Генерал Марков и Офицерский полк

Главы из книги «Марковцы в боях и походах»

Переход в станицу Дядьковскую

К полудню все части армии, которые пропустила мимо себя 1-я бригада, втянулись в станицу Медведовскую и, после короткого отдыха, тронулись на станицу Дядьковскую. 2-я бригада пошла в авангарде. Так как красные всюду отстали, за колонной был послан и Кубанский стрелковый полк. В станице задержаны лишь Офицерский полк, 1-я батарея и 1-я Инженерная рота.
Через час с небольшим им приказали выстроиться на окраине станицы, у дороги на Дядьковскую. С печальным удивлением и тревогой «Марковны» видели оставшуюся силу своего полка. В нем не было и 300 человек. Его 2-я рота имела всего лишь 9 человек. Оказалось, что отсутствовало 2−3 десятка человек, которых не считали погибшими, которых видели здравствующими после боя. Подумали: вероятно, заснули в домах станицы и проспали подъем своих рот. Послали их разыскивать.
Но уже раздались команды. Из станицы подъезжала верхом группа всадников с развевающимся Национальным флагом и в этой группе сразу же бросилась в глаза высокая белая папаха генерала Маркова. Но во главе ее ехал генерал Деникин. Взоры обратились на него. За весь поход все выстроившиеся видели его в первый раз, если не считать столкнувшихся с ним на станции Медведовской. Он был в расстегнутом штатском пальто, но в военной форме под ним, с двумя орденами Святого Георгия — на шее и на груди.
Генерал Деникин, поздоровавшись с частями, горячо благодарил их за одержанную ими блестящую победу, давшую армии выйти из почти безвыходного положения. Вызвав к себе подполковника Миончинского, он выразил ему особую благодарность за проявленное мужество в схватке с бронепоездом, а затем, повернувшись к генералу Маркову, громко благодарил его.
Взоры всех теперь направились на генерала Маркова. Генерал Марков, весьма смущенный столь торжественной, высказанной ему перед строем, благодарностью, немедленно ответил генерал Деникину:
— Ваше Превосходительство! Это не я, а они. Сегодня день артиллеристов, — и указал на батарею.
В строю на всех лицах засияла улыбка от столь неожиданной оценки, показавшей необычайную скромность генерала Маркова, отказывающегося от своего подвига и приписывающего его другим.
После этой короткой встречи с Командующим, части тронулись в станицу Дядьковскую. Генерал Деникин со штабом поскакал вперед, а генерал Марков обратно в Медведовскую, куда стягивался Черкесский полк.
Бодро шла колонна. Погода хорошая, дорога легкая. Сон, усталость исчезли. Разговоры о бое, о генерале Маркове, о генерале Деникине.

Генерал-лейтенант Сергей Леонидович Марков

Не находилось слов для оценки восторга перед генералом Марковым, как начальника, командира, имеющего сверхобычное влияние на подчиненных своими: возбуждающим словом, заражающим примером на каждом шагу, в каждую минуту. Все безотказно чувствовали, как воля, энергия, смелость, дерзание и пр., включая только что выявленную им скромность оценки своих действий, не только влияли, но и чувствовались, становились желанным содержанием и их натур. Стать «Марковцем» не только по признаку подчиненности, а и по духу, становилось невольным и вольным идеалом. Все усиливающаяся и углубляющаяся общность между генералом Марковым и теми, к которым он обращался со словами: «Друзья мои!» — его подчиненным, связывала всех в одну неразрывную семью. Для «Марковцев» их Генерал стал как никогда «свой», «их», и стали говорить о нем — «Наш Марков», отбросив официальное «Генерал».
О минувшем бое говорили как о части исключительного сражения, начало которого было положено еще в колонии Гначбау. Сама подготовка к бою была началом сражения. И в нем первое место уделялось генералу Деникину. Сражение имело задачу вывести армию из окружения, и это было сделано. Говорили тогда — генерал Деникин разработал план, по которому генерал Марков разбил врага, и армия была генералом Деникиным выведена. Это звучало почти также как и фраза, говорившаяся раньше: «Генерал Корнилов задумал, а генерал Марков выполнил». «С генералом Деникиным не пропадем» — решили «Марковцы».

Дисциплина в армии — это ее душа. «Потеря души» ведет к развалу армии и к проигрышу войны. Революция 1917 г. показала это наглядно. Однако она вскрыла огромный недостаток в понимании и внедрении Дисциплины. Устав говорил «в чем состоит дисциплина», но не объяснял ее сущность, не говорил, что в основе ее лежит Идея, требующая подчинения воле «единого Вождя». В результате обращалось внимание на внешние, показные стороны, а не на Душу, Дух, Идею.
Рядом с «душой» есть и «сердце». «Потерять сердце», второе по значению качество дисциплины, то есть потеря уверенности, твердости, настойчивости, ведет к нарушению порядка, внимания и в конечном случае — к отступлению, поражению в бою. «Потерю сердца» легче восстановить, чем «потерю души».
Два случая антидисциплинарных проступков произошли в Офицерском полку: один во время боя на станции Медведовской, другой — после боя. На станции полк привел в порядок генерал Деникин. Случай, однако, не только не приведший к взысканиям, но и быстро забытый. Другой случай — при выступлении полка из станицы Медведовской.
В объявленный полку двухчасовой отдых, часть офицеров позволила себе удалиться от полка и зайти в дома, с намерением найти в них сытную еду. Хорошо наевшись, они поддались требованию сна, поручив радушным хозяевам разбудить их, когда полк будет выстраиваться. Но их разбудили поздно: полк уже выступил. Не зная, что в станице еще оставался Черкесский полк, офицеры очень обеспокоились возможностью захвата их красными. Почти бегом они направились по дороге за полком, который виден был далеко впереди. Оказалось — по дороге, нагоняя полк, шла не одна группа в 2−3 человек, а несколько.
Все группы шли, оглядываясь назад, думая о могущем быть преследовании красных. И вот, из станицы выехала рысью группа конных. До последнего звена отставшей цепочки было недалеко. Звено приготовилось «к бою». И будь эта конная группа — противник, она не произвела бы на отставших такого сильного впечатления, как теперь, когда они увидели белую папаху на голове едущего впереди.
— Генерал Марков! — вырвалось сразу же у всех.
Трудно высказать тот комплекс переживаний, который охватил трех офицеров последней, отставшей группы. Радость, что конные — не противник, в этот комплекс уже не входила. Тут было иное: счастье видеть генерала Маркова, надежда услышать от него две-три фразы, коротких, бодрых, злободневных и как-то ответить на них. Тут было желание выразить ему свою любовь и преданность… Но победило иное: сознание своей вины нарушением порядка. Они знали, как строг генерал Марков, и как всегда справедлива его строгость. Офицеры приготовились выслушать его выговор.
Топот коней близок. Офицеры остановились и стали «смирно».
— Здравствуйте, друзья мои! — весело и бодро прокричал им генерал Марков.
— Здравия желаем, Ваше Превосходительство! — громко и восторженно ответили офицеры.
Ни слова больше. Генерал Марков скакал дальше, а у офицеров вырвалось немедленно искреннее «ура» — своему начальнику, продолжавшееся столько времени, насколько хватило сил. А там, впереди, уже катилось такое же «ура» других групп. И так докатилось оно до самого полка, подхватившего «ура», едва генерал Марков нагнал его.
Проступок не менее чем 20 отставших чинов полка остался без всяких последствий для них. Но как неловко чувствовали они себя: будто обманули генерала Маркова, показали себя недостойными его доверия. И это было для них наказанием гораздо большим, нежели выговор, если бы он был. Генерал Марков, помимо всех своих положительных качеств, всегда выявлял себя еще и как глубокий психолог. Он, нарушая уставное «не оставлять проступков и упущений без взыскания», не придерживаясь «устава, яко слепой стены» — только укреплял дисциплину.
Генерал Деникин отчитал полк в совершенно иной обстановке и это было воспринято, как напоминание: побеждающий всегда особенно близок к поражению в момент самой победы.
Поздно вечером, пройдя 15 верст, «Марковцы» пришли в станицу Дядьковскую, расположились по отведенным им квартирам и быстро уснули крепким сном.

4 апреля Пробуждение всех было бодрое: давно не спали так спокойно и с «комфортом». Казаки охотно и обильно кормили своих постояльцев, но поглядывали на них мрачно: не то с недоверием, не то с какой-то тревогой. Среди добровольцев передавали, что вчера жители станицы встретили армию с колокольным звоном и с иконами, думая увидеть генерала Корнилова, но, узнав, что он убит, как-то поспешно разошлись по домам.
Едва проснувшись, все вели разговоры о минувших переживаниях и о новом положении армии: она вышла из тесного кольца противника, но все же оставалась в окружении. Куда бы она ни пошла, ей придется снова переходить железную дорогу. Но где и на какое время она могла хотя бы основательно отдохнуть? О пополнении рядов теперь трудно было говорить.
На короткие минуты во многие дома, где помешались «Марковцы», заходил генерал Марков, всегда приносящий с собой бодрость и уверенность в лучшее. Едва он ушел — разговоры о нем, сводившиеся к одному: не дай Бог, если что случится с ним! Посещение рот генералом Марковым начиналось и завершалось громким «ура».
Тяжело и тревожно отзывалась на чинах полка его малочисленность: всего около 300 человек, и это с приданной артиллерийской ротой.
— Это мой последний резерв, — сказал генерал Марков. Эта рота стала 2-й ротой полка, в которой оставалось лишь 9 человек, а теперь стало 50−60. Ее принял полковник Коротаев.
Во второй половине дня в частях передавали сначала как слух, потом как факт, о решении Командования армией оставить в станице наиболее тяжело раненых, количество которых доходило до 200 человек. Это решение вызвало у всех сначала тревогу, не только за судьбу раненых, но, в дальнейшем, и за судьбу каждого, кто может оказаться раненым. За короткое время это второй случай оставления. Тревога переходила возмущение, хотя никто в армии еще не знал о судьбе оставленных раненых в Елизаветинской.
«Корнилов этого не сделал бы», — утверждали все и возлагали ответственность на генерала Деникина. Вероятно, генерал Деникин не решился бы оставить раненых, если бы знал, что произошло в Елизаветинской, но, оставляя их теперь, он принял все меры, чтобы раненых не постигла жестокая участь: были оставлены все захваченные видные красные деятели, давшие слово защищать раненых; это же слово дали атаман станицы и многие другие. Атаману передавалась значительная сумма денег за уход за ранеными. С ними оставались доктор и сестры милосердия. Была надежда, но весьма слабая. Генерал Деникин решился на такой шаг потому, что его план дальнейшего похода армии рассчитан был на быстроту движения и возможную его длительность, что связывалось для раненых с непосильными мучениями.
В частях армии решили «спасать» своих. И вот к лазарету стали подъезжать пулеметные и обозные подводы, на которые замаскировано грузились раненые и эти подводы должны были ехать не с лазаретом, а со своей частью. Очень немало, таким образом, «спас» Офицерский полк. Еще из Елизаветинской он также увез своих раненых.
В станице было оставлено не 200 человек, а 119. Впоследствии оказалось, что только двое из них были убиты, 16 умерли.

С наступлением ночи, не тревожимая противником армия, посаженная на подводы, выступила из станицы.
5−9 апреля Армия переменным аллюром куда-то ехала. Куда? — не знали даже командиры полков. На перекрестках дорог дальнейшее направление указывали конные маяки. В пути были лишь большие и малые привалы. К счастью, погода стояла хорошая.
Дважды армия благополучно пересекла железные дороги: Тихорецкая-Екатеринодар и Тихорецкая — Кавказская. При переходе последней был подбит ехавший поезд, оказавшийся товарным, с которого сгрузили лошадей, перевязочные материалы и др. нужные вещи. Генерал Марков, бывший на переезде с Кубанским стрелковым полком, протелефонировал в обе стороны: «Добровольческая армия благополучно перешла железную дорогу».
Вечером, 9-го, армия приехала в станицу Ильинскую, проделав за четверо суток около 150 верст. Все нуждались в отдыхе; раненые в особенности. Мечты сбылись — объявлена ночевка, а это означает многое: можно умыться, вообще освежиться; избавить от покрова пыли, проникшей сквозь одеяние до тела; можно снять обмундирование, снаряжение, обувь… а раненым — оставить неудобные ложи на подводах, столь мучительные для них.
Но отдых оказался более длительным.
10 и 11 апреля армия оставалась на месте, несмотря на то, что 10-го красные вели наступление со стороны станицы Дмитриевской, отбитое 2-й бригадой, после чего конная бригада добила красных, заняв станицу Дмитриевскую.
Наступила совершенно весенняя, теплая, солнечная погода. К этому благополучию присоединялись и радостные слухи о восстании против большевиков на Дону и в Ставропольской губернии и влитие в Офицерский полк пополнения — 200 кубанских казаков, из числа призванных в армию Кубанским Атаманом.
12 апреля армия перешла в соседнюю станицу Успенскую. Этот переход всем показался прогулкой.
Вечером было объявлено, что 14-го генерал Деникин произведет смотр армии по бригадам.
— А я свою бригаду предварительно осмотрю завтра, — заявил генерал Марков.
Объявленным смотрам обрадовались все, т. к. в них видели не столько смотр начальством своих частей, сколько «смотр» подчиненными своих начальников.

Генерал Марков и Офицерский полк

Памятник генералу Маркову

13 апреля Полк выстроен поротно развернутым строем. В нем теперь до 600 штыков. За ним — полковой обоз до последней подводы. Быстрым и легким шагом подходит генерал Марков. Здоровается: «Здравствуйте, мои друзья!» Полк громко и восторженно отвечает и кричит долгое раскатистое «ура», пока генерал Марков не делает энергичного жеста рукой.
— Ого! Полк еще большой. Воевать можно! — так начал генерал Марков свою речь.
— Ныне армия вышла из-под ударов, отдохнула, пополнилась и готова к новым боям. У нас имеются сведения о восстании казаков на Дону. Возможно, скоро мы передвинемся к ним поближе, перейдем на Дон, но не будем терять влияния и связи с Кубанью и упускать из вида общероссийскую задачу. Куда мы перейдем, вас это не касается.
В дальнейшей своей речи он обратил внимание на недостатки, выявившиеся в походе, которые требуется решительно искоренить, и, наконец, коснулся особенно больного вопроса:
— Я слышал, что в минувший тяжелый период жизни армии, некоторые из вас, не веря в успех, покинули ряды и попытались спрятаться в селах. Нам хорошо известно, какая судьба их постигла. Если и теперь кто-либо еще желает уйти к мирной жизни, пусть скажет заранее. Удерживать не стану: вольному — воля, спасенному — рай и к… черту!
В заключение, генерал Марков напомнил, что завтра мы представляемся Командующему армией, и сделал для этого случая ряд указаний и распоряжений. Пройдя вдоль фронта полка, вглядываясь в глаза каждому, перед иными останавливаясь и коротко переговорив с ними, он отпустил полк по квартирам.
Затем генерал Марков обошел и внимательно осмотрел боевой и хозяйственный обозы полка, напомнив, что каждая лишняя подвода стесняет армию и служит нередко убежищем и удобным местом для уклоняющихся от боевой службы. Ни одной лишней, сверх установленного им штата, подводы.
Все было необычно в этом смотру. Полк не только представился и осмотрен, но полк ушел со смотра с огромным подъемом духа, зная теперь о положении, о задачах, о том, что требуется от него и каждого его чина, и что должно быть решительно искоренено. Смотр скорее был моральным напутствием, уроком к предстоящим делам.
В этот день генералом Деникиным был отдан следующий приказ:
«В то время, когда рядовые бойцы, истекая кровью, защищают каждый шаг армии, есть и такие, которые малодушно скрываются в обозе, предавая этим находящихся впереди.
Замечено также, что при обозе ездят люди, не занимающие никаких должностей в армии и только отягчающие ее передвижение.
Поэтому приказываю:
1) Всем лицам, ведущим самостоятельное существование при армии, таковое прекратить, вступив в строевую часть армии.
2) Назначаю комиссию под председательством генерала Маркова, для проверки всех находящихся в обозе и
3) Всех уклоняющихся, а равно не желающих вступить в армию вопреки моего приказа, вывести за околицу и плетьми отогнать в сторону противника».