 |
| Радонеж | Протоиерей Андрей Ткачев | 16.12.2010 |
Давайте поговорим о чем-то святом, только по быстрому. То есть, о чем-то возвышенном, но на бегу. Кратко. Например, столкнувшись лбами в переходе метро. «А, жив, курилка? Ну, как там? Говори, пока поезд не подъехал».
Длинные разговоры нам — против шерсти. Устали от слов. Нет, мы способны на раздумье. Не сомневайтесь. Просто сейчас не досуг. А может, телевизор нас портит. Стоит зазвучать серьезным ноткам, как тут же: «У нас осталось очень мало времени. Последний вопрос.»
Режиссеры любят зрителя. Страшно боятся, что он перед ящиком уснет. «Меняйте план! Давайте новостную нарезку! Не томите зрителя.»
Убили, взорвали, подписали. Рухнуло, выпало, договорились. Подорожало, лопнуло, ожидается. Иллюзия информированности.
«А у тебя что? Ну, брат. Это же метафизика. Скука. Пипл не хавает. Говори, конечно, но не утомляй. Чехова помнишь? Краткость — сестра таланта. Краткость. Не забыл? И если винтовка в начале висит, то в конце стреляет. А еще в человеке все должно быть красиво, в том числе — одежда, то есть и пиджак, и запонки.»
***
«Мы так долго жили вместе, а, кажется, ни разу по душам не поговорили». Ой, как много людей эту фразу произносят в семьях тогда, когда-то, что осталось в прошлом уже без сомнения превышает то, что ждет впереди.
***
«Симочка, я давно хотел вам сказать», — говорил благообразный старичок соседке по коммунальной квартире в старом фильме «Будни и праздники Серафимы Глюкиной». Та покупала соседу кефир, он расплачивался, и всякий раз интеллигентно пытался напроситься на разговор. Но Симочка убегала, извиняясь на ходу. Они так и не поговорили, пока дедушка не умер. Но поскольку то, что он хотел рассказать, было очень важно, он явился соседке после смерти. «Симочка, я давно хотел вам сказать», — сказал он и Симочка наконец его выслушала.
***
Темп ускоряется. Многих одноклассников уже нет в живых. Жуткий факт. Некоторые из тех, кто с чернильными пятнами на руках сидел рядом с тобой за партой, уже лежат в земле. По ним уже прозвонил колокол. Тот утес, о котором говорил Донн, продолжает крошиться. Камни падают в море, и все это нас напрямую касается.
***
Нужно убрать зеркала. Нужно внести законопроект, разрешающий смотреть в зеркало не чаще, чем раз в пол года. Тогда изменения, происходящие с нами, станут очевидны для нас самих, а не только для окружающих. Ничего, что мы поначалу будем падать в обморок. Ничего, что добавим работы «Скорой». Потом мы поумнеем. Пошлость ежедневного рассматривания своих собственных черт сменится стоическим мужеством. К зеркалу мы будем, в соответствии с законом, подходить, напевая песню, для исполнения которой не нужен ни слух, ни голос. Я имею в виду шедевр Кикабидзе «Мои года — мое богатство.»
**
Почему на Руси так много было юродивых? Тех самых, что ходили нагими, бесчинствовали, обличая грех, скрывали молитву за вонью немытости и слюной, текущей по бороде? Да именно потому, что иначе до народа было не достучаться. Культуры дискуссий нет. К любителям умно поговорить присматриваются с недоверием. «Не еретик ли?» Проповедь звучит редко. Обрядом спасаемся.
Чтобы такой народ всколыхнуть и до совести добраться, нужна всенародная беда. Слезы все смоют, огонь все вычистит. А ежели миром наслаждаемся, тогда нужны юродивые. Других не поймут и не послушают. Юрода тоже поначалу за чуб потаскают, но потом полюбят и будут слушать его краткие слова, как волю Божию.
***
Давно все это было. Изменилось многое. Юродивых настоящих, Христа ради, мало до крайности. Почти нет. Зато просто сумасшедшими забиты клиники. Многие необследованные ночуют дома.
В самый раз бы нам полюбить неспешный разговор о вещах серьезных. Серьезный разговор имеет свойство доходить до тем крайних и последних. Конец мыслей мирских и честных — смерть-матушка. Край размышлений духовных — Господь Иисус Христос. «Желаний краю, верных утверждение, единый Человеколюбче», — так в одном ирмосе Церковь ко Христу обращается. «Желаний краю"… А до края дойти надо. В данном случае, умом, а не ногами.
Самое время, говорю, полюбить беседу о «едином на потребу», о том, что «не отнимется». Но тут суета одолела и всех расслабила.
Слово «философ» стало ругательным. «Тоже мне», — говорят брезгливо, как о таракане, — «философ».
***
Наспех и без рассуждения ничего хорошего не сделаешь. Когда доктор-нарколог обещала через пару дней привести пьяного Шурика в норму, товарищ Саахов сказал: «Торопиться не надо. Мы должны вернуть обществу полноценного члена, так сказать».
Мне тоже кажется, что торопиться не надо.
***
Марфа хлопочет об угощениях. Ее труды священны, хотя Господь и не лакомка. Она служит Ему, как может. Но ей кажется, что все должны метаться по дому и суетиться, как она. Любой хлопотун хочет, чтобы весь мир с ним вместе хлопотал. А это не так. Кому-то нужно сесть у Господних ног молча. Нужно слушать и никуда не спешить.
Их так мало, этих людей, которые способны не спешить, сесть и слушать. Во всем Евангелии — пару человек. Никодим приходил ночью. Самарянка у колодца не спеша беседовала, да вот — Мария, Марфина сестра, сидела у ног, впитывала Слово, как земля — воду, и не могла насытиться.
Мало людей порадовало Христа внимательным и неспешным разговором. А ведь телевизоров не было! Суета была, а телевизоров не было.
Делаю вывод, что это мы телевизор испортили, а не он нас. Но он ли, мы ли, суть не меняется. «Мы должны вернуть обществу полноценного члена, так сказать. Торопиться не надо».
