 |
| Генерал-майор В.О.Каппель накануне весеннего наступления 1919 г. |
Совершенно запутавшаяся в противоречиях и неожиданностях жизнь наших сумбурных и диких дней, сплошь и рядом приносит каждому из нас сюрпризы, о которых мы еще накануне не думали и не гадали. Большей частью эти сюрпризы не особенно приятны, но бывает иногда, что они радуют нас неожиданным теплом и светом. Так было и со мной.
Недавно я получил письмо с незнакомой мне подписью. Письмо было большое и для меня особенно ценное и дорогое и тем, как оно было написано, и по содержанию, которое дорисовывало духовный облик того, кому была посвящена моя книга. За много тысяч верст от того места где развертывалась, горела и оборвалась драма генерала В.О. Каппеля, через полсотню лет после этого, незнакомая доселе мне женщина со всей искренностью и теплотой прислала мне строки, посвященные Каппелю. Подпись на письме — Лидия Димитриевна Петрушевская, проживающая в Канберре.
И ей, многоуважаемой Лидии Димитриевне, низкий и глубокий поклон за ее письмо. Я твердо уверен, что к этой моей благодарности присоединятся и те доживающие свой век каппелевцы, которые разбросаны теперь по всему свету, но которые накрепко помнят своего вождя, ибо их связали с ним не рвущиеся никогда нити благодарности, преклонения перед ним и его служением родной стране. Вот это письмо:
Глубокоуважаемый Александр Александрович!
Вашу книгу о Каппеле прочитала буквально в один присест. Прочитала всю и много раз перечитываю отдельные места. Дома, то есть в Киеве, мы почти ничего не знали о судьбе Владимира Оскаровича и абсолютно никаких подробностей о его подвигах и моральных переживаниях этого большого человека, как следствие непонимания, недоверия, злобы и зависти окружающих мелких людишек, не имели. В эмиграции не раз приходилось прочитывать несколько сухих строк, в которых как бы мимоходом упоминалось о генерале Каппеле и Каппелевской армии. Велика была моя радость, когда случайно наткнулась на его портрет, который вырезала и храню как реликвию. Ваши слова (на стр. 21): «У нас нет материалов, объясняющих почему Владимир Оскарович не оказался на Дону у генерала Корнилова. Надо полагать, что просто в силу тогдашних обстоятельств ему не удалось это сделать». Так вот, эти слова вызвали у меня желание сообщить о встрече С Владимиром Оскаровичем в 1918 г. и о том, что он не случайно попал на Северный Сибирский фронт.
Наша большая дружная семья жила тогда в Киеве. Не знаю, известно ли вам, что от начала революции до окончательного утверждения советской власти власть там сменялась 23 раза. Иногда это было на несколько месяцев, иногда даже часов. В один из таких дней в январе 1918 г. (к сожалению, числа не помню) Киев был осажден очередной бандой. На звонок открываю дверь — на парадном брат Виктор с женой и с ними незнакомый военный. Жена брата, пародируя Ленского, поет: «Рекомендую — Володя, мой кузен». Так в нашем доме появился полковник В.О. Каппель. Он пробирался с разваливающегося фронта в Петербург.
Регулярного железнодорожного сообщения тогда не было. Случайно проходили воинские составы. В теплушках, без поясов, но с красными бантами орали песни возвращающиеся с фронта солдаты. Мы были поражены, как удалось элегантному полковнику провести с ними несколько суток. На наши вопросы об этом Владимир Оскарович только смеялся: «Да они же совсем не страшные, просто одурманенные большевистской пропагандой сланные парни. Мы с ними были друзьями». Мы решили, что его молодость, Георгиевский крест, чин полковника импонировали солдатам. А главное сила его обаяния, взгляд сине-серых глаз покоряли сердца спутников.
Один из моих братьев ушел «на разведку». Возвратившись он объявил: «Владимир Оскарович, сегодня нет ни какой возможности выехать из Клева — в городе бандиты» Вечерело. Жене брата время было ехать в больницу на вечерний прием. Стали собираться домой. В это время вбежала горничная и рассказала, что в квартале от нас на улице убит молодой офицер, и что бандиты ловят военных. Родители мои в один голос заявили, что и Владимир Оскарович и брат должны остаться у нас. Владимир Оскарович был очень огорчен задержкой в пути. А мы, хоть и понимали его и вполне сочувствовали его стремлению ехать немедля дальше — Владимир Оскарович надеялся встретить в Петербурге свою семью, но были рады возможности хоть на короткое время предоставить ему полный покой и отдых в которых он так нуждался. Владимир Оскарович был измучен, переутомлен физически, а главное, безмерно страдал духовно. Трудно было ему, коренному военному, человеку истинно русскому в самом хорошем значении этого слова, пережить развал армии и все то, что было следствием «великой бескровной революции».
Весь вечер и следующие два дня прошли в разговорах. Владимир Оскарович был очень интересный собеседник. Тема была общая — надвигающаяся гибель России. Владимир Оскарович много говорил о необходимости в первую очередь спасти, «очистить от чумы» столицу, а потом и всю страну.
 |
| Капитан В.О. Каппель. Фото предоставлено В.Ж. Цветковым |
Братьям он говорил: «Вы спасайте юг, Украину, вам поможет Дон. А я должен включиться в борьбу на севере». Конечно, много говорили о войне. Владимир Оскарович много и интересно рассказывал о героях войны, их подвигах и находчивости. Но ни разу, ни словом не обмолвился о себе. Еще задолго до встречи мы много знали о Владимире Оскаровиче. Жена брата встретила раненого врача его полка. Этот врач не раз с большой любовью и уважением говорил о полковнике Каппеле, о его героических подвигах на фронте, как он постоянно пребывал на передовых позициях, рискуя жизнью заботился о бойцах, которые его буквально боготворили. Даже на вопрос своей кузины, за что он получил Георгиевский крест и другие награды, Владимир Оскарович ответит шуткой.
На третий день в городе стало спокойнее, и брат принес пропуск и документы, дающие возможность Владимиру Оскаровичу уехать поездом в Петербург.
Согласно липовым документам и ради безопасности в пути необходимо было военную форму сменить на штатскую одежду. К счастью, в доме, где жили пять братьев, нашлось все соответствующих размеров. Переодевание происходило в папином кабинете, откуда был слышен смех. И когда в столовую, в черном пальто с бобровым воротником и бобровой шапке, вошел Владимир Оскарович, мы, женщины, не могли удержать смех: с детства носивший исключительно военную форму Владимир Оскарович в штатском, казалось, двигался неуверенно и неуклюже.
Настало время отъезда — очень теплое прощание. Владимир Оскарович благодарил родителей, что приняли его в свою семью как действительно родного. На просьбу мамы Владимир Оскарович обещал; «Когда в стране все встанет на свое место, обязательно приеду к вам со всей моей семьей».
Во время прощания отец хотел обнять его, но Владимир Оскарович вдруг отстранился и сказал твердым голосом: «Нет, отец Димитрий» (мой отец был священник). «Прежде благословите меня — я ведь не покинул фронт, а только меняю его. Страшно и тяжело идти сражаться в своей стране со своим народом, но это наш долг, печальная необходимость спасти этот народ, спасти Отечество».
Мы все, как зачарованные, смотрели на его прекрасное, одухотворенное лицо. Особенно же поразили его глаза: мягкие, серо-синие, они в этот момент стали черно-стальными. Он склонился и, когда поцеловал благословляющую его руку и замер в объятиях отца, на его снова посветлевших глазах были слезы. Эти его слова врезались в память на всю жизнь. Прекрасные слова, взгляд и слезы мы вспоминали с тоской и благоговением.
На вокзал Владимира Оскаровича никто не провожал, чтобы не привлечь внимания. Простившись с Владимиром Оскаровичем дома, брат раньше пошел на вокзал. Издали он следил за благополучной посадкой. Последний обмен взглядами, еле уловимое движение руки — и поезд навсегда увез человека, ставшего дорогим, незабвенным всей семье. Долго мы ничего не знали о его судьбе. Кузина Владимира Оскаровича рассказывала, что, по дошедшим до нее слухам, вдова Владимира Оскаровича и его дети живут вместе, но где, вспомнить не могу.
Хочу еще сообщить о судьбе оставленных Владимиром Оскаровичем у нас его шинели и шапки. Перед отъездом Владимира Оскаровича его кузина шутя надела на меня его шапку темно-серого каракуля и он подтвердил, что эта шапка мне идет, и просил носить ее, хотя бы в сильные морозы. Я обещала хранить ее пуще зеницы ока и просила скорее приехать за ней. Зимой 20-го года, когда в Киеве был голод, и единственным средством к существованию «недобитых буржуев» была продаже на толкучке собственных вещей, эта шапка спасала меня не раз.
В роковую ночь на 12 июня 1937 г., когда по разверстке «свыше» были арестованы тысячи мирных жителей Киева, после 14-часового обыска был арестован мой второе брат. После бесконечных хождений в сентябре того же года мне удалось узнать, что он как «враг народа», без суда и следствия приговорен к десяти годам «исправительно-трудовых лагерей» дальнего севера. Буквально чудом я добилась разрешения передать ему теплые вещи. В доме было на выбор несколько теплых шапок, но я без колебания решила, что передать ему нужно шапку Каппеля. Я не ошиблась. В записке, подтверждающей получение теплой одежды, брат написал: «Спасибо, дорогая, за все, особенно за эту шапку». Недолго грела она страдальца — в декабре того же года брат умер.
Шинель Владимира Оскаровича в 1919 году мама отдала офицеру Добровольческой армии.
Принято считать, что в старости из памяти легко выпадают события сегодняшнего дня, и ярко всплывают воспоминания детства. И хотя все бывшее в 1918 году давно минуло, встречу с Владимиром Оскаровичем помню так ярко, будто она была совсем недавно. О воине Владимире мы постоянно все молились о живом и о мертвом — теперь молюсь я одна.
***
Я не могу издать эти воспоминания глубокоуважаемой Лидии Димитриевны приложением к книге и ограничиваюсь тем, что помещаю их на страницах газеты. Но я верю и знаю, что когда их прочтут те, кого вел по ледяным, обезумевшим просторам Сибири генерал Каппель, тогда в их утомленной памяти ярким светочем вспыхнет облик спасшего их и за них отдавшего жизнь вождя, и за эти светлые моменты они присоединят к моей и свою горячую благодарность к той русской женщине, которая с болью сердца и искренней любовью написала свое письмо.
А.А. Федорович
