господь наш, истинный и добрый Пастырь, душу свою положивший за своих овец, и пришедший спасти души человеческия, а не погубить, хочет, чтобы мы были подражателями Его человеколюбия, т. е. чтобы согрешающих обуздывала правда, а обратившихся не отталкивало милосердие. Тогда собственно с полным успехом защищается истинная вера, когда ложное мнение осуждается самыми последователями своими.
Для вернаго же и безпристрастнаго изследования всего дела, мы отправили, вместо себя, братий наших, епископа Юлиана и пресвитера Рената, и еще сына моего диакона Илария. К ним присоединили мы нотария нашего Дульцития, котораго вера много раз испытана нами. Уповаем на содействие помощи Божией, что заблудивший, осудив неправоту своего образа мыслей, спасется. — Бог да сохранит тебя в здравии, возлюбленный братъ!
Дано в июньския иды, в консульство светлейших консулов Астерия и Протогена [2].
Примечания:
[1] Т. е. из символа.
[2] В некоторых кодексах прибавлено: «издал нотарий Тибуртий, по повелению господина моего почтеннейшаго папы Льва».
