Иван кавказский

Это только кажется, что подростки, которые уже неделю не дают покоя бедному нашему ОМОНу, — русские подростки. На самом деле они уже давно никакие не русские. На самом деле они чеченцы, ингуши, аварцы, даргинцы — ну, в крайнем случае азербай-джанцы. Я не шучу и не обзываюсь. Я говорю то, что хорошо известно любому, кто хоть немного интересовался последними изменениями в сознании российского подростка.

- Да, брат… Конечно, брат… - это семнадцатилетний Андрей из Ростова-на-Дону, не по годам крепкий парень, говорит по телефону с одноклассником. — Все будет отлично, брат, привет там всем нашим.

Через неделю этот Андрей выйдет на шествие памяти убитого студента Максима Сычева и будет кричать: «Ростов — русский город!» А сейчас, если не знать, как его зовут, можно подумать, что перед тобой гламурный кавказец: в голосе гортанная хрипотца, в глазах — ленивая самоуверенность, в словах — те же обороты и обращения. Не хватает только «Салам алейкум» и характерной шапочки на голове. Выглядит все это немного комично, но смеяться не хочется: есть ощущение, что еще года три — и вся эта имитация полностью сольется с натурой Андрея, станет его реальным «я».

Постойте часок-другой возле какого-нибудь не самого престижного вуза, понаблюдайте за молодежью, за их жестами, интонациями, глазами — увидите много интересного. Вот к компании подростков на крылечке подходит «свой» — его встречают сдержанными улыбками, жесткими рукопожатиями, переходящими в суровые объятия, как будто в море Лаптевых сталкиваются две льдины. Далее — щедрые похлопывания по спине. А вот к той же компании подходит «чужой» — на него уже смотрят несколько пар злых, но спокойных глаз, уверенных в коллективной силе, ему отвечают сдержанными фразами, на лицах — скупая мимика. Никакой лишней агрессии, просто — многозначительное немногословие типа «ты кто такой?».

Еще десять, даже пять лет назад у молодых людей возле этого крыльца были совсем другие жесты, интонации, реакции. Тутошние подростки были более эмоциональны и беспричинно агрессивны. Даже в одной и той же компании можно было наблюдать постоянную перебранку и легкую грызню. Послать приятеля на три буквы не считалось обидой, это было как поздороваться.

Теперь такое ощущение, будто у этих парней с наступлением пубертатного периода год пошел за полтора. Они выглядят гораздо взрослее своих лет, у них взрослые мужские повадки, они стали больше внимания уделять сплоченности и солидарности, они меньше курят и почти не смотрят в сторону ближайшего ларька. И я бы очень порадовался за этих людей, если бы не понимал, что они просто имитируют чье-то поведение. И не нужно быть большим знатоком российской действительности, чтобы понять, чье именно. Достаточно возле этого же крыльца посмотреть на другую кучку парней — чуть посмуглее. Там все то же самое, только свое, не заимствованное.

«Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть» — эта формула мужской молодости, выведенная Виктором Цоем, определяет сознание любого подростка. Он всегда будет стремиться быть похожим на того, кто в его жизненном пространстве доминирует. Он всегда будет тянуться к источнику силы в том виде, в каком его научили эту силу понимать. В семидесятые молодые люди хотели быть летчиками и космонавтами, в восьмидесятые — героями рок-н-ролла, в девяностые -бандитами, в нулевые — людьми диаспор. Да-да, пока мы тут с вами придумывали национальную идею и пытались лепить из воздуха героев нового поколения, оно само нашло себе воспитателей и уже копирует навыки успешной жизни с тех, кто этого успеха достигает с наибольшим эффектом.

Почему этими героями стали именно люди Кавказа? Да по той же самой причине, по какой в девяностые годы молодежь копировала манеры нового русского криминалитета — наступательную распальцовку, ботание по фене, массивные ювелирные украшения. С тех пор бандиты разбрелись по анекдотам, а их место в иерархии успеха заняли этнические сообщества. Они побеждают в драках, потому что делают ставку не на индивидуальную силу, а на сплоченность. Они всегда преуспевают в решении самых разных вопросов, потому что за ними влиятельная диаспора с обширными связями. Они побеждают даже в разделе общих национальных благ, потому что выставляют себе цену, которую нельзя не платить. Так думает молодой человек и делится своими соображениями со своими друзьями, а у тех на уме уже давно то же самое. И вот они начинают перенастраивать лица, мозги, гортань — появляется хрипотца, холодная вальяжность, а главное — новые жизненные установки типа «один за всех и все за одного». Вспомните, как выглядели так называемые «приморские партизаны» в ролике, который они выложили на «ютубе»? Поставьте рядом видео кавказских боевиков, выключите звук и дайте посмотреть какому-нибудь иностранцу — пусть найдет хоть одно отличие. Не найдет.

Накануне манежных страстей мой коллега ездил в Сибирь писать об интересном явлении: подозрительно много молодых людей в этом регионе не хотят быть русскими. Этот синдром вскрылся по результатам недавней переписи: все больше вчерашних русских в графе «национальность» пишут «сибиряк». И когда их спрашиваешь: «Почему?» — выясняется, что «русский» для них — это терпила, алкоголик и быдло. А «сибиряк» — это шанс на новую самоидентификацию.

Потом другой мой коллега поехал в Ростовскую область, и выяснилось, что там та же фигня с казаками. «Мы не русские!» — так говорят даже те люди, которые на Дон приехали 20−30 лет назад из какой-нибудь Ивановской области. «Мы не русские!» — повторяют за ними поморы из Архангельска. «Мы не русские!» — всем своим видом говорят пацаны, тусующиеся на крылечках не самых престижных вузов.

У государствообразующей русской нации налицо кризис самоидентификации. Условные представители условной элиты так хорошо поработали со своим народом, что отбили у него всякое желание этим народом быть. Имидж слова «русский» настолько изгажен, что новое русское поколение попросту начало искать себе другую национальность, не желая иметь ничего общего с «рабским племенем». И если бы эта тенденция продолжалась и дальше, мы бы очень скоро получили проблемы в виде уральского, сибирского и прочих экзотических видов сепаратизма. В этом смысле у большой бучи на Манежной площади, при всей ее дикости и противозаконности, есть и положительный эффект. На следующий день после фанатского безобразия моему коллеге позвонил казак из Ростовской области и дезавуировал свою казачью сущность: «Мы тут с ребятами подумали и решили пока не торопиться. Будем считать, что Москва прощена».

Но как бы себя ни называла новая российская молодежь, это уже совсем не те русские, какими они были раньше. Это уже русские кавказского типа. Потому что иначе никак. Потому что в современной России обнаглевшее бытие слишком определяет сознание, а должно быть наоборот. И в условиях недостатка государственного императива происходит интересный процесс: Россия, которая на протяжении почти двух веков являлась для Кавказа главным цивилизующим фактором, теперь сама стала объектом кавказского воспитания.

Некоторых националистически настроенных «мыслителей» такая перспектива радует. Мол, мы стали зубастее и мускулистее — ура, ура, ура. Меня она не радует нисколько. Потому что в современном мире зубы и мускулы — не самые сильные конкурентные преимущества. Самые зубастые и мускулистые живут в Африке, а я туда не хочу. Я хочу, чтобы молодой человек теперь уже десятых годов, услышав словосочетание «сильный человек», думал о Билле Гейтсе, Стиве Джобсе, в крайнем случае — Григории Перельмане. И если мы не научимся воспитывать в стране такой культ силы, то наше будущее плачевно.

Известия