Ужасный вид имел город, когда и него вошли части Добровольческой армии, после 19 дней владения им красными и боев, происходивших в течение этих дней в его районе. В городе было оставлено красными до 4000 раненых и больных и около 2500 убитых и умерших. Много разграбленных квартир из числа тех, жители которых к приходу большевиков оставили город. Эта внешняя сторона усугублялась при них: отсутствием подвоза для жителей продуктов питания и сильнейшим моральным гнетом.
Естественна, поэтому, была радость жителей с приходом Добровольческой армии, принесшей свободу, спокойствие и возможности скорого восстановления нормальной жизни. В Ставрополе добровольцы удовлетворялись своим успехом и радостью жителей, проявлявшейся во внимательном и заботливом отношении к ним. Ожидать от города иных радостей, как полученных, например, в Екатеринодаре, не приходилось.
Значительной части Марковцев пришлось занять квартиры, оставленные жителями и в них самим налаживать жизнь, начиная с самых мелких деталей: поисков иголок, ниток, организации отопления, мойки посуды, приборки помещений. Тем не менее, все устроились с удобствами и даже «по культурному». В домах были книги, журналы, шахматы. В одной оказался чудесно сохранившийся, не расстроенный рояль, игра на котором дала большое наслаждение.
Свободного времени было много, так как никаких занятий, кроме утренних и вечерних построений для молитвы и «занятий» с чисткой оружия и починкой белья, обмундирование и обуви, не было. Не было и никаких почти нарядов по службе. Бодрое настроение вообще не покидало Марковцев, а теперь оно было особенно высоким, в связи с последними сообщениями о полной капитуляции Германии и установления связи с союзниками, дававшей надежды на помощь.
Но возникали и беспокойные вопросы. Главный из них — какая судьба предстоит югу России, теперешней Украине? Что большевики поспешат с уходом немцев занять ее, казалось бесспорным. Отстоять себя она не в состоянии: у нее нет армии. Об этом говорили побывавшие там в отпуску. Есть многочисленные штабы и, в какой-то доле, кадры будущих частей. Но, может быть, Украина быстро сформирует части? Однако, маловероятно. Ее внутреннее положение весьма тревожное: помимо большевицких настроений и проявлений, есть еще петлюровцы и всякие партизанские отряды. Мобилизация в армию не пройдет. Не удастся сформировать армию и на добровольческих началах: надежды на оставшихся там многочисленных офицеров и интеллигенцию — никакой. Так что же: Украина обречена? Родные добровольцев обречены подпасть под власть большевиков? Находился один ответ: скорее разбить красных на Северном Кавказе и идти на Украину, а там мобилизовать в первую голову всех бывших офицеров и заставить их драться.
С первого же дня стоянки в Ставрополе заработали все ротные и полковые канцелярии, так как только здесь, впервые после Екатеринодара, эти канцелярии соединились со своими частями также, как и вся хозяйственная часть полка. Стали приводиться в порядок списки наличного состава, списки и подсчет выбывших чинов. Но это было нелегкое дело и даже полностью неосуществимое: прибывающие в часть чины во время боев, не успев быть занесенными в списки, выбывали из строя и оставались лишь приблизительные сведения о численном составе, если они случайно оставались у командиров рот.
Оказалось, что из полка, только за короткий период Ставропольских боев, выбыло до 500 человек. В ротах оставалось по 30−40 штыков, и лишь в 2-х-3-х доходило их до ста. Половина пулеметов после армавирских и ставропольских боев находилась в обозе из-за выбытия пулеметчиков. В полку насчитывалось всего до 700 штыков, при 20 пулеметах, и конной сотне. Сила слабая, каковую полк не имел за весь 2-й Кубанский поход.
Об этом периоде Добровольческой армии генерал Деникин писал:
 |
| Антон Иванович Деникин |
«Пехота перестала существовать». Другие основные полки армии были в значительно меньшей численности, чем 1-й Офицерский генерала Маркова полк, и их оставалось только отвести в резерв на пополнение, вернее на формирование. 3-я дивизия в боях у Ставрополя потеряла раненым своего начальника дивизии, полковника Дроздовского, через 2 месяца скончавшегося от ранения. Корниловский ударный полк — своего командира полковника Индейкина — убитым.
1-я дивизия находилась лишь на временном отдыхе, чему позволила обстановка: красная Ставропольская армия понесла огромные потери, потеряла свою наступательную способность и перешла к обороне верстах в 20 восточнее Ставрополя.
На 4-й и 5-й день отдыха Марковский полк получил большое пополнение в 800 человек, в их числе свыше 300 офицеров. Роты стали силой около 100 штыков каждая, на 7 и 9 роты (офицер.) — свыше 200. Стали в строй и почти все пулеметы. В 1500 штыков, полк представлял уже большую силу. Боевой подготовки пополнение в массе не требовало. Но полк уже не мог быть той сплоченной, с единим духом силой, которой он был раньше. На это же требовалось время, даже в отношении офицерского пополнения, состоящего не из добровольно пошедших на борьбу, а из мобилизованных на территории армии и, главным образом, на Дону, из числа не казаков, в городах Ростов, Нахичевань, Таганрог. Это были те, которые в конце 17 и начале 18 годов митинговали, и не желали поступать в Добровольческую армию. Теперь их обязывали выполнить долг перед Родиной.
Неловко чувствовали себя эти офицеры, хорошо обмундированные, одетые по-зимнему, прибывшие с полными чемоданами. Разительный контраст с Марковцами. Чтобы загладить свою вину, они проявляли себя до щепетильности дисциплинированными, готовыми перенести все тяжести службы, быть такими же, как и остальные. Но… у них не будет марковской воли, порыва; они покажут внешне дисциплинированность, но не проявят полной Дисциплины. Пройдет некоторое время и от этого офицерского пополнения в полку почти никого не останется: офицеры уйдут из полка по ранениям и болезням, но по выздоровлении, мало кто из них вернется в полк. Они где-то устроятся в местах более «тепленьких», спокойных; может быть даже в других строевых частях, но с репутацией более скромной. Офицерский кадр Марковцев, как составляли, так и будут составлять только те, кто вступил в полк до Ставрополя, то есть пошел в Добровольческую армию добровольно.
В Ставрополе в полк прибыло и еще одно «пополнение»: назначенный его командиром «на законном основании» — Генерального Штаба полковник Гейдеман. О нем Марковцы знали лишь, что он был Начальником Штаба 1-й пехотной дивизии. Это говорило им о близости его к полку. Но, когда они увидели его, его благородную внешность, в глазах ум и волю; когда в его словах и действиях определили не формалиста, а глубокого и серьезного начальника; когда он ставил себя как бы представляющимся полку и получившим честь командовать им, а не делающим формальный смотр ему, то все сочли полковника Гейдемана своим достойным командиром. Даже его, несколько грузная фигура, не поколебала мнение, что для их полка, как легкой, подвижной пехоты, нужен такой же легкий и подвижной командир, каким был, например, генерал Марков. Его помощником и заместителем был назначен полковник Булаткин. Временно командовавший полком, полковник Наркевич не получил назначения и оставил полк.
Все еще не собрался целиком 1-й артдивизион: не было двух его взводов, и одно сверхштатное орудие находилось с отрядом особого назначении — в охране Великого Князя Николая Николаевича, жившего в оставленном немцами Крыму. В этом отряде было человек 20 Марковцев.
Зимний поход в горах Ставропольской губернии
Отброшенная от Ставрополя Северо-Кавказская красная армия утвердилась в восточной части Ставропольской губернии. Главная масса ее, силой в 70 000 штыков, и сабель, базировалась на селе Петровское, пункт, в котором сходились железнодорожные линии от сел Дивное и Благодарное и от г. Ставрополя. Не будучи полностью отрезанной от центра России, используя Волгу, она получила оттуда необходимое боевое снабжение. Перед Добровольческой армией стояла задача — ликвидация этой армии. Выполнение задачи генерал Деникин низложил на два корпуса: 1-й армейский, генерала Казановича и 1-й конный, генерала Врангеля.
1-й армейский корпус был составлен: из пехотной бригады генерала Тимановского — Марковский и Кубанский полки; конного отряда генерала Колоссовского — 1-й конный офицерский генерала Алексеева полк и «Марковский» конный дивизион (4 сотни и 10 пулеметов); и, приданной ему, казачьей дивизии генерала Покровского. Ему предстояло действовать в гористой местности к югу от железной дороги Ставрополь — Петровское. 1-му конному — к северу, более равнинной.
16 ноября бригада генерала Тимановского сосредоточилась в с. Старо-Марьевка, в 20 верстах к востоку от г. Ставрополя. Погода была морозная, земля покрыта снегом. Зима, которую ожидали с беспокойством, наступила.
17 ноября . Рано утром бригада выступила в направлении на деревню Кононовка. Дорога все время шла на подъем. Мороз крепчал. На одном из перевалов колонна была обстреляна арт-огнем. Перейдя к вершине следующего перевала, колонна остановилась, и полкам были даны задачи: Офицерскому — взять деревню Кононовку, Кубанскому — правее, ряд хуторов Ахвердова.
Офицерский полк развернулся двумя батальонами и перешел в наступление. Выйдя на хребет, Марковцы увидели в полутора верстах впереди, у подножья следующего хребта, деревню. К ней шел пологий, совершенно голый скат. Наступление «в лоб», с охватом деревни справа и слева.
Красные развили сильнейший огонь, под которым роты в центре стали залегать. Охват деревни с флангов встретил препятствие: красные занимали позиции и на хребте, круто подымавшимся над деревней. Сильная их контратака на правый фланг полка, принудила его к отходу, и лишь выдвинутые три роты резервного батальона задержали красных и отбросили их. Однако нового порыва вперед не последовало, так как было приказано отходить. Это было вызвано угрожающим положением для всего полка на его левом фланге.
Верстах в пяти к северу от деревни Кононовка, у подножья того же хребта, что и эта деревня, находился х. Погорелова, занятый красными. Для наблюдения за ним было выслано 15 всадников. И вот, в то время, как полк вел наступление, красные из хутора перешли в наступление, угрожая полку глубоким охватом слева. В это время в резерве полка оставалась лишь одна 9-я Офицерского рота, из которой, с твердым заданием задержать противника, была выслана полурота с двумя пулеметами.
Первыми на помощь 15 всадникам прискакали пулеметы. Их огонь задержал левый фланг и центр двух густых цепей красных. Правый их фланг, прикрытый складкой местности, продолжал быстро наступать. Пулеметы стали отходить, да они и не могли больше стрелять, так как в них кипела вида. Подошедшая офицерская полурота контратакой смяла передовую цепь противника, взяла пленных, но не устояла перед его второй цепью и, только благодаря открывшим снова огонь пулеметам, красные были остановлены и через короткое время, с наступлением ночи, отошли в свой хутор.
Наступление не только Офицерского полка, но и Кубанского в этот день было неудачным и, при том, приведшее к огромным потерям. 50 офицеров, половины своего состава лишилась полурота 9-й роты, остановившая наступление красного Тимашевского крестьянского полка, силой в 1.000 человек. До 400 человек потерял весь полк.
Полк отошел в исходное положение за гребень. Ветреная, морозная ночь. Чтобы хоть немного укрыться от ветра, копали себе ямы с помощью небольшого количества кирк и лопат. Грелись у немногих костров.
Жертвенно работали сестры милосердия и санитары. Не хватало подвод для эвакуации раненых. Их мучил еще и холод. Сестра Левицкая (забылось ее имя), сняв с себя ватную безрукавку, закутала ею раненого грузина. Сильно давал о себе знать и голод. Пулеметчики поделились запасом холодной еды с этой сестрой, а она раздала ее раненым. Светлая память сохранилась о сестре Левицкой, юной девушке, дочери попечителя Виленского учебного округа, как и обо всех сестрах в эту ночь, после тяжкого и кровавого боя.
Поздно ночью привезли ужин и холодный: не нашлось достаточно дров. Уснуть никому не пришлось.
18 ноября . Все ожидали с утра возможности «согреться» повторным наступлением на д. Кононовка, но день прошел без перемен. Был бой у кубанцев, в результате которого они взяли несколько хуторов перед хребтом.
Когда стемнело, 1 и 2 батальонам было приказано выдвинуться на полрасстояния к д. Кононовка, а 3-му батальону — к х. Погорелова и окопаться. Напрашивался вывод: на утро атака. Но с другой стороны: если будет атака, то зачем окапываться, тем более, что нет шанцевого инструмента? Копались всю ночь. Не спали.
19 ноября , весь день батальоны пролежали под обстрелом шагах в 800 от красных. Кое-как спасались от холода беготней вдоль фронта. Были потери. Развлекались стрельбой. А у кубанцев снова шел сильный бой: они отбивали атаки красных.
Вечером узнали, что на участке кубанцев ранен генерал Тимановский, которого заместил полковник Гейдеман, а в командование полком вступил полковник Булаткин.
Опять кошмарная ночь. Марковцы находили единственное объяснение своему положению: из каких-то высших соображений, их задача держать противника в непрерывном напряжении и под угрозой внезапной атаки. Ночью выпал сильный туман.
20 ноября . Никаких распоряжений, никаких перемен.
Когда туман рассеялся, снова показался горный хребет, но только в нижней своей части: вершина его была покрыта несущимися облаками. Усилилась перестрелка.
Но вот, часов около девяти, по цепи передано: приготовиться к атаке, что всех обрадовало и как будто согрело. А не более как через час, все услышали глухие артиллерийские выстрелы в тылу у красных, а затем и пулеметную стрельбу; звуки боя непрерывно приближались.
— Наша конница в тылу у красных! — был вывод.
— Вперед! — раздалась, наконец, команда и в мгновение Марковцы понеслись вперед, не обращая внимания на встречный огневой ливень. Но он быстро прекратился: красные оставляли свои позиции и поднимались на возвышенность вправо и влево от деревни. Расстроенные порывистым наступлением цепи полка, в облаках шли вперед уже своими обрывками, мелкими соединениями, терявшими между собой зрительную связь и не видевшими противника. Лишь временами, когда рвались облака, появлялась возможность наблюдения на сотню-другую шагов; цепи сталкивались, перемешивались…
«Нам открылась жуткая картина пронесшегося здесь боя» — записал один из участников. — «Все поле было покрыто трупами. Между ними, кое-где еще бегали одиночные люди, случайно уцелевшие и не знавшие куда бежать… Видно было, что здесь отходила густая цепь противника и… залегла навсегда. Еще и еще такие же «мертвые цепи"… Вот стоит брошенная подвода с пулеметом. Вокруг нее лежит убитая прислуга, а лошади… целы».
Кубанский стрелковый полк наступал правее. Его цепи также разорвались в облаках. Противник перед ним отходил в порядке, так как туда атака конницы не докатилась. Временами противники обнаруживали себя на коротком расстоянии, и тогда неслась сильная стрельба.
С цепями кубанцев ехал верхом с двумя ординарцами временно командовавший бригадой, полковник Гейдеман. Он свернул вдоль цепи влево. Цепь прервалась, но полковник Гейдеман продолжал ехать дальше. Он проехал немного, когда увидел идущую цепь и, подъехав к ней, что-то сказал. И… вдруг, из нее раздались выстрелы по полковнику Гейдеману и бывшим с ним двумя верховым. Цепь оказалась красной. Один ординарец, однако, успел ускакать и сообщить кубанцам о случившемся. Кубанцы нашли два истерзанных трупа. Озлобленные, они рванулись вперед и уже никому не давали пощады.
Скоро весть о смерти полковника Гейдемана дошла до Марковцев, которые также перестали брать пленных…
«По мере приближения к селу Спицевка (6 верст от д. Кононовка), число бегущих безоружных красных увеличивалось. Ища спасения от конницы, они бежали на пехоту».
К вечеру бригада сосредоточилась в с. Спицепка. Красные отошли к востоку за реку Калаус и к югу. Конная дивизия нанесла им огромные потери: одними пленными ею было взято до 2.000 человек, захвачено 40 пулеметов, 7 орудий и большой обоз.
Одержан большой успех, но доля Марковцев в нем ничтожна. Иная их доля огромна — доля кровью и жизнями: за 4 дня боев у деревни Кононовка полк потерял до 500 человек; ранен генерал Тимановский; убит полковник Гейдеман.
Полковник Гейдеман был похоронен в Екатеринодаре в склепе нового Войскового собора, там, где покоился генерал Алексеев.
21−27 ноября полк, совершенно неожиданно для него, спокойно простоял в с. Спицевка на теплых квартирах. Получил пополнение — 400 человек из иногородних кубанской области, мобилизованных красными и взятых в плен. Получил он и небольшое количество теплого белья и обмундирования, но не получил обуви, о которой была крайняя нужда, так как снабжение за счет «красного интендантства» резко пало: у красных также был обувной кризис.
Артиллерийский дивизион, наконец-то, усилился прибывшим взводом 1-й батареи, а вскоре, и двух орудийной гаубичной батареей, везомой обывательскими волами. Дивизион получил пополнение солдатами, сменившими в качестве ездовых оставшихся еще в этой роли офицеров. Офицеры были нужны для 3-й батареи, из которой ушли все офицеры-гвардейцы на формирование своей гвардейской батареи. С уходом их, 3-я батарея сняла красные погоны и надела черные — Марковские. 1 артиллерийский дивизион стал чисто Марковским.
 |
| Генералы П.Н.Врангель и А.П.Кутепов |
В эти дни корпус генерала Врангеля, взяв с. Петровское, вел бои, вместе с отрядом генерала Станкевича, на нижнем течении р. Калаус, против 4-й стрелковой дивизии красных, силою в 20.000 штыков и сабель (советские данные), выставив заслон в южном направлении, где сосредоточены были две группы противника: у с. Благодарное и с. Новоселицкое, каждая, по сведениям генерала Деникина, силою около 10 000 штыков и сабель.
Против этих 2-х групп стоял теперь 1-й армейский корпус с приданной ему Кубанской казачьей дивизией генерала Покровского. Общая численность корпуса была около 6.000 штыков и сабель. (Такую же численность 1-го корпуса приводит и советская книга «XI армия в боях на Северном Кавказе…», но силы красных она приводит иные: «Благодарненская» группа — 3-я Таманская стрелковая дивизия имеет — 24 456 штыков, 2359 сабель, 338 пулеметов и 66 орудий; «Новоселицкая» — конная дивизия — 2510 сабель, подчиненная 3-й Таманской стрелковой дивизии). 1-й корпус располагался: на линии сел Северное и Калиновка — отряд генерала Колоссовского, в который вошел еще Кубанский стрелковый полк, а позднее — Сводно-гренадерский, на фронте свыше 10 верст; на линии сел Грушевка — Донская Балка — дивизия генерала Покровского, на фронте до 25 верст.
28 ноября . Офицерский генерала Маркова полк выступил в с. Сергиевка, а на следующий день
29 ноября , пошел дальше в с. Грушевка, проделав за два дня около 50 верст. Переходы были тяжелые: дорога все время шла в гору, дул восточный ветер, было холодно. Ожидаемого у с. Грушевка боя не произошло: красные очистили село на виду у Марковцев под давлением одного из конных полков дивизии генерала Покровского. Полк расположился по квартирам под охраной этого конного полка.
30 ноября . К утру село в густом тумане. Полк еще спал, когда в охранении раздалась стрельба. Едва полк собрался на церковной площади, пули уже свистели вдоль улиц с трех сторон. Полковник Булаткин послал батальоны по трем направлениям, и они выбили из села ворвавшуюся в него красную кавалерийскую дивизию. В полку и в бывшей с ним батарее были единичные потери, но серьезно пострадал обоз, уходивший из села и атакованный красными.
После боя казачий полк ушел к северу на присоединение к своей дивизии. Оставшись один, Марковский полк выставил охранение на все четыре стороны, так как в тактическом отношении его расположение было чрезвычайно опасным: он выдвинут углом в сторону противника, находится в котловине, базируется на с. Сергиевка, где стоял штаб корпуса, отстоящее на 25 верст, а соседей вправо и влево имеет не менее чем в 12 верстах. Полк мог быть легко окружен.
Ко всему, и самый вид с. Грушевка был весьма неприглядным: самое бедное село в Ставропольской губернии, и по утрам, благодаря своему высокому расположению, часто покрытое туманом. «Гиблым местом» показалось оно Марковцам.
По
13 декабря включительно, полк простоял более или менее спокойно в селе. Однако эти дни проходили для него не без тяжелых испытаний: усилились морозы, доходившие до 15 градусов ниже нуля, дули сильные ледяные ветры, свирепствовали метели. Охранение, требовало большого наряда и частых смен. Особенно памятна ночь под Николин день, 6 декабря, когда сменять охранение приходилось каждые 15 минут.
6, 7 и 8 декабря из-за мороза и страшной пурги не могла быть производима эвакуация больных, число которых росло каждый день. Перед этим, в одном из транспортов замерзла заболевшая сестра милосердия. Ко всему, на долгие часы прерывалась телефонная связь со штабом корпуса: страшные ветры рвали телефонную линию.
С 6 декабря для полка служба стала еще тяжелее, так как 1-й батальон ушел в с. Калиновка.
1-й батальон был вызван в село Калиновка, чтобы, оставаясь в этом селе, прикрыть тыл отряда генерала Колоссовского, с утра 6 декабря выступившего в южном направлении, с задачей взять с. Александровское — 20 верст от Калиновки. Село намечалось взять комбинированным ударом — с фронта, вдоль большой дороги, Кубанским стрелковым полком с батареей и обходом с запада, через с. Круглолесское, конным отрядом, выступление которого назначено несколькими часами раньше выступления Кубанского полка.
Погода была отчаянная. Не найдя на сборном пункте в назначенное время 1 конный полк, войсковой старшина Растегаев решил выполнить задачу самостоятельно, силами своего большого дивизиона. Гору Главную дивизион перевалил, ведя коней под узду, а затем рысью двинулся дальше. В село Круглолесское он ворвался, не встретив сопротивления, захватив в плен полк красных и, весьма кстати, походные кухни с готовым обедом. Подкрепившись и согревшись, он немедленно двинулся на с. Александровское, ворвался в него, но, встретив сопротивление, вынужден был отступить обратно в с. Круглолесское и там заночевать, а на утро, не имея связи, отправиться в свое исходное положение, в с. Северное.
Однако, неудачный налет дивизиона на с. Александровское, имел положительный результат: через час-два, красные были легко выбиты из села Кубанским стрелковым и 1 конным Офицерским полками.
Для войскового старшины Растегаева его налет на села Круглолесское и Александровское имели два противоположных последствия: строгий выговор генерала Колоссовского за не установление с ним связи, и благодарность генерала Казановича за блестящие действия его дивизиона.
Село Александровское удерживалось Кубанским стрелковым полком с батареей, а потом сменившим его Сводно-гренадерским отрядом, до 13 декабря. Оно было оставлено по приказанию, так как в это время красные перешли в наступление, и создавалась угроза тылу 1-го армейского корпуса.
12 декабря красные перешли в наступление по долине р. Мокрая Буйвола в направлении на с. Сергиевка, тесня части генерала Покровского.
13 декабря , они уже были в 15 верстах от с. Сергиевка, угрожая глубокому тылу батальонов Марковцев в с. Грушевка. В этот день в Грушевку пришли два батальона Кубанского стрелкового полка. Составился отряд в четыре батальона при 7 орудиях, которому приказано наступлением на село Медведское ударить в тыл красных и отбросить их на восток. В командование этим отрядом должен был вступить, назначенный командиром офицерского генерала Маркова полка, полковник Сальников, приезд которого ожидался ночью.
 |
| Полковник Сальников, командир 1-го Офицерского генерала маркова полка. «Донская волна» (1918 г.) |
14 декабря отряд готовился выступить с рассветом, не ожидая, пока ему на смену придет из с. Калиновка 1-й батальон офицерского полка.
Ввиду приезда полковника Сальникова, батальоны Марковцев построились на час раньше, чтобы установить первый контакт со своим новым командиром. У всех было естественное желание увидеть и услышать того, кому они подчиняются и, тем более, перед выполнением весьма серьезной задачи, и еще и потому, что о нем до сего времени они ничего не слышали и не знали. То, что полковник Сальников был при штабе Добровольческой армии, им ничего не говорило.
Утро туманное: Ничего не видно в 25 шагах, и мороз свыше 10 градусов. Марковцы, в ожидании выхода командира из штаба полка, стали мерзнуть; ждать же пришлось долго. Встреча прошла быстро: полковник Сальников поздоровался и… это все. Первое впечатление совершенно не в пользу командира.
Отряд тронулся. Впереди батальоны Марковцев. До села Медведское 15 верст. Дорога шла в гору, но идти было легко, и даже пелись песни.
После первой остановки, в голову колонны вышли батальоны Кубанцев. Почему? — встал перед всеми вопрос. Марковцы с полной уверенностью в успехе готовы были атаковать красных, а их отводят назад. Но, может быть, есть серьезная опасность с тыла? Вывод был определенный: у начальника отряда отсутствует твердая уверенность в принимаемых им решениях. Полковник Булаткин, к которому обращались с вопросами по этому поводу, отмалчивался.
Туман разрежался, но видимость едва превышала сотню шагов. Судя по тому, что дорога стала снижаться, решили — скоро село и атака.
Наконец, колонна Марковцев остановилась, и все услышали впереди глухую стрельбу. Время шло, но никаких перемен. Ясно — с атакой произошла заминка. Но вот, батальоны стали разворачиваться в боевой порядок и двинулись вперед вправо от дороги. Они шли, ничего не видя перед собой. По цепям защелкали пули, но почему-то в левый их фланг; они остановились. Оказалось, дорога при спуске постепенно сворачивала вправо, сворачивали невольно и цепи, подставив противнику свой фланг. Нужно было изменить направление, а когда передвижение закончилось, прошло приказание: отойти и ждать у дороги распоряжений. Атака села не только оказалась неудачной, но она и не состоялась.
Туман быстро исчезал, однако, с того места, где собирались роты, не было видно ни села, ни противника, ни кубанцев. Все это скрыто волнистым скатом. Но все увидели большую колонну красной кавалерии у себя в тылу, верстах в полутора, вблизи той дороги, по которой они недавно шли. По колонне начали пристрелку пулеметы.
Нервы у Марковцев взвинчены до предела от всего происшедшего и происходящего с начала этого дня. И не только у рядовых. Когда от полковника Сальникова к командиру батальона, полковнику Волнянскому, подъехал офицер с приказанием: «Батальону атаковать колонну кавалерии», полковник Волнянский в присутствии офицеров и солдат возбужденно ответил:
— Передайте командиру полка, что я командую батальоном пехоты, а не кавалерией и поэтому атаковать кавалерию в чистом поле не могу.
Вторичного приказания не последовало. Кавалерия противника продолжала оставаться на месте, пока ее не скрыла наступившая ночь.
Негодование в полку своим новым командиром было всеобщим и открытым, но Марковцы сохраняли выдержку и самообладание. Исходя из создавшегося положения, они приходили к выводу: несмотря на мороз, переночевать здесь, а утром атаковать. Таково же решение было и начальства. Полковник Булаткин коротко сказал: «Ночевать останемся здесь!» и приказал батальонам построиться в тесное каре, окружив его повозками и выставив пулеметы. Всегда очень внимательный, отвечающий до этого всем на задаваемые ему вопросы, всегда освещающий обстановку, теперь он сухо просил не обращаться к нему с вопросами.
Мороз усиливался и перевалил 15 градусов. Спасения от него — никакого. Короткое время — оживление: сдалась конная застава красных, оставленная для наблюдения за отрядом. Ее командир сообщил об уходе кавалерийской бригады, и только после этого было разрешено разводить костры. Но не было дров. Артиллеристы жгли деревянные снарядные ящики. Страдали части повозок. Костров горело мало, небольших, да и те скоро потухли. Сидевшие у них, спасая ноги, портили себе от огня обувь. Некоторые рискнули снять сапоги, но большинство не пошло на эту разумную меру: а если тревога?
«Мы лежали, прижавшись тесно друг к другу, как будто теплее было рукам, туловищу… Мерзли ноги, но старались не обращать на это внимания.
«Помню только, что я окончательно замерз».
Пулеметчики? Они замерзли до того, что их уже не беспокоила замерзшая вода в пулеметах. Атакуй противник, он взял бы всех голыми руками.
В стороне села всю ночь раздавались короткие пулеметные очереди: стреляли красные, чтобы не дать замерзнуть воде в своих пулеметах.
Так проходила кошмарная двенадцатичасовая ночь, на высокой возвышенности перед селом Медведское.
15 декабря . Перед рассветом, часа за два — подъем. И сразу же раскрылся результат ужасной ночи: многие оказались с отмороженными носами, ушами, щеками и, особенно, ногами. Боль сразу же дала себя чувствовать: люди не могли стать на ноги, не могли держать винтовок… Но заниматься собой не приходилось: команда — «строиться!» Становились в свои ряды далеко не все. Роты тронулись, на ходу рассыпаясь в цепи…
Пулеметный и все усиливающийся ружейный огонь, резкие выстрелы и полет пуль, визг рикошетирующих, только усиливали порыв. Красные бежали к селу. На окраине села новый взрыв огня: из-за заборов, из-за разных построек, из-за деревьев садов стреляли свежие силы красных, только что вышедшие из теплых домов. Но все было сметено, даже без того, чтобы был пущен в ход штык. Красные оставляли село и в беспорядке отходили на восток и на север. Их массы хорошо были видны на противоположном пологом подъеме из лощины. Их не преследовали и только батареи, спускаясь к селу, выйдя из облаков и увидев красных, открыли по ним огонь. Прошло часа два и больше, а массы красных, оставлявших села Орехово и Высоцкое, обтекали Медведское с севера. За ними шли редкие лавы казаков.
Марковцы, войдя в село и убедившись, что противник отходит, быстро рассыпались по домам: их загнал холод, их пробудил голод. Вряд ли удержали бы их от этого командиры. В домах им не пришлось просить еду, не пришлось и ждать ее: она была уже приготовлена для красных. С радостью жители поили и кормили «белых». Вскоре части получили свои квартирные районы и, наконец, могли начать отдых в тепле. В охранение стал Кубанский стрелковый полк.
Незначительные потери понес в атаке села Офицерский полк, но мороз за ночь вырвал из его рядов очень и очень многих. В атаку батальоны перешли едва в половинном составе, другая половина бессильно тянулась за ушедшими цепями, а частью даже не двинулась с места. Некоторые были настолько сильно обморожены и так страдали, что просили их пристрелить. Было к тому же опасение появления с тыла красной кавалерии, но, к счастью, этого не произошло, да и скоро из села выехали подводы за отставшими.
До 400 человек обмороженных, и только Офицерского полка, было собрано в одном районе села. Весь незначительный медицинский и санитарный персонал полка, сам едва двигающийся, должен был оказать и раненым, и обмороженным немедленную помощь. Но помогли ему женщины села: они растирали обмороженных снегом, гусиным салом, они согревали их горячим молоком и пищей, которые сносились из всех домов. А через несколько часов, они же помогали грузить на подводы пострадавших, для отправки их в тыл, заботясь, чтобы в пути им не было бы очень холодно. До 50 подвод, с более чем тремястами человек, выехало по дороге на село Сергиевка.
В последующие дни часть из них вернулась в полк. Их, шутя, прозвали «мнимо-обморозившимися».
16 декабря . Рано утром — подъем. Двум батальонам Марковцев (около 500 штыков) с 5 орудиями, при содействии слева конной бригады генерала Покровского, приказано взять находящееся в 10 верстах восточнее с. Шишкино. Назначение для наступления столь незначительных сил в направлении концентрации главных сил противника и при том — наступление вглубь его расположения (Село Сухая Буйвола — 10 верст к северу от с. Медведское — занято красными), показалось всем очень странным: половина пехоты отряда оставалась на месте. Кроме того, местные жители говорили, что к красным подошли подкрепления и подвезены снаряды и патроны.
Был мороз, хотя уже и не столь жестокий. Легкий туман. Колонна Марковцев, под командой полковника Булаткина, тронулась за походной заставой. Не доходя полутора верст до села, застава была обстреляна охранением противника из-за каменного забора, но атакой моментально сбила его.
В это время из села выходили и разворачивались, занимая позиции перед селом и в огородах вправо и влево от него, массы красных. На ходу развернулись и марковские батальоны. Красные открыли сильнейший пулеметный, ружейный и артиллерийский огонь. Марковцы, хотя и поддержанные своими батареями, вынуждены были наступать перебежками. Противник не выдержал, стал отходить, но, видимо, преднамеренно, так как в самом селе он сразу же стал оказывать серьезное сопротивление, так же, как и в огородах, цепляясь за каждый дом, за каждую изгородь. С церковной колокольни строчили два его пулемета. Продвижение шло медленно, но, тем не менее, противник принужден был очистить почти половину села, отойти за ложбину, его пересекающую и, даже, оставить свою батарею, попавшую под обстрел. Но… приказание: «Немедленно отходить».
Оказалось, что противник глубоко обходит полк слева. Наступавшая там конная бригада, была опрокинута красными, перешедшими в контрнаступление с трактором, вооруженным пулеметами. Из-за складки местности, не сразу был замечен этот обход.
Отход Марковцев происходил в крайне тяжелых условиях, под непосредственным давлением, перешедшего в наступление в селе, противника. Пал убитым героический, энергичный и распорядительный полковник Волнянский. Его едва успели вынести. Батальоны несли жестокие потери.
Окружение их в селе не произошло лишь благодаря высокой жертвенности батарей. Они повзводно, поорудийно, до последней возможности, не обращая внимания на рвущиеся вокруг снаряды, на пули, сдерживали красных. У одного орудия пал, сраженный снарядом, исключительный во всех отношениях по своим высоким качествам командир 1 артдивизиона, полковник Миончинский, сподвижник генерала Маркова, славный доброволец. (Полковник Миончинский и полковник Волнянский были похоронены в склепах Кубанского Войскового Собора, где лежали генерал Алексеев и полковник Гейдеман.)
Оставив село, Марковцы остановились на линии того каменного забора, откуда начали наступление. Бой, однако, кончался не для всех рот. На самом правом фланге полка, по огородам, наступала 12 рота. Она дошла до ложбины, пересекавшей село, когда услышала стрельбу слева и сзади себя и остановилась. Вскоре увидела и заходящую ей в тыл от села цепь. Красные! Заместивший тяжело раненого командира роты, капитана Пиллера, капитан Залесский, повернул роту в обратном направлении и атаковал обходящую цепь красных. Красные не знали о роте, находящейся у них в тылу, и были ошеломлены ее появлением. Моментально около 100 человек было взято в плен. Один из красных сказал:
— Зачем вы нас берете в плен, когда вы сами в плену? Ваша кавалерия уже давно отступила и все ваши ушли из села. Отходите скорей, а попадетесь — и вас и нас расстреляют.
Только теперь рота поняла, в каком положении она оказалась, и только в этот момент прибежал совершенно обезумевший и запыхавшийся связник с запоздалым приказанием отходить.
Капитан Залесский собрал роту и с пленными повел ее по огородам в тыл и, когда рота была уже на линии западной окраины села, она вдруг натыкается на лежащую густую цепь красных. Шедшие впереди роты пленные, попав к своим, мгновенно разбегаются, а красная цепь, повернув назад, встречает роту огнем в упор. Рота бросается в штыки…
Поручик Петушков бросается с криком: «Боже Царя храни» и падает заколотым. Свирепая схватка роты в 50 человек с массой красных, штыковая и огневая…
В это время, остановившиеся другие роты обнаруживают отсутствие 12 роты. На шум идущего в огородах боя, высылается рота, и она принимает на себя пробившихся 25 человек. Это было уже наступающей ночью.
Все роты в сборе, но батальоны почему-то продолжают стоять на месте и даже выставили охранение. До красных несколько сот шагов. Редкая перестрелка. Усталые, голодные, морально потрясенные и ко всему — на холоде, Марковцы лежат на мерзлой земле час, другой… Почему их держат здесь? Или на утро повторение атаки? Разрывается бомба — один убит, четверо ранено, несколько контужено. Вторая — один тяжело ранен, несколько контужено. Противник стрелял без бомбомета.
Наконец получено приказание: возвратиться в с. Медведское. Молчаливо, бездумно, машинально шли роты с сильно поредевшими рядами: свыше 200 человек из 500 потеряли оба батальона. Около полуночи пришли они село Медведское и уснули мертвым сном.
А из села опять уходил большой транспорт с ранеными, и с ним полковник Булаткин, испытывающий острую боль в обмороженных ногах, которую он напрасно хотел побороть в течение суток.
17 декабря . Утром на рассвете началась стрельба в сторожевом охранении, которое нес Кубанский стрелковый полк. Противник наступал широким фронтом с охватом села справа и слева. Туман позволил ему подойти почти вплотную. Стрелки не смогли сдержать противника и скатывались с бугра в село. Красные следовали по пятам.
Когда Марковцы, сонные, на ходу натягивающие на себя шинели и снаряжение, выскакивали из домов, пули уже роем носились по улицам. Батальоны приняли бой на улицах, в огородах и садах, среди построек и выбили красных. 2-й батальон занял позицию на восточной окраине; 3-му приказано выдвинуться на бугры к югу. Сбивая красных с бугров на склоне возвышенности, он занял позицию так, что его правый фланг мог наблюдать и обстреливать местность далеко вправо, почти на том месте, где двое суток назад была проведена отрядом морозная ночь. Влево, к северу от села, с поддержкой всех орудий отряда, разворачивались батальоны Кубанцев.
Противник готовился к новой атаке; многочисленные орудия подготовляли ее. Атаку он начал после полудня. Его массовые цепи и резервы шли на сближение. Бой разгорался. Уже 2-й батальон на восточной окраине села отбивает атаки. В 3-м батальоне сильный огневой бой с приблизившимся почти вплотную противником. Никогда еще до сего времени среди Марковцев не вырывалось открытое признание: «Страшно!», а теперь оно произносилось. Им казалось, что они не уцелеют от огня противника, не устоят и не уйдут от его массы. Сказывалось и то, что среди них уже не было полковников Булаткина и Волнянского, не было и многих командиров рот, а сомнение в начальнике отряда, благодаря которому накануне батальоны понесли большие и напрасные потери, теперь уже перешло в недоверие.
Марковцы сдерживают противника, но местами, все же, вынуждены подаваться назад. Убит офицер, вытащить его поползли два других и… остались лежать трое. Сильный бой шел у Кубанских стрелков, и шел не в их пользу: их батальоны и поддерживающие их семь орудий не в состоянии сдержать красных, обходящих село с севера.
Когда пришло приказание Марковцам отходить, то оно уже было запоздалым для 3-го батальона, которому нужно было предварительно спуститься с возвышенности в село. Ему оставалось отходить по буграм и ложбинам вдоль южной его окраины. Трудно пулеметным двуколкам, санитарным повозкам: на помощь лошадям впрягались люди. Так отходил батальон 2−3 весты, пока не вышел на линию западной окраины села и… не уперся в глубокий, с крутым скатом, овраг. Объехать его можно было лишь у села, но там уже противник. В другую сторону овраг тянулся до бесконечности. Раздумывать не приходилось: было лишь одно решение — перейти овраг и при том, как можно скорее, так как к югу, верстах в 2−3 видна колонна кавалерии, неизвестно чья.
Скат оврага крутой, покрытый навеянным снегом и глубиной аршин 25−30. Противоположный подъем из него — пологий. Итак, главное спуститься. Ротам это не составляло труда: люди катились на спинах, но подводам?
Первым решил спуститься начальник 5 пулемета, поручик Малышев. Он приказал вожжами и веревками вязать колеса пулемета, двуколки, затормозив их совершенно, да еще вставить в колеса винтовки. Сделав это и облегчив двуколку от патронных ящиков, которые были сброшены в овраг, поручик Малышев, сказав: «Все равно погибать!» — приказал номерам уцепиться за задок двуколки, чтобы не дать ей опрокинуться, подвел ее к обрыву и перекрестился. Сделав первые шаги, лошади сразу же были посажены на задние ноги и… коренник, с уцепившимся за узду поручиком Малышевым, пристяжная, двуколка, ездовые… все вихрем, в облаке снега, понеслись вниз. К счастью, как край оврага, так и его дно были покрыты толстым слоем снега, и спуск прошел благополучно. Это всех подбодрило, и через минуту скатился с тем же успехом пулемет поручика Стаценко, а еще через несколько минут, туда летели все пулеметы, подводы, ящики… На дне оврага все барахтались в снегу, вытаскивая двуколки, подводы на менее заснеженное место, подбирали ящики… Все грузилось снова на подводы. Спуск прошел без жертв, увечий и даже контузий.
Через полчаса вся колонна на колесах (роты ушли вперед) выезжала по пологому подъему из оврага и, попав на дорогу, направилась в село Орехово. Теперь уже не была страшна и видимая колонна кавалерии, которая к тому же оказалась своей. От нее подъехал офицер-кубанец и спросил:
— По приказанию генерала Покровского, разрешите узнать, кто и какой части обоз, решившийся на такой безумно-отважный спуск в овраг? — и передал от генерала его восхищение.
К вечеру батальоны полка и команды сосредоточились в с. Ореховка, расположившись по квартирам, выставив охранение. Потери полка за день боя не превышали 60 человек, но из с. Медведское санитарная часть полка не успела вывезти 10−12 тяжело-раненных. Чрезвычайно пониженным было настроение всех.
То, что конные части генерала Покровского оказались на правом фланге, заставляло предполагать об опасности на этом фронте. И, действительно, произошло следующее:
В с. Грушевка, через несколько часов после ухода из него, 14 декабря, отряда, пришел из села Калиновка 1-й батальон Марковцев. Этот и следующий день он простоял в селе более или менее спокойно, будучи лишь обременен необходимостью держать всегда охранение на 4 стороны, на которое уходило до трети его численности. (В батальоне около 400 штыков).
16 декабря батальон отбил наступление красной пехоты. На следующий день, 17 декабря, наступление красных возобновилось. Перед селом занимала участок 1-я рота всеми взводами, с 500 шагами интервала между ними. Отбив атаку до обеда, рота подверглась более сильной атаке во второй половине дня. Донесение командира роты о необходимости немедленной поддержки, осталось без последствий. Посланные за патронами люди вернулись с сообщением, что обоза они не нашли. Рота не знала, что в это время остальные роты развернулись на северной окраине села против наступавших лав красной кавалерии и догадались только тогда, когда лава появилась за ее левым флангом. Рота стала отходить к селу, но два ее взвода были настигнуты кавалерией; другие два взвода она настигла уже в селе. Отбились от нее только 20 человек, которые догнали батальон, отходивший на село Калиновка. Батальон потерял около 100 человек, из которых на 1-ю роту пришлось до 60 человек (Дня через два к остаткам 1 роты присоединились три ее офицера, успевшие укрыться в селе. Они слышали разгул красных и расстрел захваченных в плен. Ночью крестьяне, переодев их в крестьянское одеяние, вывели их за село, указав направление на село Сергиевка. Это было тяжелое и жуткое путешествие, но… выбрались.)
С захватом красными с. Грушевка, на правом фланге отряда нависла опасность, чем и объяснялось появление частей генерала Покровского на его правом фланге.
18 декабря . Отряд спокойно простоял в селе Орехове. Противник отдыхал, и дал отдых отряду. Стоял мороз до 10 градусов и туман. Но отдых все же был относительный, так как требовалось выставление сильного охранения и полная боевая готовность. Как и в с. Медведское, Марковцы занимали восточную и южную окраины села. У одной из застав, к югу от села, стояло даже одно орудие, имевшее хороший обстрел вправо и влево, но весьма скверный перед собой.
Вечером подошел 1-й батальон и расположился в западной половине села, за ложбинкой, его разделяющей. Офицерский полк был в сборе.
19 декабря . Ночью мороз стал сильно спадать, но выпал густой туман. Марковцы проснулись рано. Их разбудило, услышанное от входящих в дома, слово «туман», не предвещавшее ничего хорошего. И, действительно, противник снова повел охват села своими силами.
Около 7 часов утра в сторожевом охранении началась стрельба, по характеру которой можно было судить о наступлении красных. К югу от села бегло стреляло на заставе орудие. Когда батальоны построились, то можно было понять одно: село глубоко охватывается противником. Заставы стали отходить. Орудию, путь которого с заставы не шел прямо в село, а некоторое расстояние проходил по возвышенности вдоль него, ввиду того, что этот путь оказался перерезанным красными, оставалось одно: спускаться без дороги с кручи и под обстрелом. Убиты коренной конь и ездовой, ранены еще два коня. Новое препятствие — забор… Вывести орудие невозможно. Отходящий с восточной окраины батальон помочь ничем не может и орудие оставляется.
А в это время уже шел бой в западной части села, куда ворвались красные, совершившие по возвышенности глубокий обход его с юга. Но стоявший там 1-й батальон выбил их и отбросил. С севера красные тоже охватывали село, перед которыми отходил Кубанский полк. Марковцы быстро оставили с. Ореховка и, перейдя по мосту через следующую ложбину, вошли в начинавшееся сейчас же с. Высоцкое.
Было около 10 часов. Батальоны развернулись на восточной и южной окраинах села и отбросили преследовавших их с бешеным порывом красных. Однако слева безудержно отходили стрелки, оголяя левый фланг их, а справа появилась красная кавалерия, глубоко охватывающая село.
Полку приказано прикрыть отход батарей и обозов, собравшихся в селе. Но что-то медленно отходили они. Марковцы сдерживали красных, все более и более сживающих их с трех сторон. Их не поддерживала своя артиллерия, так как была в движении. Сильно гремела артиллерия красных, но она главную массу своих снарядов слала в тыл, за село. Все чувствовали что-то недоброе.
А за селом в это время происходило следующее: из села по выгону в полверсты шириной, к двум мостам через ложбину, скакали обозы и батареи. Это по ним и мостам били батареи красных. Один мост был поврежден прямым попаданием снаряда, и на нем застряла подвода. Движение шло по другому мосту с остановками, задержками, но все же сравнительно благополучно.
Офицерский полк отходил во всю ширину села уже сжатым с трех сторон. Село длинное. Схватки на улицах, в садах, огородах. Если красным не удавалось расстроить сопротивление полка, то, главным образом, благодаря героизму его пулеметчиков.
Но вот село почти пройдено, и полку оставалось проскочить только выгон, а его пулеметам — единственный мост, находящийся уже не только под орудийным, но и пулеметным обстрелом с фланга. Положение тяжелое. Это очевидно и для противника. Он переходит в атаку по селу, удивительно смелую и уверенную и… усеивает улицы, огороды своими убитыми и ранеными.
А в следующий момент из села по выгону к мосту, под обстрелом уже мчалась полным карьером пулеметная двуколка с ездовым и пулеметным офицером, проскочила мост, и через минуту-другую пулемет уже строчил по красным. За первым пулеметом последовал второй, третий… Огонь пулеметов и остановившихся батарей ослабил огонь красных по выгону и мосту. Полк смог отойти за ложбину.
Он остановился на небольшом гребне с сельским кладбищем на нем. Но задержаться ему на этой удобной позиции не пришлось: слева кубанцы отходили и на фланг полка выхолили красные. Полк продолжил отход через широкую ложбину на следующую возвышенность.
Это был отход бойцов морально и физически утомленных до предела, безразличных ко всему, что бы ни случилось. Каждый ушел в себя, шел молча, машинально, не оглядываясь назад, не ощущая никакой опасности. Не замечали они, как сильно потеплело и что к их ногам приставала грязь. Не изменилось их состояние даже при появлении в цепи командира корпуса, генерала Казановича, возмущенным голосом кричавшего:
— Марковцы! Позор! Если бы ваш Шеф, генерал Марков, увидел ваше отступление! Немедленно вперед!
С усталым безразличием Марковцы машинально повернули и также спокойно пошли вперед, и с ними верхом на коне командир корпуса. Но, едва цепи поднялись на возвышенность с кладбищем, как попали под сильный огонь с левого фланга и поднимавшихся на нее густых цепей красных и… повернули назад, без того, чтобы раздалась для этого команда. Команды не было. Ни слова ни сказав, ускакал и генерал Казанович.
Полк поднимался на возвышенность под обстрелом красных и залег на гребне. Никто не заметил, что он лежит в грязи. Все видели, что красные наступают, но у них было полное, безразличное спокойствие. Только пулеметчики вяло устанавливали и нацеливали пулеметы. И только, когда красные спустились в ложбину, и до них оставалось 500−600 шагов, был открыт огонь. Красные, оставляя своих убитых и раненых, быстро отошли на свою возвышенность. Марковцы не двинулись с места и прекратили огонь.
Темнело. Красные стали подбирать своих раненых. Ни одного выстрела не было произведено по ним. Не изменил состояния Марковцев даже этот успешный боевой эпизод.
С наступлением ночи полку было приказано отходить. Все с тем же полнейшим безразличием собирались роты, выходили на дорогу и куда-то шли. Многие пулеметы отстали. Это те, которые были вдали от дороги. Лошади выбились из сил, давно не кормленные и не поенные, и тащить двуколок по черноземной грязи не могли. Не помогало и известное средство — «играть» перед ними пучком сена (сена они получали вообще весьма мало; больше солому). Пулеметчикам приходилось разгружать двуколки, оставив на них только пулеметы, чтобы лошади могли дотянуть их по дороги, а самим раза два-три возвращаться за патронными ящиками.
Полк пулеметы не нагнали, в темноте свергнув не по той дороге, но натолкнулись на едущую батарею, бывшую при Кубанском полку. В батарее никто не знал, куда пошел Офицерский полк, и пулеметам оставалось только следовать за батареей. Наконец, приехали в х. Колонтаевский, где оказались еще несколько отбившихся от полка пулеметов. Искать ночью полк нельзя было и думать. Решили заночевать. Попытка найти что-либо съестное не увенчалась успехом, и пулеметчики заснули голодными.
А Офицерский полк, пройдя верст восемь, остановился на голом высоком гребне, где-то на половине расстояния между селами Высоцкое и Сергиевка, в грязи, сырости и на холоде. Батальоны, слегка лишь разойдясь по гребню, залегли, где остановились и уснули. Было выставлено какое-то охранение. Появились было несколько костров, для которых не пожалели подвод, но и те скоро погасли. Полная тишина. Никаких разговоров, «И только слышно было, как лошади жевали солому».
20 декабря . Уже совершенно рассветало, когда Марковцы как по команде, проснулись, зашевелились, стали вяло подниматься и, наконец, производить более энергичные движения, чтобы стряхнуть с себя охватившую их сырость, размять окоченелое тело. Мрачная картина окружающей местности не могла влить в них никакой бодрости. Полное спокойствие на участке не всколыхнуло нервы. Все были в каком-то оцепенении. Несколько оживились, когда батальоны стали разводиться по гребню, на указанные им боевые участки. А потом занялись разведением костров и кипячением чая без чайной заварки. Как-то вдруг дал себя чувствовать сильный голод, но сумки бойцов были совершенно пусты.
Медленно восстанавливалось сознание. Медленно развивались разговоры. Да к этому и не было побудительных причин: на фронте полное спокойствие. Вперед видно версты на две, но там ни одного человека, ни одного живого существа.
Прежде всего, была осознана малочисленность рот, в которых оставалось по 20−40 человек. Затем возник вопрос о патронах: в сумках у бойцов их оставалось ничтожное количество, и всех обеспокоило отсутствие многих пулеметов. А фронт полка в 300−350 штыков, растянут на 2 версты. Большие интервалы между ротами.
Роты, батальоны, полк? Это, в сущности, одни только слова без содержания. Тогда даже не знали, кто командует ротой, батальоном… Ведь, один за другим выбывали командиры.
— Ваня! Ты командуешь ротой? — спрашивают начальника отделения.
Тот отвечает:
— Как будто — я!
— А батальоном? — и ответ: — Кажется…
Из старших начальников в полку — «как будто» остался один полковник Сальников, которого никто не видел со времени принятия им полка. Видели командира корпуса, но его не видели. Он командовал не так, как генерал Марков или полковник Тимановский и полковник Гейдеман, Булаткин и даже полковник Наркевич. Он «руководил» боевыми операциями из квартиры штаба и руководил скверно. Всем особенно памятны: ночь под с. Медведское и бессмысленное наступление на с. Шишкино. Таково общее мнение и оценка.
К полудню к полку присоединились пропавшие пулеметы, ставшие в незанятые интервалы между ротами, что весьма подбодрило всех. Встали на позицию тут же, почти в цепях, орудия.
Пулеметчики дали некоторое освещение обстановки в тылу: сзади, верстах в пяти, долина р. Калаус с хуторами, в которых ничего съестного достать нельзя; дальше в тыл — с. Сергиевка и будто бы там обоз и кухни, но село эвакуируется и ожидать подъезда кухонь не приходится; и это еще и потому, что дорога убийственно тяжелая: они, пулеметчики, употребили 4 часа, чтобы подъехать к полку. Как оборачивается боевая обстановка не столь интересовало всех, как питание. Оставалось применить крайнюю меру — затянуть покрепче пояса.
Сведения относительно эвакуации с. Сергиевка были близкими к правде: 19-го красные выбили Сводно-гренадерский отряд из с. Калиновка и подошли на 5 верст к с. Сергиевка, но 20-го они были отброшены и с. Калиновка занято снова батальоном Кубанцев.
В 1-й из этих дней едва не было захвачено красными одно орудие, при чем погибли 4 офицера, батарейных телефониста: один был убит пулей, другой — зарублен, а два — прапорщики Степанов и Меньков, взятые в плен, после издевательств над ними, голыми были облиты керосином и сожжены живыми. Жутко! Не забыть этого! Эта книга — им Памятник.
Во второй половине дня со стороны с. Высоцкое показались небольшие силы красных, остановившиеся в двух верстах на гребне. Их обстреляли несколькими снарядами. У всех несколько обострились нервы, и голод не так сильно давал себя чувствовать. А тут подошла ночь, похолодало и опять заботы о самосогревании и об усиленной бдительности.
Вторая ночь на высоких холмах.
21 декабря . Под утро получен приказ: в случае наступления противника, оказать ему самое упорное сопротивление и не дать себя опрокинуть в долину р. Калаус. От этого сопротивления будет зависеть успех маневра в тыл красным конницы генерала Врангеля.
У Марковцев чувство полного безразличия ко всему, сменилось чувством надежды. Они приготовились, собрав остатки своей воли и своих физических сил. Они сказали друг другу: «Теперь держись! Держись, не взирая на силы врага!»
Едва засерело, раздалось несколько выстрелов на сторожевых постах. Сигнал, по которому Марковцы моментально были на своих местах. Защелкали затворы их винтовок и пулеметов. Когда отбежали посты, сообщившие — «красные наступают», все уже было готово. Тишина и полное внимание вперед. Легкий тукан. Видимость шагов на шестьсот.
Но вот, в тумане появляются силуэты…
Огонь!
И… в ответ, красные рванулись вперед с могучим криком — «Ура». Но они, то залегают, открыв бешеную стрельбу, и тогда смолкает их «Ура», то снова с криком бегут вперед, но только на короткое расстояние.
Красные лежат шагах в трехстах. Они отчетливо видны. Стоя стреляют по ним Марковцы. Удержатся ли Марковцы?
На правом фланге полка, «Ура» красных не прерывается: там они дорвались до цели, сбили, прорвали фронт… Там идет нервная стрельба; почти смолкли пулеметы… Но вот снова затрещали пулеметы… Сдержат ли противника Марковцы?
Прорвавшиеся вперед красные попали под огонь с флангов. Они остановились, залегли; они расстроены. «Ура!» — закричали Марковцы, ринулись в контратаку и сбили красных.
И вот, там, где был прорван фронт Марковцев — красные бегут, а за ними неудержимо жиденькие группы последних. Там оказался прорванным фронт наступающего противника. Полк перешел в контрнаступление.
И внезапно, когда навстречу отступающим красным подошли их резервные цепи, те повернули назад и вместе с резервами бешено перешли в контратаку. Огонь не сдержал их. Неизбежна штыковая схватка, чтобы остановить противника, но силы для этого ничтожны и… Марковцы побежали назад. Все кричали «Стой!», но никто не останавливался. Сзади их неслось — «Ура». Все бежали с одной мыслью: встретить противника со своей позиции, где снова заняли свои места пулеметы.
И вот, в этот момент, навстречу бегущим вылетает лавой сотня, сабель в 60, 2-го Уманского полка, и врубается в цепи красных. Марковцы мгновенно поворачиваются и также бросаются на них… Красные бегут по всему фронту. До 300 человек их сразу же попадают в плен.
Когда Марковцы поднялись на гребень, то они увидели массы бегущих красных. Нагнать их невозможно, даже доблестной сотне казаков, остановившейся на гребне на взмыленных конях. Видно, как бежали красные также и перед стоявшим левее Кубанским полком. Какое-то время все оставались зрителями наблюдаемой картины и решили: конница Врангеля в тылу у красных. И, действительно, далеко к востоку, вдоль р. Мокрая Буйвола, слышна была артиллерийская стрельба.
Полк стал сворачиваться. Снова поредели его ряды: свыше 60 человек выбыло из строя. Менее 300 штыков осталось в нем. В иных ротах не насчитывалось и 15-ти штыков. Тревога овладела всеми. За сутки до этого никто не обращал внимания на свою малочисленность; ее видели и только. Но теперь был успех. Мораль поднялась, ожило сознание. «Пополнимся немедленно пленными» — решили все, и сами выбирали пленных и вливали их в свои ряды. Сотней человек пополнился полк и пополнился бы большим числом, если бы большинство пленных не было уведено в тыл.
В колонне полк тронулся к селу Высоцкое. Теперь у всех одно сильное стремление: в село, в теплые дома, утолить жажду, голод, выспаться, отдохнуть. Но полк не остановился в этом селе (в нем остановились Кубанцы). Немного терпения, усилий: рядом следующее село — Ореховка.
Не для всех, однако, выпало счастье отдыха: 7 и 8 роты с 7 пулеметами, и сотня доблестных Уманцев назначены в сторожевой отряд. Задача: обеспечить с. Ореховка с южной стороны, для чего сразу же, не входя в село, подняться на возвышенность справа настолько высоко, чтобы иметь хорошее наблюдение к югу, затем, свернув влево, или вдоль села до дороги на с. Грушевка, где и остановиться.
Полк входил в село, а отряд поднимался без дороги, по размокшему чернозему на возвышенность. 47 штыков (наличный состав 7 и 8 рот), три номера при каждом пулемете и 60 всадников. Скоро пулеметные лошади выбились из сил, и пришлось принять крайнее решение: пулеметы снять с двуколок и тащить одной лошадью каждый; оставить с собой одну подводу с пулеметный лентами, с двойной лошадиной тягой; двуколки же отправить в село.
Когда отряд подошел к дороге, он был обстрелян конной заставой противника. Вскоре появилась колонна красной кавалерии и впереди ее лава. Пулеметным огнем кавалерия была остановлена. Но, по отряду был открыт огонь батареи с поразительной точностью. К счастью часть снарядов не рвалась, а отряд применился к местности: лег в грязь.
Наступали сумерки, и стрельба прекратилась.
Вскоре сотня была отозвана в село. Ждали отзыва и Марковцы, и только в полночь они получили ожидаемое распоряжение. В село они спустились до того уставшими, что не пытаясь даже искать районы своих частей, завалились спать в ближайших домах. И только на утро они нашли свои районы и своих, еще спящих крепким сном. Но что за вид был у них: покров грязи облеплял всех с ног до головы, все исхудали, едва произносили слова. Они выделялись среди проведших спокойно ночь, хотя и те выглядели отчаянно. К тому же в течение недели никто не брился.
22 декабря . День прошел совершенно спокойно, и даже не было выставлено охранение. Сказался большой успех, одержанный конницей генерала Врангеля. Ее удар, направленный на центр расположения Благодарненской группы красных, по известным Марковцам селам — Шишкино, и Медведское, стоил последним больших потерь: до 1.000 пленными, 12 орудий и 65 пулеметов. Кроме того, разобщил на две части группу красных, значительно тем, ослабив ее. С этого дня генерал Врангель вступил в командование группой Добровольческой армии, в которую вошел и 1-й армейский корпус.
За день Марковцы хорошо отдохнули и привели себя в сравнительный порядок. Отношение к ним жителей было в высшей степени внимательное и радушное. К красным же жители относились с открыто высказываемой ненавистью. Впоследствии немало мобилизованных Ставропольской губернии служило в марковских частях, и они на деле проявляли эту ненависть.
23 декабря . За ночь подморозило и, когда утром наиболее численно сильному 1-му батальону приказано было перейти в с. Грушевка, занятое частями генерала Врангеля, он собрался и выступил в довольно бодром настроении. 20-ти верстный переход, хотя и через высокую возвышенность, не был утомительным.
Придя в село, батальон нашел там валявшихся на его окраине 20 офицеров и 6 солдат, убитых и еще не погребенных крестьянами. Это были убитые и расстрелянные красными, в бою 16 декабря. Их скромно похоронили на кладбище.
Вечером выпал большой снег, а затем температура стала быстро падать, и установился настоящий трескучий мороз.
24 декабря . Рождественский сочельник. 2-м и 3-м батальонам хорошо в теплых домах. Мечтали провести в них, среди крестьянских семей, хотя бы первый день Великого Праздника, но пришло приказание: выступить в с. Кононовка, с задачей выбить из него красных. Мечта оказалась разбитой, однако сейчас же родилась другая: встретить праздник во взятом селе.
Мороз до 20 градусов. С утра густой туман. Переход в 20 верст. Выйдя из Ореховки и идя в гору и по снегу, через несколько верст колонна расстроилась. Мороз подгонял. Все покрылись инеем и стали неузнаваемыми, представляя собой каких-то сказочных рождественских гномов.
Ожидаемого боя не произошло. Красные, увидев приближающиеся колонны (в село шел и Кубанский стрелковый полк), очистили село. Марковцы расположились на восточной его части, на южной и западной стали Кубанцы и выставили охранение.
Как бы то ни было, хотя и в боевой обстановке, но праздник Рождества Христова удалось встретить в тепле и при радушном внимании крестьян.
25 декабря . Рождество Христово. Мороз и опять густой туман. Ночь прошла спокойно, спокойно начался и день. Однако, туман заставляет беспокоиться: «Не хотелось бы плавать в тумане».
Приближалось обеденное время и тем более приятное, так как хозяйки готовили праздничный обед не только для своих семей, но и для «гостей». Однако…
— В западной части села артстрельба! — сообщили случайно выходившие на двор. Ожидание обеда сменилось приготовлением к бою. Вскоре и короткое приказание: «Строиться!» и через несколько минут часть рот с пулеметами шли на выстрелы.
Бой был недолгим: ворвавшаяся в село кавалерия красных была выбита стрелками с подошедшими Марковцами. Вечером из Грушевки пришел 1-й батальон.
26−30 декабря полк спокойно стоял в селе, неся охранение. Объяснение этому было такое: красные уже не могут вести активных действий и другое: генерал Врангель готовит новый удар в тыл противнику, за которым последует новый скачек вперед.
За эти дни в полк вернулось около 200 человек, выздоровевших от ран и от обмораживания, но ушли из него 30 пулеметчиков в учебно-пулеметную команду при формирующемся в Ставрополе запасном батальоне полка. Кадр последнего составлялся из выздоровевших от ран, а состав пополнялся пленными. В Ставрополе же была окончательно сформирована хозяйственная часть полка.
31 декабря полк сделал «скачек» вперед, в с. Александровское, занятое конницей генерала Врангеля. Здесь он встретил Новый — 1919 год, с определенными надеждами на скорый конечный успех на Северном Кавказе и поход уже не на юг, а на север.
1−2 января 1919 г. Новый «скачек»: полк, после короткого боя, занял с. Саблинское, а на следующий день одним батальоном — село Греческое. Он пошел и район, где еще не были части Добровольческой армии; в район глубокого тыла красных. Оба села, в значительной их части, были заняты тысячами раненых и больных красных, оставленных без медицинской помощи, и без какого либо за ними ухода. Помочь этой массе полк ничем не мог, да и держался он от них изолированно, чтобы тифозная зараза, уже вырывавшая из его рядов свои жертвы, не охватила сильнее его.
3−4 января , неожиданно, 6атальоны полка выступали, но не в южном направлении, а в западном, и собрались в с. Нагута, ближе к станции Минеральные воды, около которой в это время вел бои 3-й армейский корпус.
5 января , 2-й батальон перешел в поселок при станции Нагута, а 6 января , он и батарея построились: им будет делать смотр генерал Деникин. С возбужденной радостью выстраивался батальон в 200 штыков (человек 15−20 осталось на квартирах из-за слабости и состояния обуви), с 6−8 пулеметами. Внешний вид бойцов был потрепанный и усталый.
Шинели еще не освободились от покрова грязи; еще не были зашиты на них дыры, оставленные пулями. Сапоги, ботинки нечищены. Но они сохраняли свой высокий и твердый дух.
Генерал Деникин обходил фронт выстроившихся, глядя в глаза каждому своим проницательным и грустным взглядом. И чувствовалось всеми, что он старается проникнуть в глубину их переживаний, ощущений, понять их дух. Он сказал приблизительно следующее:
-Я с глубокой радостью и в то же время и с глубокой скорбью следил за боевой работой вашего полка. С радостью, потому, что с каждым боем вы вписывали в историю своего полка беспримерные страницы жертвенности и доблести в обстановке исключительно тяжелой; и скорбью, потому, что ряды ваши с каждым боем заметно редели, пополнять их было некем, но вы продолжали, не взирая на свою малочисленность, упорно делать свое дело. Теперь настало время заслуженного вами отдыха. За полтора-два месяца отдыха, который будет у вас, вы отдохнете и пополнитесь, а затем откроете большую Московскую дорогу. Передайте мой привет всему полку.
Громким, искренним и полным преданности «Ура» ответили бойцы своему Вождю. Ободренные и оживленные разошлись они по своим квартирам. Радовались они не столько оценке их походов и обещанному отдыху, сколько скорому своему выходу на «большую Московскую дорогу».
7 января привет Главнокомандующего 2-й батальон передал 1-м и 3-м батальонам, также пришедшим на станцию Нагута. Походы и бои на Северном Кавказе для 1-го Офицерского генерала Маркова полка окончились. В этот день была взята станция Минеральные Воды, и полк находился уже в глубоком тылу — свыше 40 верст от фронта.
150 тысячная Северо-Кавказская XI армия красных отступала по всему фронту, от Кавказских гор до р. Маныч, а через месяц от нее остались жалкие отряды, искавшие лишь спасения. Исключительную заслугу в одержанной победе генерал Деникин приписывал генералу Врангелю, которого 10 января назначил Командующим Добровольческой армией.
После вывода из боев 1 Офицерского генерала Маркова полка, стали выводиться и батареи 1 артдивизиона. 1-я и 3-я батареи остановились на станции Минеральные Воды; взвод 2 батареи, дошедший с 1 Офицерским конным генерала Алексеева полком до г. Георгиевска, также перешел на станцию Минеральные Воды. Надолго, до первых чисел февраля задержалась на фронте лишь 1-я легко-гаубичная батарея, приданная Кубанскому стрелковому полку, и участвовавшая с ним в усмирении непокорных аулов Ингушетии.
Задержана была надолго на фронте 1 Инженерная рота, получившая еще 8 декабря шефство имени генерала Маркова. Она продолжала обслуживать Владикавказскую железную дорогу и ответвления от нее на Святой Крест, на Кисловодск, на Ставрополь и далее — ветки на Дивное и Благодарное. Ее железнодорожный взвод, помимо налаживания связи и движения по железным дорогам, своими вспомогательными поездами все время принимал участие в боевых действиях. У станции Петровское вспомогатель № 1 вывел, едва не попавший в руки красных, бронепоезд «Адмирал Непенин».
С началом января прекратила свое существование 1-я пехотная дивизия в том составе, в котором начала поход на Кубань. Вышел из ее состава доблестный Кубанский стрелковый полк, с марта, еще в 1-м походе, бившийся совместно с 1-м Офицерским полком, под командой генерала Маркова. Вышел и славный Особый конный дивизион 1-й пехотной дивизии, сначала, при генерале Маркове — «особая сотня», всегда называемый «Марковским» и носивший черные, марковские погоны. Он был влит в Кубанскую казачью дивизию генерала Шкуро и с малочисленным Партизанским полком, этой дивизии, составил 1-й полк, приняв название «Партизанский», но оставив для себя и всего полка черные марковские погоны, в память генерала Маркова. Полком стал командовать героический командир бывшего «Марковского» дивизиона, полковник Растегаев.
Марковцам весьма памятен их зимний поход по горам Ставропольской губернии с жестокими боями. За 7 недель ими пройдено по прямой линии всего лишь около 250 верст и только 3 недели проведено собственно в боях. Но эти три недели стоили полку очень дорого. Выступив из г. Ставрополя в составе 2.000 человек, за время похода получив пополнение до 400 человек, влитыми пленными — около 100 человек и вернувшимися в разное время по выздоровлении до 400 человек, он закончил поход в составе менее 800 человек Итог: свыше 2.200 человек убитыми, ранеными и обмороженными, без вести пропавшими (около 60 человек) и больными потерял он. Зимний поход и бои оказались по числу выбывших из строя наиболее тяжелыми из всех предыдущих периодов. До 40 человек потерял и 1-й артдивизион.
 |
| Полковник Н. С. Тимановский, командир Марковского полка. «Донская волна». 1918 г. |
Всегда чувствительны потери, но особенно когда они в среде авторитетного по чинам, по годам, по доблести, по водительству — командного состава. Марковцы понесли такие потери, невознаградимые, незаменимые: полковник Гейдеман, Миончинский, Волнянский — убиты, генерал Тимановский — ранен, полковник Булаткин — обморожен. Даже уход из строя полковника Наркевича — «орла Недреманной горы», которого «рассчитали», как он говорил, и то чувствовался…
Не было у Марковцев за минувший поход боевых успехов, больше неудачи… Но все же, в плане общих операций, они достойно делали свое дело и способствовали успехам. Делали малыми, молодыми силами, и не только рядового состава, но и командного. Полк вышел из боев, как никогда, с молодым, обер-офицерским командным составом. Но сохранил бодрый, борческий свой дух.
За зимний поход Марковцами было взято до 1000 человек в плен, много пулеметов. Противнику нанесены большие потери. Так бились они. Оставалась у них одна маленькая горечь: потерянное орудие не удалось в боях возместить трофейным. Они подобрали где-то брошенное красными.
С концом 1918 г. и началом 1919-го, кончилась для Марковцев 11-ти месячная борьба на Северном Кавказе, начатая 1-м Кубанским походом, и 14-ти месячная, включая период боев на Дону.
Она стоила им огромных потерь. В общей сложности, для 1-го Офицерского генерала Маркова полка и всех «марковских» частей (артиллерии и инженерных), исключая период до 1-го кубанского похода — они могут быть исчислены и количестве более чем 10 000 человек
Эти потери не оказались напрасными; освобождена от врага большая территория, созданы для армии — обеспеченный тыл и богатая база снабжения, открыто «окно в Европу» и установлена связь с союзниками по Великой войне и была надежда на их всемерную помощь.
Маленький «светоч», зажженный генералом Алексеевым, разгорелся в огромный факел, не только светивший на всю Россию, но уже и грозящий испепелить зло и врагов ее.
Марковцы сделали свое дело и теперь стремились скорее в поход по «Большой Московской дороге».
Продолжение следует
