Роль церкви в формировании государственной идеологии и нравственных ценностей общества допетровской России

В 1721 году Петр I был провозглашен императором. Это произошло в форме, означавшей отказ от предшествующей традиции, поскольку венчание на царство предшественников Петра совершал глава церкви, митрополит или патриарх, а в церемонии 1721 года участие духовенства было минимальным, возобладало лаическое, мирское, а не священное начало. Если венчание на царство Ивана IV было осуществлено митрополитом Макарием при участии членов Освященного собора, то первым лицом, провозгласившим Петра Императором, был канцлер граф Головкин, а официальный документ об этой церемонии имел название? Акт поднесения государю царю Петру титула Императора, Великого и Отца Отчества?. Впрочем, отказ от традиции не был полным, даже Петр осознавал необходимость духовного авторитета, более высокого, чем он сам, и добился того, что его императорский титул был признан в 1723 году Константинопольским и Антиохийским Патриархами. Преемники же Петра возвратились к допетровской традиции, коронации петербургских венценосцев совершались в московском кремлевском Успенском соборе, как это произошло впервые в 1547 году. Если рассматривать государственно-политическую и церковную жизнь России как единое целое, а их надо рассматривать именно так, то в истории XVI века следует выделить два ключевых события, две даты: 1547 год и 1589 год — учреждение патриаршества. В 1547 году царское венчание означало конституирование самодержавной формы правления и тем самым провозглашение России в качестве царства, причем инициатива венчания 17-тилетнего царя принадлежала, бесспорно, митрополиту Макарию, роль которого в период так называемой Избранной рады и начала царствования Ивана Грозного оценена недостаточно. При учреждении патриаршества, напротив, большая роль принадлежала государственной власти. Как сообщает Уложенная грамота Собора 1589 года, инициатива исходила от царя Федора Ивановича, а документы Посольского приказа свидетельствуют о том, что в дальнейших переговорах большую роль играл Борис Годунов и Посольский приказ. И это вполне понятно и объяснимо, то есть роль именно государственной власти в этом событии истории Церкви, поскольку оно было вместе с тем и фактом большого международного значения, если учитывать общеисторический международный контекст, а именно то, что в это время в католических кругах и в курии разрабатывались планы перенесения резиденции Константинопольского патриарха в Киев либо во Львов, Острог, Вильну. Определение статуса Русской Церкви среди других восточных церквей, совершенное в 1589 году, было подтверждено Константинопольским собором в 1593 году. Оба эти события (царское венчание и учреждение патриаршества) произошли не случайно, они имели глубокие исторические корни. Мысль о царском достоинстве московских великих князей как составная часть государственной идеологии возникает и в конфессиональном и в государственно-политическом контексте, притом не только внутриполитическом, но и внешнеполитическом. Она с самого начала сопряжена с патриотическим прославлением русской земли, что находит объяснение в контексте борьбы за национальную независимость и утверждение суверенитета России. Эти мысли возникают в памятниках церковного происхождения уже в XIV в. (я сейчас не буду говорить о Киевской Руси). Можно назвать известную приписку к Сийскому Евангелию 1340 года, где говорится о царстве Ивана Калиты, можно вспомнить наименование Дмитрия Донского царем русским в агиографических памятниках. Но это были случаи спорадического употребления царского титула, а законченное выражение эти формулы и эти определения получают в памятниках, связанных с Флорентийским собором, с отказом от Флорентийской унии и началом фактической автокефалии Русской Церкви. И здесь уместно процитировать русского богослова В.В.Зеньковского, который писал о государственной идеологии допетровской Руси: ?Вся эта идеология церковна и по своему происхождению и по своему содержанию. Теократическая тема христианства развивается в России не в смысле примата духовной власти над светской, как это случилось на Западе, а в сторону усвоения государственной власти священной миссии. Церковное сознание… стремится найти пути к освящению власти. Власть должна принять в себя церковные задачи?. 1441 год — это дата создания Повести о Флорентийском соборе священноинока Симеона Суздальского, где впервые достаточно полно разрабатывается мысль о царе, т. е. о московском великом князе, обладающем царским достоинством, он назван? Белый Царь всея Руси? именно по причине того, что он осуществляет функцию, которая в Византийской империи была свойственна императору — защиту Православия, и тем самым он подтверждает свое царское достоинство. Священноинок Симеон Суздальский в панегирике Василию II пишет: ?Митрополит Петр святыми своими молитвами из своего гроба вразумил тебя и научил и утвердил положенный на главе твоей венец истиной православной веры?. Упоминаемый здесь венец не означает, что была проведена какая-либо церемония венчания, это именно метафорическое употребление термина, речь идет о венце веры, о венце святого крещения. И вторая ведущая идея этого памятника — ?славна земля Русская, и зовут ее Великая Русь?. Аргументация автора иногда может показаться наивной, но оценивать ее следует, как уже сказано, в историческом контексте, поскольку в этом контексте, то есть в реальности, в практике, а не в идеологии только, речь шла о сохранении самого материального существования государственного и национального организма, народа и государства, что было органически сопряжено с сохранением конфессиональной чистоты и верности традиции. Более подробно эти идеи были развиты несколько позже, на рубеже 50−60 годов в? Слове на латыню?. Я назову в пределах XV века еще один важный памятник — это послание на Угру в связи с борьбой против ордынского царя Ахмата ростовского архиепископа Вассиана, в котором он противопоставляет царское достоинство московского великого князя царю Ахмату (ордынские правители именовались на Руси царями). И Вассиан пишет о том, что некоторые советники Ивана III уговаривали его уклониться от борьбы, но Вассиан благословляет его на борьбу: ?Невозможно тебе, великих русских стран православному царю, повиноваться иноверному и самозванному царю?. Я не буду говорить о значении концепции? Третьего Рима? в формировании государственной идеологии, это особая тема. Я скажу о том, что названные ключевые даты истории XV—XVI вв.еков наглядно демонстрируют проявление симфонии священства и царства. Сегодня в своем приветствии Святейший Патриарх упомянул об этой древней канонической норме. Возможность ее исследования возникла сравнительно недавно. Мне приходилось на конференции в этом же зале говорить о симфонии, я сейчас скажу о другом ее аспекте. Обычно, когда говорят о симфонии священства и царства, имеют в виду взаимоотношения между церковной и государственной властью, однако понятие симфонии значительно шире. ?Симфония?, как норма, была сформулирована в церковном законодательстве императора Юстиниана еще в 6 веке; в памятниках славянских и русских слово? симфония? переводится как совещание, то есть совет, и как согласие. Ее содержание и цель — украшать человеческую жизнь, устраивать ее на принципах добра и согласия. Я употребляю не случайные термины, а именно термины славянских и русских переводов этого памятника. Существование этой канонической нормы оказывало влияние и на принципы отношений внутри общества, на нормы христианской этики, в частности, на проповедь мира и согласия между членами общества. Симфония священства и царства, если позволительно употребить теперь уже современный термин, служила моделью отношений между членами общества. Достаточно обратить внимание на то, что за первым глубоким нарушением симфонии, каковым следует считать конфликт между Патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем (об этом конфликте тоже было упомянуто сегодня в приветствии Святейшего Патриарха нашей конференции) последовал церковный раскол, восстание Степана Разина, стрелецкий бунт, стрелецкие казни и многое другое. Конечно, ?после чего-нибудь? не означает? по причине чего-нибудь?, но, бесспорно, влияние этого серьезного конфликта (я полагаю, здесь можно даже говорить о кризисе симфонии), значение этого конфликта для последующей истории было велико. Влияние этой нормы симфонии на принципы мира и согласия внутри общества тоже, по-видимому, должно быть исследовано, как и принцип симфонии в целом. Еще недавно, лет 10−15 тому назад, о проповеди мира и согласия внутри общества для светской науки говорить было почти невозможно, следовало непременно добавлять? реакционная проповедь классового мира?, потому что в науке господствовала теория о классовой борьбе как движущей силе общественного прогресса, теория, которая породила конфликтное сознание и не только сознание, она отразилась и в социальной, политической практике, в повседневной жизни. Нормы христианской этики всегда противостояли тому, что принято называть конфликтным сознанием. В качестве канонического норматива симфония между священством и царством способствовала сохранению традиционных ценностей как гарантии стабильности социального организма, его этических норм и духовных идеалов, его эволюционного развития. Об этом тоже стало возможно говорить сравнительно недавно, сопоставляя его с развитием революционным. Для эволюционного исторического пути характерен приоритет традиции, религиозное сознание рассматривает зло в нравственном аспекте, предлагает нравственные и духовные способы его преодоления. Новое — при приоритете традиции — находится в пределах внутреннего мира человека, это отвержение ветхого, то есть греховного человека, греховного начала в человеке и совершенствование личности на путях свободы выбора, свободы воли, то есть свободы в выборе добра и отвержении зла. Напротив, в революционной идеологии и практике, в теории классовой борьбы борьба старого и нового выведена за пределы внутреннего мира человека, добро и зло отчуждаются от человека, находятся уже за пределами его воли, разыскиваются вне его личности, идеалом становится не новый человек, а новый порядок, преобразования и реформы в сфере социальной и политической. Именно в эту сферу из сферы нравственной переносится обличение зла, добро и зло десакрализуются. Добро и зло это одна из главных тем русской духовной литературы. Те нравственные ценности, которые проповедовала классическая русская литература XIX века и благодаря которым она завоевала мировое признание в своих высших достижениях, своими корнями уходят в раннюю духовную христианскую литературу, в заповеди Евангелия, в христианскую антропологию, созданную отцами церкви в 4 веке, в последующие века и развитую русскими духовными писателями. Поскольку хронологические границы доклада — это в основном XV — XVII века, допетровская Россия, я закончу мысль о симфонии ссылкой на сочинения преподобного Максима Грека. Он был одним из первых русских авторов, в своих оригинальных сочинениях достаточно подробно писавшим о принципе симфонии между священством и царством. Он писал также и о принципах мира и согласия, которые он предписывал правителю и считал, что главным их проявлением будет правда и справедливость правоверного царя по отношению к подданным. Он говорил о том, что мир, который должен обеспечивать правитель, его мудрое правление, это не только мир с соседними народами, но и мир внутри своего общества, а одним из принципом отношений правителя к подданным должны быть правда и справедливость. А правда и справедливость в истории русской мысли всегда выступали в единстве политического, правового и этического начала. Максим Грек написал специальное сочинение, посвященное значению слова? мир?. Слово? мир?, как известно, в русском языке имеет два главные значения: мир, восходящий в греческом к понятию? kosmos?. И второе значение соответствует греческому понятию? eirhnh?, мир, в смысле тишина, покой. И Максим Грек называет его? союз любовный?, посредством которого люди имеют между собой мир; ?союз любовный и тишина, — пишет он в другом месте, — мирный союз?. Лексикография Максима Грека целиком основана на евангельском учении о Христе-Миротворце, Его призыве к миру. Максим Грек цитирует эти слова: ?мир имейте между собою? (Мк 9, 50); ?мир оставляю вам?, ?мир даю вам? (Ин 14, 27).