Не так давно в редакцию ИА «Белые воины» поступило письмо от одной из наших читательниц, проживающей в Австралии. Помимо отзыва на нашу работу и впечатлений от просмотра документального фильма «Последняя тайна генерала Каппеля», мы получили для публикации еще один материал, рассказывающий нам о Свято-Иверской церкви в Харбине, в ограде которой, до переноса останков в 2006 году в Россию, покоились останки генерала В.О. Каппеля .
Об истории этого воинского храма и его судьбе мы рассказывали уже не раз (Воспоминания Н.Н. Устьянцева о Свято-Иверской церкви в Харбине, Двадцатипятилетие Свято-Богородицкой Иверской церкви в г. Харбине). 101 год назад — 27 мая 1907 г. состоялась закладка Свято-Иверской церкви в Харбине, а 3 июня 1908 г. нововыстроенный храм был освящен, и в нем была совершена первая литургия. Сегодня мы предлагаем вниманию читателей еще одни воспоминания об этом храме, присланные нам нашей читательницей.
 |
| Свято-Иверская церковь, г. Харбин |
В 1907 году в Харбине на Пристани (название района) для удовлетворения религиозных потребностей военных чинов была построена церковь в честь Иконы Божией Матери Иверской на средства военных чинов Заамурского округа Пограничной стражи, охранявших строительство города Харбина и Китайской Восточной железной дороги.
В Старом Харбине уже была построена Свято-Николаевская церковь — походная, но она была маленькая, и к тому же не была приспособлена для служения в ней в зимнее время. Пограничная стража состояла из 12 отрядов и 7 батарей — довольно многочисленное воинское формирование, — необходимо было иметь свою, то есть для воинских частей, церковь.
Настоятель Свято-Николаевской церкви о. Сергий Брадучан представил начальнику Заамурского округа генерал-лейтенанту Н.М. Чичагову доклад о необходимости постройки церкви для военных и указал на свободные деньги 32 тысячи золотых рублей. На эти деньги и начато было строительство Иверской церкви. Штаб Заамурского округа Пограничной стражи выделил для этой цели еще 10 тысяч рублей, а остальную сумму собрали путем пожертвований.
Большое пожертвование сделала Великая Княгина Елизавета Федоровна (впоследствии канонизированная Святая Мученица Елизавета). Сам генерал Чичагов (религиозный человек) приложил все усилия для постройки храма и, благодаря своим связям в Москве и Петербурге, он получил оттуда большую поддержку. Отец Иоанн Кронштадтский (причисленный позже к лику святых) тоже оказал большую помощь при строительстве Иверской церкви. В течение года церковь была выстроена и в 1908 году была освящена. Она была светлая, уютная, с прекрасной акустикой, с красивыми фресками на стенах и в куполе, выполненными художником Михайловым. В ней было два придела: южный (справа) в честь преподобного Серафима Саровского и северный (слева) в честь святителя Николая.
 |
| Свято-Иверская церковь в Харбине. Современный вид |
Около церкви с левой стороны находилась могила генерала Добровольческой (Белой) армии Владимира Оскаровича Каппеля, умершего во время Сибирского Ледяного похода около Байкала. Прах его был привезен в Харбин и захоронен возле Свято-Иверской церкви. Памятник на его могиле был сложен из камней, на нем стоял крест, а на кресте был терновый венок. За могилой смотрел полковник Белой армии Белянушкин (мой муж знал его). Он посадил на могиле две японских елочки «бонзай» (елочки-лиллипуты).
Мы жили в Иверском доме (построенном на средства прихода и находившемся рядом с Иверской церковью) и, когда шли на Офицерскую улицу, могли видеть могилу генерала Каппеля. Я наблюдала, как во время оккупации Харбина красной армией в 1945 году военные подходили к этой могиле, но ничего не трогали. После ухода частей красной армии, уже после 1954 года я заметила исчезновение памятника на могиле генерала Каппеля, и место, где была могила, уже было зацементировано. По-видимому, это было дело рук Советского консульства.
О том, как в 1929 году был поставлен памятник на могиле генерала Каппеля, я не могла знать, была еще мала. По той же причине не знала и не знаю о панихидах на могиле генерала.
Немного о себе
Родилась я в Сибири, в Томской губернии в селе Борисо-Глебском в 1915 году. Вскоре после моего рождения (кажется, через две недели) родители с двумя маленькими дочерьми переехали в Томск. Через год из-за изменившихся во время Великой войны обстоятельств отец решил, что им лучше вернуться в село к родным. Отец занялся торговлей мануфактурой, за покупкой ее ездил в Маньчжурию в г. Харбин, где уже жили его братья с семьями. Из-за революционных потрясений в 1919 году отец задержался в Харбине. В письмах к маме он стал просить ее приехать с детьми к нему в Харбин. Мама боялась ехать с маленькими детьми во время Гражданской войны. В 1922 году отец написал маме, что он не вернется к семье. Тогда мама с четырьмя маленькими детьми рискнула ехать в Харбин, несмотря на все трудности этого путешествия в те годы.
В октябре 1923 года мы прибыли в Харбин к отцу.
В Харбине мы жили бедно, так как отец не имел постоянной работы. Можно было бы устроиться на работу на КВЖД (на Китайскую Восточную железную дорогу, построенную Царским правительством), но для этого нужно было иметь советский паспорт, то есть принять советское гражданство, чего отец делать не хотел.
Мы снимали дешевую, довольно убогую квартиру на Пристани (торговый район), а через год переехали в еще более дешевый район «Сунгарийский Городок», а в просторечии называли его «Нахаловкой».
Отец узнал, что в Японии можно было работать — торговать. В Токио один русский купец помогал новоприехавшим русским торговать, давая им в долг товар (шерсть, шелк, готовые костюмы и проч.). Получивший товар продавал его (в разнос), продав взятое у купца, платил ему долг и получал от него новую партию. Отец уехал в Японию в 1924 г., завел связь с этим купцом и стал торговать. Отец навещал нас (нашу семью) каждые два года, прожил в Японии 19 лет; в 1943 году он вернулся в Харбин, покинув навсегда Японию — началась Вторая мировая война.
Пока отец в Японии зарабатывал деньги на содержание семьи, мы, дети, учились.
Мое учение в Харбинских школах началось осенью 1924 года и шло успешно. В 1934 году, закончив Правительственную гимназию, я поступила в Харбинский педагогический институт на словесно-историческое отделение (факультет). После окончания курса института, сдав государственные экзамены, получив диплом в 1938 году, стала преподавать в русских городских школах Харбина — начальных и повышенных (семилетних) до 1944 года. В этот год я ушла из русских школ, так как ожидала рождения ребенка. Но и в последующие годы я не вернулась в русские школы из-за влияния коммунистической идеологии на обучение детей.
В 1949 году устроилась преподавательницей русского языка студентам-китайцам в Институте иностранных языков. Преподавание шло успешно. Работала там до отъезда в Австралию осенью 1957 года.
Мы приехали в Брисбен 19 января 1958 года. Здесь жили наши спонсоры. Русские в Брисбене уже построили три церкви. При каждой церкви была небольшая школа для русских детей, где преподавание было на русском языке. Уроки были по субботам. В первые годы по приезду в Брисбен я не могла преподавать в русской школе, так как по субботам я работала в отеле. Когда же в отеле мне дали выходной день в субботу, я смогла взяться за преподавание в русской школе. В 1992 году со мной случилось несчастье: когда я переходила через улицу, автомобиль сбил меня с ног, поломал кости обеих ног. Я находилась в госпитале девять месяцев. На этом закончилась моя работа в русской школе в Брисбене.
Моя работа в области образования — и в русских школах, и в китайском Институте иностранных языков — это была только одна сторона моей жизнедеятельности (нужно сказать — любимая), но другая сторона ее была наполнена любовью к пению и музыке (мечтала учиться играть на пианино, но наша бедность не дала возможности исполниться моим мечтам). В семилетнем возрасте я обнаружила, что у меня есть голос, я обрадовалась и стала петь, прислушиваясь к поющим. В Харбине, посещая воскресные богослужения в ближайших церквах, я услышала пение церковных хоров, и это пение мне очень понравилось, и мне захотелось попасть в церковный хор, чтобы петь в нем. И всю свою долгую жизнь я пела в церковных хорах. Первая церковь, в которой я начала петь еще в Харбине, была Свято-Петропавловская церковь в Сунгарийском Городке. Я ходила в эту церковь довольно часто на воскресные службы. Там пела моя соученица, и я уговорила ее попросить регента хора Петропавловской церкви принять меня в хор. И он принял меня в хор. Мне было 13 лет, и было это в 1928 г. (осенью). Я аккуратно посещала богослужения и спевки хора, усердно изучала тексты песнопений и училась петь по нотам. В Петропавловской церкви я пела до середины 1933 года — пять лет.
Еще до моего вступления в хор Петропавловской церкви моя старшая сестра иногда в особые церковные праздники брала меня с собой в Свято-Иверскую церковь. В этом храме я увидела прекрасные фрески на стенах и высоко над алтарем, прекрасные иконы на алтаре, а около алтаря — прекрасный большой образ Божией Матери Иверской, услышала чудное пение хора, тем более что акустика в храме была замечательная. И мне страстно захотелось петь в этой церкви. Я уже не пела (не помню, почему) в Петропавловской церкви. Моя соученица и подруга (к тому же тезка!) пела уже несколько лет в Свято-Иверской церкви и попросила регента хора принять меня в хор. На спевке хора он прослушал мой голос, обратил внимание на музыкальный слух и принял в хор. И с этого времени (осень 1933 года) я стала петь в хоре Иверской церкви. Я очень полюбила и церковь с прекрасными иконами и фресками, и духовенство, и особенно хор, и его пение именно за чуткое исполнение песнопений — за что очень ценила регента — и весь репертуар этого хора. Когда этот регент (Валериан Степанович Лукша) уехал в Сан-Франциско, я ушла из хора Свято-Иверской церкви.
В 1937 году в Иверский хор вступил бас, певший раньше в Свято-Николаевском Кафедральном Соборе, Михаил Николаевич. Мы познакомились. Обоюдная любовь к пению сблизила нас. В 1939 году он сделал мне предложение. В 1940 году регент хора Свято-Николаевского Собора пригласил меня петь у него в Соборном хоре. Я с радостью приняла его приглашение. Через год 14 сентября 1941 года в Свято-Николаевском соборе была наша свадьба; венчание совершил настоятель протоиерей о. Леонид Викторов (в будущем епископ Никандр). Я переехала к мужу в Иверский дом. Муж продолжал петь в Иверском хоре, а я пела в хоре Свято-Николаевского собора.
В 1952 году регент хора Свято-Николаевского собора (Д.Я. Попов) уехал в Бразилию, регентом хора Свято-Николаевского собора был приглашен мой муж Михаил Николаевич. Пели мы с ним до нашего отъезда в Австралию в 1958 году, куда его пригласили регентом в Свято-Николаевскую церковь в Брисбене.
Русские люди — строители Харбина и других городов на территории Маньчжурии — с грустью покидали «насиженные места» и должны были искать себе приют в других странах.
Мой муж по приезде в Брисбен исполнял обязанности регента в Свято-Николаевской церкви (позже именовали собором), оплата регентского труда была незначительна. Не зная английского языка, он вынужден был заниматься тяжелым физическим трудом. Это не могло не отразиться на его здоровье. Последние годы его жизни он просил меня взять на себя труд регента. Скончался он в 1985 году скоропостижно. Я продолжала исполнять обязанности регента, пока несчастный случай (о чем я упомянула ранее) поневоле не заставил меня оставить регентство.
Кроме церкви, я работала с хором при Русском общественном центре. Постоянно разучивали светский репертуар для устройства концертов в РОЦ для брисбенской публики (русской, конечно). Работала с певцами 21 год. Отмечали памятные даты наших русских поэтов и писателей, композиторов. В день Св. Князя Владимира концерт посвящался Русской культуре докладами, выступлениями певцов и музыкантов, декламаторов, выступлением хора. Мою музыкальную деятельность оборвал акцидент, упомянутый выше.
Желаю всего доброго Вам и Вашей организации.
С. Т.
Брисбен (Австралия). Май 2008 г.
