 |
| Радонеж | Сергей Белозерский | 08.09.2010 |
На каком основании? Что меняется в этот момент в самом ребенке? Происходит ли какое-то радикальное изменение природы, в ходе которого «продукт зачатия» становится человеком? Нет. Критерий, предлагаемый законом, является совершенно произвольным. Почему в момент родов, а не, скажем, в момент прекращения грудного вскармливания? Ведь младенец еще долго полностью зависит от матери. Почему убийство младенца после перерезания пуповины будет рассматриваться как тяжкое преступление, до — как законное право взрослых?
Это обстоятельство говорит нечто важное о самой природе рассматриваемого законопроекта. Возможны два подхода к законодательству. Один подход связан с верой в существование универсального нравственного закона, записанного в сердцах человеческих, закона, который люди могут, по злой воле, отвергать, но не могут не знать. Другой (так называемый «юридический позитивизм») рассматривает узаконения государства как сами по себе высший закон, который не обязан соответствовать каким-либо моральным нормам. Столкновение таких подходов проявилось, например, на Нюрнбергском процессе — нацистских военных преступников невозможно было судить по германским законам, так они их не нарушали, а действовали в рамках законных приказов своего руководства. Их также было невозможно судить по законам других стран — так как они были германскими гражданами. Тем не менее, для всех было очевидным, что подсудимые виновны в тягчайших преступлениях — но какого закона? Тогда трибунал ввел такое понятие как «преступление против человечности», подразумевающее, что деяния, формально ненаказуемые по законам государства, могут быть, тем не менее, тяжкими преступлениями. Нацисты не могли не знать, что истребление заведомо гражданских лиц — тяжкое преступление.
Новый законопроект, увы, исходит из «позитивистского» подхода — он устанавливает критерии законности и преступления чисто произвольно, без всяких оглядок на нравственный закон, утверждающий, что лишать жизни невинное человеческое существо — преступление. Чтобы как-то прикрыть этот факт, изобретается невероятно корявая и уродливая лексема — «продукт зачатия». Несомненно, если мы спросим у тех же людей, что является результатом зачатия имевшего место между котом и кошкой, они тут же ответят — «котенок», между бараном и овцой — «ягненок», но когда речь заходит о человеческих мужчине и женщине, и о дитяти человеческом, о ребенке, он объявляется просто «продуктом зачатия». Почему? Для того, чтобы дитя человеческое можно было невозбранно лишить жизни. Но чья это жизнь, которую закон дозволяет пресекать? Мышонка? Лягушки? Неведомой зверушки? Нет; это человеческая жизнь, которая является человеческой и до того, как обрежут пуповину, и после.
Другая особенность законопроекта — признание за так называемыми «целителями» права на практику при получении соответствующей регистрации: «Правом на занятие целительством обладают граждане, получившие диплом целителя, выдаваемый органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации в порядке, определяемом уполномоченным федеральным органом исполнительной власти.»
Но чем «целитель» отличается от врача, и чем «целительская» практика от врачебной? Медицина является наукой, методы которой подвергаются тщательному и методическому исследованию, наукой, за которой стоит многовековой опыт как отечественного, так и мирового медицинского сообщества. За теми или иными методами лечения стоят годы и десятилетия научных исследований, испытаний, клинической практики, многие тысячи людей, которым была оказана помощь.
Что стоит за притязаниями «целителя» на то, что он может помочь больному? Связь с космосом? Тайные традиции африканских колдунов и сибирских шаманов? Все, что было действенного в различных народных медицинах, все, что выдерживает проверку, уже было воспринято медициной научной; что осталось? Суеверие и оккультизм.
Люди скептические могут смотреть на «целительство» как на безобидную придурь; между тем, она ни с какой стороны не является безобидной. В отличие от Церкви, которая видит в научной медицине достойный и благословенный способ помогать страдающим людям — более того, медицина исторически была тесно связана с Церковью — «духовное целительство» откровенно враждебно «официальной медицине». Там, где благочестивый православный христианин молится об исцелении вместе с принятием медицинской помощи, клиент «духовного целителя» обращается к его услугам вместо обращения к обычному врачу. Это нередко приводит к тому, что болезни, которые можно было бы исцелить при своевременной медицинской помощи, оказываются запущены; люди страдают или даже гибнут. Таков эффект «целительства» очевидный даже неверующему человеку; но есть и духовный результат. Священное Писание предостерегает: «не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых (Втор.18:10,11)». Попытки проникнуть в духовный мир «с черного хода», будь то по злой воле, или, (гораздо чаще) по крайней нерассудительности, всегда оборачиваются бедой. Но, повторим, у законодателей более чем достаточно чисто светских причин не признавать за «целителями» «права» обманывать простаков. В самом деле, если их методы действенны — подвергнем их полноценной научной проверке, и пусть медицина возьмет их на вооружение; если они не работают, то мы имеем дело с элементарным мошенничеством — сбором денег за услуги, которые не могут быть оказаны.
Будем надеяться, что у законодателей еще есть время, чтобы как следует разобраться в странностях этого документа.
