 |
| Радонеж | Сергей Белозерский | 15.11.2010 |
У Крылова есть басня про свинью, которая, наевшись желудей, стала подрывать корни дуба, с которого они падали. Когда ей обратили внимание на то, что она вредит дереву, с которого питается, она отвечала, что ей нет дела до дуба — были бы желуди. Сравнение некоторых европейских и отечественных деятелей со свиньями будет невежливо — что же, не будем его делать. Однако ситуация нашествия «внутренних варваров», когда люди подрывают корни собственной культуры, достаточно обычна. Иногда это принимает острую форму — когда древние храмы предаются огню, произведения религиозного искусства демонстративно оскверняются и уничтожаются, а живые носители национальной культуры — священники, профессора, офицеры, просто интеллигентные и образованные люди — физически истребляются. Иногда речь идет о более осторожном и плавном выдавливании традиционной культуры — как, например, в Испании, где недавно суд распорядился удалить Распятия и другие религиозные символы из школ, или в Бельгии, где планируется сделать рабочими днями ряд христианских праздников.
История Испании — страны, лежащей на противоположном от нас краю Европы — чем-то напоминает нашу. Там тоже на какое-то время власть захватили люди, исповедовавшие антихристианскую идеологию. Там тоже силы прогресса жгли храмы и убивали священников — всех, кого могли найти. Фраза «Единственная церковь, которая дает свет — это горящая церковь», которая могла бы быть сказана русским большевиком, принадлежит испанскому анархисту Буэнавентуре Дуррути-и-Доминго. Но в Испании гражданская война кончилась по-другому — там победили белые. Коллективизации, «чисток» и долгих десятилетий атеистической диктатуры испанцы, в отличие от нас, не пережили.
Но сегодня в этой стране пользуются достаточным влиянием силы, которые прямо возводят свою политическую родословную к тем, кто тогда, в годы испанской гражданской войны, жег древние соборы, составлявшие славу испанской — и мировой — культуры.
Предлог, под которым судьи потребовали удалить Распятия и другие религиозные образы — то, что они «противоречат праву родителей воспитывать своих детей». Интересно, что, когда, скажем, Европейский Союз требует, чтобы католические школы нанимали на работу учителей-гомосексуалистов или преподавали в школах программы, направленные на «борьбу с гомофобией», это нимало не нарушает права родителей; эти права нарушает только молчаливое присутствие символов христианской веры и культуры.
Идеологическая предвзятость тут совершенно очевидна — и нам стоит помнить о том, что это за идеология. Современные секуляризаторы отличаются от наших большевиков или испанских анархистов не целями, не воззрениями, а исключительно возможностями. Пока антихристианские силы в Европе не обладают монополией, им приходится считаться с достаточно сильным христианским присутствием. Всякий раз, когда у какого-либо атеистического движения — от революционной Франции до Камбоджи — появлялась физическая возможность расправляться с верующими и разрушать церкви, оно именно это и делало. Всякий раз, когда умами людей овладевало видение светлого будущего без Бога, это кончалось резней и тиранией.
И всем нам, наследникам христианской Европы, от России до Испании, следует помнить об этом опыте — и напоминать о нем нашим оппонентам. Дело в том, что свобода и безопасность для всех — и, не в последнюю очередь, для атеистов — существует до тех пор, пока Европа помнит о своем христианстве; атеистические движения в мировой истории отметились не только яростными гонениями на Церковь, но и ожесточенными чистками в собственных рядах.
Атеисты могут очень браниться на президента Медведева, который появляется в Церкви и вообще «поощряет клерикализацию». Однако остается фактом, что при нем они находятся в гораздо большей безопасности и пользуются гораздо большей свободой, чем при своем со-атеисте Сталине. Победа атеизма в Европе была бы ужасной катастрофой для всех — и для самих атеистов не в последнюю очередь. В сохранении христианских основ Европы заинтересованы все — не только христиане.
