О генерале Маркове

К 92-й годовщине со дня смерти белого генерала. Статья генерала Деникина из журнала «Доброволец»

Генерал-лейтенант Сергей Леонидович Марков

В ярко индивидуальной личности Маркова нашел отражение пафос Добровольчества, свободный от темного налета наших внутренних немощей, от разъедающего влияния политической борьбы. Марков всецело и безраздельно принадлежит армии. Судьба позволила ему избегнуть политического омута, который засасывал других. Офицер, Доброволец, военный вождь — вот его призвание. Военная кафедра, штаб и, главным образом, боевое поле — вот арена его деятельности, источник его славы и предопределение его гибели.

Умевший честно подчиняться своему начальнику, не теряя инициативы, умевший властно приказывать своим подчиненным, Марков был — один воплощенный порыв. Он никогда не нуждался в повторении приказа об атаке. Он наступал и преследовал со своим полком с удалью, с увлечением, не раз, как под Журавиным и Чарторыйском, теряя связь со своей «Железной дивизией», забираясь в тыл противнику, прославив себя и свой 13-й стрелковый полк. Но если японская война и мировая создали боевую репутацию Маркову, то 1-й Кубанский поход облек его имя легендой. Кто из участников Первых походов может забыть так хорошо знакомую фигуру в белой папахе, в расстегнутой куртке, с нагайкой в руке!… Фигуру, появлявшуюся в опасных местах боя в наиболее критические минуты его, и вносившую уверенность и подъем в ряды. Кто из Первопоходников не знает или не помнит Маркова в Ледяном походе — переправлявшегося через полузамерзшую речку с Добровольцами, обратившимися в ледяные фигуры, под градом пуль врывающегося в станицу Ново-Дмитриевскую!… Маркова — в трагические дни штурма Екатеринодара подымающего свои войска в атаку на Артиллерийские казармы!… Маркова — в дни смятения и упадка духа армии потерявшей своего вождя — бросающегося с нагайкой и бомбой в руке на большевистский бронированный поезд под Медведовской!..

Словно кусочек былинного эпоса, словно полотно старой батальной картины, когда еще не было умопомрачительной техники, и личная доблесть решала участь сражений.

Догматизм и политическая нетерпимость были чужды Маркову. Конечно, его, как человека интеллигентного, не могли не занимать вопросы государственного бытия России. Но напрасно было бы искать в нем определенной политической физиономии: никакой политический штамп к нему не подойдет. Он любил Родину и честно служил ей. Вот и все.

Так, в первое время революции, он записывает обрывки своих мыслей и впечатлений: «говорили о событиях в Петрограде. Дай Бог успеха тем, кто действительно любит Родину..»

«..Все ходят с одной лишь думой — что-то будет? Минувшее все порицали, а настоящего не ожидали. Россия лежит у пропасти, хватит ли сил достигнуть противоположного берега?…»

«..Все то же, руки опускаются работать. Многое подлое ушло, но и всплыло много такого же. Погубят армию эти депутаты и советы, а вместе с нею, и Россию..»

Не политическая нетерпимость, а боль и скорбь за армию и за Россию слышатся в этих случайных и искренних строках.

Пока была надежда на восстановление власти Временным правительством, он работал с ним самым лояльнейшим образом. Говорил, спорил, вразумлял, ругался, и «ублажал», как он выражался, «полуграмотных в военном деле членов комитета» и «несведущих фантазирующих, претендующих на особую роль — комиссаров».. Терял терпение, выходил иногда из себя и наживал врагов немало.

Потом, когда все надежды рухнули, не принимая фактического участия в Корниловском выступлении, совместно со своим Главнокомандующим фронтом, принял все же на себя моральную ответственность за выступление.

В результате — тюрьма — Бердичев и Быхов. Первый и Второй походы.

И когда в горячие минуты боя слышался его обычный приказ.

 — Друзья, в атаку вперед!

..то части, которыми он командовал, люди, которых он вел на подвиг и смерть, шли без колебаний и сомнений. Их не смущали пресловутые «неясность и недоговоренность лозунгов». Они несли свои головы не за революцию и не за реакцию; не за «землю и волю» и не за «помещичью реставрацию»; не за «рабочий контроль» и не за «эксплуатацию капиталом».. Суровая и простая обстановка Первых походов и в воинах, и в вождях создавала такую же, упрощенную быть может, военную психологию Добровольчества, одним из ярких представителей которого был Марков:

 — За Родину!

Доброволец. Париж, 1938. Февраль. С. 3.