Современные вызовы для России
Чего мы ждем от православных депутатов Государственной Думы

Беседа главного редактора РЛ Сергея Григорьева с политическим обозревателем Анатолием Степановым

Степанов: В декабре состоялись выборы в Государственную Думу. Мы уже говорили об их основных итогах. Однако для нас самым важным итогом стало избрание в Думу целой группы депутатов, которые известны как активные труженики на православно-патриотическом поприще, как люди верующие и вместе с тем активные участники патриотического движения. Я имею в виду, прежде, всего редактора «Русского дома» Александра Крутова, публициста, генерал-лейтенанта в отставке Николая Леонова, историка Наталью Нарочницкую, ну и, разумеется, Сергея Глазьева, Сергея Бабурина и некоторых других депутатов. Возникла новая ситуация, которая порождает новые возможности для православно-патриотического движения. И вот теперь, когда спал накал страстей выборной кампании, когда депутаты распределили комитеты и кабинеты, думается, самое время поразмышлять о повестке дня для новой Государственной Думы.

Григорьев: Согласен с тобой и думаю, что сейчас вполне уместно поговорить о том, чего ожидают православные патриоты от наших депутатов в Государственной Думе. Насколько мне известно, к сожалению, в такой плоскости разговор пока не ведется.

Вызовы мнимые и настоящие

Степанов: Больше того, сегодня в православно-патриотических кругах проблема эта ставится, я бы сказал, в перевернутом виде. Вот к примеру, у нас, в «Русской линии» недавно была опубликована статья известного православного публициста Владимира Семенко, в которой он вел речь о четырех вызовах для современной России. Эта статья потом была опубликована в «Радонеже», т. е., автор, судя по всему, придает своему тексту важное значение. В качестве главных вызовов для России Семенко называет вызов глобализации, вызов США, вызов Европы и вызов радикального ислама. Я думаю, что вызовы эти, на самом деле, мнимые. Это, скорее, вызовы для современного патриотического сознания, но не реальные вызовы для России. Причем, я хочу подчеркнуть, что такая постановка проблемы — не результат недомыслия автора статьи. Напротив, статья написана весьма качественно. Проблема, думается в том, что Владимир Семенко прилежно собрал и выразил те идеи, которые стали общим местом для патриотической общественности. Поэтому, разговор, думаю, стоит начать с различения действительных и мнимых вызовов для России в наступающем веке.

Григорьев: Я прочитал эту статью и был очень удивлен, потому что уважаю этого публициста. Согласен с тобой — не он один так думает, просто он выразил общие взгляды, бытующие в патриотических кругах.

Мне представляется, что вызовы, стоящие перед Россией, совершенно иные. Возьмем, к примеру, глобализацию. Говоря откровенно, я вообще не считаю ее каким-то «вызовом России». Я прочитал немало статей публицистов-антиглобалистов, но так и не понял, в чем опасность глобализации. Нас пугают устроением некоего Нового Мирового Порядка, суть которого «кто сильнее, тот и прав». Но это никакой ни новый мировой порядок, а очень старый. Так было всегда в падшем мире. Меняются мировые лидеры, но порядок остается все тот же. Сильные стараются подчинить себе слабых, слабые вынуждены выбирать себе сильных покровителей.

Если же говорить о некоем особенном «объединении» мира под одним началом, то очень маловероятно, что это возможно. Это никому не удавалось ранее, а сегодня — не удастся тем более, ведь на самом деле мир страшно разобщен. Глобализация — это, на мой взгляд, какая-то иллюзия, придуманная одними, для того, чтобы ее критиковали другие. Конечно, налицо новый виток технического прогресса, происходит кардинальное изменение средств коммуникации, передвижения людей, грузов, товаров, идей, мыслей, текстов и т. д. Прогресс, разумеется, привел к тому, что все люди стали ближе друг к другу. Меня до сих пор поражает, когда я иду по улице и говорю по телефону с человеком, который тоже идет по улице совершенно в другом городе. Технический прогресс потянул за собой и другие изменения в жизни человека и общества, например, больше людей стали жить в городах. Если это и есть глобализация, то я не представляю, чем особенным она может нас испугать.

Также обстоит дело и с «угрожающей» нам унификацией. Я большую часть жизни прожил в Советском Союзе, где глобализация, в смысле унификации, была воплощена в полной мере: и в Питере, и во Владивостоке, и в Самарканде хлеб, водка и книжки были совершенно одинаковые, и цены на них были одинаковые, и качество, и мысли в них тоже были одинаковые, а национальные особенности проявлялись разве только в фольклоре. Глобализация, так сказать, в одной, отдельно взятой стране. И что? Пережили мы советскую глобализацию, переживем и американскую.

Степанов: Действительно, глобализация сделалась своего рода жупелом для патриотического сознания, эдаким бессодержательным символом, не выражающим никакой идеи. Я даже думаю, что православным людям опасно критиковать глобализацию, потому что начало современной глобализации положил Иисус Христос. Поэтому, последовательная критика глобализации, на мой взгляд возможна только с языческих, антихристианских позиций. С чем, кстати, постоянно приходится сталкиваться. Недавно на одном патриотическом собрании в Петербурге я услышал, как один офицер, патриот и безбожник, прямо сказал, что бороться с глобализацией — это бороться с христианством. Наиболее умные публицисты-антиглобалисты прекрасно это понимают и пытаются разделить хорошую глобализацию и плохую, христианскую и антихристову. Однако такое разделение не выглядит убедительным, поскольку тут хромает логика.

Григорьев: Более того, нам известно из новозаветных пророчеств, что центром «антихристовой глобализации», в ходе которой мировое зло на некоторое время сумет консолидироваться, будет Святая Земля, Иерусалим, а не Вашингтон. Выходит если и есть сейчас глобализация, то она не «антихристова» еще.

А первым глобализатором был все-таки Александр Македонский, именно проложенные им дороги объединили мир. Но заметим, великий полководец древности традиционно положительно характеризуется у христианских апологетов, за исключением некоторых его личных качеств (говорят, выпивать любил). А вообще сама по себе глобализация мне напоминает классическую немецкую философию, точнее, тот философский язык, который был специально придуман философами Германии, язык, который обычный человек и понять-то не может. У меня всегда было ощущение, что немецкие философы придумали этот своеобразный язык нарочно, чтобы запутать обывателей и ловчее вытягивать средства из спонсоров. Вот и глобализация представляется мне очень похожей вещью.

Степанов: Как бы там ни было, ответы на вопрос: что такое глобализация? — даются, как правило, весьма туманные. Поэтому, тема глобализации — это скорее, определенный риторический прием, который позволяет различать писателя в системе координат: свой — чужой.

Но разве не прав Владимир Семенко, что США является вызовом для России? Разве от Америки не исходит угроза нашей стране?

Григорьев: Я думаю, что утверждение: Америка является серьезным вызовом для России — не вполне правомерно. Америка сейчас единственная великая держава, самая сильная страна мира. Она действительно пытается установить некий собственный миропорядок, собственные правила поведения для всех стран, но, мне кажется, что для России она никакой угрозы не представляет. Более того, Америке, как мировому жандарму, наверное, самой очень выгодно иметь в лице России дееспособное государство, которое может обеспечить стабильность на одной шестой части земного шара, не угрожая при этом США и не становясь конкурентом для супердержавы. Такая ситуация будет для Америки весьма удобной.

Степанов: Иными словами, можно сказать, что современная Америка является вызовом для всех государств планеты: и для России, и для Германии, и для Папуа — Новой Гвинеи. А если Америка — вызов для всех, то значит, она не является вызовом ни для кого.
Что касается «вызова Европы», то он, видимо, взят «до кучи», поскольку тут, мне кажется и говорить не о чем в таком контексте. А вот вызов радикального ислама — это то, с чем сталкивается Россия постоянно.

Григорьев: Проблема тут есть, но я бы обозначил ее иначе, в совсем другой плоскости.

Степанов: Ты хочешь сказать, что эта проблема вторична, она порождена действием иного, не мнимого, а реального вызова для России. Что ж, мы логично подошли к тому, чтобы начать разговор о действительных вызовах современной России.

Как остановить вымирание русского народа?

Григорьев: На мой взгляд, сейчас первый и главный вызов, с которым столкнулась Россия — это ситуация с самим русским народом. Ее можно обозначить как демографическую проблему, но это будет только одна сторона медали. А есть и другая сторона — появление на территории исконно русских центральных губерний, значительного количества мигрантов — инородцев и иноверцев. Эти миграционные потоки становятся все более серьезной проблемой для России. Ее нельзя замалчивать, напротив, пути решения этой проблемы давно необходимо обсудить серьезным ученым, публицистам, труженикам идеологического фронта.

Степанов: Действительно, самый опасный вызов для России в наступающем веке — вызов демографический. Русский народ вымирает. Следствием этого страшного процесса являются почти все проблемы государства и общества. Некоторые наши патриоты, повторяя зады коммунистической пропаганды, пытаются обвинить «проклятый режим» в том, что русский народ вымирает. Это очень напоминает позицию русской революционной и либеральной интеллигенции XIX века, у которой для объяснения любых проблем была готова формула: «среда заела». Источники всех бед общества интеллигенция пыталась отыскать в чуждой, враждебной общественной среде и государственном строе. Можно подумать, если завтра во главе России станет президент, устраивающий некоторых патриотов (Владимир Путин, как наследник Ельцина, не устраивает), то женщины начнут больше рожать, и численность населения начнет сразу расти.

Григорьев: Вообще, нам присуща такая иллюзия, что в России все зависит от власти. Все зависит не от центральной или местной власти, а от состояния русского народа. Вымирание связано с тем, что русские женщины стали меньше рожать, а это проблема чисто духовная. Об этом не раз говорили и архиереи нашей Церкви, и опытные духовники. Всем понятно, что главная проблема в духовной сфере. Всем понятно, что причиной того, что русские женщины стали меньше рожать, является оскудение любви. И решать проблему нужно духовными средствами. А это значит, что мы должны стать более православными. Надо строить больше храмов, надо чаще ходить в церковь. Нужно, чтобы Церковь была более полно представлена во всех учреждениях и организациях, детских и взрослых. Конечно, государство должно поддержать те семьи, которые готовы иметь детей, которые хотели бы иметь детей. Поддержка этих семей, поощрение их, помощь им являются той областью, в которой государство может посодействовать решению этой проблемы.

Степанов: На самом деле, помощь многодетным, молодым семьям — это очень непростая проблема для государства. Ведь не везде падает рождаемость, в России есть регионы, в которых рождаемость растет. К сожалению, это — не русские губернии. Это — Дагестан, Ингушетия, т. е. мусульманские регионы. И если государство начнет просто оказывать помощь многодетным семьям, то эта помощь пойдет, увы, главным образом, в нерусские семьи. Но задача-то не в том, чтобы росло население России, задача в том, чтобы росло именно русское население России. Если бы нужно было механически увеличить численность населения, то не нужно было бы и огород городить. Не нужны государственные траты, довольно открыть границы, и в Россию потекут реки китайцев, вьетнамцев, афганцев, таджиков. Численность населения увеличится, но это — гибельный путь. Россия перестанет быть государством русского народа, перестанет быть Россией.

Как в этих условиях государству организовать помощь именно русским семьям, желающим иметь детей, при этом соблюдая те конституционные нормы и права, которые существуют в нашем государстве? Как организовать социальную помощь в первую очередь русским матерям? Как выработать законный и эффективный механизм такой помощи? Мне кажется, это — самая сложная проблема.

Григорьев: Да, но на то она и власть, чтобы попытаться найти решение проблемы на основаниях адекватных сегодняшнему дню, опираясь на реальность, а не на фантазии. Нужно хотя бы начать с чего-то, к примеру, ограничить незаконную миграцию. Безусловно, если население русских губерний будет падать, оно будет кем-то заполняться. Свято место пусто не бывает. Упорядочить эти процессы, ввести их в какое-то законное и управляемое русло, я думаю, власти вполне по силам.

Степанов: Как раз меры по ограничению нелегальной миграции в последнее время принимаются и на общероссийском уровне, и — особенно эффективно — в некоторых регионах, где эта проблема стоит очень остро. Известен, в частности, положительный опыт решения этой проблемы на Кубани, где губернатор Александр Ткачев, несмотря на шельмование либеральной прессы, методично проводит меры по высылке незаконных мигрантов с Кубани и по ограничению притока новых. Если бы все губернаторы русских губерний были так же принципиальны и дальновидны, как губернатор Кубани, то я думаю, эта проблема решалась бы более успешно.

Однако исключительно методом запрета эту проблему не решить. До тех пор пока русский народ не станет сильным и многочисленным, ничего принципиально не изменится. Едва ли не важнейшая задача для православных депутатов Государственной Думы, на мой взгляд, как раз и состоит в том, чтобы выработать, предложить эфективный механизм государственной помощи русским семьям, готовым иметь детей. Чиновнику ведь все равно, кто рожает, ему бы только отчитаться о росте численности. Вот буквально на днях московские чиновники отрапортовали, что в Москве начался рост рождаемости. При этом, чиновники молчат, в каких семьях растет рождаемость. Русские дают прирост новорожденных в столице или, к примеру, азербайджанцы? А ведь тут принципиальная разница.

Каким же образом решать проблему государственной помощи русским семьям? Мне кажется, что самый надежный и эффективный способ — использование для этого структур Русской Православной Церкви. Если бы государство организовало помощь многодетным семьям через церковные приходы, то можно уверенно предположить, что это была бы помощь, прежде всего, русским. Поскольку, православные — это в большинстве своем русские. Разумеется, в таком случае, государство должно иметь возможность контролировать расходование выделяемых ресурсов, но организовать контроль, думаю, не проблема. Главное, что в таком случае, это была бы реальная адресная помощь русским семьям.

Григорьев: Тем более что среди православных христиан как раз и есть большее количество тех семей, которые хотели бы иметь детей. Здесь поддержка была бы наиболее актуальна. Проблему в целом решить, может быть, и не удастся, но значительно ослабить ее все-таки, я думаю, по силам.
Таким образом, ответ России на демографический вызов должен состоять: во-первых, в наведении порядка с миграцией в Россию, превращение миграции в процесс, регулируемый правительством, а во-вторых, в организации реальной социальной помощи русским семьям.

Станет ли Москва Православным Ватиканом?

Степанов: Обсуждая главный для России вызов — демографический, вымирание русского народа — мы, я думаю, вполне логично подходим ко второму важнейшему вызову для России в наступающем веке. Это — установление здоровых, эффективных отношений между Церковью и государством. Думаю, не будет преувеличением сказать, что от установления нормальных церковно-государственных отношений зависит решение многих социальных, государственных проблем, зависит, можно сказать, судьба России. Эти отношения должны быть выстроены в соответствии с вековыми традициями России и, конечно, с учетом современных реалий. Если это удастся сделать, начнут решаться все проблемы: и демографические, и социальные, и культурные, а главное — будет дан толчок возрождения духа нации.

Григорьев: Совершенно с тобою согласен: никакое политическое планирование невозможно без решения центрального вопроса, который всегда был главным для русских — взаимоотношение государства и Церкви. Здесь сегодня немало трудностей, но церковно-государственные отношения в истории России строились всегда непросто, даже тогда, когда Православие было официальной государственной религией.

Вообще, исторический опыт выработал два типа государственно-церковных отношений. Первый сложился в западном мире, его правильнее назвать ватиканским. Никто его специально не придумывал, он начал создаваться естественным путем еще с VI века от Р.Х., когда Рим ходом исторических событий был оторван от империи. Римскому первосвященнику сплошь и рядом приходилось заниматься решением тех проблем, которые должен был решать светский государь, император, находившийся тогда в восточной части империи. Папе Римскому случалось руководить обороной Рима от варварских орд, вступать в переговоры от имени граждан Рима с варварскими королями. Постепенно этот тип отношений, когда Церковь стала особой корпорацией, стоявшей отдельно от верховной власти, которая должна была бы защищать православных от внешних опасностей, привел к тому, что римский первосвященник стал исполнять функции главы государства.

Степанов: Словом, тип государственно-церковных отношений, который выработан на Западе, органичен для его исторического опыта. Он — результат того исторического опыта, который получил Запад. Но на Востоке сложился иной тип.

Григорьев: Основы церковно-государственных отношений на православном Востоке были заложены еще императором Константином. Суть их сводилась к тому, что Верховная власть считала себя ответственной за состояние Церкви, причем не только материальное, но и догматическое и каноническое. К примеру, Императоры Византийской империи, видя нестроения в Церкви из-за появления ереси, собирали вселенские соборы, требуя от архипастырей вынесения вердикта по правой вере.
А Церковь, в свою очередь, не отделяла себя от государства не столько из боязни Царя, сколько в силу сакрального понимания роли первенствующего в народе человека, власть имущего, Царя, Императора. На Западе Церковь превратилась в отдельно стоящую корпорацию, которая вступала в различные юридические отношения с государствами, в которых проживала её паства, в разных странах — по-разному. Церковь и государство на Западе договариваются о тех или иных условиях сосуществования. Это известная система конкордатов. А в Византийской Империи, а затем и у её наследницы — Российской Империи взаимоотношения Церкви и государства всегда решались на более естественных основаниях. Власть имущие являются православными, пасомыми Церковью, а церковные структуры, находясь внутри государства, строятся, поддерживаются и управляются на основании законов, которые принимаются светскими властям, не менее клира ответственными за жизнь Церкви.
Надо заметить, что обе системы являются не идеальными, а только приемлемыми для нужд реальной жизни.

Степанов: В традиции русской философской публицистики, по-моему с легкой руки Владимира Соловьева, стало признаком хорошего тона обличать этот тип церковно-государственных отношений, называя его цезаре-папистским. Соловьев, впрочем, обличал и тот тип, который сложился на Западе, называя его папо-цезаристским. Он, как известно, был гегельянцем, и поэтому дерзал предлагать собственный — «синтетический» — тип отношений. Впрочем, разбор взглядов Соловьева к нашей теме имеет второстепенное отношение.

Нам важно подчеркнуть, что и тот, и другой тип церковно-государственных отношений естественны, являются наследием самобытного исторического опыта, национальных особенностей разных народов, типологически различных цивилизаций Запада и Востока. Разумеется, в том типе отношений, что сложился на Западе, как и в том, который возник на Востоке, есть определенные опасности, которые могут привести к сложностям в отношениях между Церковью и государством. Но бессмысленно и опасно в России пытаться насаждать тот тип отношений, который выработан особой историей Запада. Между тем, насколько мне известно, такие попытки предпринимались в нашей стране.

Григорьев: Причем, в недавнем прошлом. Именно такой тип церковно-государственных отношений пытался выстроить, рассматривая его как идеальный, митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим (Ротов). Его стремление построить Церковь как отдельную корпорацию, стабильную внутри себя, не слишком сильно зависящую от состояния государства, в тех условиях вполне можно понять. Это самое государство Российское, то так сильно любит Церковь, что, прижимая ее к груди, вздохнуть не дает, то вовсе начинает Ее гнать и рушить с поистине сатанинским ожесточением храмы, которые само же государство и строило. Мало ли что еще придумает власть в России? До Петра Великого она была одна, после Петра — другая, после революции стала третьей. Поэтому, митрополит Никодим действовал вполне логично, намереваясь построить такую структуру, которая будет минимально зависеть от изменений в государстве. Мол, пусть они как хотят своё государство устраивают, а Церковь будет выполнять независимо то этого государства свои задачи — спасать людей от вечной смерти.

Степанов: Иными словами, тот тип отношений, который сложился на Западе, вдохновил владыку Никодима на создание подобной конструкции и в России. Но ведь наследие митрополита Никодима актуально и сейчас. Некоторая часть наших архиереев и церковных деятелей разделяет его идеи и считает для России приемлемым такой же тип отношений, какой пытался выстроить он.

Григорьев: Да, действительно, очень много разделяющих, и не только среди духовенства, но и среди мирян. К примеру, эти взгляды разделяет руководство Союза Православных Граждан, а очень популярный среди православных уважаемый Сергей Юрьевич Глазьев прямо предложил заключить между Российским государством и Русской Православной Церковью соглашение-конкордат по типу ватиканских, чтобы церковные структуры не зависели от произвола чиновников. Кстати, естественным образом такие отношения все больше выстраиваются на Украине, в силу того, что там Православная Церковь является альтернативной, а не господствующей, как в России (но это — тема отдельного разговора). Словом, некоторые архиереи и миряне ведут дело к устройству церковно-государственных отношений по западному образцу, толкают к созданию этакого российского православного Ватикана. Сомнительно, однако, что такой тип церковно-государственных отношений врастет в русскую жизнь, станет органичным для реальной ситуации в России.

Степанов: Примечательно, что в последнее время участие в решении церковных проблем стало одним из важных направлений деятельности для президента Владимира Путина. Самый яркий пример — его инициатива по сближению Русской Православной Церкви в отечестве сущей и Русской Православной Церкви за рубежом. Именно благодаря президенту России этот процесс приобрел необходимую динамику. Или вспомним его, вызвавшую много различных толков, поездку на Рождество в Суздаль, один из центров современного раскола. Все это позволяет предположить, что у Владимира Путина уже сформирован свой образ должных церковно-государственных отношений, свое видение решения этой проблемы. С другой стороны, мы знаем, что есть целая программа оптимизации церковно-государственных отношений у лидера блока «Родина» Сергея Глазьева, которую он не раз озвучивал. Наверняка есть своя модель устроения государственно-церковных отношений у председателя ОВЦС митрополита Кирилла (Гундяева). Правда, его модель, как кажется, не вполне совпадает с той, которую пытается выстраивать Президент Путин. Не возникнет ли тут напряжения и вместо оптимизации церковно-государственных отношений мы получим новые проблемы для Церкви? Что могут сделать православные депутаты Госдумы, православно-патриотическая общественность для того, чтобы эти проблемы решались мирно и конструктивно?

Григорьев: Я думаю, что в первую очередь, нужен открытый, ясный, без боязни авторитетов, без всяких экивоков разговор, обстоятельное обсуждение способов решения этой проблемы. А инициировать такое обсуждение вполне могли бы православные депутаты Госдумы.

Степанов: Словом, нужна открытая, конструктивная дискуссия. Может быть правы те, кто в последнее время активно ратует за созыв Поместного Собора, где можно было бы обсудить и эту проблему?

Григорьев: Конечно, соборный разум — великое дело. Однако я хотел бы обратить внимание вот на что. Зовущие к поместному Собору люди, как правило, представляют его следующим образом: соберутся на Собор архиереи, иереи и миряне, и эти миряне «всю правду начальникам скажут». Но надо понимать, что в случае, если поместный Собор будет собран сейчас, то мирян на нем будут представлять мирянин Путин, мирянин Полтавченко, мирянка Матвиенко, мирянин Лужков, миряне губернаторы, которые ходят в церковь. А есть еще в запасе и мирянин Патрушев. Именно они будут представлять мирян, а не те, кто рвется «правду сказать» архиереям. Именно эта, авторитетная на сегодняшний день, прослойка мирян и будет в громадной степени влиять на решения собора. А готовы ли мы отдаться в церковных вопросах в волю, перечисленных выше влиятельных соборян? Не факт. Народ доверил им управлять государством, а Церковью, во всяком случае, на сегодняшний день — нет. Потому и поместный Собор собирать, как мне представляется, сейчас рановато. Думаю, прекрасно понимает это и наше священноначалие и с некоторой опаской поглядывает на власть.

Православная монархия наступит незаметно

Степанов: Но такой Поместный Собор с участием мирян Путина, Полтавченко, Иванова, Лужкова, Латышева и других и решать будет важные для страны задачи, а не выяснять отношения между конкретными людьми. Тут, я думаю, мы логично подошли к третьему по значимости современному вызову для России — вызову идеологическому. В последнее время было много разговоров о необходимости русской национальной идеологии. Выяснилось, что без национальной идеи не могут жить даже отпетые либералы. Недавно много шума наделал доклад Анатолия Чубайса, в котором он выдвинул концепцию либеральной империи.

Само по себе наличие множества споров о национальной идее — яркое свидетельство актуальности темы. Это не удивительно, ведь идеологический вызов — это вопрос о нашем будущем, об образе грядущей России. Какой будет Россия? Какой мы чаем ее видеть? Для нас, православных христиан, конечно, актуальным становится вопрос о Православной монархии. Мы знаем пророчества о возрождении Самодержавия. Среди церковных людей подавляющее большинство — монархисты или, по крайней мере, люди, симпатизирующие единодержавию, как образу правления.

Григорьев: Действительно, среди православных христиан очень много разговоров на этот счет, многие чают Православного царства. Однако, я думаю, когда оно наступит, многие и не заметят этого.

Степанов: Как не заметят? У них, что глаза будут завязаны?

Григорьев: Нет, просто, на мой взгляд, все произойдет обыденно. Некоторые думают, что произойдет какая-то революция, после чего вдруг встанет православный Царь. Путем революции Цари не становятся. Так к власти приходят только тираны и узурпаторы. А Православная монархия, я думаю, встанет очень просто, обыденно, большинство народа, наверное, и не заметит, что мы стали жить в Православной монархии. К примеру, очень многие в Церкви, особенно среди публицистов, как бы не заметили последствий прославления Святых Царственных Мучеников. Как будто это была успешная пропагандистская компания, она закончилась — и все на этом. На самом деле, мне представляется, что стабильность в государстве, значительное улучшение нашей жизни являются следствием, прежде всего, прославления Святых Царственных Мучеников. Недавно один богослов сказал мне, что и высокие цены на нефть являются следствием этого прославления…

А Православная монархия может наступить очень скоро. Я думаю, что раньше, чем через 10 лет мы будем уже жить в Православном Царстве.

Степанов: Конечно, сама постановка вопроса о моменте перехода к православной государственности искусственна. В самом деле, когда появилась православная монархия в Византии: когда святой равноапостольный император Константин поднял стяг «Сим победиши», или когда он созвал первый Собор, или когда он сам лично крестился? Непонятно.

Григорьев: Действительно, бессмысленно гадать с какого момента. Я предполагаю, что у нас все произойдет очень буднично и просто. Придет нынешнее первое лицо государства или его преемник в Успенский собор Московского Кремля (что тут такого, ему и идти недалеко), придет Патриарх и помажет его миром на Царство. Это по телевизору покажут между футболом и боевиком, и Державин даже объяснит суть происходящего, исторические примеры приведет. Мы внимательно будем слушать, правильно ли будет прочитан Символ веры, атеисты-коммунисты попов привычно поругают, а «знающие» люди объяснят незнающим, что это, мол, миропомазание, так всех каждую субботу священники в церквях мажут, вот и Патриарх президента мажет. Вот и станем мы жить в Православном Царстве. Мы как-то уже забыли, что в 2000 году Патриарх не только присутствовал при передаче власти от Ельцина Путину, но и своим присутствием эту передачу благословил и узаконил, и все восприняли это беспрецедентное явление как вполне обыкновенное событие. Так будет и при установлении Православной монархии.

Степанов: Революционные представления о провозглашении Самодержавной государственности, видимо, связаны с особенными ожиданиями кардинальных изменений в жизни общества, как только Россией станет править Царь.

Григорьев: Действительно, некоторые думают, что как только у нас будет установлена православная монархия, все проблемы окажутся сами собой решены и настанет тишь да гладь, да Божья благодать, и все вокруг грешить перестанут. Тем не менее, в Православном Царстве бросить курить будет никак не легче, чем при демократии. И отказаться от рюмки в Великий пост, и отказаться от других своих греховных привычек будет ничуть не легче. Другое дело, что появится больше утешений, как они появились после прославления Святых Царственных Мучеников.

Степанов: Ты говоришь, что монархия установится в России буднично, но ведь помазание на Царство — это только начало. В дальнейшем нужны усилия, так сказать, по «оправославливанию» общества и государства, чтобы Православная Церковь входила в самою ткань Русской государственности. В дальнейшем потребуется изменение законодательства. А от православных депутатов Государственной Думы мы ждем, что они, используя свою депутатскую власть, будут препятствовать действиям различных вредителей, разрушителей этого процесса.

Григорьев: Конечно, наивно ожидать, что небольшая горстка людей, всего несколько человек православных патриотов в Государственной Думе сумеют повлиять на думские решения. Но, вот что вполне по силам было бы депутатам — направить свои усилия на решение проблемы оскудения православно-патриотической мысли. Активизировать ее, способствовать широкому общественному обсуждению проблемы будущего государственного и общественного устройства России. Открытому, серьезному обсуждению, без боязни, что на тебя навесят какой-нибудь ярлык. Это очень важная задача, поскольку это поспособствует в дальнейшем и трудам Поместного Собора. Активизировать православно-патриотическую мысль, инициировать общественную дискуссию было бы вполне по силам даже небольшой группе православных депутатов, тем более, что среди них находятся как раз те, кто имеет репутацию серьезных и глубоких аналитиков.

Степанов: На мой взгляд, наглядным доказательством оскудения православно-патриотической мысли является тот факт, что сегодня многие патриоты оказываются в рядах борцов с «путинизмом», с установлением путинского единодержавия. Причем, их нисколько не смущает тот факт, что их союзниками оказываются Березовский, Ходорковский, Немцов, т. е. те, кого еще совсем недавно они клеймили, как «заклятых врагов русского народа». Как бы не оказалось, что некоторые наши патриоты, позиционирующие себя как идейные монархисты, не оказались в рядах борцов с установлением монархии, когда дело перейдет от теории к реальности. И вот такая общественная дискуссия, которую могли бы инициировать православные депутаты Думы, способствовала бы и тому, чтобы рассеялись некоторые иллюзии патриотического сознания, которые мешают адекватно оценивать реальность.

Не оказаться в числе пособников строителей Третьего храма

Степанов: Однако мы все говорим о вызовах внутренних. Но Россия сталкивается и с внешними вызовами. Сейчас принято самым главным вызовом для России считать вызов Америки. В нашей патриотической прессе много пишется о том, что американцы приближают свои базы к границам России. Из Германии натовские базы переводятся в восточно-европейские страны: Польшу, Болгарию, Румынию. Появились американские базы в Средней Азии, американцы пытаются утвердить свое военное присутствие в Грузии и Азербайджане. В этом просматривается антироссийская направленность американской политики.

Григорьев: Наверное ты прав, но на мой взгляд, главная ошибка в анализе опасности исходящей от Америки заключается в том, что среди аналитиков, особенно патриотических, почему-то принято считать Америку некоей цельностью. А ведь в Америке никакой цельности нет, а есть два борющиеся между собой течения. Далеко не все в Америке являются противниками России, хотя такие, безусловно, существуют.

Степанов: Кстати, недавно известный политолог Станислав Белковский опубликовал очередной доклад (его доклады обычно становятся предметом политического скандала). В нем среди прочего Белковский рассказывает об удивительном факте. Оказывается хозяин ЮКОСа, а ныне заключенный «Матроской тишины», Михаил Ходорковский во время поездки в США вел переговоры с администрацией президента США о готовности к ядерному разоружению России после того, как он победит на парламентских, а затем президентских выборах в России. Мол, вы только меня поддержите. А администрация Буша взяла да и сообщила обо всем этом Путину. Вот тебе и «враги России».

Можно сказать, что в политической элите США есть консенсус насчет того, что Америка должна быть мировым гегемоном. Но нет консенсуса насчет того, как американцы должны осуществлять свои гегемонистские функции.

Григорьев: Главным камнем преткновения для американской политики был и остается ближневосточный конфликт. Они никак не могут его решить чисто политическими методами. В результате в политической элите США возникает разделение по линии: кто за Израиль, а кто не за Израиль. Там нет, может быть, откровенных противников Израиля, но те, кто «не за Израиль», имеются. Ближневосточная проблема на сегодняшний день — есть не просто проблема двух народов, а есть острая, не решаемая мирным путем религиозная проблема, потому что война идет вокруг Аль-Аксы и Храмовой горы, Третьего храма. По этому пунктиру, на мой взгляд, и можно придти к осмыслению того, каким же должно быть состояние России, как ей отвечать на внешние вызовы.

Степанов: К сожалению, у нас фактор Третьего храма не принимается в расчет не только неверующими, но и некоторыми православными аналитиками. Например, некоторые православные по недомыслию своему очень активно выступали против инициативы Владимира Путина вступить в организацию «Исламская конференция», не понимая, что тем самым был нанесен мощный удар по попыткам втянуть Россию в союз с Израилем против арабского мира. А такие попытки предпринимаются постоянно.

Григорьев: На сегодняшний день защитники Аль-Аксы, как бы мы не относились к их религиозным убеждениям, являются как раз теми, кто защищает Храмовую гору от Третьего храма. В связи с этим противостояние продолжается, и мне кажется, самое главное для сегодняшнего неуверенного состояния России на мировой арене — не оказаться среди пособников строителей Третьего храма. Присутствие президента Путина на конференции ОИК в Малайзии, его предложение вступить в эту организацию являются самым сильным шагом, который отделяет Россию от губительного для любого человека и государства участия в постройке антихристова Третьего храма. Мне представляется, что это и является для России главным вызовом сегодня: с какой стороны баррикад оказаться. Упаси Бог, нашему Отечеству оказаться среди антихристовых слуг.

Степанов: Можно себе представить каким трудным было для власти решение заявить о вступлении в ОИК. Ведь Россия находится в состоянии войны с представителями исламских фундаменталистских организаций в Чечне. Известно, что чеченские боевики финансируются арабскими исламскими организациями при потворстве властей этих стран. Это факт. И, используя этот факт, произраильские силы в России немало сделали, чтобы втянуть Россию в союз с Израилем. В произраильских СМИ постоянно муссируется тема о связи чеченских и палестинских боевиков. Вот, к примеру, один из недавних заголовков сообщения агентства MIGnews.com: «чеченские боевики готовят палестинских шахидов». Сколько было вложено денег, чтобы убедить российскую элиту, что у России с Израилем один враг. Казалось, что сама логика противостояния подталкивает Россию на союз с Израилем… И тут такая неожиданная инициатива Путина, в один момент разрушившая все хитросплетения пятой колонны Израиля в России. Нам нужно не критиковать, нам нужно преклониться перед теми советниками Путина, которые дали ему такой мудрый совет. И перед самим Президентом, который последовал этому совету и не убоялся присутствовать на этой конференции. А о тех неразумных критиках путинской инициативы, тех, которые критиковали его именно с православных позиций, остается только посожалеть.

Конечно, совсем ни к чему нам становиться активными союзниками мусульманского мира, но просто страшно стать союзниками строителей антихристова царства. Хочется надеяться, что православные депутаты Государственной Думы будут поддерживать тех представителей исполнительной власти, которые препятствуют установлению союзнических отношений России с Израилем. Чтобы не оказаться нашему Отечеству в числе пособников строителей Третьего храма.