«Железный Степаныч»

Воспоминания о белом генерале Тимановском (1889−1919)

Николай Степанович Тимановский (1889 — 18 декабря 1919, Ростов-на-Дону) — русский офицер, белогвардеец, генерал-майор, участник Русско-японской войны, Первой мировой и гражданской войн. Активный участник Белого движения на Юге России. Участник Первого Кубанского и Второго Кубанского походов, Командир 1-го офицерского пехотного генерала Маркова полка. Награждён офицерским Георгиевским крестом и Георгиевским оружием за доблесть, проявленную во время Луцкого прорыва в 1916 г.

Впервые я увидел Николая Степановича Тимановского в дни зарождения Добровольческой армии. Мы все, явившиеся в Новочеркасск на Барочную улицу 36, восхищались «быховцами» и к их числу присоединяли и полковника Тимановского, хотя он и не был в заключении, но его роль охранителя узников была известна. Вокруг его имени уже сложилась легенда, и я жаждал увидеть одного из «самых награждённых», как говорили, полковников Русской армии. Знал я немного и его прошлую историю. Выйдя добровольцем (гимназист 6-го класса) на Японскую войну, он получил два Георгия и пулю в спинной хребет. Эвакуированный, лежал в госпитале почти в безнадежном состоянии. Государь Император обходил тяжело раненых и остановился около молодого вольноопределяющегося.

— Когда вы поправитесь, спросил Государь, то что намерены делать?

— Служить Вашему Величеству.

Ответ понравился Государю, и он приказал принять расходы по лечению на Высочайший счет. Лечился Николай Степанович долго, но железная натура взяла своё, и поправился он настолько, что впоследствии прошел Офицерскую гимнастическую школу.

Великая война, и подвиги за подвигами в рядах Железной стрелковой дивизии. Мне рассказывали, как Николай Степанович, еще не оправившись от очередного ранения, повёл батальон 13-го стрелкового полка в атаку против немцев в белой рубахе, опираясь на трость… Вероятно, с этого времени подполковник Тимановский и превратился в «Железного Степаныча».

Итак — Новочеркасск, Барочная улица; я разговариваю в маленькой комнате с «сэром» Аладьиным и пресловутым матросом Баткиным, удивляясь отчего он матрос и откуда у него такая развязность, как входят сюда же доктор Г. Д. Родичев и полковник Тимановский. Высокий рост, атлетическое сложение, ясные, голубые, близорукие глаза за очками и слегка развалистая походка, такая странная для пехотного офицера — все говорило о силе и простоте, составлявших такой резкий контраст с поведением Аладьина и Баткина.

Первый поход. Степаныч — помощник генерала Маркова. Сергей Леонидович Марков, всегда скачущий, всегда восхищающий, яркий, огненный и — невозмутимый, молчаливый, со смешинской в глазах, всегда пеший — полковник Тимановский. Какие имена. Какие люди! Где все это! Во время Первого похода мы Степаныча недостаточно оценили (автор — участник Первого похода — в рядах 1-го Офицерского полка (Марковского) — был тяжело ранен, потом контужен. Ко второму походу вернулся в полк и с тех пор неизменно состоял при генерале Тимановском — прим. редакции «Добровольца»). Да и не мудрено, т.к. нами командовал генерал Марков, а рядом с ним все меркли. Но характерно, что из плеяды блестящих офицеров генерал Марков выбрал в помощники себе Тимановского. Штаб генерала Маркова состоял из «Степаныча» — по оперативной части и «Гаврилы» (доктор Г. Д. Родичев), — по инспекторской. Всю канцелярию и все суммы полка этот последний носил всегда при себе в сумке через плечо.

Во Втором походе Николай Степанович командовал уже Марковским полком. Славные бои под Кагальницкой, Тихорецкой… Особо памятны славные для Степаныча бои под Кореновской — той самой Кореновской, где столько было пролито крови ещё в Первом походе… Наш полк изнывал от потерь. Наступление наше захлебнулось. Отдельные слабодушные бойцы отходили. Критический момент. Неожиданно в полк прибыло небольшое пополнение кубанцев. Генерал Тимановский наспех построил этих не сбитых ещё в воинскую часть людей, можно сказать — толпу, и повёл в атаку, увлекая вперед личным примером. Перелом наступил. Мы победили. Мне трудно привести какие-нибудь красочные по внешности эпизоды из боевой службы Николая Степановича, потому что всё у него было так обыденно, просто… Степаныч в бою всегда был спокоен, всё видел, всё знал. Под его взглядом и трус становился храбрым, потому что в его присутствии и выстрелы, и пение пуль — всё это казалось каким-то «домашним» и безопасным… Чего же бояться, когда всё происходит так, как нужно! Полк обходят большевики справа? Вот это хорошо: резервная рота сможет ударить им во фланг, а команда разведчиков их потом атакует и будет рубить…

Моя близость с Николаем Степановичем началась уже в Екатеринодаре, осенью 1918 г., где полк оставлен был на отдых после Второго похода. Почти каждый вечер я обедал в штабе полка. Степаныч, истинно русская душа, очень любил большое общество за столом, хоровое пение и застольную беседу. Любил выпить и пил много, но не пьянел, а только оживлялся. «Градусом» он облегчал свои недомогания от бесчисленных ранений. Всегда радушный хозяин, и за столом у него царило непринужденное настроение. Нехитрая закуска, «рыженькая» волка, подкрашенная йодом, дружеская беседа. Помню — капитан Салтыков и доктор Ревякин поют дуэтом «Уж вечер, облаков померкли края"… Тимановский слушает, склонив голову на бок. Потом хором затягиваем русские песни. Внезапно, как бывает, водворяется молчание, все затихают, как говорится «дурак родился». И Степаныч, глядя куда-то вдаль, начинает басом речитатив чернецов из «Бориса Годунова». В Екатеринодаре влиты были тогда в полк большие пополнения, поэтому, пользуясь отдыхом, велись усиленные строевые занятия. Как бы поздно не легли, а рано утром полковник Тимановский уже обходит, всё смотрит, бодр и свеж, как огурчик.

Начались тяжелые бои под Армавиром. Находясь в резерве, я соскучился по командиру и пошёл его навестить за курган, на котором он находился денно и нощно, руководя боем. Верхушка кургана уже сбита и вообще дело было жаркое.

— Здравия желаю, господин полковник!

— Ты чего, Боген?

— Соскучился, господин полковник.

— Врёшь ты. Небось наливки захотелось. Ну пей, только не всю.

У Степаныча всегда висели на поясе маузер и фляжка с «фельдмаршальской» наливкой, т. е. спирт на красном перце. По поводу этой «наливки» вспоминается мне один случай. Во время Второго похода мы грузились впервые на железную дорогу. Маленькая платформа, ветер, холодище. Степаныч подпрыгивает и подшучивает над окружающими. Подходит полковник Кутепов.

— Что, Александр Павлович, холодно?

— Холодно, Николай Степанович.

— Хотите наливки?

— Конечно.

Степаныч радушно отстегивает фляжку и угощает. Ерш… Никогда не забуду ужаса на лице Кутепова (вообще почти не пившего) и веселый блеск в глазах Тимановского.

Когда ему дали бригаду и генеральский чин, то в сердцах марковцев боролись два чувства — огорчения, что Степаныч уже не наш командир, но и гордости, что он уже бригадный генерал. Вскоре генерал Тимановский был откомандирован для формирования Отдельной Одесской бригады. Попал он в Одессу сразу в очень сложную обстановку — политики, интриг, местных самолюбий. Но нисколько не потерялся, умел быть корректным и строго исполнял порученное ему дело, хотя мы, молодежь, и будировали и удивлялись, что он безоговорочно подчинялся, как нам казалось, самозванному одесскому начальству. Зато, когда греки и французы начали уходить и предоставили нас самим себе, Степаныч сразу стал начальником единовластным и уверенным. Начался отход в Румынию с полусформированной бригадой. Сначала походным порядком, потом на пароходах. В Румынии тоже не легко ему пришлось. И хотя Тимановский дипломатию разводить не умел, но наше Русское достоинство сохранить сумел и категорически отказался на требование румынских властей сдать им оружие.

Из Румынии бригада морем была перекинута в Новороссийск. Вышли на фронт, и очень скоро Степаныч получил 1-ю пехотную дивизию, в которую входил и наш родной Марковский полк (1-й Офицерский). Начались непрерывные бои. Поход на Москву. Я не стратег, конечно, но на мой взгляд строевого офицера, Тимановский великолепно справлялся с командованием, несмотря на то, что дивизия очень разрослась, и насчитывала 9 отдельных частей. Вспоминается случай в Белгороде, где довольно долго стоял штаб дивизии. На фронте произошел прорыв, и в городе стало очень неспокойно. С минуты на минуту ждали, что могут появиться красные, и началась паника. Генерал Тимановский был уверен, что прорыв удастся ликвидировать, но в самом городе войск у него не было, а панику нужно было остановить. Тогда он приказал вызвать на вокзал оркестр 1- го полка, и первые звуки бравурного фанфарного марша произвели успокоение среди жителей, которые поняли, что раз штаб «веселится», то опасности нет.

Когда «цветные» полки развернуты были в дивизии, Степаныч получил Марковскую дивизию. С нею мы дошли до Орла.

Когда началось отступление, особенно сказалась доблесть Тимановского. Он не только не пал духом, но в обстановке поистине трудной и тяжёлой умел удержать его в своих полках и, отступая, продолжал бить большевиков. Ещё из Курска я был командирован в Одессу и при конце Степаныча не присутствовал. Он заболел тифом. Долго не хотел поддаваться болезни, никто не мог уговорить его эвакуироваться. Лечения не признавал и «лечился» сам — пил спирт и ел снег. Такого «лечения» даже его сердце не выдержало.

Возвращаясь из командировки, в Новороссийске я узнал, что наш фронт — на Дону, что Марковская дивизия в последних боях почти вся уничтожена, что генерал Тимановский умер…

Впервые за всю гражданскую войну я почувствовал, как мое сердце замерло и оборвалось… И в моей душе навсегда все эти несчастья слились в одно.

Всеволод Богенгардт.
«Доброволец». Париж, февраль 1938 г., с.4.

Богенгардт Всеволод Александрович, родился в 1892 году. Студент Московского университета. Подпоручик. В Добровольческой армии с ноября 1917 года. Участник 1-го Кубанского похода в 4-й роте Офицерского полка, в декабре 1918 года служил в комендантской команде 1-го Офицерского (Марковского) полка, друг С. Я. Эфрона. Капитан, эвакуировался из Крыма с Русской Армией. В эмиграции проживал в Константинополе, с 1921 года член Морского клуба, затем в Чехословакии (работал с женой воспитателями в русской гимназии в Тшебове), с середины 1920-х годов с семьей перебрался в Париж, работал шофером такси. Умер в 1961 (1963) во Франции. Жена: Богенгардт Ольга Николаевна, работала воспитателем в русской гимназии в Тшебове в Чехии, затем перехала во Францию