Архиепископ Михаил (Мудьюгин) (1912−2000) — пастырь, богослов, духовный писатель

28 февраля 2000 г., на 88 году жизни скончался старейший иерарх Русской Православной Церкви архиепископ Михаил (Мудьюгин). Его жизненный путь интересен и сложен; владыка стал свидетелем почти всех трагических событий ХХ века. Он целиком «уложился в ХХ-е столетие, со всеми его драмами и трагедиями. Ведь это был «век — волкодав"…

Архиепископ Михаил — в миру Михаил Николаевич Мудьюгин — родился в благочестивой семье служащего 12 мая 1912 года в Петербурге. Семья была верующая, и поэтому он с ранних лет приобщился к Церкви: пел и читал на клиросе, прислуживал в алтаре. Воцерковление будущего архипастыря началось уже в раннем детстве, когда его мать Вера Николаевна посещала вместе с ним Александро-Невскую Лавру. Оно продолжилось при храме Святителя и Чудотворца Николая на Песках (Барградское подворье в Петербурге), а затем в Свято-Андреевском Старо-Афонском подворье в Петербурге.

Он принимал активное участие в жизни Афонского Андреевского подворья. В течение ряда лет он вел на подворье фактически жизнь послушника, правда, ночевал он дома. Потом, будучи уже взрослым, мечтал о том, чтобы служить Богу в Церкви. Основы веры будущий архиепископ постигал в воскресной школе при Александро-Невской Лавре.

Он был посвящен в стихарь еще митрополитом Вениамином (Казанским), впоследствии расстрелянным большевиками (1922). И еще с детских времен ему постоянно напоминали, что он должен читать так, чтобы смысл прочитанного доходил до слуха и сознания молящихся людей, подавляющее большинство которых для этого не подготовлено, — ведь многие из них не знали славянского языка или были недостаточно воцерковленными людьми. В детстве он впитал семейный уклад жизни дореволюционной России и до последних дней сохранял яркие впечатления, под воздействием которых формировалась его верующая душа.

Будущий владыка чувствовал, что Господь посылал ему навстречу людей, которые могли способствовать его духовному развитию. «Один из таких людей был мой первый, с моих семи лет, духовник, отец Гавриил, который был священником в церкви иконы Божий Матери Скоропослушницы на Песках, — вспоминал владыка. — Пески — это старинное название района Петербурга, в котором я жил. А совсем рядом с домом была церковь, в которой служил отец Гавриил, сириец, кстати, по национальности. Этот человек сыграл громадную роль в моем духовном становлении. Он обращался со мной совершенно как со взрослым, воспитывающе воздействовал на меня в самом возвышенном смысле этого слова. Большое влияние на меня оказали монахи Афонского подворья. Они были люди простые, но духовные. И сами они, и весь строй монашеской жизни меня духовно формировали».

Очень рано у будущего архиерея обнаружились пастырские и проповеднические способности. Ему еще не было и 18 лет, когда он стал вести уроки закона Божия для детей пяти-шести лет. В 1929 году он окончил среднюю школу, а в 1930 году на Бирже труда он был распределен на завод «Красный путиловец», работал чернорабочим, затем шлифовщиком, продолжая свое служение Церкви.

Первые испытания.

Несмотря на достаточно интенсивную трудовую деятельность (это давало право продолжать образование), будущий архиепископ не оставлял Церковь. Он всегда был глубоко верующим человеком, и даже в самые суровые годы испытаний оставался верен Христу и Его Церкви. В юности он был свидетелем обновленческого раскола и вполне осознанно сохранил верность патриарху Тихону. В 1930 году будущий владыка был арестован за участие в религиозном кружке. Его приговорили к 3 годам заключения, но потом приговор был смягчен, и все же несколько месяцев он провел в камере. Тяжелые размышления о, казалось бы, абсолютной гибели Церкви в России в эти мрачные годы безбожия заставляли иногда даже сомневаться в истинности слов Спасителя: …созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее (Мф. 16, 18). И как он сам вспоминал, лишь мысль о том, что Церковь Христова существует не только в России, могла успокоить его и укрепить веру в непоколебимость евангельских истин.

Когда будущий архипастырь был в заключении, в соседней тюремной камере находился католический священник. Оба узника совести тайком переписывались, и однажды католик сообщил православному собрату по несчастью, что ежедневно по полтора часа размышляет о крестных страданиях Спасителя (Евангелие у него почему-то не отобрали).

Стало ясно: с мечтами о церковном поприще нужно распрощаться. В советской России оставался только один путь — светского образования, а покидать родину он не хотел, да «железный занавес» был уже на замке. И Михаил решил приложить все усилия, чтобы получить хорошее образование. В 1933 году он закончил вечернее отделение Института иностранных языков, — любовь и способность к языкам у него были всю жизнь. До последнего дня владыка читал и свободно разговаривал на нескольких европейских языках, а на немецком даже писал стихи.

В 1932 году он женился на русской немке, проходившей с ним по одному делу; ее он очень любил. Через некоторое время, не получив в Ленинграде паспорт, он был вынужден уехать с женой на Урал, где преподавал в школе химию и немецкий язык. Через некоторое время поднадзорный самовольно вернулся в Ленинград, и снова был выслан в административном порядке за «сотый километр», как тогда говорили. Он поселился со своей женой в Новгороде и, работая теплотехником на Чудовском заводе «Красный фарфорист», продолжал хлопотать о снятии запрета на проживание в Ленинграде. Хлопоты увенчались успехом только в 1941 году, когда ему разрешили поселиться в Пушкине (Царское Село). Бывая в Ленинграде, опальный теплотехник посещал как православные, так и инославные храмы и хорошо знал их приходскую жизнь. Владыка был свидетелем закрытия лютеранской Петрикирхе, что на Невском проспекте, а также целого ряда других инославных и православных церквей. Думал ли он, что пройдут годы, десятилетия, и он произнесет блестящую проповедь на немецком языке во время первого богослужения в восстановленной Петрикирхе?!

Некоторое время он трудился в конструкторском бюро при станкостроительном заводе, а в начале войны был с заводом эвакуирован на Урал. В 1940-х гг. работал в Свердловске, Новосибирске. Работая на заводе, он, как человек неординарных способностей, заинтересовался теплотехникой и стал сначала лаборантом, потом техником, а затем уже конструктором и инженером.

К 1946 г. Михаил Николаевич заочно окончил энергетический факультет института металлопромышленности, потому что техническая специальность давала больше возможностей для трудоустройства. Будущий владыка регулярно исповедовался и причащался, посещал храм при любых обстоятельствах: и когда занимался научной работой, и когда работал на производстве. Самые длительные перерывы случались в эвакуации — тогда уж совсем не было возможности ходить в церковь так часто, как хотел и как привык. Все эти трудные годы мирской жизни для глубоко верующего человека сопровождались тревожными размышлениями о судьбах родной для него Русской Православной Церкви.

Только в 1947 году Михаил Николаевич вернулся в Ленинград поступил в аспирантуру Котлотурбинного института, в котором проработал несколько лет. В 1953 году он защитил кандидатскую диссертацию и, получив звание доцента, с 1953 по 1957 преподавал теплотехнику в Ленинградском Горном институте. И все же мечта о священстве не оставляла его, но смогла исполниться только во второй половине 50-х годов. Как известно, во время войны Сталин дал Церкви некоторую свободу: позволил восстановить патриаршество, открыть храмы и некоторые духовные учебные заведения. И маститый доцент — будущий владыка — неожиданно для всех уехал в Вологду, — подальше от «колыбели трех революций». Он снова учится — теперь уже в Ленинградской духовной семинарии, заочно. По окончании семинарии, в 1958 году, в возрасте 46 лет, он был рукоположен во священника и начал пастырскую деятельность в Вологодской епархии.

Служить Церкви Христовой в священном сане Владыка Михаил мечтал с детских лет, но только в 1955 году он получил благословение стать священником от митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова). Под руководством протоиерея Михаила Гундяева, известного и уважаемого в то время петербургского священника, он стал проходить заочно семинарский курс, готовясь к рукоположению. Вскоре митрополит Григорий скончался, а новый митрополит, Елевферий (Воронцов), не мог осмелиться рукоположить в священный сан доцента Горного института, автора многих научных трудов. Тогда средства массовой информации тиражировали отречения от веры, а отречения от мирской науки в пользу веры были, мягко говоря, не в моде. Хотя Владыка Михаил от настоящей науки никогда и не отрекался, видя в ней опору для своей веры.

Богу было угодно, чтобы состоялось знакомство Михаила Мудьюгина с митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем), который рекомендовал его епископу Вологодскому Гавриилу (Огородникову). В 1958 году Михаил Мудьюгин наконец принял священнический сан и был определен на служение сначала в кафедральный собор в Вологде, где впоследствии закончилась его святительская деятельность, а затем, через полтора года, в связи с тяжелой болезнью своей жены, получил назначение в Казанскую церковь в городе Устюжна.

В 1963 году ему было суждено пережить потерю своей верной супруги и спутницы, которая многие годы была его другом и помощником. Отец Михаил перенес смерть своей жены, как и подобает настоящему христианину, с верой и надеждой на милость Божию. В 1964 году он заочно окончил Санкт-Петербургскую Духовную академию и защитил курсовую работу, за которую был удостоен ученой степени кандидата богословия. Тема работы: «Состояние римско-католической экклезиологии к началу работы Второго Ватиканского собора». В том же году он был оставлен при Академии преподавателем латинского языка, истории и разбора западных исповеданий. Одна из его работ в этой области была опубликована в «Вестнике Западно-Европейского Экзархата"(NN53−55): «Православная трактовка развития римо-католической мариологии за последнее столетие». В начале 1966 года протоиерею Михаилу Мудьюгину было присвоено звание доцента, и кроме того, он был назначен деканом вновь организованного при Академии Африканского факультета христианской молодежи.

Указом Святейшего Патриарха Алексия I от 13 октября 1966 года доцент протоиерей Михаил Мудьюгин был назначен на должность ректора Санкт-Петербургских Духовных школ. 31 октября того же года он принял иноческий постриг с сохранением прежнего имени Михаил, а за Божественной литургией в день празднования в честь Казанской иконы Божией Матери, 4 ноября, в Князь-Владимирском соборе Петербурга митрополит Ленинградский и Ладожский Никодим (Ротов) возвел его в сан архимандрита. Хиротония архимандрита Михаила во епископа была совершена 6 ноября, в воскресенье, за Божественной литургией в Троицком соборе Александро-Невской Лавры, куда когда-то еще ребенком он был впервые приведен своей благочестивой матерью.

На Астраханской кафедре.

Однако ректорство новопосвященного епископа продлилось недолго. Это было время, когда Церковь пыталась обновить постепенно стареющий епископат. Поэтому уже 30 июля 1968 года решением Святейшего Патриарха и Священного Синода Преосвященный ректор Михаил, епископ Тихвинский, был назначен на самостоятельную кафедру — он стал епископом Астраханским и Енотаевским. Это выглядело как повышение — с должности викария — правящим архиереем. Но для такого высокообразованного архипастыря перевод из богословского центра в глубинку был ударом по научному самолюбию.

Битый-перебитый советскими властями, он должен был ограничиваться в своей деятельности чисто церковными рамками. Однако и здесь он проявлял себя как талантливый проповедник-апологет, что в те годы раздражало разных «григориев семеновичей». Вот слова владыки на вопрос о том, что является главным в работе пастыря.

«Проповедь Слова Божьего. Исторически в России это не всегда исполнялось хорошо. В дореволюционное время, чтобы произнести проповедь, священник должен был испросить разрешения благочинного и прислать ему текст проповеди в письменном виде. Начальство могло глянуть на такую инициативу косо — ну, словом, хлопот столько, что священник махнет рукой и промолчит. Проповедовали только епископы, иногда, и в гораздо меньшей степени — благочинные. Из простых священников — только особенно горящие верой, а таких было не так много. В советское время тоже никто не запрещал проповедовать. Прямого запрета не существовало. Но бывали случаи, когда священник проповедовал, а в сторонке стоял человек и все его слова записывал. Посещая по необходимости Совет по делам религий, я видел у уполномоченного подобные записи моих проповедей. Меня спрашивали: говорил ли я то-то и то-то? Но этих государственных чиновников интересовали только те места, где, по их мнению, я выходил за рамки церковной проповеди и говорил что-то злободневное».

Ведь вплоть до конца 80-х годов атеистические власти действовали довольно изощренно. Студент среднего уровня, окончивший всего лишь семинарию, но «друживший с кесарем», мог получить место священника, а то и настоятеля в городском кафедральном соборе. Дескать, пусть такой середнячок проповедует, а местный интеллигент, зайдя случайно в собор, услышит в проповеди, что «мы спасемся, если чаще ложить поклоны». И сделает вывод: вот их уровень! Если уж в центре держат такого, то что представляют собой деревенские! А вот в село-то как раз и загоняли «высоколобых», которые не шли «на контакт с органами».

Вот один эпизод, характеризующий ту атмосферу. В академической кухне был установлен новый котел, и владыка, будучи в душе теплотехником, досконально исследовал его. Тогдашняя заведующая столовой, — продукт советской эпохи, — пыталась воспротивиться появлению «постороннего лица на территории вверенного ей пищеблока». Но когда владыка объявил, что он намерен освятить котел, завшу-атеистку чуть не хватил удар. Посыпались доносы уполномоченному, но, несмотря на это, владыка совершил чинопоследование. А вскоре ему пришлось готовиться к отъезду в Астрахань.

Будучи маститым архиереем, владыка сохранил детское восприятие мира. Рассказывают, что в Астрахани он как-то осознал, что никогда в жизни не ездил верхом на лошади. Отправляться куда-то в деревню, частным образом, у него не было времени. А если владыка не идет к лошади… И вот, в один прекрасный день, те прихожане, что задержались в храме после богослужения, могли созерцать необычную картину. Дюжий конюх поддерживает лошадь под уздцы, чтобы она с испуга не понесла, а на ней, держась за поводья восседает правящий архиерей. Объехав вокруг храма по церковному двору, довольный владыка слезает с каурой: сбылась мечта детства!

С 1968 года владыка Михаил — епископ Астраханский и Енотаевский. Приходов в епархии было немного, и архипастырь мог заниматься в часы досуга научной деятельностью. Он продолжал преподавательскую деятельность в Санкт-Петербургских Духовных академии и семинарии, приезжая читать лекции из Астрахани, напечатал ряд статей в «Журнале Московской Патриархии» и других из немногих существовавших тогда религиозных печатных изданиях, составил учебное пособие для учащихся Духовных школ: «Методическое руководство к совершению исповеди». Решением Ученого совета Санкт-Петербургских Духовных академии и семинарии от 27 августа 1970 года Преосвященному епископу Михаилу была утверждена тема магистерской диссертации: «Учение о личном спасении по Священному Писанию и Преданию Православной Церкви», а 13 июня 1972 года епископу Михаилу (Мудьюгину) после защиты диссертации была присвоена ученая степень магистра богословия.

С мая 1972 года Владыка Михаил был членом Комиссии Священного Синода по вопросам христианского единства и межцерковных сношений, позднее Синодальной Богословской комиссии. Автор этих строк в течение ряда лет имел счастье встречаться с владыкой Михаилом на заседаниях Комиссии Св. Синода по вопросам христианского единства. Однако в 1978 г. скончался ее председатель — митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, после чего бразды правления были переданы известному церковному иерарху, «харизматическому лидеру» — митрополиту Киевскому и Галицкому Филарету (Денисенко) (ныне — небезызвестный «схизматический лидер» — монах Филарет).

Многие члены комиссии почувствовали, как резко снизился уровень дискуссий, ведшихся при участии нового председателя. Вот типичный ход одного из заседаний. Обсуждается вопрос о богословских собеседованиях с римокатоликами. Членами комиссии сказано много дельного, не без критики, но замечания и предложения конструктивны. Подводя итог, председатель изрекает: «А вообще, что с ними обсуждать? Вот, возьмите у меня на Украине: кто служил в дивизии СС „Галичина“? Униаты! Кто такие бандеровцы и каратели? Униаты! А вы говорите, — собеседования!» И так почти на каждом заседании, как заезженная пластинка. И не важно, что этих «полицаев» давно нет в живых, а сыновья и внуки за предков не отвечают…

То, что экзарх всея Украины — «агент влияния Антонов», тогда было известно лишь в узком кругу. Но кто именно его «зомбирует», можно было догадаться. Среди молодых участников заседаний ходила шутка: «Что за комиссия, Создатель, когда повязан председатель!» Во время одного из перерывов я как-то сказал владыке Михаилу, что называю «денисенковскую говорильню» «комиссией по противодействию христианскому единству». И владыка воскликнул: «Да что Вы говорите! И я ее точно также называю!» И крепко сжал мне руку…

Одно из заседаний комиссии, работавшей в Новодевичьем монастыре, было особенно драматичным. Конец 80-х — начало 90-х годов… На Западной Украине явочным порядком возобновили свою деятельность униаты. Митрополит Филарет в официальных заявлениях, по наводке «киевской лубянки», упрямо повторял, что на Украине нет униатской проблемы. Полное выпадение из реальности… Заседание прерывает секретарь епархии: митрополита Филарета просят срочно пройти к телефону — Львов на связи.

Проходит полчаса; председатель возвращается с изменившимся лицом и сообщает: «униаты захватывают кафедральный собор!» И, желая разрядить эмоции, с раздражением бросает протоиерею Василию Стойкову, профессору ЛДА: «Это вы их у себя так воспитываете!» На что о. Василий спокойно отвечает: «Простите, владыка, а кто их к нам направляет?» Владыка Михаил при этом хранил молчание, но было ясно, на чьей стороне его симпатии…

В то же время Владыка Михаил с благословения Священноначалия Русской Православной Церкви активнейшим образом включился практически во все экуменические инициативы Церкви. Владея несколькими языками (особенно его отличало блестящее знание немецкого языка и латыни, изучением которой он занимался самостоятельно с одиннадцатилетнего возраста), Владыка Михаил легко вел любую богословскую дискуссию. На протяжении многих лет Владыка Михаил вносил исключительный по ценности вклад в официальные двусторонние богословские собеседования Русской Православной Церкви с Евангелическими Церквами в Германии (ФРГ), Союзом Евангелических Церквей в ГДР, с Евангелическо-Лютеранской Церковью Финляндии и с Церквами реформатского исповедания.

С 1967 г. владыка являлся неизменным участником православно-лютеранских собеседований; на каждом из них он представлял свой доклад. Прежде всего следует упомянуть о его докладе на тему «Реформация ХVI в. как церковно-историческое явление» («Богословские труды», сб.6. М.1971, С.155−164), где высказывалось мнение, отражающее реальное положение Евангелическо-Лютеранской Церкви. Его последующие доклады можно сгруппировать по определенным темам. К докладам, раскрывающим основные аспекты православного учения о Евхаристии, следует отнести такие как «Евхаристия и единение христиан» (БТ, сб. 7, М. 1971, С.222−231), «Евхаристия как новозаветное приношение» (БТ, сб.11, М.1973, С. 164 -173), «Благодатное преобразование — преображение мира и Святая Евхаристия» («Журнал Московской Патриархии», 1974, N1, С. 57) и «Евхаристия и священство» (ЖМП, 1974, N8, С. 67- 68).

Другая тема, разрабатывавшаяся владыкой Михаилом для православно-лютеранских собеседований, — экклезиологическая. На эту тему им был написан ряд докладов: «Проповедь в богослужении Русской Православной Церкви» (ЖМП, 1974, N9, С. 59), «Благодать в Церкви и через Церковь» (ЖМП, 1979, N7, С.49−58), «Апостоличность Церкви, священство и пастырское служение в свете Божественного Откровения» (ЖМП, 1983, N2, С.76−77; N3, С.68−73) и «Новозаветное понимание Церкви как Тела Христова» (ЖМП, 1983, N9, С.61).

Важное место в трудах владыки Михаила в применении к православно-лютеранскому диалогу отведено вопросам сотериологии (учении о спасении). Они раскрыты автором в таких докладах, как «Комментарии к 3-ей главе Евангелия от Иоанна» (БТ, сб. 10. М. 1973, С. 102−109), «Спасение христианина в его обожении и оправдании» (ЖМП, 1977, N9, С. 56), «Надежда человечества на будущее в свете Священного Писания» (ЖМП, 1980, N3, С. 54−55), «Вера и любовь в деле спасения» (ЖМП, 1980, N 9, С.62) и «Последование Христу в служении ближнему и миру» (ЖМП, 1981, N 11, С. 64−67; N 12, С. 64−67). В связи с православно-лютеранским диалогом владыка Михаил разрабатывал и другие догматические вопросы. В частности, им написаны доклады на темы: «Истина Креста и Воскресения и ее отражение в творениях св. Афанасия Александрийского» (ЖМП, 1974, N6, С.53−58), «Вера в богословии апостола Павла» (ЖМП, 1982, N8, С. 55) и другие.

Владыка Михаил принял участие и во второй встрече «Дебрецен — П» представителей Православных и Реформатских Церквей (октябрь 1976 г., Ленинградская Духовная Академия) На этом богословском собеседовании он сделал доклад на тему: «Евхаристия по учению Православной Церкви» (ЖМП, 1972, N 12, С.54−59).

Автору этих строк довелось присутствовать на этом собеседовании. Сейчас уже трудно восстановить в памяти содержание хода заседаний. Однако вспоминается колоритная картина: в актовом зале Академии, за П-образным столом восседают члены русской делегации. Самые маститые из них — убеленные сединами владыка Михаил и профессор протоиерей Ливерий Воронов. (Митрополит Никодим, незадолго до этого перенесший очередной инфаркт, лежал на одре в своих покоях и следил за ходом собеседования по трансляции). Каждый из них — блестящий специалист в области догматического богословия и церковной истории. По возрасту — почти ровесники (1912 и 1914 гг. рождения) Оба в прошлом — «технари»: один теплотехник, другой химик. Оба — «старые лагерные волки» — сидели при Сталине; отец Ливерий провел 10 лет в Норильске. Оба чувствуют себя лидерами, авторитетами. И малейшее разногласие по вероучительному вопросу ведет к пикировке и эмоциональному взрыву. А голландские и швейцарские кальвинисты, как «сытые вольняшки», с изумлением взирают на «разборку» русских богословов, не подозревая, что у обоих изломанные судьбы и перекрученные нервы… А потом, надувшись как дети, они сидят, отвернувшись друг от друга и подперев рукой щеку. И все это — на фоне боковой стены актового зала с ритуальным по тем временам портретом Ленина…

В деятельности целого ряда архиереев того времени имел место некий «дуализм». Активно участвуя в международной церковной жизни, отстаивая честь русского богословия на многочисленных собеседованиях, симпозиумах, они вносили определенный вклад в укрепление связей между тогдашним Советским Союзом и странами Запада. С этой точки зрения «Старая площадь» была ими довольна (есть, мол, у нас и такие). Но у себя в епархии они были вынуждены терпеть мелочные придирки и ограничения со стороны местных уполномоченных. Приходилось ублажать «государево око» из архиерейских «фондов». В те годы бытовала такая шутка:

— Что такое высшая степень опьянения?
— Уполномоченный.
— ?
— Упал намоченный…

Владыка Михаил был выше этих игр с «жариновыми», что обрекало его на провинциальное житие — «далеко от Москвы"…

2 сентября 1977 года распоряжением Святейшего Патриарха Пимена и постановлением Священного Синода Владыка Михаил был возведен в сан архиепископа, а с 27 декабря 1979 года стал архиепископом Вологодским и Великоустюжским. В те годы Вологодская кафедра была самой бедной: она насчитывала всего 17 приходов. С этого времени его кафедральным храмом был тот самый храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы, в котором он стал священником и впервые самостоятельно совершил Божественную литургию. Может быть, еще и поэтому ему всегда была так по-особенному дорога эта северная русская земля, связи с которой он никогда не терял. Вспоминая его епископское служение на разных кафедрах, можно отметить, что при нем в эти сложные годы не был закрыт ни один храм.

… От Вологды до Ленинграда — ночь езды на поезде. Когда владыка приезжал в Ленинград из Вологодской епархии читать лекции, бывало так, что он служил в академическом храме. Ему выделяли студентов-иподиаконов, которые не знали «мелочи архиерейской жизни», и это иногда приводило к забавным ситуациям. Известно, что когда архиерей во время богослужения выходит из алтаря с дикирием и трикирием в руках и следует на середину храма, его с обеих сторон иподиаконы поддерживают под руки. И не потому, что архиерей такой немощный, что не в состоянии сам спуститься с солеи. Ведь достаточно ему случайно наступить на край своего же подризника, как он непроизвольно сделает еще шаг вперед, чтобы сохранить равновесие, и последствия могут быть самыми плачевными… Так что иподиаконы просто подстраховывают архиерея от неосторожного шага и возможного падения.

Но владыка Михаил чувствовал себя в хорошей форме, и у себя в епархии он запретил иподиаконам поддерживать его под руки. Всего этого не знали и не могли знать временные иподиаконы, и, как полагается, они брали архиерея под локотки. И тогда на глазах у молящихся начиналась перепалка. Владыка начинал отбиваться от «удерживающих» и с возмущением бросал им: «Что вы меня держите? Что, я сам не дойду? Немедленно отпустите!»

А если студенты Духовной Академии видели владыку в библиотеке, значит скоро очередные богословские собеседования… Он был одним из тех немногих архиереев, который сам писал свои доклады и не перепоручал это епархиальному «спичрайтеру», ссылаясь на «загруженность». Владыка Михаил участвовал во многих богословских собеседованиях, в основном с протестантскими Церквами Финляндии и Германии, читал лекции в Вюрцбурге и Финляндии. 3 мая 1984 года университет в городе Турку (Финляндия) присвоил архиепископу Михаилу (Мудьюгину) ученую степень доктора богословия honoris causa. Много сделал архиепископ Михаил для развития межхристианского диалога, в частности — православно-лютеранского. Для него Православие не было сопряжено с неприязнью к другим исповеданиям, напротив, оно подразумевало открытый и честный диалог со всеми людьми доброй воли. Посещая Финляндию, владыка использовал любые возможности для того, чтобы выучить язык этой страны. А ведь еще в ХIХ — начале ХХ вв. даже у русской интеллигенции было пренебрежительное отношение к «чухонскому диалекту». Считалось, что он нужен только «до первого маяка»: как только пароход, идущий из Гельсингфорса в Петербург, выйдет в открытое море, его можно забыть. Владыка выучил финский язык настолько хорошо, что мог объясняться с его «носителями» в быту. Правда, однажды его подвели нюансы, имеющиеся в языках финно-угорской группы. Будучи на одном приеме в честь делегации РПЦ, владыка провозгласил на финском языке тост за умножение любви между нашими Церквами. Из своего «эстонского запаса» он позаимствовал слово «армастан» (любовь), не подозревая, что в финском языке оно носит несколько приземленный характер… Впрочем, не он один попадал в языковую ловушку. В финских православных приходах долго вспоминали о том, как митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим во время богослужения произнес по-фински «Мир всем!» Но слово «рауха» (мир) он произнес как «раха» (деньги)…

Еще один эпизод такого рода приключился с владыкой в Эчмиадзине, где он, в числе прочих иерархов, был гостем католикоса Вазгена I-го. Во время богослужения архиепископ Михаил находился рядом с митрополитом Гельсингфорским Иоанном (впоследствии — глава Финской православной Церкви). Когда служба закончилась, владыка Михаил, по профессорской рассеянности, взял посох митрополита Иоанна и проследовал в свою келью, после чего его повезли в аэропорт. И только после возвращения домой, увидев в прихожей свой посох, он понял, что он уезжал в Армению налегке… прошло несколько месяцев, и во время очередного богословского собеседования обоим иерархам снова довелось встретиться. Владыка принес свои извинения финскому собрату и заверил его в том, что при первой же оказии он вернет посох. Но митрополит Иоанн показал широту характера и сказал, что посох можно не возвращать — он дарит его владыке. При этом он неосмотрительно процитировал русскую пословицу; дескать, «что упало, то пропало». И владыка Михаил вскипел: «Вы что, хотите сказать, что я его у Вас украл?» И долго еще финский архиерей успокаивал расстроенного «однопалчанина"…

А теперь — эпизод из истории русско-финских церковных связей в изложении самого владыки Михаила. Летом 1975 года гостем Русской Православной Церкви был тогдашний глава Евангелическо-Лютеранской Церкви архиепископ Финляндский Мартти Симойоки. Когда он в сопровождении русских и финских церковных деятелей выходил из храма Киевского Покровского женского монастыря, его внимание пыталась привлечь одетая во все черное средних лет женщина. Стоя в монастырском дворе, она с горящими от возбуждения глазами, указывая на выходящего высокого представителя одной из классически-протестантских Церквей, восклицала: «Не слушайте его, он католик и приехал сюда, чтобы поработить нас Римскому папе!»

Как выяснилось позднее, финский гость, не знающий русского языка, принял фанатический демарш «усердной не по разуму» прихожанки за восторженное приветствие. Когда же ему разъяснили истинный смысл «приветственных» слов, он смеялся до слез, узнав, что его, «ортодоксального лютеранина», приняли за паписта, за «агента» той Церкви, в антагонизме к которой возникла и развивалась Церковь, к которой он в действительности принадлежал и даже возглавлял.

Автору этих строк довелось побывать в гостях у владыки в Вологде. Это было в начале 80-х годов, когда, согласно культурно- образовательной программе, студенты ЛДА и С на Светлой Седмице посещали разные епархии с сопровождавшими их воспитателями. Для местных архиереев это было порой хлопотно, но программа была утверждена Учебным Комитетом, одобрена Св. Синодом, и приходилось мириться. При посещении тогдашнего Вологодского епархиального управления нас поразила крайняя скромность обстановки покоев владыки, возглавлявшего одну из самых бедных епархий.

За обедом я позволил себе рассказать шутливую историю, как бы «в параллель» нашему приезду. Итак, архиерей приезжает на сельский приход и, после праздничного богослужения, его потчуют в домике настоятеля. Обращаясь к матушке священника, владыка спрашивает: «Ну, как вы тут живете?» Простодушная матушка отвечает: «Ой, владыка, и не спрашивайте! Одно несчастье за другим! На прошлой неделе банька сгорела, вчера поросенок сдох, а сегодня Вы приехали!»

Надо было видеть реакцию владыки Михаила! Он смеялся долго и до слез. Другой архиерей мог бы принять это и на свой счет, но владыка был выше «корпоративной солидарности». Успокоившись, он сказал: «Замечательно! Это надо запомнить! Так как там говорится? Поросенок сдох, а потом банька сгорела? Хотя нет, — сначала банька, а потом поросенок…» Прошли годы, мы встречались в других городах, на конференциях, собеседованиях, а он все не мог забыть про поросенка…

С 1981 по 1988 годы архиепископ Михаил был членом Синодальной комиссии по подготовке и проведению празднования 1000-летия Крещения Руси.

Владыка Михаил занимал Вологодскую кафедру около 14 лет, вплоть до своего 80-летия. В 1987 году ему исполнилось 75 лет. По Уставу Русской Православной Церкви в этом возрасте епископ должен подать прошение об уходе на покой. Многие архиереи этого не делают, но Владыка, как человек, абсолютно подчинивший себя правилам Православной Церкви, исполнил все в соответствии с буквой закона, причем дважды. На заседании Священного Синода 22 февраля 1993 года было наконец вынесено окончательное решение: выразить Преосвященному архиепископу Вологодскому и Великоустюжскому Михаилу глубокую благодарность за понесенные им архипастырские труды, которые он нес, несмотря на возраст и болезни; освободить его от управления Вологодской епархией с увольнением на покой; просить Владыку продолжать свою научно-богословскую и педагогическую деятельность в Санкт-Петербургских Духовных академии и семинарии.

За свои многолетние архипастырские труды Владыка Михаил был награжден орденами Преподобного Сергия Радонежского I и II степени.

Владыке была предоставлена возможность совершать богослужения архиерейским чином в церкви Ильи-пророка, что на Пороховых (северо-западная окраина города). В последние годы жизни зрение владыки ухудшилось настолько, что он с трудом мог различать текст молитв даже в архиерейском служебнике, где они напечатаны очень крупным шрифтом. Поэтому молитвы за литургией св. Иоанна Златоуста он читал наизусть, а во время литургии св. Василия Великого, которая совершается довольно редко, ему приходилось мучительно долго различать строки, сливавшиеся перед глазами.

Владыка Михаил был выдающимся деятелем Церкви Христовой, и его служение ей продолжалось до последнего вздоха, хотя последние годы он уже не был правящим архиереем, находясь на покое. Но покой, в его понимании, не подразумевал бездеятельности, напротив, более деятельного человека в его возрасте было трудно найти. Несмотря на практически полную слепоту, он постоянно писал, читал лекции, выступал по радио, встречался с людьми. Помимо Санкт-Петербургской Духовной Академии владыка Михаил преподавал также в лютеранской семинарии, в гимназиях, в институтах.

Владыка охотно откликался на любые приглашения; для него не было вопроса: «тот» или «не тот» уровень слушателей. Он мог найти общий язык с любой аудиторией. Единственное, что требовалось от приглашающей стороны — это обеспечить транспорт: владыка в последние годы стал передвигаться с трудом. Владыка выезжал с чтением лекций и в другие города: он преподавал в Библейско-богословском институте св. апостола Андрея (ББИ) (Москва), попечителем которого он был с самого его основания. Ежегодно он приезжал в Москву из Петербурга для чтения лекций (только последние два года из-за резкого ухудшения зрения он приезжать не смог). В последние годы жизни Владыка Михаил приезжал в Великий Новгород, где читал лекции при Государственном университете, на катехизаторских курсах при Софийском соборе. Ездил также читать лекции в Старую Руссу, где его всегда с любовью и интересом ждали в музее Ф. М. Достоевского.

Основное богословие, которое он читал с 1976 года, было любимым предметом для владыки Михаила. Свое предназначение он видел в том, чтобы нести людям благую весть, и делал это, используя самый широкий круг не только богословских, но и светских наук. Прирожденный апологет, владыка Михаил пытался донести до современного человека не пережитки средневековых традиций, а веру, способную осмыслить открытия современной науки и культурное наследие прошлых веков, смело глядя в будущее.

В 1994 г. в издательстве ББИ вышла книга владыки Михаила «Введение в основное богословие», которая по сей день является базовым учебником по этому предмету. Через год в ББИ была издана и другая его книга — «Русская православная церковность: вторая половина ХХ века», отличающаяся беспристрастным и честным взглядом на проблемы Русской Православной Церкви, о которых архипастырь знал не понаслышке. Вот фрагмент интервью, которое владыка Михаил дал журналу «Страницы» — печатному органу ББИ.

— Могут ли быть полезны делу проповеди Евангелия те люди, которые учатся в открывшихся сейчас богословских учебных заведениях? В частности, в Библейско-Богословском Институте?

— Это люди, сориентированные на выполнение работы катехизации по мере своих сил — или же их надо на такую работу ориентировать. Думаю, отрадно уже то, что в результате деятельности подобных учебных заведений появится больше людей, христиански образованных. Только надо, чтобы эти люди относились к делу с душой — вот, в сущности, что необходимо. Без подобного отношения любая церковная и вообще духовно-просветительская деятельность бессмысленна. Именно с душой — думаю, что любому русскому человеку это выражение понятно. Это и есть первоочередная задача подобных учебных заведений.

— Ваши пожелания студентам Библейско-Богословского Института?

— Никогда не ограничиваться только изучением чего бы то ни было, хотя бы и самых высоких предметов, а всегда помнить о важности эмоционального отношения. Это особенно касается тех людей, которые хотят что-нибудь сделать для Церкви. Христос сказал: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9, 13), повторив слова пророка Осии. Иначе говоря, в своих поступках следует руководствоваться чувством любви — и все будет прекрасно. Исполнение закона должно быть минимальной задачей, которую человеку следует поставить, чтобы он не был негодяем. А человек, который любит, тем самым уже исполняет весь закон. Все! Если у него есть настоящая любовь к Богу и людям — больше такому человеку ничего не нужно.

Своей открытостью, широтой взглядов, отсутствием чинопочитания и доступностью он выделялся среди сонма своих маститых собратьев по архиерейству. Он был человеком радостным и светлым. Говорил вдохновенно, проповедовал умно, изящно. С ним можно было вести разговор на темы не только богословского характера. Он прекрасно знал европейскую культуру, и не только религиозную. Глубоко ценил живопись, музыку.

Знаток западной и русской литературы, любитель изящных искусств и музыки, он великолепно играл на фортепиано и иногда музицировал в профессорской С. Петербургской Духовной Академии. Причем он делал это не «на зрителя», не на потребу восхищенным коллегам, а для души, выбирая время, когда профессорская опустеет.

Как носитель старой, дореволюционной культуры, владыка не мог терпеть употребления иностранных слов без особой необходимости. Он чувствовал фальшь там, где ее уже не замечает наше «просовеченное» ухо. Особенно раздражало его, когда на вопрос: «Как дела, как здоровье?» кто-либо отвечал: «Нормально!» И вообще, на вопрос «как Ваше здоровье?» владыка реагировал довольно своеобразно: «А почему Вас, собственно, интересует мое здоровье?» Ему страшно понравился шутливый вариант ответа: «Все равно не дождетесь!»

Запоминавшимся в его образе было то, что, к сожалению, почти утрачено нашими современниками, — его умение говорить на правильном русском языке, ясно и красиво. В последние годы своей жизни он почти ничего уже не видел и не мог самостоятельно читать и писать, но, обладая редкой памятью, которую всегда тренировал изучением языков, продолжал оставаться прекрасным лектором, в классическом смысле этого слова проповедником и собеседником. До сегодняшнего дня почитатели владыки Михаила, — православные и инославные, — хранят кассеты с записью его лекций.

В церкви св. пророка Илии владыка служил на пределе своих возможностей, — пока не исчерпал остаток физических сил. И он удалился на покой лишь после того, как его ослабевшие руки уже не могли уверенно держать Чашу со Святыми Дарами. Но преподавание в Академии он не прекращал, читая лекции по памяти. А когда занемог настолько, что был помещен в больницу при Академии, то студенты ходили к нему в палату сдавать экзамены и зачеты.

Сам облик его, не желающего мириться с возрастом, недугами, превратностями судьбы, внушал уважение и даже восхищение. Не случайно к владыке Михаилу вплоть до последнего дня тянулись молодые люди, напрашиваясь в духовные чада. Его жизненная энергия заражала желанием творчества. Вот почему он болезненно воспринял свою отставку по возрасту из С. Петербургской Духовной Академии, в которой он преподавал более 30 лет. Правда, за ним оставили звание почетного профессора, но это никак не было заменой живого общения со студентами. На заседании Ученого совета Санкт-Петербургских Духовных академии и семинарии 30 августа 1999 года Владыка Михаил как действующий профессор был в последний раз, выразив признательность профессорско-преподавательской корпорации Академии за высокую оценку его деятельности.

Владыка тяжело переживал отстранение от преподавательской деятельности («отработанный материал»!), что, возможно, и приблизило его кончину. В тогдашней профессорско-преподавательской корпорации (2000 г.) он был последним настоящим профессором, — защитившим магистерскую диссертацию. Своей эрудицией он заметно выделялся среди профессоров-указников, получивших это звание без защиты, а по указу Св. Синода. Большинство из них — это действительно заслуженные профессора, опытные педагоги с 30−40-летним стажем. Меньшая часть получила это звание либо за кипучую административно-хозяйственную деятельность, либо — по представлению правящего архиерея, за которого они писали речи, доклады и статьи. Про одного такого «профессора» — обер-священника армии и флота Василия Кутневича (1787−1865) в свое время писали: «Кутневич, слывший и сам себя считавший философом, не оставил решительно никаких печатных проявлений своих философствований».

В последние годы владыка Михаил писал воспоминания о своей жизни, представляющие несомненный интерес не только для знавших и любивших его, но и для истории. Ведь владыка Михаил был свидетелем века уходившего, он был знаком со многими выдающимися людьми, почти 50 лет он отдал Церкви как пастырь-священник, 35 — как епископ и всю жизнь — как ее верный сын. Владыка Михаил оставил не только письменные труды, но и множество учеников, почитавших его не только как православного епископа, но и как русского интеллигента, всю жизнь посвятившего служению Церкви Христовой, оставшегося верным Христу в самые тяжелые годы гонений и до самой кончины испытывавшего неутолимую жажду проповедничества.

С приближающейся смертью Владыка мириться не хотел, хотя и относился к этому вполне спокойно и по-христиански. В последний день земной жизни он сказал своим близким, что его ждут большие изменения. Это было 28 февраля. Через некоторое время Владыка Михаил тихо отошел ко Господу. Видно, Бог услышал его молитвы, и кончина его была воистину святой, мирной и безгрешной. Господь дал ему возможность при кончине (а умирал он при абсолютной ясности сознания) переосмыслить все прожитое с точки зрения человека, увидевшего крушение горделивых замыслов безбожников.

Гроб с телом Владыки был доставлен в Свято-Троицкий собор Александро-Невской Лавры, где 1 марта после Божественной литургии состоялось отпевание почившего. При большом стечении народа и студентов духовных школ отпевание совершили митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир и епископ Тихвинский Константин, ректор Санкт-Петербургских Духовных академии и семинарии, с собором духовенства епархии. После 6-й песни канона со словом о покойном архиепископе Михаиле к народу обратился настоятель Князь-Владимирского собора профессор СПбДАиС протоиерей Владимир Сорокин. После 9-й песни канона Владыка Владимир зачитал телеграммы соболезнования от Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия и от митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, Председателя Отдела внешних церковных сношений. При пении ирмосов «Помощник и покровитель…» гроб с телом покойного Владыки был перенесен на Никольское кладбище Александро-Невской лавры, где после заупокойной литии он и был похоронен неподалеку от могил Санкт-Петербургских митрополитов.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II направил на имя митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира соболезнование по поводу кончины архиепископа Михаила (Мудьюгина): «Получив скорбное известие о кончине пребывавшего на покое архиепископа Михаила, профессора Санкт-Петербургской Духовной академии, выражаю искреннее соболезнование Вашему Высокопреосвященству, ректору Санкт-Петербургских Духовных школ епископу Тихвинскому Константину, профессорско-преподавательской корпорации, учащим, учащимся, родным и близким почившего».

Далее в послании Святейшего Патриарха Алексия II-го говорилось о том, что многообразные и ревностные труды маститого архипастыря Русской Православной Церкви на ниве церковного служения, богословской науки и общественной деятельности снискали ему заслуженное уважение и любовь многих людей как в России, так и далеко за ее пределами.

В патриаршем послании был подведен итог архипастырских трудов покойного, и этими словами можно завершить очерк о жизни и деятельности владыки Михаила: «Его авторитетный голос убедительно звучал на многих международных конференциях и встречах, в средствах массовой информации и в печатных изданиях. Его многолетнее служение неоднократно по достоинству отмечалось Священноначалием нашей Церкви. Мысленно даю последнее целование почившему в день его напутствия в путь всея земли и молюсь о упокоении его души в обителях Отца Небесного. Вечная память новопреставленному архиепископу Михаилу».

Литература

1. Памяти пастыря, ученого, богослова. Страницы, 5:1, 2000, С. 137−139.

2. Свиридов Иоанн, прот. Памяти архиепископа Михаила (Мудьюгина). Русская мысль, N4307, 2−8 марта 2000, С. 21.

3. Труд твой не тщетен пред господом. НГ-Религии, 22.03.2000.

4. Служить Богу в Церкви. Страницы, N 1, 1996, С. 140−142.

5. Михаил (Мудьюгин), архиепископ. Введение в основное богословие. М.1995 (226 стр.)

6. Михаил (Мудьюгин), архиепископ. Русская православная церковность: вторая половина ХХ века. М., ББИ, 1995.(124 стр.)

7. Амман Ив. Александр Мень: Христов свидетель в наше время. Предисловие архиепископа Михаила (Мудьюгина).

8. Ранне Александр, прот. Архиепископ Михаил (Мудьюгин). Журнал Московской Патриархии, N7, 2000, С.57−61.