 |
| Первое орудие 1-й Марковской батареи. Сидят: налево — полковник Шперлинг, направо — капитан Михно |
«Генерал Марков уезжает в отпуск», — пронесся слух во всей его бригаде. Об этом заговорили: «Ему нужно отдохнуть!» — «Раз он уезжает, значит, не предвидится в ближайшее время боевых действий».
Он уехал 17 мая, как и все отпускные на две недели. Накануне, прощаясь со своим Офицерским полком, обрадовал его: «Скоро и вы пойдете в Новочеркасск! Пойдет туда и Конный офицерский полк». 1-ю батарею обрадовать не мог: его просьба удовлетворена не была, но утешил ее: «Не надолго расстаемся».
За время отсутствия генерала Маркова произошло лишь одно выступление частей его бригады: Кубанского стрелкового полка и 1-й батареи с конной частью Донцов в направлении на село Гуляй-Борисовку, где красные сосредоточивали свои силы. Меткий огонь батареи расстроил цепи противника, атака Кубанцев обратила их в бегство, а Донцы расправились с ними холодным оружием.
22 мая выступил на отдых Офицерский полк. Его уход вызвал среди жителей станицы сильное беспокойство, несмотря на то, что в станице оставались Кубанский стрелковый полк, части кавалерии, а на ее окраине всегда стояло охранение, были окопы и на позиции одно орудие. Успокоились жители, когда им было объявлено о приходе другого Офицерского полка.
Стояла чудесная весенняя погода. Степь покрыта свежей, сочной, богатой зеленью. В воздухе реют птицы, наполняя его своим пением. В природе радость и счастье.
Радость в сердцах у «Марковцев»: они идут на полный отдых в большой культурный город, где получат возможность отвлечься от однообразия степи, станиц, хуторов. Поход их, с остановками на ночлег в станицах, по сухой дороге, не утомителен вовсе. Мысли и разговоры забегают вперед — в Новочеркасск. Там Марков, их раненые друзья, там и откровенные и тайные предположения.
Полк идет из Егорлыцкой в Мечетинскую, затем в Кагальницкую в Хомутовскую, уже известные ему. В феврале он проходил их в обратном направлении, в непролазную грязь. Шел тогда в полную неизвестность, «к черту на рога». «Марковцы» вспоминали то время. Вот только очень многих уж нет в их рядах… Нет и Корнилова!
Из Хомутовской полк пошел не старой дорогой на Ольгинскую: там немцы, а свернул на Манычскую, из которой, переехав через Дон на пароходе, направился в Новочеркасск.
На одном из переходов колонна полка остановилась, и ей было приказано построиться вдоль дороги. Навстречу шла другая колонна с Национальным флагом впереди. Объявили: «отряд полковника Дроздовского». Раздались команды, разнеслось громкое «ура». 1-й Офицерский полк приветствовал своего нового соратника — 2-й Офицерский полк.
С восторгом всматривались в лица бойцы обоих полков. Ведь, оба полка до их встречи проделали свыше, чем по 1000 верст. Они не останавливались перед препятствиями, шли врознь к одной цели и теперь пойдут к ней вместе. Ура!
Поразила «Марковцев» сила проходившей перед ними колонны — свыше 1.000 человек (Артиллерия и конница отряда полковника Дроздовского шли через Аксай). Еще больше поразил вид бойцов: отлично и однообразно одетых и с таким же боевым снаряжением. На лицах бодрость, уверенность. Порядок и дисциплина. Общее впечатление — восторженное.
Полки разошлись в противоположных направлениях. У «Марковцев» — новая тема для разговоров: внешний вид их самих. Он не бодрящий. Разнородное обмундирование и к тому же потрепанное до последней степени. Убогое снаряжение… Разнообразие в бедности! Но стоит ли печалиться об этом? Ведь всякий знает, где были и что перенесли они. Лишь человек, придающий исключительное значение внешнему виду, может осудить или посмотреть свысока.
Первыми из участников Кубанского похода в Новочеркасск прибыли раненые. Походный лазарет последний раз потряс их на подводах до станицы Манычской, откуда они в течение нескольких дней пароходами по Дону до Аксая и далее по железной дороге, перевозились в Новочеркасск. Новочеркасск сердечно встретил раненых, которые в числе свыше 1.500 человек заполнили все городские лазареты. Условия, в которые попали они, конечно, были несравнимы с условиями в походном лазарете. Внимание жителей радовало.
Трогательны были встречи и отношение к раненым того женского госпитального персонала на Грушевской, где раньше жили первые добровольцы.
«Нянюшки нас разыскали. Они знали почти всех на Грушевской по фамилиям и именам.
— А как Некрашевич, Невинский, Казара?
— Убиты.
— А Шурка Рашевский, Шурка Андреев?
— Рашевский убит, Андреев ранен.
Кадетик Буковский, доброволец Боггаут, кадет Поляков — убиты. Прапорщик Шверин, Черных, Пантелеев в пенсне, Крылов с двумя наганами, над чем когда-то нянюшки смеялись, потому, что в остальном вид у него был довольно мирный, убиты. Козловский, поручик Топорков со своим характерным ярославским говором — убиты… Нянюшки плачут… Родные их едва ли узнают, где погибли они. Но все-таки, они были оплаканы от чистого сердца этими русскими женщинами».
Вскоре приехал в Новочеркасск генерал Марков, который после официальных визитов, стал немедленно обходить лазареты.
«Появление генерала Маркова в лазаретах вызвало слезы радости у раненых. С гордостью мы смотрели на него и кто мог, в своих рваных мундирах выходили на Московскую улицу или в Александровский сад, чтобы лишний раз увидеть своего любимого Вождя, где он в сопровождении офицеров нагонял страх на тыловых патриотов».
«Почему вы небрежно приветствуете генерала? — строго обратился генерал Марков к проходившему хорунжему и сейчас же иронически сказал: — Впрочем, извините! Вы же не русский, а республиканский офицер! — и пошел дальше».
Замечена была какая-то большая перемена в психике генерала Маркова: «Он казался не таким, как раньше, а как-то сильно раздраженным и даже придирчивым. Не знаю, была ли усталость, было ли то предчувствие?»
В Новочеркасске генерал Марков сменил свои погоны офицера Генерального штаба на «Марковские» — черные, что решительно побудило всех «Марковцев» озаботиться приобретением таких погон.
