Историческая роль русской эмиграции

Выдержки из воспоминаний «Вся жизнь в эмиграции»

1. Исключительное явление

Русская эмиграция является во многих отношениях исключительным явлением в истории человечества. Во-первых, по своему количеству, во-вторых, по своей длительности, в-третьих, по своему эпилогу.

Никогда в истории человечества, ни в древние, ни в современные времена, не было такой колоссальной по своему количественному составу политической эмиграции. Хотя установить с научной точностью численность эмиграции до сих пор не так легко, все же нет никакого сомнения, исходя из разносторонних серьезных данных, что число русских эмигрантов было миллионным.

Сегодня трудно проверить численность еврейской эмиграции из Святой Земли, после двух больших восстаний против римлян в 1-ом и 2-ом веках после Р. Х. Также трудно точно установить количество евреев покинувших Испанию после 1492 года. Очень трудно определить точное количество армянской эмиграции из Турции после геноцида 1915 года. Однако, все эти три большие эмиграции по своей численности уступали численности русской эмиграции после захвата власти коммунистами в России. Все другие эмиграции, как древние, так и современные, были значительно меньше.

Конечно, количественный показатель эмиграции не исчерпывает полностью сам по себе весь трагический характер каждой из них. Даже эмиграция одного-единственного человека, как, например, пожизненная эмиграция Данте Алигьери из Флоренции, является сугубо трагичной. Однако, в случае русской белой эмиграции, трагедия миллионов русских людей, тоже пожизненная, имела катастрофические аспекты во многих отношениях.

Самым поразительным аспектом этой эмиграции до сих пор является ее нескончаемость. Практически сегодня, в сентябре 2005 года, все русские эмигранты уже скончались, за редчайшими исключениями. В общих чертах можно сказать, что первое поколение русской эмиграции сегодня уже полностью кончилось, не дождавшись юридического конца своего остракизма.

Эмиграция технически была вызвана поражением в Гражданской войне одной из двух воюющих сторон и последующим неприятием побежденной стороной новой установившейся в стране неконституционной (революционной) власти. Другие эмиграции современной истории зарождались в основном без предварительной гражданской войны. Кроме того, все они, так или иначе, кончались в какой-то момент после преодоления вызвавших их пертурбаций….

Русская эмиграция кроме того была формально закреплена декретом Ленина и совнаркома от 15 декабря 1921 года. Этот декрет провозгласил, без суда, преступниками всех русских эмигрантов, одновременно лишив их и их потомков прав на гражданство. Так как этот декрет до сих пор считается находящимся в силе, получается, что не только все еще живые русские эмигранты, но также и все их потомки до сих пор с юридической точки зрения являются для властей в России преступниками, несмотря на то, что эти же власти постоянно обращаются к ним с обращениями и призваниями, как к «соотечественникам"….

Такой абсурд можно было бы легко преодолеть формальным подтверждением преемственности сегодняшней России с русской легитимной государственностью, через голову диктатуры интернационального пролетариата, официально провозглашенной в России Лениным. Если же такой отказ от ленинского режима «де-факто» сегодня еще является невозможным в России, по каким-то соображениям и причинам, то, в таком случае, необходимо хотя бы аннулировать этот конкретный указ Ленина. Только после этого можно будет официально де-юре считать русских эмигрантов и их потомков «соотечественниками».

Независимо от всех этих юридических и политических анализов, особенность русской эмиграции еще заключается и в том, что она продолжилась, по крайней мере, на еще одно поколение, а частично и того больше. Дело в том, что первое поколение русской эмиграции, благодаря своей многочисленности, своей общественной организованности и, главным образом, своей идейности, смогло в значительной мере превратить значительную часть своих детей, и в меньшей мере частично и внуков, практически тоже в русских эмигрантов. Не принимая никакого иностранного гражданства в течение долгих лет, первое поколение русской эмиграции ставило свое второе поколение перед свершившимся фактом: оно рождалось без какого бы то ни было гражданства, держась лишь только твердо за свое культурное русское подданство.

Так получился социальный парадокс: десятки тысяч русских эмигрантов, разбросанных по всему миру, уже рождались эмигрантами, никогда никуда не эмигрируя. Они были эмигрантами с момента их рожде-ния, и в большинстве случаев таковыми оставались в течение десятилетий, а иногда и всю жизнь….

Таким образом, получилось, что русская эмиграция длилась не только всю жизнь составлявших ее эмигрантов, но также и всю жизнь их детей. На внуков это уже не распространяется. Во всяком случае, не может распространяться полностью….

2. Град Китеж: исчезнувшая Русь

Исключительный характер русской эмиграции можно определить, назвав ее «исчезнувшей Русью».

Размеры, состав и структура этой Руси позволили тогда многим называть русскую эмиграцию отдельным государством в мире. Правда, у этого государства никогда не было полноправного действительного правительства, но все другие признаки были налицо. Конечно, также не было у русской эмиграции и своей собственной территории, но в мире существовали и существуют квази-государства без территории, даже обладающие, в той или иной степени, правами экстерриториальности, как, например, Мальтийский орден. Русская эмиграция по своим размерам превышала по численности населения даже некоторые государства.

Сегодня трудно себе ясно представить действительный характер русской эмиграции в течение первой четверти века ее существования. Сегодня, в 2005 году, русская эмиграция сохраняется лишь в виде выживших маленьких остатков когда-то мощных структур, в рамках современной колоссальной русской диаспоры. Перенос сегодняшних представлений о сегодняшнем положении на полвека с лишним назад полностью искажает не только само по себе понимание эмиграции, но также и всю историческую перспективу, в рамках которой она существовала….

Под искажающим влиянием идеологических редукционизмов, действующих как прокрустово ложе по отношению к описанию любых исторических процессов, когда речь идет о русской эмиграции, в первую очередь подымаются два вопроса: об её организационных структурах и об её политических программах. Однако необходимо сразу же установить, что русская эмиграция в 20-е и 30-е годы прошлого века отнюдь не жила организационными структурами и политическими программами. Если меня сегодня спросить, что мне кажется самым характерным для русской эмиграции тех времен, то мне, в первую очередь, приходит на ум её специфический русский быт. Это было единственное сокровище, которое русская эмиграция могла с собой вывезти из России.

В отличие от великого исхода еврейского народа из Египта, у участников великого русского исхода из России в начале 20-х годов прошлого века Россия оставалась позади, позади во времени и в пространстве. У древних же евреев в момент их исхода Израиль еще был только лишь впереди. Посему они с собой и смогли взять лишь материальные блага. Русская же эмиграция никаких материальных благ с собой взять не могла, за редчайшими исключениями. Вообще в тот момент ее единственным благом была сама Россия. Единственное, что они могли с собой взять из этой, для них кончавшейся России, был ее быт, русский быт, и русские верования.

Алексей Хомяков утверждает, что слово «свобода» происходит от словосочетания «свой быт». Таким образом, только лишь имея возможность жить своим бытом, а не чужим, навязанным ему бытом, человек может считаться в полном смысле слова свободным. Кроме того, весьма интересно, что само слово «быт» не имеет полностью равнозначущего ему слова в других языках, хотя корень этого слова сохраняется в индоевропейских языках, главным образом, во вспомогательном глаголе «быть», по-английски to by. Кроме того, имя немецкого племени швабов этимологически происходит от этого же корня. Оказавшись в изгнании, русская эмиграция, даже в самых ужасных первоначальных условиях своей зарубежной жизни, первое, что хотела сохранить, это свой русский быт.

Быт русского народа и особенно быт его служилого слоя и его интеллигенции (в лучшем смысле этого слова) имели весьма сложный характер. На фундаменте русского народного быта было создано много дополнительных навыков, связанных со службой и с жизнью этого слоя. В основном это был военный служилый слой или тесно со службой связанные социальные прослойки. Со всем русским народом его связывали общие религиозные и национальные верования, каковые органически сосуществовали вместе с целым рядом общеевропейских культурных и жизненных концепций и традиций….

Неумолимое энергичное восстановление русской эмиграцией русского быта в любых, даже самых неприветливых, условиях, с тех пор всегда было настоящей красной нитью русской эмиграции во всех частях мира…. В русской среде, кроме этого быта, или, вернее, в его ядре, чувствовалось живое присутствие русской православной идеи. Не только потому, что всюду на почетных местах висели иконы, но и потому, что религиозная субстанция чувствовалась за всеми проявлениями русской жизни. Ибо русская эмиграция в основной своей массе в 20-е и 30-е годы прошлого века жила не только своим старым русским бытом, но также и своими русскими верованиями. В данном случае, под термином «верования» я подразумеваю специфический аккорд или букет духовных и культурных ценностей, по отношению к которым существовал общий соборный консенсунс.

Как известно, социологическое значение верований впервые было четко разработано испанским философом Хосе Ортега-и-Гассет, а затем и некоторыми его учениками (Хулиан Мариас и Каррагори). Однако, это понятие принималось во внимание и предыдущими мыслителями. Например, Фюстель де Куланж пишет, что учреждения древних нам сегодня невозможно понять без учета их тогдашних верований. Наш русский великий мыслитель Л. А. Тихомиров тоже систематически ссылается на социологическую важность верований. Он считет верования частью «социального фундамента государства».

Ввиду того, что верования являются социальным фундаментом общества, их не так легко уточнить. Легче описать или зарисовать точный вид фасада, чем тех фундаментов, на которых он покоится. Однако, не упуская из виду сложный характер русских верований, можно отметить некоторые их главные составляющие: православие, русский патриотизм, любовь к русской культуре, любовь к русской истории и любовь к русскому воинству. Чтобы не гнаться за исчерпывающим перечислением всех этих составных частей русских верований, в конечном итоге, их всех можно резюмировать в одном слове: Россия. На моем докладе при закрытии 16-го Кадетского Съезда в Москве в 1998 году, я по этому поводу процитировал стихотворение Тютчева:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать:

В Россию можно только верить.

Однако, все подобные определения или описания верований русской эмиграции будут недостаточно выпуклыми, если будет упущена одна деталь, одна нота в этом сложном аккорде. Я имею в виду чувство многих русских эмигрантов, что они принадлежат к одной большой русской семье….

Русские верования, о которых в данном случае идет речь, не были никем выдуманы или скомпанованы. Они дошли до нас по цепочке времени из глубины веков нашей русской истории. Их можно сравнить со старыми, очень старыми иконами, на которых со временем осела гарь горящих свечей. Однако главная беда была не в подобной гари, которую можно сравнительно легко отчистить, а в имевшихся часто попытках наново перемалевать такую древнюю красоту новыми неуклюжими мазками, якобы для подновления и для модернизации. Так и получалось, что глубокой сущности подобных икон мы не могли всегда видеть, ибо иногда она была от нас прикрыта наносным второстепенным разукрашиванием. Так и на наши старые русские исконные верования часть русского общества интенсивно малевала чужеродные и часто уродливые идеологические наносные пласты. Когда же эти пласты наносных идеологических дешевых красок стали покрываться густой сетью трещин, то было провозглашено истошными голосами: «Смотрите, как русские иконы трескаются и какой у них устарелый вид». У Солоухина есть замечательные места о том, какая красота вдруг проявляется, когда удается снести со старых русских икон эти наносные малевальные реформы.

Русская эмиграция оказалась на чужбине вместе со своими русскими верованиями, сильно покрытыми такими идеологическими домыслами, потрескавшимися во всех направлениях. И тут начался новый исторический процесс: потрескавшиеся домыслы начали облупливаться, а некоторые из них и отпадать. Остатки этих домыслов пришлось уже самим удалять. Этот исторический процесс весьма важен, ибо он был спонтанным, стихийным, что подтверждается его параллелизмом и в России, и в Зарубежье. Кроме того, этот процесс до сих пор систематически умалчивается средствами массовой манипуляции, именно по той простой причине, что этот процесс был именно стихийным, сиречь народным, а не результатом манипуляций сверху или из-за кулис.

Таким образом, русский быт и русские верования, не только сохранившиеся, но и очистившиеся в русской эмиграции, были тем русским кладом, который как бы погрузился под поверхность официальных происшествий в мире. Русская эмиграция была своего рода новым Градом Китежем, недосягаемым для всего остального мира, но чей колокольный звон весь мир слышал и продолжает слышать. Согласно этой красивой по форме и глубокой по смыслу русской легенде, перед нашествием диких и кровожадных врагов русский Город Китеж опустился под воду озера Светлый Яр. Град Китеж оказался для врагов недосягаемым, но, согласно легенде, они продолжали слышать его колокольный звон.

3. Исторические задачи эмиграции

Перед русской белой эмиграцией сама жизнь автоматически поставила несколько сложных задач. Если придерживаться правила, что все жизненные явления надо рассматривать, в первую очередь, через призму жизненных необходимостей, то, конечно, первой задачей русских эмигрантов в начале 20-х годов прошлого века было спасение от жесточайшей в истории человечества кровожадной тирании, погубившей миллионы лучших русских людей. («Лучшую треть русского народа», как сказал В. А. Солоухин). В человеческой жизни самой главной целью является сама жизнь, и сегодня было бы неправдой скрывать то обстоятельство, что русские эмигранты, покидая свою родину, в первую очередь спасали свою жизнь и жизнь своих близких.

Еще хуже то обстоятельство, что под влиянием семидесятилетнего промывания мозгов или, как сегодня говорят, «транскультуризации» (то есть подмены собственной культурной программы совершенно чуждыми программами) сегодня мы очень часто мерим чисто русские исторические явления нерусскими мерками и масштабами.

Например, марксистская схоластика упорно вдалбливала ряду русских поколений совершенно антинаучные и не соответствующие действительности понятия и концепции. Наша русская история сегодня подгоняется даже русскими историками, провозглашающими себя антикоммунистами, под типичные марксистские ложные шаблоны, как-то: исторические формации, феодальный строй в России, примат экономических интересов над всеми другими интересами и т. д….

Посему нередко многие считают, что русские белые эмигранты, покидая Россию, в первую очередь старались спасти именно чисто материальные ценности. Конечно, такие случаи могли быть, хотя я лично не знаю, пожалуй, ни одного такого случая, несмотря на мое хорошее знакомство с широкими кругами русской эмиграции. Зато я знаю очень много случаев как раз обратного порядка, когда, даже с опасностью для жизни, спасались в первую очередь духовные, культурные и интеллектуальные ценности… вокруг которых потом русская эмиграция и объединялась. Это были, во-первых, православные иконы, в том числе и некоторые чудотворные, среди которых на первом месте стоит Одигитрия (Путеводительница) Русской Эмиграции, чудотворная икона Курской Коренной Божией Матери. Во вторую очередь, это были немногочисленные боевые знамёна и штандарты Русской Армии.

Недавно я где-то прочитал, что один из князей Голицыных когда-то сказал, что мы, русские белые эмигранты, оказались не в изгнании, а в послании. (Хотя мне говорят, что это сказала Зинаида Гиппиус). На эту же тему есть известная речь лауреата Нобелевской премии И. А. Бунина, произнесенная в Париже 16 февраля 1924 года, которая так и называлась: «Миссия русской эмиграции». Вот выдержка из неё:

«Мы эмигранты, — слово «emigrer» к нам подходит, как нельзя более. Мы в огромном большинстве своем не изгнанники, а именно эмигранты, то есть люди, добровольно покинувшие родину. Миссия же наша связана с причинами, в силу которых мы покинули ее. Эти причины на первый взгляд разнообразны, но в сущности сводятся к одному: к тому, что мы так или иначе не приняли жизни, воцарившейся с некоторых пор в России, были в том или ином несогласии, в той или иной борьбе с этой жизнью и, убедившись, что дальнейшее сопротивление наше грозит нам лишь бесплодной, бессмысленной гибелью, ушли на чужбину.

Миссия — это звучит возвышенно. Но мы взяли и это слово вполне сознательно, помятуя его точный смысл. Во французских толковых словарях сказано: «миссия есть власть (pouvoir), данная делегату идти делать что-нибудь». А делегат означает лицо, на котором лежит поручение действовать от чьего-нибудь имени. Можно ли употреблять такие почти торжественные слова в применении к нам? Можно ли говорить, что мы чьи-то делегаты, на которых возложено некое поручение, что мы представительствуем за кого-то?… Наша цель — твердо сказать: подымите голову! Миссия, именно миссия, тяжкая, но и высокая, возложена судьбой на нас.

Нас, рассеянных по миру, около трех миллионов. Исключите из этого громадного числа десятки и даже сотни тысяч попавших в эмигрантский поток уже совсем несознательно, совсем случайно; исключите тех, которые, будучи противниками (вернее, соперниками) нынешних владык России, суть однако их кровные братья; исключите их пособников, в нашей среде пребывающих с целью позорить нас перед лицом чужеземцев и разлагать нас; останется все-таки нечто такое, что даже одной своей численностью говорит о страшной важности событий, русскую эмиграцию создавших, и дает полное право пользоваться высоким языком. Но численность наша еще далеко не все. Есть еще нечто, что присваивает нам некое назначение. Ибо это нечто заключается в том, что поистине мы некий грозный знак миру и посильные борцы за вечные, божественные основы человеческого существования, ныне не только в России, но и всюду пошатнувшиеся.

Если бы даже наш исход из России был только инстинктивным протестом против душегубства и разрушительства, воцарившегося там, то и тогда нужно было бы сказать, что легла на нас миссия некоего указания:

«Взгляни, мир, на этот великий исход и осмысли его значение. Вот перед тобой миллион из числа лучших русских душ, свидетельствующих, что далеко не вся Россия приемлет власть, низость и злодеяния ее захватчиков; перед тобой миллион душ, облеченных в глубочайший траур, душ, коим было дано видеть гибель и срам одного из самых могущественных земных царств и знать, что это царство есть плоть и кровь их, дано было оставить домы и гробы отчие, часто поруганные, оплакать горчайшими слезами тысячи и тысячи безвинно убиенных и замученных, лишиться всякого человеческого благополучия, испытать врага столь подлого и свирепого, что нет имени его подлости и свирепству, мучиться всеми казнями египетскими в своем отступлении перед ним, воспринять все мыслимые унижения и заушения на путях чужеземного скитальчества; взгляни, мир, и знай, что пишется в твоих летописях одна из самых черных и, быть может, роковых для тебя страниц!"…

В чем наша миссия, чьи мы делегаты? От чьего имени дано нам действовать и представительствовать? Поистине действовали мы, несмотря на все наши человеческие падения и слабости, от имени нашего Божеского образа и подобия. И еще — от имени России: не той, что предала Христа за тридцать сребренников, за разрешение на грабеж и убийство, и погрязла в мерзости всяческих злодеяний и всяческой нравственной проказы, а России другой, подъяремной, страждущей, но все же до конца не покоренной…."

В чем же, в конечном итоге, заключалась основная задача русской эмиграции? Ответ на этот вопрос является весьма сложным, но все же его можно резюмировать в нескольких постулатах.

В первую очередь, задача или миссия русской эмиграции имела политический характер, в самом высоком понимании этого слова. Русская эмиграция свидетельствовала перед всем миром, авторитетно и верно, что отнюдь не весь русский народ согласился с коммунистической диктатурой. Так как многочисленные восстания и гражданское сопротивление в самой России, продолжавшиеся до самого начала Второй Мировой войны, были тщательно скрываемы советской властью, то лишь русская эмиграция могла высказывать и подтверждать непримиримость значительной части русского народа по отношению к диктатуре, насильно захватившей власть над Россией….

Во вторую очередь, миссия эмиграции имела глубокий символический характер. В частности, эмиграция сохраняла полностью в течение 70 лет не только само имя России, которое было нагло упразднено «интернациональной пролетарской властью» после Катастрофы в октябре 1917 года, но и русскую государственную символику. Буквально во всем мире продолжали повсеместно подыматься русские государственные флаги и русские государственные двуглавые орлы, которые в то время в нашей стране были строжайше запрещены. Русские церкви, русские школы, русские молодежные организации, русские общественные и политические организации продолжали неизменно сохранять русскую символику, до того момента, когда она была частично восстановлена, в немного искаженном виде, в самой России.

В-третьих, русская белая эмиграция имела своей задачей сохранять в русском зарубежье те элементы великой русской культуры, которые в России оказались под запретом и даже были полностью изъяты. Русская эмиграция издала десятки тысячь книг, брошюр, журналов и газет на русском языке….

Наконец, нельзя забывать еще одну весьма важную задачу эмиграции, которую многие не только упускают из виду, но и даже не сознают ее полностью. Эту задачу можно назвать миссией государственного и национального представительства исторической России, начиная с того момента, когда захватившая власть в России коммунистическая партия ликвидировала и объявила уничтоженными все исторические государственные учреждения России и ее Вооруженных Сил, создав на их месте совершенно новые органы и организации, без исторической преемственности. Эти новые организмы подчеркивали свой интернациональный космополитизм и формально отрекались от русскости, от России и от её имени.

С юридической точки зрения, конец государственным учреждениям, существовавшим в Российском Государстве до Катастрофы 1917 года, наступил гораздо раньше их формальной отмены и упразднения советской властью. Этот конец наступил с началом второй великой смуты, в феврале 1917 года, каковое начало и было также одновременно и началом самой Катастрофы.

С конституционной и вообще правовой точек зрения, наступила сложная юридическая ситуация. Некоторые государственные институции перестали существовать де-факто сразу же после февральского путча, как, например, Правительствующий Сенат. Другие же институции как бы разделились на две части, оказавшись по обе стороны фронтов Гражданской войны, как, например, разные административные ведомства. И, наконец, третий вид наших исторических конституционных учреждений никак не мог быть отменен никаким путчем и никакой Гражданской войной, ввиду их специфического характера. Это, главным образом, относится к Земскому Собору Земли Русской, который никогда никем не был отменен и не может быть отменен, и который может быть всегда созван при соблюдении условий для его созыва и при ненарушении постановлений предыдущих Соборов.

Русская эмиграция фактически явилась историческим продолжением за рубежом одного из двух лагерей, воевавших между собой во время Гражданской войны. Посему она и вывезла в своем составе заграницу многие из структур одного из этих лагерей, как, например, Русскую Армию и Русский Флот. Конечно, во враждебном иностранном мире эти институции не могли долгое время сохранять свои традиционные внешние формы, ибо всегдашние враги России этого решительно не допускали. Таким образом, эти формы пришлось отставить перед лицом создавшихся условий. Однако это отнюдь не обозначало отказа от преемственной легитимности, каковую продолжали сохранять возглавители уже де-факто не существующих институций.

Больше того, во многих случаях были созданы новые институционные формы, именно для сохранения этой легитимности и ее организационных фундаментов. Например, Русская Армия приказом своего Главнокомандующего, генерала Врангеля, была преобразована в Русский Обще-Воинский Союз. Вожди и командиры Русской Армии и Русского Флота стали командирами РОВСа, и эта легитимная структура возглавления сохранялась в течение почти 70 лет, до того момента, когда сама эмиграция уже де-факто практически перестала существовать и когда стала реально ощутимой угроза захвата этих пустующих легитимных структур новыми пришлыми элементами.

Символическим примером такого сохранения старых русских военных структур, при сохранении легитимной передачи командования, были русские военные учебные заведения заграницей, которые просуществовали почти четверть века вне русской территории, при полном сохранении русской государственной символики, русского мировоззрения и вообще русских традиций. Затем, уже после закрытия последнего русского кадетского корпуса заграницей, Кадетские Съезды частично восстановили традиционное представительство этих учреждений, на основе казачье-вечевых принципов.

Те же самые казачьи войска, оказавшиеся заграницей, очень стройно и твердо сохраняли легитимную атаманскую преемственность, и частично сохраняют ее вплоть до наших дней.

Однако самым важным и значительным вкладом русской эмиграции в сохранение и спасение подлинных учреждений русского народа была Русская Православная Церковь Заграницей. Как известно, она была создана во время Катастрофы верховной властью Русской Православной Церкви, с личного благословения Святейшего Патриарха Тихона. Большая группа титулярных епископов Русской Православной Церкви, во главе с первым кандидатом на патриарший трон, получившим наибольшее количество голосов на Соборе 1918 года, образовали соборне эту свободную часть РПЦ. После смерти ее первого возглавителя, Митрополита Антония, ее возглавил Митрополит Анастасий, бывший секретарем Поместного Собора РПЦ в 1918 году. В её среде были выдающиеся иерархи Вселенской Православной Церкви, обладавшие вселенским авторитетом. Однако главной силой этой свободной части РПЦ был не её состав и не её такое блестящее возглавление, а её поистине соборный строй, впервые возрожденный в таком размахе после первых веков Христианства. При этом, сегодня нельзя забывать, что РПЦ Заграницей тогда была канонически признанна другими Православными Поместными Церквями, и в первую очередь братской Сербской Православной Церковью. Сегодня эти факты, и следующие за ними их канонические и юридические последствия, абсолютно невозможно объявить не бывшими, не имевшими место….

Именно в этом и заключалась самая трансцендентная миссия Русского Зарубежья. Самим фактом своего существования и полноценного сохранения в своей среде Церкви Христовой она делала в конечном итоге канонически невозможными любые манипуляции для окончательного полного захвата всей Церкви неканоническими искажениями и повреждениями. Конечно, искажения и повреждения в истории часто происходят чисто механически, в силу самих исторических процессов, но это отнюдь не означает легитимности таких процессов, и таким образом оставляет открытой возможность для будущих исправлений бывших погрешностей и повреждений. Все дело в том, чтобы погрешности и повреждения были своевременно констатированы и опротестованы. Русская эмиграция это как раз и делала.

Затруднения для точного определения задач русской эмиграции усугубляются еще опасностью неправильного толкования самого понятия «миссия». Это слово отнюдь нельзя путать с фонетически схожим корнем, лежащим в основе слова «мессианство». «Миссия», слово латинского происхождения, значит буквально «послание для исполнения какой-то задачи или труда», в то время как слово еврейского происхождения «мессия» буквально значит «помазанник», «спаситель». Эмиграция отнюдь не претендовала на роль спасителя, а всего лишь на роль исполнителя своего долга служения России, русскому народу и русской культуре..

В заключение можно сказать, что всю миссию русской эмиграции можно резюмировать в двух определениях: она должна была быть свидетелем русскости в мире и сохранять хотя бы малую толику подлинных русских дрожжей для будущего….

Несомненно, что самым удачным результатом семидесятилетней Русской политической эмиграции было построение ею на всех материках мира и почти во всех странах мира русских православных храмов, начиная с самых скромных и кончая весьма большими и очень красивыми храмами, как в городе Сан-Франциско. Сколько таких храмов было построено, я затрудняюсь сказать, но, во всяком случае, речь идет о сотнях русских православных храмов…. Таким образом, Русская эмиграция показала всей вселенной не только красоту и молитвенный уют русских храмов, но и в высшей степени действенную организацию, осуществленную в чрезвычайно трудных юридических и материальных условиях. С постепенным переходом и перерастанием Русской эмиграции в Русскую диаспору, оба эти колоссальные актива постепенно тоже переходят в пользование всей Русской диаспоры, а в перспективе частично также и самой России.

Другим несомненным успехом Русской эмиграции был ее чрезвычайно высокий вклад во вселенскую культуру всего мира. Даже можно сказать, что в этом отношении Русская эмиграция продолжила более чем на полвека славный двухсотлетний имперский период русской истории. Хотя иностранный мир не любит особенно говорить об этом, однако культурные люди во всем мире знают об этом вкладе. Даже несмотря на все попытки СММ (средств массовой манипуляции) мистифицировать подлинный русский характер многих великих деятелей мировой культуры, упорно называя их кем угодно, только не русскими….

Другим очень важным результатом самого факта существования Русской эмиграции было ее косвенное и подспудное положительное влияние на исторические процессы в самой России. Конкретно на эту тему, насколько мне известно, до сих пор в эмиграции ничего не писалось или писалось очень мало, тем более что эта тема может быть отнесена к сфере мною так называемых «оккультных политических наук». Сама по себе это тоже отдельная тема, но в данном случае из этой более широкой темы можно выделить подтему, под названием «Индукция мутаций в России»..

В конечном итоге, именно эти индукционные линии вызвали и усилили процессы мутаций в СССР, которые в тяжелые времена Второй Мировой войны привели к вынужденному отбою Сталина и к возвращению ранее одиозных погон и знаков отличия в Вооруженные Силы СССР, призывов к памяти великих русских полководцев и к восстановлению средних военно-учебных заведений, «по типу кадетских корпусов».

Также и временное прекращение жесточайших гонений на Русскую Православную Церковь в разгар Второй Мировой войны, несомненно, тоже было вызвано возрождением по ту сторону фронта во время этой войны храмов и структур Русской Православной Церкви, не без некоторого соучастия РПЦЗ. Например, к моменту экстренно спешного своза в Москву немногих выживших епископов подъяремной Русской Православной Церкви, по приказу Сталина, в 1943 году, по ту сторону фронта было больше действующих храмов и приходов, чем под коммунистами. РПЦЗ послала тогда для этих открывающихся в России храмов несколько тысячь антиминсов, без которых невозможно служить Литургию.

В этом смысле, Русская эмиграция сыграла роль своего рода «Засадного полка» России в её страшной борьбе с «транскультуризацией», то есть с глобальной попыткой её духовно и культурно «перепрограммировать», дабы её можно было — так обезличенную — включить в новый глобальный мировой антипорядок….

(Выдержки из воспоминаний «Вся жизнь в эмиграции». «Кадетская перекличка» N 77, 2006. www.kadetpereklichka.org).
Электронное Кадетское письмо N 68
Буэнос Айрес, ноябрь 2010 г. XVI год издания