 |
| Радонеж | Сергей Белозерский | 09.02.2011 |
Премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон выступил с речью, в которой признал, что политика мультикультурализма провалилась. По его словам, «британцы нуждаются в более определенной и четкой национальной идентичности, которая помешает развитию экстремизма в обществе» В октябре прошлого года канцлер Германии Ангела Меркель сказала примерно то же самое. Что же такое мультикультурализм и почему он провалился?
Согласно определению, мультикультурализм — политика, направленная на поддержание в рамках одного общества разных культур, традиций и обычаев, на поддержание и сохранение различий между теми или иными культурными общинами. В самом этом определении нет ничего ужасного — люди имеют право на свою культуру и обычаи, и та же Британия всегда была страной различных культур — шотландцы и валлийцы ревностно хранят свою национальную идентичность, и с гордостью вспоминают битвы, в которых они сражались с англичанами. В этом отношении Британия напоминает Россию — это тоже с самого начала многонациональная страна. Шотландские горцы известны своим буйным и задиристым характером — как и своими зажигательными плясками. Однако Камерон, очевидно, имел в виду не Шотландцев, битвы с которыми остались в далеком прошлом и сделались предметом фольклора.
Мультикультурализм исходит из определенных мировоззренческих предпосылок, некоторые из которых восходят к так называемому Просвещению — философскому движению, наиболее решительно заявившему о себе во Франции и Англии конца XVIII века. Для Просвещения было характерно противопоставление разума и свободы тому, что определялось как «деспотия» и «суеверие» — традиционный социальный порядок и традиционная религия. В рамках такого взгляда на мир традиция и религия должны быть преодолены, для того, чтобы построить лучший, более разумный и более свободный мир. Взгляд на человеческую историю как на арену борьбы сил прогресса и реакции, характерный для коммунизма, тоже восходит к этому философскому течению. Сегодняшние наследники Просвещения продолжают подвизаться против тех же врагов — традиционных, и, особенно религиозных начал общественной жизни, которые представляются им источником несправедливости и угнетения женщин и различных «меньшинств» — от гомосексуалистов до ведьм. Как мы знаем, есть у революции начало, но нет у революции конца, и люди делаются все более и более изобретательными в поисках угнетения и попрания своих прав, тщательно выискивая, где бы еще подвергнуться дискриминации и возопить по этому поводу.
Источником угнетения, архиврагом, остается все та же христианская цивилизация, и Церковь особенно; предметом величайшего стыда, ужаса и отвращения — европейский политический, культурный, и, особенно, религиозный империализм. История рассказывается примерно так: раньше европейцы считали себя лучше других — они полагали себя носителями истинной веры и более высокой культуры, и считали себя вправе нести то и другое другим народам. Они совершили бесчисленные преступления против цивилизаций Азии и Африки, и коренных жителей обеих Америк. Конкистадоры и крестоносцы, те и другие под знаменем Креста, залили планету кровью. Высокомерные и нетерпимые христианские миссионеры, презирая религии других народов как «язычество», а то и «бесопоклонство», уничтожали уникальные культуры и искореняли мудрые вековые обычаи.
Но теперь силы прогресса все более теснят силы невежества и нетерпимости — мы понимаем, что считать нашу культуру и обычаи «лучше» есть тупое варварство; а человека, который считает, что Христианство чем-то превосходнее культа Вуду, надо немедленно гнать взашей — пока он кого-нибудь не сжег. Все культуры и религии одинаково хороши — все они заслуживают нашего радостного принятия и одобрения.
Такая версия истории подкрепляется яркими, эмоционально задевающими примерами прошлых злодейств, от которых мы должны теперь в ужасе шарахнуться — иногда вполне подлинных (европейцы действительно грешили немало) иногда несколько отретушированных. Так, что на каждого, кто попробует сказать, что Христианство — истинная вера, тут же падает тень этого кровожадного чудовища, Ричарда Львиное Сердце, а также Торквемады, Кортеса, и других кровавых-прекровавых злодеев, в компании которых ни один рукопожатный человек не хотел бы оказаться.
Практически сразу же выяснилось, что дружелюбное принятие всех культур и религий не включает в себя одну культуру — европейскую, и одну религию — христианство. Мультикультурность стала проявлять себя не в том, что наряду с христианскими в публичном пространстве стали появляться и другие символы, а в том, что христианские символы стали удаляться, как якобы оскорбляющие приверженцев других религий. Характерно, что эта особенность «мультикультурности» была с энтузиазмом воспринята у нас — когда у нас говорят о «многонациональной и многоконфессиональной стране» речь идет вовсе не о том, чтобы как-то уважить другие народы или вероисповедания, а о том, чтобы прижать православных.
Мультикультурный подход, однако, вскоре стал показывать трещины — чем дальше, тем более заметные.
Его главная проблема оказалась в его слепом и высокомерном европоцентризме. Это может показаться странным, а самими сторонникам мультикультурности — несправедливым и обидным, но это так. Неевропейские культуры — и нехристианские религии — рассматриваются просто в качестве декораций к борьбе с главным врагом прогресса — Церковью. Те же европейские левые, которые чрезвычайно негодуют на отказ Церкви рукополагать женщин в священный сан — и вообще исполнены праведного гнева на «мизогинию», то есть «женоненавистничество» Церкви — горячо симпатизируют Исламу, совершенно не замечая положения женщин в исламской среде. Те же самые люди, которые яростно восстают против любого христианского участия в политике, горячо приветствуют культуры, в которых сам концепт разделения политики и религии вообще неизвестен. Ироническая ситуация, когда «геи и мусульмане» пишутся через запятую — ведь те и другие являются меньшинствами, угнетаемыми злобной христианской цивилизацией — отражает такой подход.
Христианин, который утверждает, что христианская вера — истинная, вызывает шикание, а тот, кто благовествует нехристианам — и вовсе может нарваться на полицейское преследование.
Между тем никаких возражений против учения Ислама и миссионерских усилий мусульман не выдвигается; и тут между европейскими левыми и опекаемыми ими культурными меньшинствами возникает глубокое недоразумение.
Идеология Просвещения возводила себя на христианском фундаменте и только на нем и могла быть построена. Такие само собой разумеющиеся вещи, как равенство всех людей, ценность личного выбора и личной свободы, восприятие Церкви и государства как разных институтов с разными задачами — результат развития именно христианской цивилизации. Они вовсе не разумеются сами собой за ее пределами.
Однако идеология Просвещения не может признать, что слишком многим обязана своему архиврагу — христианской традиции. Поэтому ее сторонники верят в ее универсальность — в то, что ее ценности могут и должны быть восприняты в совершенно другом культурном контексте, в цивилизациях, к формировании которых христианство не играло значительной роли. В самом деле, если ценности верховенства закона и прав человека есть порождение автономного человеческого разума, а христианство тут только мешало, в нехристианских культурах эти ценности должны успешно приживаться.
Этого, однако, не происходит — происходит нечто обратное, представители иммигрантских общин все менее склонны видеть себя частью европейского общества. Этому есть несколько причин, и одна из них — то высокомерно-покровительственное отношение, которое скрывается за разговорами о мультикультурности. Представители нехристианских культур рассматриваются как дети малые, не вполне ответственные за свои действия — поэтому им можно то, что ни в коем случае нельзя христианам. В рамках «мультикультурного» повествования любые проблемы — или даже преступления — представителей меньшинств обусловлены «белым расизмом», и лучший способ бороться с ними — это продолжать искоренять «расизм».
Результат такого подхода оказывается весьма удручающим, и все больше европейских политиков это признает. Вернемся, однако, в любезное наше Отечество. У нас многие воспринимают западную Европу как образец благоустройства и приписывают это благоустройство той самой идеологии, которая провозглашается европейскими левыми — мультикультурализму, толерантности, политкорректности. Беда в том, что поклонники европейкой моды рискуют убедиться, что в Париже (а равно Лондоне) этого уже не носят. Рецепты, которые мы пытаемся заимствовать из Европы, в самой Европе уже отвергнуты.
Какие же уроки мы можем извлечь из этого опыта? В чем фундаментальная ошибка мультикультурализма? Не в положительном отношении к культуре меньшинств — а во враждебности к культуре большинства, к христианскому наследию Европы.
Общество может быть стабильным только тогда, когда в нем есть ярко выраженная и достаточно сильная несущая, основная культура. Для Европы это — христианская, для России, более узко — православная культура. Представители национальных и религиозных меньшинств, несомненно, имеют право на свою культуру и религию; было бы несправедливо и крайне глупо пытаться лишить их этого права. Но такое право имеют и представители большинства. Пытаться выдавливать из общественного пространства Православие под тем предлогом, что у нас «многонациональная и многоконфессиональная» страна — значит подражать уже вчерашней европейской моде. В Лондоне этого уже не носят.
