Радонеж | Алексей Харитонов | 17.09.2010 |
На днях общее внимание привлекло выступление председателя правления Института современного развития (ИНСОР) Игоря Юргенса. По его мнению, главная преграда на пути модернизации — «архаическая ментальность», «патриархальность», «патернализм» и другие недостатки русского народа. Большинство из тех, кто высказался, отнеслись к словам Юргенса неодобрительно; некоторые, правда, смиренно потупившись, призвали сограждан принять его обличения.
Может ли человек обличать и порицать своих сограждан? Разумеется; история и ветхозаветного Израиля, и Церкви, полна Божиих служителей, резко порицавших пороки своего народа. Но обличение предполагает ряд важных условий — обличитель указывает на положительный нравственный идеал, которому люди призваны соответствовать, на нравственный закон, на заповеди Божии. «Обличитель» у которого есть превосходный проект устройства страны, и который бранит людей за то, что они этому великому проекту не соответствуют — явление совершенно иное.
Если в первом случае люди призываются соответствовать Божиему закону, открытому как в совести, так и в Откровении, то во втором — к ним высказываются претензии за то, что они не соответствуют пожеланиям той или иной группы социальных инженеров, которые непременно устроили бы в этой стране замечательную жизнь, если бы им только не мешало население.
Еще одно условие обличения — то, что с ним выступает Пророк, проповедник, священник или другое лицо, имеющее духовные, но не прямо управленческие полномочия. Что бы мы сказали о профессоре, который сказал бы, что ничему не может научить своих студентов из-за их выдающейся тупости и лени? Что ему следует поискать других студентов — или вовсе другую работу. Что если управляющий среднего звена заявит, что не может выполнить свои обязанности из-за лени и негодности своих подчиненных? Он недолго останется управляющим. Что будет с организатором продаж в какой-нибудь торговой сети, который заявит, что в провале его усилий виноваты дурные нравы покупателей? Он будет уволен в ту же минуту. Управляющий должен принимать на себя ответственность за работу в тех условиях и с теми людьми, которые есть в наличии — а не с теми, о которых бы он мечтал. Сказать «я ничего не могу поделать, у меня население дурное» — значит выставить себя человеком непригодным, некомпетентным, и нежелающим исполнять свои обязанности, и ищущим тому отговорок и оправданий.
Позиция Юргенса — это позиция социального инженера, который точно знает, что надо сделать для блага человечества, если бы только глупое человечество этому не мешало; увы, такое отношение имеет вполне узнаваемые корни в нашей политической культуре — большевизм. Те тоже железной рукой загоняли человечество к счастью — нам всем очень повезло что, железной руки у Юргенса нет. Зато есть та же самоуверенность прогрессора, представителя высшего и прогрессивнейшего человеческого типа, который свысока смотрит на массу, которую ему надо отформатировать в соответствии с его великими идеями, и которая — вот ведь дурные людишки! — как-то не форматируется.
Впрочем, просвещенность самого Юргенса тоже вызывает вопросы — как понимать, например, фразу «Только к 2025 году русский народ станет совместим со среднеевропейским»? Нет, тут понятно, что Юргенс заранее прямым текстом объявляет, что ни он, ни единомысленные ему ничего путного к 2025 году не добьются, и виноват в этом будет русский народ. Но что такое «среднеевропейский народ», и где Юргенс его наблюдал? На каком среднеевропейском языке он с ним общался? В Европе живут немцы и эстонцы, поляки и французы, румыны и голландцы — самые разные народы с разными культурами и обычаями, разным уровнем экономического развития, с кем именно, по мнению Юргенса, несовместим русский народ?
Для решительного апологета «Запада» и «Европы» Юргенс выказывает поразительно нерыночное мышление — в самом деле, если вы хотите продать людям какую-то идею, которая, на ваш взгляд, послужит общему благу, бессмысленно этих людей бранить. Ни один поставщик, скажем, мобильных телефонов не пытается произносить филиппик против архаичного русского народа, который не ценит его превосходной продукции. Он, напротив, стремится убедить людей, что его продукция лучше послужит их нуждам, чем продукция конкурентов. Иначе — в условиях сколько-нибудь честной конкуренции — он моментально вылетит с рынка.
Есть вещи принципиально нерыночные — такие как нравственная правда — но на нее Юргенс особенно и не претендует. Он придерживается архаической и патерналисткой концепции «бремени белого человека», модернизатора, веры в то, что некая «просвещенная элита» может и должна навязать свои модернизационные проекты глупому народу. Но рыночный и демократический подход состоят в прямо обратном — дать людям возможность самим о себе позаботиться, в частности — самим решать, в чем состоят их интересы, и выдвигать из своей среды лидеров, которые могли бы эти интересы обеспечивать, оставаясь подотчетными выдвинувшему их населению.
Потому что народ — это не расходный материал для великих проектов своих лидеров. Это лидеры должны быть слугами своего народа.