 |
| Вера-Эском | Владимир Григорян | 05.02.2011 |
Что такое дресс-код?
Опубликованное 18 января агентством «Интерфакс-религия» Обращение к обществу протоиерея Всеволода Чаплина, предложившего ввести негласный дресс-код для россиян, вызвало просто шквал эмоций в стране. Этот отклик стал своего рода диагнозом умственного и морального состояния соотечественников, числящих себя цветом нации. «Неплохо, что сейчас компании, вузы, школы вводят у себя дресс-коды, — сказал о. Всеволод. — Хорошо бы и общероссийский дресс-код придумать (на стрип-бары и публичные дома, так уж и быть, можно его не распространять). Думаю, доживём мы и до тех времён, когда из приличного места неприлично одетую особу или того самого типа в трениках будут выводить. Ну, или уважающие себя люди будут в таком месте откланиваться и удаляться. Думаете — утопия? Да нет, скоро придётся привыкать».
Поясню, что такое дресс-код. 
Это свод неписаных, а иногда и писаных правил того, как одеваться в разных ситуациях. Скажем, если на концерт классической музыки человек придёт в мятых трениках и тапках, его, возможно, пустят в зал, но относиться к нему будут соответственно. А вот в ресторан, скажем, ему хода вообще не будет.
В нашей стране с дресс-кодом дела обстоят своеобразно. Например, некоторые женщины склонны одеваться так, словно подражают дамам лёгкого поведения. И этим они время от времени провоцируют насилие по отношению к себе. Дело здесь не в степени обнажённости. Скажем, на пляже женщины тоже не вполне одеты, но там так принято. А когда девушка на улице всем своим внешним видом даёт понять, что моральных норм для неё не существует, некоторые мужчины воспринимают это как сигнал к действию. Между тем многие из девушек всего лишь кому-то бездумно подражают и, более того, убеждены, что таким образом движутся к замужеству. Объяснить им, что цокают они в противоположном направлении, довольно трудно. Как объяснить им это, не вызвав отторжения, какие подобрать слова?
О «насаждении»
Об этом, мотивируя своё предложение, написал отец Всеволод Чаплин. Ну и началось, конечно! Во-первых, его совершенно не поняли. Вот что сказала по этому поводу зампредседателя Госдумы Любовь Слиска: «Я верующий человек, но думаю, вводить жёсткие правила того, как одеваться, не нужно». Ей вторит глава президентского Совета по правам человека Михаил Федотов: «Бессмысленно что-то насаждать».
То есть такого понятия, как общественный договор, для них не существует. Предложение мужчинам не ходить одетыми как гопники, а женщинам — как «дамы полусвета» кажется им прелюдией к введению жёстких мер. Это показывает, до какой степени у нас отсутствует гражданское общество — нет даже представлений о том, что это такое.
На самом деле здесь мы имеем дело с типичной реакцией обывателя, в том числе более или менее образованного, иногда облечённого властью. Он не свободолюбив, просто боится перемен, пусть даже и к лучшему. Любые действия общества, даже если они направлены против абортов, пьянства, распущенности, вызывают в нём страх. Вот, к примеру, заходит речь о безнаказанном распространении алкогольных суррогатов. Здесь ведь невозможно обойтись без каких-то запретов. Но обыватель пугается: «А вдруг мне бокал шампанского на Новый год запретят?!» Пожертвовать страной ради шампанского (которое на самом деле никто не собирается отнимать) — это для него естественная линия поведения. Подстраховывается.
В этом смысле характерна реакция на предложение отца Всеволода главы Московской Хельсинкской группы 83-летней правозащитницы Людмилы Алексеевой: «Ерунда какая-то. Пусть человек как хочет, так и одевается. Потом они будут говорить, что нечего женщинам красить губы… Предлагают православный дресс-код. Потом ещё какой-нибудь дресс-код придумают. Я сама не хожу ни в мини-юбках, ни в декольте. Но кому какое дело, как человек одевается? В советское время ловили сначала за узкие брюки, потом за широкие брюки, ловили женщин с обнажёнными плечами. Нельзя всё время придумывать ограничения».
«Планета обезьян»
Своё мнение поспешили высказать «продвинутые» представители творческой интеллигенции. «Дресс-код, к которому призывает протоиерей Всеволод Чаплин, — это наезд на частное пространство женщин, на их права и свободы, — заявила писательница-феминистка Мария Арбатова. — Выступление протоиерея упирается не в одежду, это очередная попытка расширить влияние РПЦ МП за рамки приходского забора».
Разумеется, над предложением отца Всеволода немедленно начала иронизировать праздношатающаяся по различным интернет-форумам публика. Вот несколько цитат, заимствованных с одного из сайтов:
«РПЦ: очень простой дресс-код: Ряса. Подрясник. Цепь с крестом».
«Пусть бы РПЦ занималась духовными делами. А с дресс-кодами мы как-нибудь сами разберёмся».
«Дресс-код может быть установлен служителями для посещения храмов. В остальном каждый сам для себя вправе решать, что и как ему носить. Никакого вмешательства церкви в это недопустимо».
«Учитывая то, как у нас церковь сращена с государством, я ничему не удивлюсь».
…Ну и так далее, с упором на то, что священник не имеет права лезть в светские дела. Всё это привело в некоторую оторопь одного из форумчан, православного воркутинца Бориса Дубнова, живущего сейчас в Америке.
«Что же такого крамольного сказал протоиерей? — спросил он. — Поразительна, кстати, позиция недоумков, которые отказывают протоиерею в праве на высказывание собственных мыслей только потому, что он священник. Сами при этом считают себя вправе судить обо всём и в обществе, и внутри Церкви. Они напоминают мне обезьяну из фильма „Планета обезьян“: „Я за свободу слова, если только они (мои противники) заткнутся“».
Ответа на его замечание не последовало. Помолчали, и снова начали про выдуманное «сращивание» Церкви с государством.
Про борьбу с «антинародным режимом»
Если говорить о правозащитном движении, то его консолидированное отношение высказал один из Коми журналистов, вставших на путь борьбы с властью: «Неуместность говорильни по поводу внешнего вида тем очевиднее, что церковь молчит о мерзостях власти, которые стали невыносимыми».
И здесь мы опять возвращается к вопросу о гражданском обществе. Первые десять лет после распада СССР представители патриотического движения и разного рода православные ревнители обвиняли Церковь в том, что она не борется с «антинародным режимом». Ждали-ждали, когда Патриарх Алексий призовёт страну к восстанию, не дождались. Вторые десять лет уже либералы обвиняли (и продолжают обвинять) Церковь в том, что она так и не борется с правящим режимом. Но на самом деле эти обвинения раздаются около двадцати веков. Уже Христом были недовольны из-за того, что Он не призывал бороться с властью.
А между тем отец Всеволод предложил единственно возможный путь по исправлению этого самого многотысячелетнего «антинародного режима». Указал начало пути по превращению толпы в общество. Потому что только общество совместными усилиями способно влиять на власть, на преступность, на что бы то ни было. И начать лучше с малого, потому что на большее мы пока не способны. И что? Именно те люди, которые больше всех говорят о необходимости создания гражданского общества, яростнее других нападают на Церковь. Дело в том, что они боятся конкуренции с её стороны: мысль о том, что Церковь сможет объединять россиян, совершенно не устраивает их.
Чаплин или Чапман?
«Развязный внешний вид и развязное поведение, — сказал отец Всеволод, — прямая дорога к несчастью. 
К пустым „любвям на один раз“. К краткосрочным бракам, за которыми тут же следуют крысиные разводы. К сломанным судьбам детей. К одиночеству и безумию. К жизненной катастрофе».
С этим, казалось бы, невозможно не согласиться. Ведь всё это сплошь и рядом происходит на наших глазах. Слова скорбные, сильные. И не случайно, что попытка их оспорить смогла выявить какие-то страшные вещи в нашей жизни.
Речь идёт о публикации в газете «Московский комсомолец», автор которой заявил: «Мы живём в мире, где множество известных, успешных и счастливых женщин прямо опровергают тезисы отца Всеволода о том, что их „развязный внешний вид и развязное поведение — прямая дорога к несчастью“. Возьмите, к примеру, Анну Чапман, прелестями которой украшены журналы для мужчин. Уважаемый человек, государственные награды, высокая зарплата, известность, популярность. Где у неё несчастья? Где её „одиночество и безумие“ и „жизненные катастрофы“? В приложении к Анне Чапман дресс-код от Чаплина выглядит особенно смешно и глупо. Сразу становится ясно, что его посыл о бедах, подстерегающих откровенно одетых женщин, безнадёжно устарел и не выдерживает критики».
Здесь мы видим настоящий гимн, использую старинное слово, блудницам, сменивший на страницах газет гимны дояркам. Отношение к священникам при этом не изменилось. Каким оно было в 1919 году, каким было при Хрущёве, таким и осталось. Подспудно внушается мысль, что о. Всеволод не имеет права показывать носа за пределы храма. Пусть внушает прихожанам что угодно, а к нам, передовым и мыслящим, не суётся.
И вот это сходство комсомолии прошлого с нынешними либеральными «комсомольцами» усугубляется вот какой историей. На недавно прошедшем IV съезде «Молодой Гвардии» упомянутая Анна Чапман, недавно раскрытая российская разведчица в США, вошла в общественный совет партии «Единая Россия». Ей поручили заниматься патриотическим воспитанием. Это произошло уже после того, как она снялась в откровенных фотосессиях для журналов «Maxim» и «Жара». Чего не сделаешь из патриотизма?
Сейчас другие герои, «Московский комсомолец» в этом совершенно прав. Как прав и отец Всеволод. Подражая Чапман, бессчётное множество девушек узнает, что такое крысиные разводы и сломанные судьбы детей, и безумие, и одиночество. Но это неудачницы, мусор для нынешних идеологов, новых хозяев жизни. Лес рубят — щепки летят.
Православный дресс-код
И скажу ещё одну жёсткую вещь. У меня друг, православная журналистка, буквально за пару дней до появления текстов отца Всеволода поделилась горестью. Узнала, что знакомые иноки дефилировали на рок-фестивале с обнажёнными торсами. И конечно, ни на какой диалог они по этому поводу не настроены. Ведь таким образом, как им кажется, они миссионерствуют.
Так чего же нам ждать от людей, далёких от Церкви?
Утрата понятий о мужском, женском, даже монашеском достоинстве стала для нас чем-то совершенно нормальным. Мы ведь свободные люди. В нас главное — содержание. Оно у нас, очевидно, настолько замечательное, что приходится его скрывать, чтобы помешать окружающим заподозрить нас в святости. Я не говорю, что все такие. Но в этих вопросах отсутствует какой-то минимум единодушия, который мешает ставить их перед обществом.
За что боролись?
Когда я вижу на фотографиях, как одевались до революции наши гимназисты и школьники 50-х, честное слово, зависть берёт. Этого времени я не застал.
Что такое дресс-код, впервые я узнал в школе, когда директор не пустила меня на уроки, потому что я пришёл в джинсах. Она сказала, что это одежда американских рабочих. Я решительно не мог понять, чем плохи американские рабочие. Не буржуи ведь. Я не считал, что мы должны ходить в школу в форме. Тем более она казалась мне неудачной; синие те костюмчики я до сих пор вспоминаю без энтузиазма. От этого запрета осталось не очень хорошее впечатление. Но когда гляжу на нынешних учеников, то с тоской думаю: «За что боролись?» Учительница дочери жалуется мне: «Ходят полуодетые, мёрзнут, болеют, а нам запрещено делать им замечания».
Мы будто нарочно бросаемся из одной крайности в другую. По поводу джинсов мне пришлось спорить не только с директрисой. Спустя несколько лет меня с пристрастием допрашивали на этот предмет уже на бюро райкома комсомола. И всё это, конечно, ничего, кроме гнева, не вызывало. Поэтому хорошо понимаю тех, кто не желает возвращения к подобному. Я и сам этого не хочу.
Но вот другая история, изменившая моё отношение к дресс-коду. Произошла она в 1988 году в посёлке Озъяг Коми АССР, где наш студенческий стройотряд возводил жилой дом. И там один сокурсник отправился на танцы в розовых шортах. Эдакая столичная штучка. Спустя какое-то время подходит к нам мрачный участковый, просит «этого в розовом» куда-нибудь спрятать. Потому что молодёжь местная очень на него сердита и даже собирается бить. То есть уже и побила бы, если бы не опасалась нас — других стройотрядовцев. После того как шестнадцать часов в день поупражняешься с топором да потаскаешь мешки с цементом, невольно начинаешь внушать уважение.
Что касается нашего легкомысленного однокурсника, то он работой себя особо не утруждал. Избыток нерастраченной энергии и повлёк его на дискотеку. Ну, и вид он выбрал соответствующий — курортный. А молодёжь поселковая восприняла это как оскорбление. Решила, что студент пришёл в трусах с нашитыми зачем-то карманами. И мы ребят, надо сказать, поняли. Увели нашего товарища, наказав ему на танцы больше не соваться. Даже в пальто. Уж больно здесь на него сердиты.
Что, собственно, делать?
То есть, когда государство или партии что-то навязывают, это совершенно бесперспективно, зато общество способно устанавливать правила быстро и успешно. Проблема в том, что оно уже двадцать лет находится в невменяемом состоянии.
Способна ли Церковь вылечить общество? А ведь больше и некому. Боюсь, что опыт отца Всеволода оказался неудачен. Возможно, потому, что священник обратился не столько к обществу, сколько к общественности. В том числе к тем членам бюро райкома комсомола, которые меня терроризировали за джинсы, а теперь, возможно, с тем же пылом пропагандируют провалившуюся шпионку Чапман.
Нужны какие-то действия, которые могут привести к успеху. Вряд ли яростная борьба ждёт нас, если удастся создать и предложить по-настоящему красивую, недорогую форму для школьников. Поймут люди и сельского батюшку, который предложит всем миром выступить за то, чтобы девушки и парни одевались прилично. И это не мелочи, а как раз одно из тех дел, которые способны послужить нашему объединению.
Помню, как мы яростно спорили в школе, прочитав у Чехова: «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли…» «При чём тут одежда?» — думал я. А недавно увидел подборку фотографий, как одеваются американцы. Безобразно. Такое впечатление, что люди за собой совершенно не следят.
На самом деле Россия — одно из немногих мест, где люди стараются одеваться прилично, где на улицах можно увидеть множество со вкусом одетых женщин и мужчин. Но фривольные наряды у нас — не столько издержки смелости самовыражения в одежде, сколько путь к серым, мятым штанам, растянутым футболкам. К этой крайности мы обязательно придём, если не определимся, как должен быть одет человек, чтобы радовать, а не огорчать окружающих.
