 |
| Петр Николаевич Врангель |
В тот день, 13 октября, когда был взят г. Армавир и наступил перелом в тяжелых боях у этого города, Ставропольская группа красных, перешедшая в наступление, подходила к г. Ставрополю, и на следующий день, 14 октября, взяла его. Части Добровольческой армии, бывшие в этом районе, едва сдерживали продвижение красных. А через несколько дней к Ставропольской группе противника присоединилась и вынужденная отойти к ней и Армавирская их группа. Собравшиеся, таким образом, огромные силы их представляли для Добровольческой армии не только серьезное препятствие к освобождению Северного Кавказа, но и сильную ей угрозу.
Ликвидация этой Красной армии и стала первой и неотложной задачей для Добровольческой армии, для выполнения которой пришлось направить почти все ее дивизии и отряды, не только принимавшие участие в Армавирских боях, но и формирующиеся. Конец боев у Армавира без промежутка во времени перешел в начало новых боев.
25 октября части конной дивизии генерала Врангеля заняли на восточном берегу р. Кубани, к юго-востоку от Армавира, станицу Николаевскую, куда по железной дороге 26 октября были перевезены 2 и 3 батальоны генерала Маркова полка. 1-й его батальон, стоявший в эшелоне на станции Овечка, пошел туда походным порядком и остановился вместе с Кубанским стрелковым полком, не доходя до станицы, в с. Голицыне.
Грустное впечатление производили и станица, и село, сильно разграбленное красными. В них частям пришлось удовольствоваться лишь теплом, потребность в котором стала остро чувствоваться.
27 октября оба полка сосредоточились в станице, под прикрытием одного батальона, ставшего в х. Надзорный.
Вечером этого дня было сообщено, что утром 1-я дивизия выступает в Ставропольском направлении и предстоит атака сильной позиции противника. Говорилось о Недреманной горе. В первый раз за походы произносилось слово «гора». — Ну, что ж? Атакуем и гору! Сильно изменившийся рельеф местности, ставший гористым, перерезанный глубокими балками с крутыми скатами наводил на мысль, что теперь вообще придется иметь дело с горами.
28 октября. Из станицы Николаевской полки выступили рано утром в туман, однако, быстро рассеявшийся. Дорога шла по балке, вдоль железной дороги на Ставрополь и так на протяжении верст 6−7, пока балка не влилась в широкую поперечную долину.
— Недреманная гора! — передали от головы колонны.
Искать ее не пришлось: она стояла немного в пол-оборота направо, верстах в 3−4, огромным темным массивом, возвышающимся над окружающей местностью, вершина которой была покрыта облаками, а влево она спускалась двумя четкими, довольно длинными террасами с крутыми скатами. При мысли, что придется атаковать эту гору, у всех захватывало дыхание.
Выйдя в долину, полки разошлись: Марковский пошел в направлении прямо на гору, Кубанский — свернул влево по долине, куда сворачивала железная дорога, имея задачей обойти гору.
Задача Марковцам: атаковать гору — одним батальоном ее более возвышенную террасу; другим — более низкую; третий в резерве за левым флангом полка; предварительно — им сбить противника с небольшой высоты предгорья. И, только получив эту задачу. Марковцы заметили предгорье. Итак — двойная атака!
Батальоны тронулись, на ходу разворачиваясь в боевой порядок. Пройдя с версту, цепи полка стали обстреливаться ружейным огнем. Они шли безмолвно. Но вскоре красные стали оставлять свою передовую позицию.
Цепи поднялись на край долины. Перед ними теперь простиралась ровная поверхность, протяжением в полверсты, за которой начинался уже массив горы, на террасах которой ясно виден противник, сидевший в окопах. Цепи шли дальше под пулеметным и ружейным огнем с горы и под фланговым, слева, артиллерии. Они ускорили движение и, неожиданно для себя, оказались, подойдя вплотную к горе, перед глубоким обрывистым оврагом, с голым каменистым краем. Нужно было смотреть вниз, чтобы видеть дно оврага, и нужно было высоко поднять голову, чтобы видеть гребень горы. Сверху сыпались пули, и Марковцы поспешили спуститься в овраг.
Спустились они, совершенно расстроив свой порядок, очутившись на извилистом дне, среди камней и перед каменистым, местами отвесным, противоположным краем оврага. Выбраться из него на скат самой горы потребовалось время. К счастью скат, несколько выпуклый, скрывал цепи от наблюдения противника, что давало возможность привести себя в порядок, установить связь вправо и влево, насколько этот было возможно. 2-й батальон оказался разрезанным каменистой промоиной, шириной до 100 шагов. Связь с 1-м батальоном, даже зрительная, не могла быть установлена, т. к. их разделял выступавший каменистый гребень.
Тем не менее, цепи двинулись вперед. Подыматься было чрезвычайно не легко: скат горы имел наклон не менее 45 градусов, местами он был из голого камня, причем камни срывались из-под ног и с грохотом катились вниз. Нужно было идти или зигзагами, или боком. Так пришлось подниматься шагов 100, пока впереди идущие не сообщили, что виден противник. Дальнейший подъем стал еще более тяжелым, во-первых, потому, что противник заметил приближавшихся к нему и начал стрелять, а во-вторых — чтобы все же ближе подойти к нему, пришлось идти уже не во весь рост, а, согнувшись, а затем перейти и на движение ползком. До красных все еще оставалось не менее 100 шагов — расстояние при таковом подъеме непреодолимое для прямой атаки и, тем более потому, что она неизбежно должна была привести к штыковому бою. Уверенность в успехе пропадала и… Марковцы остановились. Ко всему стало темнеть. А через короткое время было передано приказание: отойти под гору и ждать распоряжений.
Цепи стали сползать вниз. Спуск оказался не менее трудным, чем подъем.
Вдруг, по ним не громким, но восторженным голосом пронеслось:
— Смотри! Эльбрус!
Цепи остановились и как зачарованные смотрели туда, где на темном фоне далекого горизонта, заканчивающегося темной, зубчатой стеной, выделялась еще освещенная солнцем и блестевшая белым, слегка розоватого оттенка, снегом, всем по географии известная, двуглавая вершина Эльбруса. Какая красота! Вот он, Кавказский хребет, почти во всю свою длину! Не видно лишь восточного его края, скрытого вершиной Недреманной горы. А до него — тени возвышенностей, огни во многих пунктах… Взоры наблюдающих, наконец, подошли к их горе: под горой совершенно темная полоса долины и черная черта оврага…
Роты спустились в овраг. Тянуло сырым, холодным ветерком. Марковцы группами расположились под утесами, чтобы спастись от пронизывающего ветра, заставлявшего быстро остывать их разгоряченные подъемом и спуском тела. Что же дальше? Очевидно наступление дивизии, и не только на их участке, не увенчалось успехом и, следовательно, на утро должно быть повторение. И опять лезть на гору и штурмовать ее, если не будет найдено иное решение?
— Ну, и гора! — говорили все, нетерпеливо ожидая новых приказаний.
Наконец они пришли: частям оставаться на месте и выслать людей за получением пищи. Одно — мало утешительное, другое — вызвавшее оживление: все засуетились, заговорили громче, застучали котелками. На 10 человек уходило за пищей двое. Уходящих напутствовали:
— Не разлейте. Пополнее котелки! Погорячее!
Ждать их возвращения пришлось долго: часа полтора, во всяком случае, т. к. кухни остановились далеко, у предгорья. Возникла естественная мысль о кострах, но разве может быть здесь дерево, когда кругом ни одного кустика, а одни камни. Да если бы и было дерево, то разве можно его найти во тьме?
Встречали вернувшихся оживленно, веселыми приветствиями и даже, только слегка пожурили за почти остывшую пищу. Ели с наслаждением, а потом возобновились оживленные разговоры, возня, пока не стал одолевать сон и опять тот же холод. Заснуть удавалось на короткое время, и ночь проходила в непрерывном движении. С полной охотой все шли в охранение, выставляемое на склоне горы. Смена происходила непрерывно: едва спускались смененные посты, как поднимались следующие очереди. Так согревались.
О повторении атаки узнали около полуночи. Приказание гласило: атака с началом рассвета на прежних участках. Сигнал к атаке — два орудийных выстрела по горе. К этому моменту части должны приблизиться к противнику возможно ближе, чтобы одним махом быть на горе. Гора должна быть взята во что бы то ни стало.
29 октября . Очень холодно. Все простыли. А время тянется страшно медленно. До рассвета еще более двух часов.
— Господин Капитан! Холодно! Не ползти ли нам понемногу в гору? — умоляюще говорили офицеры своему командиру роты. А у последнего самого давно уже было такое желание.
— Ну, вперед! Медленно, осторожно, тихо…
С остановками через несколько аршин подъема, цепи стали подниматься. Вперед выдвинулась реденькая цепочка, которая должна обозначать собой рубеж начала атаки. Достигнув линии, с которой, стоя в рост, виден был на фоне темно-серого неба и облаков гребень горы и двигающиеся по нему фигуры противника, цепи замедлили движение, усилили осторожность, ползли и замерли на линии выдвинутой цепочки…
Сколько оставалось шагов до противника, определить было трудно: 60−80 или до 100? Но уже ясно слышались разговоры на горе. Не было сомнения — противник готов встретить атаку, но он еще не увидел и не услышал подползших и затаивших дыхание Марковцев.
Хватит ли сил и дыхания без остановки добраться до красных? — думал каждый и решал: должно хватить! Лежали, как пластуны, но блуждая глазами по долине: там где-то стоит батарея, которая подаст сигнал к атаке.
Вот и признак наступающего рассвета: облака, повисшие над горой, до которых рукой подать — стали бледнеть.
Две вспышки орудийных выстрелов в темной долине…
Еще не донеслись до Марковцев звуки выстрелов, как они вскочили и… вперед! Звуки артиллерийских выстрелов, вспышки и разрывы снарядов, всего лишь в нескольких десятках шагов перед ними, раздались одновременно.
Несколько мгновений полной тишины и… затрещали с горы ружейные выстрелы и пулеметные очереди. Марковцы штурмуют гору.
Вбегали на нее одиночками, группами в 2−3 человек Пулемет скосил офицера многими пулями, ранил еще двух, но замолк под ударами штыков. Красные ошеломлены, отбегают… их задерживают командиры. Офицеры идут «в штыки». 2-х-3-х закалывают, 3-х-4-х пристреливают выстрелами в упор. В одном месте 10−15 красных сдаются. «Не трогать их!» — кричит командир взвода. Горячий порыв, сверхусилие охлаждены. А в этот момент, с криком «Бей их!» «Вперед! Их мало»" - красные контратакуют на этом участке. Взятые было в плен, берутся за винтовки. Под их штыками падает командир взвода, еще двое. Остальные катятся с горы вниз. Но неустойку ликвидируют с соседних участков. Редкие выстрелы. Красные оставили свои позиции только лишь под угрозой штыка. Они не осмелились принять удара, а где приняли — гибли. И это перед бойцами совершенно выдохшимися, с бешено бьющимися сердцами, с одеревеневшими, уже бессильными мускулами ног.
То, что казалось Марковцам террасами горы, было всего лишь узким, в 3−5 шагов гребнем, за которым начинался пологий спуск в широкую ложбину, вливающуюся верстах в 3−4 в низкую долину. Весь скат в ложбину был усеян красными.
Но… Марковцы не только не преследовали, но и не стреляли. Они были не в силах… Кто-то крикнул: «Пулеметы сюда!» Напрасно! Даже лошадьми невозможно втянуть их на гору. Оставалось быть лишь зрителями, как отходил противник, приводил себя в порядок и остановился на складке местности верстах в двух.
Время шло, а они продолжали лежать на горе. Уже дыхание стало нормальным, успокоилось сердце, но не двигались ноги: так были переутомлены они. Обменивались впечатлениями: о крутизне подъема горы, которую они проделали; о своем положении непосредственно под облаками, скрывающими вправо вершину горы; о долине, видневшейся верстах в 4-х внизу и хуторе на ней; о следующей горе. Мало кому приходилось наблюдать такой гористый пейзаж.
И, как-то неожиданно, все услышали:
— Спасибо за славную атаку, орлы! С победой, орлы!
По гребню проходил и приветствовал их полковник Наркевич, временно командующий полком. Марковцы с искренней радостью видели своего заурядного, скромного, «без страха и упрека» командира здесь, на горе, взобраться на которую при его сорока с лишним летах не представлялось легким делом. «Сам — орел!» — говорили про него.
Влево, в долине шел бой. Наконец, по гребню быстро передалось: «Вперед!» Батальоны стали спускаться. Красные, открыв огонь, однако, быстро оставили свою позицию в ложбине. Видно, как из хутора уходили их обозы и вскоре за ними и цепи. Противник отступал перед фронтом всей дивизии, под угрозой захода ему в тыл Марковцев. Отступал по двум направлениям: по долине, вверх по течению р. Егорлык и на следующую гору — Меловую.
К вечеру 1 и 2 батальоны пришли в х. Нижне-Егорлыцкий, который они видели с горы, и расположились на ночлег под охраной 3-го, выдвинувшегося к горе Меловая, перед которой красные заняли позицию, и Пластунского, ставшего по долине. Подъехали пулеметы, орудия и кухни. Совершенной неожиданностью оказалось, что потери полка за две атаки Недреманной горы, не превысили 50 человек
30 октября . Полку дана задача: совместно с пластунским батальоном взять Меловую гору, предварительно отбросив красных на нее с их предгорной позиции.
Выполнять предварительную задачу выпало на 3-й батальон; задачу весьма нелегкую, т. к. наступать ему нужно было на подъеме и, кроме того, ему было сообщено, что за его наступлением будет наблюдать генерал Деникин, находящийся влево, в расположении конной дивизии генерала Врангеля. Образцово, как на смотру, выполнял он свою задачу.
Но остальные батальоны выступили не за ним, а по долине р. Егорлык, вслед за пластунским батальоном. Они не видели, как наступал 3-й батальон, но слышали разгоравшийся огневой бой. Марковцами овладело даже беспокойство, когда артвзвод, шедший с батальонами, выехал вправо на пологий скат Недреманной горы и открыл беглый огонь для поддержки 3-го батальона, а когда огонь оказался еще и необычно длительным, то их беспокойство дошло до грани, когда узнать — в чем дело? — стало необходимым. От колонны батальонов к батарее поскакали всадники. Карьером они мчались назад и неожиданно с радостными лицами, размахивая фуражками. «Германия капитулировала!» — кричали они. Это им сообщили батарейцы, которые от радости ли или оттого, что теперь скоро можно ожидать помощи от союзников, открыли такую стрельбу. Новость для всех была исключительной по открывающимися перед ними перспективами, но быстро она отошла на задний план: на первое место стала озабоченность полученной боевой задачей.
Меловая гора, вдоль которой шли батальоны, стояла влево огромным, отвесным массивом, с краями, покрытыми кустарником. Высота ее? Да не все ли равно какая: 10 или 50 аршин, но… как взять ее? — вопрос, который не ставился перед Недреманной. Но может быть — обходом?
Впереди начался бой. Туда проехал вспомогатель 1-й Инженерной роты. Полк прошел до 12 верст и вошел в хутор Верхне-Егорлыцкий, только что взятый пластунами. Здесь картина местности изменилась: массив горы круто повернул влево и охватывал большую лощину, в глубине которой было видно село Татарка. От горы, как и от начинавшегося далее другого массива, отходили гребни, пересекающие лощину. Изменилась и обстановка: теперь противник был не только на горе, но и на гребнях. Предположение Марковцев об обходе горы усложнилось: чтобы взять гору — нужно сбить противника хотя с ближайших гребней, а чтобы взять их, нужно сбить противника с фланкирующей их горы.
Полк развернулся и повел наступление: одним батальоном на угол горы и гребень, отходящий от нее, имея влево пластунов; другим — правее. Красные сбиты с первых гребней, но дальше полк продвигаться под фланговым обстрелом не может; к тому же красные ведут яростные контратаки. Правофланговый бы понес большие потери и едва остановил красных. Другой — левым своим флангом уперся в гору, как и пластуны. Гора — отвес, аршин в 20 высотой. Штурмовать невозможно, и на нее ведет одна лишь маленькая тропинка. Хотя роты и в мертвом пространстве, но несут потери: несколько человек ранено сбрасываемыми с горы камнями.
Наступила ночь, холодная, ветреная. Стихла стрельба и только характерная для войны перебранка между противниками. Но смолкла и она…
Подошел 3-й батальон и стал под горой, сменив пластунов. Батальон выполнил свою задачу дня, а теперь его командир, полковник Булаткин, получил другую: взять гору. Но тщетно ходит он вдоль горы, обсуждает с подчиненными — как взять гору? Ясно — с рассветом взять ее невозможно; следовательно — ночью; но и ночью также невозможно.
Глухая ночь. Очень холодно; спасения от ветра нет.
— Эй, там! Наверху! Небось, холодно? — время от времени бросались туда слова. — Не лучше ли вам сдаться?
И, оттуда отвечали, но уже не с бранью. Завязался разговор «по душам», и дошел до того, что красные уже готовы сдаться, да боятся, но не своих командиров, которые спят где-то сзади у стогов и в сараях, а белых. Их убеждали, что их не тронут.
Спустились по тропинке трое для переговоров. «Мы все хотим сдаться. Мы — мобилизованы; мы — иногородние». Условились: сдающиеся переходят с одними затворами от винтовок. И скоро внизу оказалось до 400 человек, а на верху — Марковцы. Красные командиры частью были захвачены, частью успели бежать.
31 октября, с рассветом полк перешел всем фронтом в наступление: на Меловой горе — 3-й батальон, не встретив сопротивления, подошел к Лысой горе, такой же крутой; другие батальоны, сбил красных с ряда позиций, к вечеру подошли к селу Татарка и с поддержкой полка дивизии генерала Покровского, с которой произошло соединение в долине р. Егорлык, взяли его.
В этот день, 1-я пехотная и Кубанская казачья дивизии вышли из пределов Кубанской области в Ставропольскую губернию.
Весь полк генерала Маркова на ночь сосредоточился в с. Татарка, большом и богатом и, главное, расположился в тепле. А утром, как было объявлено, ему предстояло брать Лысую гору, последнее серьезное препятствие перед Ставрополем. В охранении стали пластуны.
1 ноября . К удивлению всех, поднят полк был, когда уже совершенно рассветало, и все распоряжения говорили не о бое, а о походе. Красные, будто бы, оставили свои позиции на горе и отошли.
2-й батальон в колонне вытягивался из села по шоссе на Ставрополь; 3-й — должен следовать за ним, а 1-й — выступить в северо-восточном направлении в распоряжение генерала Покровского. И — вдруг… по колонне 2-го батальона с Лысой горы посыпался густой поток пуль всего лишь с расстояния в 700 шагов. Батальон залег, а его боевой обоз карьером помчался назад в село. У всех полнейшее недоумение. Как могли ошибиться пластуны и сообщить об уходе противника?
Чтобы не оставаться под обстрелом, роты перебежками направились к подножию горы и оказались в мертвом пространстве. А гора, это — круча, аршин в 20 высоты, поросшей кустарником. Для всех ясно — будет приказано взять гору и… через несколько часов такой приказ был получен в ротах. Для штурма развернулся весь полк и пластунский батальон. Каждая рота должна на своем участке найти пути и возможности взобраться на гору и сбить противника. Но тщетны все попытки. На гору вело шоссе и 2−3 тропинки, но разве возможно по ним, обстреливаемым и сверху и вдоль их зигзагов, атаковать?
 |
| Генерал Н. С. Тимановский. 1919 г. |
Пыталась атаковать 4-я рота, командир которой, поручик Совельев, лично получил приказание от генерала Тимановского, и на участке которой гора была несколько пологой и менее поросшей кустарником, но тщетно: не столько пули, сколько бросаемые красными камни, остановили ее.
— Где командир взвода?- спросил поручик Совельев людей одного из взводов.
— Вероятно — там! — с безнадежным отчаянием ответили ему, указав на скалу. Поручик Совельев пошел туда и нашел командира взвода сидящим под отвесом, сильно расстроенным и со слезами на глазах. Он отвел его к роте.
Оставалась маленькая надежда на ночь и то только на повторение сдачи красных, как это случилось под Меловой горой. Но возможно ли это?
Наступила ночь. Полк не выполнил приказа, но получил снова такой же, но с точным указанием срока: утром гора должна быть взята.
Рушилась и маленькая надежда: выпал густой туман, совершено заглушавший даже крик в десятке шагов. Уговаривать красных не приходится. Ночь протекала томительно долго, в тщетных поисках, на холоде.
На участке офицерской роты шла наверх одна тропинка. Опрошенный еще днем крестьянин дал некоторое представление о ней, об ее верхней части: узкая, идет зигзагами с камня на камень, местами крутая; ближе к вершине — площадка с часовенкой; на горе, шагах в 200-х от конца тропинки — сараи, а в 500-х шагах — хутор. И это все. Впрочем, крестьянин добавил:
— Не знаю, как вы подымитесь на гору: перестреляют по одному.
Но… решение: у часовни должен быть караул противника, и, следовательно, нужно будет его бесшумно снять; а дальше — у конца тропинки другого караула может и не быть, ввиду близости сараев, в которых, безусловно, расположились красные… Итак — снять караул и выйти на гору: снять караул небольшой группой, а на гору выйти уже всей ротой.
На задуманное предприятие вызвался поручик Головач с пятью офицерами. После того, как группа ушла, прошли часы. Рота в готовности. Наконец приведено 7 пленных — караул полностью. Рота подымается по тропинке. Ей сообщено — разведчики уже на горе. Быстро и рота там. Она развернулась и стала расширять и углублять свой плацдарм. На левом фланге два выстрела: там, шедший на смену караул красных в тумане и ночной темноте нарвался на цепь роты; 5 человек были схвачены, но двое успели убежать и дать два выстрела. В сараях крики. Красные выбегают из них и скрываются в тумане. Проходят минуты и перед ротой слышны команды, а затем показалась и цепь противника. Огнем она сметена и скрылась. Красные оставили хутор.
Рота в тумане медленно продвигалась вперед, потеряв всякую ориентировку, пока флангом не коснулась шоссе. Она остановилась и ждала подхода своего батальона, которому было сообщено о выходе ее на гору.
2 ноября . Уже начало слетать, когда подошел батальон. Противника не видно. Наконец, батальон, развернувшись, двинулся вперед вдоль шоссе. Ему на фланг вышел 3-й батальон, а 1-й — пошел вправо, к горе Острая, в распоряжение генерала Покровского.
Около 13 часов батальоны полка встретили сопротивление противника у большой рощи и, смяв его, преследовали через всю рощу. Остановились на северной ее опушке, где начиналась широкая лощина, с селом Надежда в конце ее, куда отходили красные не только бывшие перед полком, но из г. Ставрополя, расположенного по левому скате лощины.
Из рощи 2 и 3 батальоны полка и пластунский батальон направились в город, и расположились в разных его районах на ночлег. В охранение вышел Кубанский стрелковый полк, который после 3-дневных попыток взять Лысую гору, поднялся на нее одновременно с Марковским.
Оказалось, что части генерала Врангеля два дня вели бои у самого Ставрополя и самое большое, чего они добились, это — занять северо-западную его часть с вокзалом железной дороги; часть города, наиболее низменную.
3 ноября . Противник отошел от города всего лишь верст на восемь. Им занималось село Надежда. Марковцы 2-го батальона, уже по одному тому, что они были размещены на тесных квартирах, решили: отдыха ждать не приходится. И, действительно, утром батальон, с приданной ему ротой 3-го батальона, выступил в направлении на с. Надежда, с задачей выбить противника из села. Слева от него будет наступать 1 Кубанский стрелковый полк.
Красиво разворачивался батальон под огнем красных и уверенно он шел по лощине на сближение. Кубанцы первые атаковали на возвышающейся складке местности, но неудачно, что привело к фланговому обстрелу наступающих Марковцев. Красных пришлось атаковать левофланговой офицерской роте, круто изменив свое направление. Рота сбила их и по возвышенности подошла к селу, оказавшись над ним и на фланге оборонявших его красных.
Редки были случаи такого упорства красных в бою, когда даже их раненые продолжали стрелять до последнего момента своей жизни и умирать с пением Интернационала. Неся большие потери, и попадая под низкие разрывы шрапнелей единственного орудия, бывшего при батальоне, вырывающего сразу десятки человек из их рядов, они все же отходили о сравнительном порядке.
Село Надежда тянулось по лощине верст восемь, но Марковцы продвинулись по нему только на 2−3 версты, остановившись по приказанию, т. к. влево шел бой с наступающим противником.
Наступила ночь. Однако боевое напряжение на фронте не ослабевало: возможен был переход красных в контрнаступление. Это потребовало оставление на ночь офицерской роты на возвышенности у села. Было очень холодно и, к счастью для роты, в поле стояли большие стога соломы, в которые офицеры и зарылись. Ночью пошел первый снег, стало вдобавок и сыро. Оживил роту подарок генерала Тимановского — бидончик спирта. Его развели снегом, и все смогли выпить по хорошей чарке водки.
4 ноября . Батальон был сменен Кубанцами и ушел в Ставрополь на свои прежние квартиры. Но уже свободнее стало в них: в каждой недосчитывались 2, 3 и более человек. Большие потери понесены у села Надежда. Это почувствовали и явно осознали Марковцы, только став на отдых. В боях вообще, в период сильного нервного напряжения, как-то не замечаются потери, какими бы они ни были: поставленные задачи выполнялись и малым числом оставшихся бойцов.
Пришел в город и 1-й батальон, сведенный в одну роту из-за больших потерь.
5−8 ноября красные вели упорные атаки на Кубанский стрелковый полк и Пластунский батальон, и батальоны Марковцев должны были выступать им на поддержку, и даже ночевать на поле боя. 8 ноября один из батальонов ходил к с. Пелагиада на поддержку частей другой дивизии, но ему не пришлось принять участия в бою: красные неожиданно прекратили свое успешное наступление, и быстро стали отходить: им в тыл вышла конная дивизия генерала Врангеля. Это был день, когда они на десятки верст отошли от Ставрополя к востоку.
9 ноября весь генерала Маркова полк окончательно сосредоточился в Ставрополе и простоял в нем целую неделю, будучи расположен уже на широких квартирах.
Продолжение следует
