Любой творческий человек в своих произведениях так или иначе выражает и отражает свои духовные идеалы. Об этом думал я, стоя на скалах у Нинели-Чукур — любимом месте в Крыму Архипа Куинджи. Понять их и осознать — задача для тех, кто знакомится с творчеством того или иного художника, литератора, научного деятеля. Большую роль при этом играет сам взирающий на произведение таланта. Взирающий должен объективно и откровенно рассказать остальным о настоящем «лице» взираемого. Или же, если его духовные идеалы противоположны идеалам взираемого, нужно найти в себе смелость откровенно признать свое нежелание говорить правду, ибо это противоречит самой сущности взирающего.
К сожалению, великий художник Архип Куинджи, почти столетие взираемый со всех сторон, был откровенно сфальсифицирован взиравшими на него критиками и искусствоведами. Отчего же произошла подобная фальсификация творчества великого художника?
Причина проста: великий художник Архип Куинджи писал свои безсмертные картины во время массового отхода творческих гениев Государства Российского от родных истоков, и прежде всего, от главного из них — Святого Православия. Рационализм, народничество, откровенный нигилизм, раковыми метастазами поразили российскую творческую элиту. Именно российскую, так как называть себя русским художником, поэтом, писателем — стало немодным. Эта немодность, в конце концов, привела к трагедии всего русского. Добровольно отрекшись от своей русскости, став россиянами, очень скоро они станут советскими гражданами, а затем — советским народом.
Новая историческая общность людей породила и новое психологическое ощущение всего творческого. Обостренность советской психологии выражалась в чутье на всё психологически несоветское (здесь мною использована терминология, имевшая место в советской системе). В православном святоотеческом предании это именуется по-другому. И носит название состояния духа человека. Оно может быть двояким: от Господа, или — от «лукавого». Духовное состояние человека порождает его духовный идеал. И здесь тоже не может быть третьего: или Святое Православие, или всевозможные измышления падшего человеческого разума, умело принаряженные в завлекательные одежды якобы разумных учений, то бишь — порождения человеческого разума. Непосвященным, радостно плещущим в ладоши при очередном всплеске нового учения, не понять — корень всех этих учений один: противодействие всему Божественному. Апофеозом всех учений является приведение их в боевую готовность борьбы с Богом.
Излюбленной приманкой данных учений является возвеличивание человека: его разума, чувств, желаний. Именно в таком порядке выстраивались учения падшего человеческого естества. Выстаивались в зависимости от категории лиц, на кого они были направлены. Людям с учёным складом ума подкидывался идеал всесильного человеческого разума или интеллекта. Людям искусства — энергетический поток творческой энергии (прошу прощения за тавтологию). Так называемым «серым массам» давался идеал чувственности — «любовной неги наслаждений», или, как принято сегодня говорить откровенно, секса. Каждому по потребностям.
Духовный мир известного человека — ученого, поэта, художника, писателя — тщательно зондировался советскими психологами-искусствоведами. Я намеренно употребляю это слово: искусствовед, оно имеет отношение не столько к искусству, сколько к искусству ведать. Советская система вырастила целую плеяду подобных ведунов. Именно они среди обширного круга своих задач, неукоснительно выполняли задачу фальсификации творчества неугодной советской системе лиц. В категорию таких и попал великий художник Архип Куинджи. На долгие годы к нему был приклеен ярлык: мастер пейзажа. На обыденном языке это звучит как «рисующий природу» — закаты, море, деревья…
Пейзаж в живописи — это «чистое искусство». Ни тебе религии, политики, социалки. Лицезрение природы, наслаждение ею, и только. Картины Архипа Куинджи рассматривались только с этих позиций, тем самым намеренно скрывая настоящее лицо удивительного человека, православного по убеждению, монархиста, почитателя и верноподданного. Такой Куинджи советским, да и сегодняшним российским искусствоведам, был ненадобен. Почему? По причине простой: тьма никогда не станет светом. Она боится света. А творчество Архипа Куинджи и было светом. И не якобы спрятанные лампы за картиной питали его творчество, а Святая Православная вера. Художник не скрывал её при жизни, её попытались сокрыть и сокрыли после его смерти. И сделали это, как всегда — безпардонно, нагло, и, чего не отнять у взиравших, умело.
Никогда в своих искусствоведческих «изысканиях» советские и российские искусствоведы не цитировали слова великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского, который в одном из своих выпусков «Дневника» назвал картины Архипа Куинджи «застывшей молитвой». Православный писатель в картинах Куинджи духом узрел родственную православную душу. Честный писатель, поняв духовный смысл картин Куинджи, в которых был отражен дух художника, откровенно написал об этом. Но его высказывания старались не замечать. Как не «обращали внимания» на слова Ильи Репина, что, де, взирающие на картины Куинджи повергались в молитвенное состояние. Илья Репин, один из тех, кто торил дорогу в искусстве живописи, будущим комедиантам расстрелянного большевиками Кремля, откровенно высказал им увиденное. Повергающиеся в молитвенное состояние перед картинами Куинджи были во многом ему непонятны. И это отчётливо сквозит в сказанных им словах. Если православный дух Достоевского узрел в картинах Куинджи родственный православный дух, то Репин, не понимая этого духа, вынужден был признать его существование, видя, как ощущали его взирающие на картины.
Ни в коем случае не хочу выдавать себя за равного великому Достоевскому — его высказывания о картинах Куинджи отыскала моя жена. Это случилось уже после того, как мы замерли перед полотнами нашего земляка, великого художника, в Русском музее. Я был поражён безстрастностью картин. Они не умиляли, не восхищали, не пленяли они — просто не отпускали от себя. Я поймал себя на мысли, что начинаю шептать слова молитвы. И этими словами были слова из благодарственного Акафиста, написанного епископом Трифоном (Туркестановым) в Соловецком лагере особого назначения: «Слава Богу за всё». Вот тогда-то я и подумал, что передо мной не просто пейзаж, а духовное состояние художника, переданная на полотне — его молитва. Молитва Всемогущему и Всемилостивому Творцу. За талант, который он дал ему, маленькому греческому мальчику Архипу, с трёх лет оставшемуся без матери, вдоволь поскитавшемуся по свету. Мальчику, который родился в городе, носящем имя Пресвятой Богородицы Мариуполе.
Жизнь Архипа Куинджи полна тайн, и это не спроста: православный человек, верящий в Промысл Божий, не стремится сделать свою жизнь открытой всем житейским ветрам. Говоря сегодняшним языком — ему не нужен пиар. Не нужна сомнительная известность путем скандалов и скабрезных выходок, чем так богаты жизнеописания многих творческих людей. При жизни Архипа Куинджи современники не смогли насчитать и одного скандала, связанного с именем художника. Наоборот, критики и «доброжелатели» сами старались приписать художнику качества характера, которые ему были абсолютно несвойственны. К примеру — легенда о Куинджи-коммерсанте. Дескать, Куинджи, став известным художником, забросил писание и стал преуспевающим коммерсантом, чуть ли не гением в торговле недвижимостью. Действительно, Архип Иванович Куинджи, купил много десятин земли в том же Крыму. Имел в собственности целую улицу домов на Васильевском острове. Но что на самом деле представляли эти операции? Земля в Крыму использовалась под пленэры молодым художникам. В Санкт-Петербурге дома, ему принадлежавшие, Куинджи сдавал безплатно молодым художникам, как одиноким так и семейным. Пленэры в Крыму помогали молодым художникам познать всё величие Творца. Своими глазами увидеть непередаваемую красоту Крыма. Крыма, который был исторической родиной Архипа Куинджи, ибо отсюда во времена правления Екатерины Второй были выведены греки-христиане, под водительством угодника Божия святителя Игнатия, митрополита Готфейского и Кефайского. Тем самым греки-христиане были спасены от духовной смерти: обращения в ислам. Но память о Крыме жила в душах греков. И Куинджи был не исключение. Он помнил молитвы матери, помнил тужливые песни-плачи о Крыме, и, став богатым человеком, он мог позволить себе приобрести земли в Крыму, и он сделал это. Сделал для того, чтобы молодые художники смогли увидеть божественную красоту Крыма. И эти пленэры для них осуществлялись за счет Куинджи.
Жена художника
Жена художника, Вера Кетчерджи пережила Архипа Куинджи на десять лет. Она умерла в голодном Петрограде в 1920 году. Умерла от голода. И никто из многочисленных учеников художника, щедро пользовавшихся плодами деятельности «Общества Куинджи» не протянул ей руку помощи.
Особняком стоит здесь личность Исаака Бродского, «великого советского» художника. Работники музея-квартиры Бродского в Санкт-Петербурге не скрывают, что именно Архип Куинджи помог Бродскому «пробить» себе дорогу в жизни. Даже рассказывают случай проявления, как они говорят, «антисемитизма в Императорской Санкт-Пертербургской Академии». Случай этот имел непосредственное отношение к Исааку Бродскому. Вот как он звучит в изложении работников музея Бродского.
Когда Куинджи на заседании в Академии услышал, что Бродскому, как еврею, отказано в казённой субсидии для поездки за границу, он стукнул рукой по столу, и покинул заседание. Слова, что никогда еврей за казенный счет не поедет в Италию, работники нынешнего музея приписывают президенту Академии Художеств в то время — Познеру. Хотя Бродский имел полное право на бесплатную, за казённый счет (то есть за счет Академии Художеств) поездку на работу в Италии, как закончивший с отличием курс в Академии. И Куинджи таким своим поведением помог Бродскому выехать-таки за границу и впоследствии — стать известным художником. Если в «народной памяти» сохранилась эта история — мог ли сам Исаак не знать о ней? Но Бродский, ставший после революции хозяином «Общества Куинджи» и обладателем многочисленных его живописных шедевров, «придворным» художником большевистских вождей, пользовавшийся их благосклонностью и обладая значительными привилегиями, не сделал ни единой попытки помочь умирающей от голода жене Архипа Куинджи. Про сей факт также никогда не сообщали многочисленные исследователи. Почему? По простой причине — уж больно некрасиво в таком случае выглядит «великий советский художник» Бродский, «наследник» и «продолжатель» дела великого Куинджи.
Не менее интересна позиция создателя Третьяковской галереи. В известной на весь мир галерее находится лишь дюжина работ Архипа Куинджи. Советские искусствоведы предпочитают не обращать внимание на сей факт. А надо бы. Так как историческая справедливость того требует. Большинство работ Куинджи находится в Русском музее Санкт-Петербурга. Музея, который был создан особами Императорской фамилии. Именно члены Дома Романовых создавали музей. Они покупали полотна художников и выставляли их. Третьяковская галерея была создана человеком, которого можно называть кем угодно, но не верноподданным и монархистом. Скорее — сторонником демократов, представителем той части российской интеллигенции, которая стала мечтать о всеобщем рае на земле, забыв, что её-то окружает благоденствие в Российской империи. Великой империи, где можно хаять императорскую власть, поносить «тёмный» народ, священников — «насадителей православного мракобесия». Можно стрелять в Помазанника Божия, а коль не пришлось в этом поучаствовать — аплодировать террористам и убийцам. Всё это можно было делать, сидя за чашкой чая у самовара. Можно было размышлять о нужности и необходимости «социального» искусства, в том числе в живописи, толкая при этом художников, особенно молодых, в болото нигилизма, который вскоре приведёт к своей конечной фазе — воинствующему безбожию. Вот это всё и было присуще создателям демократической Третьяковской галереи.
А.Куинджи. «Ночь на Днепре».
Создателям Русского музея в Санкт-Петербурге было присуще иное. Чувство православного патриотизма. Осознание, что долг каждого верноподданного Российской империи — прославление духовной сущности её и народа, её населяющего. Прославление Всемогущего Бога, который хранит Царя и соответственно — народ, державу. Куинджи, чьи картины покупали члены императорской фамилии, был родственным им по православному духу. Символичен следующий факт: в родном городе Архипа Куинджи были улица, названная в честь великого князя Константина Константиновича. И именно его сын купил картину Архипа Куинджи «Ночь на Днепре». Купил за пять тысяч рублей — неслыханную по тем временам сумму.
Православный монархический дух Куинджи был чужд демократам из Третьяковки. Этот дух, несмотря на годы воинствующего безбожия и «победившего» социализма, продолжал раздражать и советские власти. Не потому ли такую известность в советское безбожное время получила именно Третьяковская галерея, а Русский музей в Санкт-Петербурге, оставался другорядным?
Советская безбожная система не терпела православный дух в творениях мастеров искусства. Чтобы его изжить и уничтожить, предпринимались многие действия. Но главным явилась фальсификация творческого мира художника, его духовности. Никто из советских исследователей не говорил о православности картин Куинджи. Да и сейчас не говорят. В них находят «некий сгусток энергий», «непревзойденную палитру красок» и т. п. Потомки воинствующих безбожников продолжают кощунствовать и чернить память художника. Он чужд им по духу. У них дух энергетической материальности. И это неспроста. И «вечный двигатель», эта выдумка фантастов, становится реальностью, когда «энергия» картин великого художника обращается в чётко осязаемое материальное благополучие.
Материальность и бескорыстие. Православная духовность и воинствующее безбожие. Это непримиримо. Не бывает бездуховных людей. Это аксиома. Той же аксиомой является стремление бездарностей являть себя талантами, гениями. Имея власть над средствами массовой информации этого возможно достичь. И достичь, к сожалению легко. Сказать же правду — сложно. Тем более, если эта правда противоречит господствующему строю, его духовности.
С 1925 года в Воронцовском музее хранится картина Архипа Куинджи «Иисус Христос в Гефсиманском саду», и никогда ни один из советских, да и сегодняшних постсоветских искусствоведов-критиков не написал о ней. Не смеют, ибо само существование этой картины развенчивает всю гору клеветы и фальсификации, нагроможденную вокруг духовного мира и творческого пути Архипа Куинджи. Именно эту картину писал он последние двадцать лет, когда его критики упрекали в коммерции и оскудении таланта. Он писал картину как монах — в затворе, хотя жил на виду у всего блистательного Санкт-Петербурга.
Эта картина напрочь разбивает советский миф о Куинджи, как аполитичном мастере пейзажа. Здесь художник предстает как верующий православный художник. Вглядитесь в лицо Спасителя. Он изображен в ту минуту, когда он совершенно один. Закончена молитва Богу Отцу о даровании сил испить Чашу. Ученики спят. Иуда приближается со стражей, чтобы схватить Учителя. Вот это жуткое одиночество — не автобиографично ли оно? Не такое ли одиночество чувствовал Куинджи в окружавшем его мире? И, кажется, в самом лике Спасителя ясно проступают греческие черты…
Духовное одиночество художника среди массы людей — образованных, талантливых, гениальных, но таких далеких по духу. Не в тенях ли, скрывающих силуэты людей, идущих схватить Спасителя — те страсти и искушения, которые подстерегали молодого Куинджи в блистательном Санкт-Петербурге? В момент, когда он работал с передвижниками и пошёл, было, по пути «социального искусства». Но вовремя остановился. Кто остановил его? Не молитвы ли матери — православной гречанки из города, носящего имя Матери Божией? Не помощь ли Ангела-хранителя, по воле Божией подавшего руку помощи художнику и уведшего его из болота «социального искусства», которое семимильными шагами двигалось в сторону безбожной абстракции? Архип Куинджи, мальчик-сирота, не учившийся живописи, начал с пейзажей родного Приазовья, а закончил иконой «Иисус Христос в Гефсиманском саду». Я не ошибся, написанное Куинджи — это не столько картина, сколько икона. На неё хочется не просто смотреть, перед ней хочется молиться…
Есть в истории живописи и другой пример из жизни талантливого художника. Казимир Малевич начинал в иконописной мастерской, затем стал по личному приказу Ленина комендантом расстрелянного большевиками-безбожниками Кремля. Создал новое направление в живописи — «супрематизм», апофеозом которого явился «Черный квадрат». Но что он получил взамен? От безбожной советской власти — признание. А от Бога — наказание. Мало кто знает, что создатель «Черного квадрата» последние годы жизни был тяжело болен. Болезнь носила духовный характер. Это было сумасшествие. Когда Господь хочет наказать, он отнимает у человека разум. Так случилось и с Малевичем. В редкие минуты просветленности сознания, он успел написать, что тайна «Черного квадрата» — это «чернота, пустота, ад». Об это тоже не пишут искусствоведы. Им безразлична судьба создателя «Черного квадрата». Талантливый художник, бывший иконописец, сполна поработал во славу тёмных сил. Трагично и воздание Малевичу за его безбожие. За создание символа этого безбожия. Но всё же его можно попытаться понять и пожалеть: талантливый творческий человек всегда находится под «прицелом». Заставить его использовать талант, полученный от Всемилостивого Творца, на службу врагам Творца — это заветная мечта и цель тёмных сил.
Трагедия Малевича — его личная трагедия. Но как назвать тех, кто не испытывая трагизма жизненного и творческого, который был присущ Малевичу, рисует в его стиле, занимаясь элементарным эпигонством и подражательством? К чему их жалкие потуги — выдать своё ничтожество и эпигонство за полёт творческой фантазии? Тому тоже есть объяснение: антиправославная духовность, к которой примешивается откровенная зависть к действительно талантливым творческим людям. Именно подобная зависть порождает в них, эпигонах, желание вредить талантам, чернить их, замалчивать из величие. Именно эпигоны- бездари, не могущие создать ничего личного, стараются прикрыться чужой славой, чужим талантом, а чтобы талант не казался слишком большим, принаряжают его в свои одежды. Но жалки их потуги. Благородный граф и в одеянии лакея, пририсованном ему бездарями, выглядит благородным графом. А лакей и в графском одеянии, которое он, зачастую, сам незаслуженно напяливает на себя, выглядит всего лишь лакеем.
Картины Архипа Куинджи, написанные православным человеком, понятны тем, кто старается во всем видеть спасительный Божий Промысл. И непонятны тем, кому дано всё мерить на свой эпигонообездарный манер. Эпигоны-бездари — это лакеи высших тёмных сил, которые делают всё возможное, чтобы убедить доверчивое человечество, что «человек- это звучит гордо», «человек- хозяин природы». Если продолжать их лозунги, то сверхчеловек, антихрист, станет хозяином всех человек и вселенной.
Но, великая ложь не служит им во спасение. Они знают свой приговор. Но стараются сделать всё, чтобы увлечь за собой в погибель как можно больше людей. Особенно это касается людей творческих. Так как творчество человека искусства, творческого человека — влияет на миллионы людей. И поэтому такая великая ответственность лежит на тех, кому Господь дал талант творить. Талант, который нужно ставить на службу тому, кто его дал. Как и поступил художник Архип Куинджи. Его жизнь, творчество были поставлены на службу Тому Единому, Кто дал ему талант писать картины, которые люди, стремящиеся жить с Богом в сердце и по Его святым заповедям, назовут ЗАСТЫВШЕЙ МОЛИТВОЙ.
А.Куинджи. «Христос в Гефсиманском саду».
