Первое пополнение
Вторая половина мая месяца. На вокзале Новочеркасска с поездов, приходящих с севера и юга, выгружался народ и быстро куда-то расходился. Лишь одиночки и маленькие группы, не торопясь, шли на вокзал, ища коменданта станции. Одеты они были частью в штатское, частью в военное обмундирование, с погонами или без погон, с небольшим багажом и даже без него. Быстро перезнакомились: все офицеры и все приехали поступить в Добровольческую армию.
Комендант дал адрес. Пошли бодро и весело. Радовал весь в цветущих акациях город; опьянял густой их запах… Многое тяжелое — позади.
В Бюро записи явились полковнику. Опрос был строгий и пристрастный:
— Почему вы не сочли для себя нужным явиться значительно раньше?
Заявления, что они прибыли из Смоленска, Москвы, прямо с фронта, не считались уважительными.
— Вы — полковник? Потрудитесь представить двух свидетелей.
Эти и подобные им вопросы несколько задевали самолюбие являвшихся, но «явка с опозданием» повелевала снести это безропотно.
Новоприбывшие были направлены в здание Мариинского женского института, где их встретил молодой офицер «Марковец», скромно и подтянуто одетый, деловито отведший их в одну из комнат, объяснивший все, что необходимо и предложивший старшему в чине быть старшим в комнате.
— За всеми вопросами — прошу обращаться ко мне, — добавил он.
В этот же день, и на следующий прибыли новые добровольцы, и число их перевалило за сто человек. Уже несколько комнат было занято ими. Все были молодые офицеры, все фронтовики, почти всем пришлось пробиваться сквозь большевицкие заставы, в пути терять своих компаньонов; и все неделями и месяцами бродили по югу России с одной мыслью — в Добровольческую армию! Армию они не застали на Дону и им пришлось осесть по станицам и хуторам, скрываться и путаться — многим без денег, подаянием.
Утром комнаты обошел дежурный по общежитию, просил соблюдать порядок и чистоту. Он заявил, что генерал Марков в Новочеркасске и весьма возможно — сегодня придет в институт. Естественен был вопрос ему: «Кто генерал Марков?» Не столько слова его ответа, сколько тон и восторженный отзыв, говорили всем об исключительности генерала Маркова. Судя по тому, что дежурный бегом подымался наверх в комнаты офицеров и не задерживался больше чем на минуту-две, также бегом сбегал вниз и еще по тому, что дежурный несколько нервничал, офицеры невольно заражались его настроением и с волнением ожидали прихода Генерала.
Но вот дежурный молнией промчался по комнатам, бросая: — «Генерал Марков!»
Разговоры моментально прекратились. Все стали подтягивать пояса, приводиться в порядок. Никто уже не присел. Абсолютная тишина. Снизу послышался четкий рапорт дежурного офицера:
— Ваше Превосходительство! В помещении 1-го Офицерского полка все благополучно. На лицо 126 человек пополнения.
— Здравствуйте! — сказал молодой, энергичный голос.
— Здравия желаю, Ваше Превосходительство! — ответил дежурный.
— Идемте в помещение!..
Бодрым шагом по лестнице поднималось несколько человек.
— Господа офицеры! — скомандовал дежурный.
В комнату вошел Генерал. Если бы даже и не было предупреждения о приходе генерала Маркова, и то все сразу же догадались бы, что это вошел он.
— Здравствуйте, господа офицеры! — бодро поздоровался он.
Офицеры ответили положенным поклоном.
— Садитесь! — и сам сел на стол, обводя взглядом своих черных, пронизывающих глаз всех присутствующих.
— Приветствую ваше решение встать на борьбу за Родину. Это дело и долг каждого честного офицера, — сказал генерал.
— Скажите, поручик, вы откуда прибыли? — обратился генерал Марков к первому офицеру, — что известно было там о Добровольческой армии? Собираются ли ехать сюда другие?
Такие вопросы были заданы всем. Но его внимание особенно привлекали те, которые пробрались из центральных губерний: Смоленской, Курской, Московской… Их он спрашивал:
— Есть ли какие-либо организации среди офицерства? Не известны ли планы организаций?
Прибывшего из Смоленска спросил:
— Откуда и когда узнали о Добровольческой армии?
Закончив опрос всех, и сказав, что скоро они вольются в ряды Офицерского полка, генерал Марков перешел в другую комнату.
Впечатление всех о генерале было необыкновенно сильное: молодость, живость, энергия… Эти серьезные вопросы, которые задавал он; этот пытливый, гипнотизирующий взгляд; воля — вне всякого сомнения… Много видели офицеры генералов, но генерал Марков казался исключением среди них: он сразу же побудил всех почувствовать в себе не генерала, который стоит где-то высоко и далеко на командном посту, но генерала, начальника, командира, находящегося не только физически, но и духовно тут же среди них. Генерал Марков ушел, но — он здесь.
Весь день шли нескончаемые разговоры новых «Марковцев» со старыми, прошедшими Кубанский поход, ранеными, которые в этот День пришли в институт посмотреть и поговорить со своими будущими соратниками. Все глубже и шире выявлялась по рассказам личность генерала Маркова, как человека и начальника, и как бесстрашного бойца. Его подвиги в походе поражали воображение всех, и тревожно бились сердца при мысли, что такой начальник, как генерал Марков потребует и должного подъема духа и воли всех их и каждого из них.
На следующий день офицерам было сообщено, что сегодня приходит в Новочеркасск, и расположится тут же, в институте 1-й Офицерский полк. Настроение приподнялось еще больше.
Наступил вечер, когда было приказано выходить строиться перед зданием института. В 1-й раз прибывшие офицеры, в числе около 150 человек, оказались в строю. В первый раз они ощутили в нем себя связанными воедино, послушными любой команде.
— Смирно, господа офицеры!
К строю подошел генерал Марков. Он прошел перед ним, приветствуя его прикладыванием руки к «головному убору» — своей высокой белой папахе. Встав затем перед серединой строя, он сказал:
— Господа офицеры! Сейчас вы увидите, и будет приветствовать тех, кто презрел смерть во имя Родины, во имя и для победы; тех — кто в тяжелых условиях одержали первую победу. Вы вольетесь в их ряды, и, я уверен, — с ударением произнес он, — вы будете достойны их. Так ли я вас понимаю?
— Так точно, Ваше Превосходительство! — вырвался громкий, дружный ответ офицеров, такой, какой и как в таких случаях отвечала каждая часть Русской армии.
— Стоять вольно!
Полная тишина в природе и на площади перед зданием института. И вот, вдали раздались звуки военного марша. Все ближе и ближе. Офицеры затаили дыхание. Генерал Марков всматривался в направлении приближающихся звуков оркестра.
— Смирно! Г. г. офицеры! — громко скомандовал генерал Марков и сам замер перед строем.
Подходит полк. Лиц не видно, одни силуэты. Впереди несколько верховых. Полк выстраивается перед фронтом офицеров. Раздается команда:
— Полк смирно! Г. г. офицеры!
Генерал Марков быстро подходит к полку.
— Здравствуйте, родные!
И в дружном ответе полка чувствуется не уставной шаблон, а ответ людей искренне приветствующих своего начальника. Генерал Марков обнимается с кем-то в полушубке, в папахе, в очках; с кем-то еще…
— Друзья! — говорит генерал Марков, — нам дан отдых. Отдохнем, сколотимся, пополнимся и — в новые бранные дела за Родину! — в ответ несется громкое «ура» полка.
— Вот вам первое пополнение. Будет еще!
К строю встречавших полк офицеров подходит командир Офицерского полка, полковник Тимановский, о котором офицеры уже слышали, и здоровается с ним.
— Ура! — кричит генерал Марков, и оба строя разносят в эту тихую ночь их громкое, искренне и раскатистое «Ура».
Генерал Марков отпускает всех по своим помещениям в огромном здании института. В эту ночь пополнение в полк не скоро смогло заснуть.
Снова — Новочеркасск. «Земля обетованная». «Колыбель Добровольческой армии». Но как изменилось положение за минувшее полугодие? В ноябре и декабре прошлого года, части, положившие основание 1-му Офицерскому полку, находились в положении здесь почти нежелательных, в лучшем случае, едва терпимых людей; были под контролем разных комитетов и Круга. Теперь они — опора власти, а для населения — его защитники.
Но, как 6 месяцев назад, так и теперь, Новочеркасск был и остался центром, куда стекались добровольцы под сень Национального русского Стяга.
Переформирование 1-го Офицерского полка
Ожидался значительный приток добровольцев, почему полк было решено не только пополнить ими, но и развернуть его в три батальона трехротного состава, сформировать полковую пулеметную и другие команды. В полку в момент его прихода в Новочеркасск было 5 рот, имевших в своем составе около 500 человек; 6, 7, 8 и 9 роты должны были быть сформированы полностью, при чем 6-я должна была включить в свой состав чинов Гвардейских частей, а 7, 8 и 9 — стать ротами чисто офицерскими; 5-ю роту намечено оставить самой молодой по составу, т. е. из учащейся молодежи.
Формирование рот шло быстрым темпом, особенно офицерских, и которые входили не только офицеры, но и чиновники, зауряд-врачи. Все значительные прибывающие партии назначались в эти роты, в то время, как мелкие партии и группы шли на пополнение других рот. Уже через 2 недели в шести первых ротах было приблизительно по 150 штыков, а в офицерских до 200. Полковая пулеметная команда развернулась в 10, затем в 15 пулеметов, не считая ротных пулеметных команд. В оружии недостатка не было; хуже обстояло дело с запасом патронов и боевого снаряжения и, главным образом, с формированием хозяйственных частей и ротах и полку.
Огромное здание института, за исключением небольшого его крыла, где помещались институтки, по обстоятельствам смутного времени, не смогшие уехать к родным, было все забито добровольцами. Они располагались не только по его комнатам, но и по коридорам. Спали на полах из-за недостатка кроватей, не имея ничего для подстилки. Пища готовилась в институтской кухне. Там же была мобилизована и вся столовая посуда, т. к. у большинства не было ни котелков, ни чашек, ни ложек.
Обязательных занятий не было и только в 5-й, юной, роте производилось ознакомление с владением оружия и основными построениями. По общему желанию, часа два в день легкие занятия производились и в офицерских ротах в саду института. Несколько раз выходили они за город для тактических занятий.
Вот что записал подпрапорщик Сербинов:
«На первый взгляд, помещение роты своим видом производило на меня неприятное впечатление. Вдоль стен на полу валялись вещи небогатого содержания. В конце зала стояла ружейная пирамида, которая наводила на грустные размышления: половина винтовок была без штыков и ружейных ремней. Ни у кого не было патронташей и патронных сумок. Люди были одеты разношерстно, от разной военной, до полувоенной и штатской. Один капитан был обут в легкие туфли. Занятий не производилось. Ждали выступления на фронт. По вечерам пели песни. Днем занимались каждый своим делом. Пищу выдавали в достаточном количестве и доброкачественную».
Из всех рот выделялись своим внешним видом, дисциплинированностью и порядком в помещениях офицерские роты. Забота офицеров о своих винтовках была поразительна. Утренние и вечерние построения с молитвами для них были потребностью. В построениях, песнях, небольших занятиях, в общей молитве — офицеры чувствовали свою мощь — мощь офицерских рот. Но, как бы высоко не представлялась им эта сила, они не могли ставить себя и не ставили на высоту боевого ореола рот, наполовину офицерских, но прошедших Кубанский поход и имевших боевой опыт под руководством генерала Маркова.
Рассказы «старых Марковцев» как будто ничего не давали нового, но в их рассказах выявлялся исключительной высоты дух, поразительные дерзания, смелость, проявления инициативы и, вот, во всем этом у «молодых» еще не было уверенности. И когда они слышали от «старых»: — «Посмотрим, как вы будете в бою» — не испытывали никакой обиды, никакого ущемления самолюбия и себялюбия, наоборот — желание быть достойными.
Настроение в полку было великолепным и исключительно целеустремленным. «Забыть себя — служить России». Бедность армии решительно во всем — не смущала. К ней никаких претензий. «Ничего для себя — вес для армии». Рождались и углублялись, как закон — девизы:
«Крест и Меч» — крест служения с мечом в руке.
«Без страха и упрека».
«Доблесть и скромность».
С воодушевлением пелась тогда песня:
«Мы смело двинемся вперед,
Мы — русские солдаты».
Найтись отдельные офицеры с претензиями и недовольные, в частности — положением рядовых. Им самими же офицерами предъявлялось требование немедленно «убраться», и после этого, даже их раскаяние уже не принималось во внимание.
В громадном институтском саду, сплошь из цветущих белых акаций, офицеры проводили свои легкие занятия. А в дальнем углу сада, куда им было запрещено ходить — резвились или сидели за чтением несколько десятков юных институток. И офицеры тогда говорили между собой:
— Мы должны бороться за мир, мы должны оберегать мир, мир России, ее народа, ее юности, олицетворяемого вот этими юными созданиями.
