ИА «Белые воины» | В. Павлов | 17.04.2008 |
На Екатеринодар
Вся обстановка говорила за то, что в ближайшие дни предстоят жаркие бои, будет ли наступать армия на Екатеринодар или не будет.
23 марта Утром в Офицерском полку узнали о выступлении 2-й бригады, к вечеру — и о том, что ею заняты станицы Григорьевская и Смоленская, обе в южном направлении, то есть обратном екатеринодарскому. Вечером же полк получил приказание быть готовым к выступлению во второй половине ночи, но куда он тронется, сказано не было.
24 марта Бой у станицы Георге-Афипской.
1-я бригада была поднята ночью, и в 3 часа уже шла на сборный пункт, на западной окраине станицы. Офицерскому полку пришлось довольно долго стоять в ожидании чего-то. В это время генерал Марков был у Кубанского стрелкового полка, который видел в полном составе о первый раз. Полк имел до 1000 штыков на половину офицерского состава и 4 пулемета. Генерал Марков представился полку и объяснил задачу, данную бригаде: взять станицу Георге-Афипскую с помощью 2-й бригады, атакующей левее, и в конце добавил:
— Да не бойтесь пули. Если суждено, то она найдет вас везде, а не судьба, так и в жарком бою уцелеете. Я никогда не берегся пули и вот, видите, цел!
Достаточно было нескольких минут, чтобы кубанцы прониклись полным доверием к Генералу и, чтобы он мог смело говорить — «мои кубанцы».
Подъехав затем к Офицерскому полку, уже знавшему задачу, генерал Марков приказал ему выступить в голове колонны бригады. За полком пошла батарея; затем Кубанский полк, боевой обоз и Инженерная рота. Дорога была тяжелая: густая грязь, вода в низинах, слабые мостики… Колонна стала растягиваться.
Быстро светало. До станции оставалось еще до 2-х верст, но уже виднелись станционные постройки, стоящие на путях вагоны и можно было различить красный бронепоезд. Молчание. Колонна бригады стала разворачиваться: Офицерский полк, взяв направление правее станции, оставил 5 и 6 роты в резерве; левее его, фронтом на станцию, Кубанский стрелковый. Местность равнинная, покрытая мелким кустарником, но не дающим укрытия. Поражало продолжавшееся молчание противника и его бронепоезда, а затем и другого, появившегося из-за зданий.
В это время к левой из ротных колонн полка подъехал генерал Корнилов во главе своего штаба, с распущенным трехцветным флагом и группой текинцев и обратился с какими-то указаниями к генералу Маркову. Прошло несколько минут. Полк был от противника в версте с небольшим. Вдруг сильнейший пулеметный огонь с бронепоездов обрушился на полк. Полк немедленно рассыпался в цепь и укрылся за небольшим валом — дамбой, тянувшимся немного впереди. Первые потери. Ранен в ногу начштаба армии, генерал Романовский; несколько текинцев упало с лошадей. Генерал Корнилов и штаб спешились и легли за валом. Неподалеку от цепи стала батарея, но огня не открывала. Правофланговой, 4-й роте, было приказано выдвинуться вперед, с целью перерезать железную дорогу на Екатеринодар и охватить противника с его левого фланга. Рота под выдержанным и метким огнем стала продвигаться вперед по кустарнику, но обнаружила перед собой сплошной фронт противника. К этому она увидела подходивший со стороны Екатеринодара поезд небольшого состава, набитый солдатами. Рота остановилась. Красные прекратили стрельбу.
Но вот — приказание: «Вперед!» Всего лишь верста отделяла противников, но ясно видимые цепи полка были снова встречены молчанием со стороны красных. Их бронепоезда застыли на двух крайних точках. Окопов красных и какого-либо движения у них обнаружено не было. Плохая примета! Значит, противник уверен в себе и готовит жаркую встречу.
Недолго продолжалось это тягостное безмолвие: над цепью пронеслись первые снаряды батареи подполковника Миончинского; она открыла огонь по бронепоездам и настолько точно, что они стали ползать по полотну железной дороги. Этими несколькими выстрелами, собственно, и начался бой, так как в ответ разразились огнем позиции красной пехоты, артиллерии и бронепоездов. Огонь, открытый красными по силе своей превышал силу любого предыдущего боя. Ружейный, пулеметный, и одновременно орудийный, своими низкими и точными разрывами шрапнелей, буквально придавливали к земле идущие цепи. Цепи залегли. Красные шрапнели заменили гранаты. Около 600 шагов всего лишь было до врага, цепи которого были замечены несколько впереди железнодорожной насыпи. Офицеры открыли ружейный огонь. Но как он был слаб по сравнению с огнем противника! По цепи приказание: «Перебежки по одному! Вперед!» Уже расстояние сократилось почти наполовину, но красные не проявляли никакой нервности, и огонь их все усиливался. К счастью артиллерийские снаряды их рвались несколько позади цепи. Зловещие стальные крепости красных маневрировали по линии и стреляли всей мощью своих орудий и пулеметов, не обращая внимания на рвущиеся вокруг них снаряды. Двигаться вперед, прямо на бронепоезда, офицерская цепь не смогла: она остановилась, не зная и не видя, что перед самыми позициями красных протекала речка Шелш, через которую был переброшен лишь один мостик: препятствие, которое, видимо, и давало такую силу сопротивления красным.
Уже Офицерским полком понесены большие потери. Раненые отползали назад, ища укрытия от огня за дамбой, откуда они начали наступление.
Было ровно 16 часов. Положение — отчаянное. Казалось, перейди красные в наступление своей подавляющей массой и при поддержке огня своих бронепоездов, не удержаться цепям и не помогли бы им 5-й и 6-й роты, высланные на правый фланг полка, чтобы все же охватить фланг противника.
Генерал Корнилов продолжал оставаться на дамбе и наблюдать за боем. Он — в сильно возбужденно-недовольном состоянии. Наконец он раздраженно сказал генерал Маркову:
— Сергей Леонидович! Я просил вас о ночном налете, а вы закатили мне дневной бой!
Это был упрек; более того — выговор. Генерал Корнилов больше не остался здесь, а уехал на левый фланг, туда, где наступала 2-я бригада.
В создавшемся положении на участке всей 1-й бригады, генерал Марков видел лишь одну возможность успеха атаки, это в подавлении огня красных бронепоездов. Он приказывает полковнику Миончинскому отогнать красный бронепоезд, стоящий у станции, при этом напоминает: бить по поезду, а не по зданиям, где в одном из них, находится склад снарядов. Первый же снаряд батареи лег на насыпи под вагоном бронепоезда; второй попадает в здание и… следует сильный взрыв. Видя, что снаряд полковника Миончинского попал в склад, генерал Марков громко воскликнул:
— Эх! Куда же ты стрелял?! Я же предупреждал…
Этот невольный взрыв столь нужных для армии снарядов, однако, имел то немедленное следствие, что красные, сидевшие до сего времени крепко и уверенно на своих позициях, вдруг вскочили и бросились бежать через железнодорожную насыпь. Бронепоезд немедленно дал ход в сторону Екатеринодара, вслед за ранее ушедшим и не вернувшимся назад потому, что там к железной дороге подходили 5 и 6 роты. Мгновенно, с криком «ура», рванулись вперед цепи 1-й бригады. Цепь Офицерского полка, поднявшись на железнодорожное полотно правее станции, увидела далеко убегающего противника. Далеко влево неслось «ура» 2-й бригады, которая обходила станицу Георге-Афипскую с запада. Последний взрыв пулеметного и ружейного огня был верстах в двух от станции в сторону Екатеринодара: отходящий бронепоезд красных, оказавшийся вооруженным лишь многочисленными пулеметами, обслуживаемыми матросами, попал под огонь 5 роты с дистанции 200−300 шагов. Вдруг паровоз окутался густым облаком пара и — поезд вскоре остановился. Грянуло юнкерское «ура», быстрая атака, захват поезда и уничтожение задержавшихся на нем матросов…
Бой кончился. Наступала ночь. В станицу Георге-Афипскую одновременно вступали 1 и 2 бригады и сейчас же обозы. Вся станица оказалась забитой пришедшей армией. Во многие дома свозили раненых, перевязывали их. Здесь полнота власти была у сестер милосердия; они задерживали в своем распоряжении проходивших здоровых, поручая им то принести воды, вскипятить чайник, рвать простыни, рубахи на бинты… Не хватало йода.
В этом бою потери в Офицерском полку были большие: до полутораста человек. Станцию и станицу оборонял отряд красных силою до 5000 человек.
Среди захваченных трофеев, особенную ценность имели около 700 снарядов, которые находились в соседнем со взорванным здании.
Наступила ночь. После 2-часовой передышки, генерал Марков, взяв батальон Кубанцев и роту Офицерского полка, повел их вдоль железной дороги на Екатеринодар. Где-то офицерская рота отделилась от кубанцев и пошла самостоятельно влево. Ей была дана задача дойти до реки Кубани и там остановиться.
25 марта С утра конная и 2-я бригады выступили в северо-западном направлении, а за ними вытянулись и «главные силы». На ночь 2-я бригада остановилась в ауле Панахес, а конная продолжала движение к Елизаветинской паромной переправе через реку Кубань в 10 верстах западнее Екатеринодара. Ночью переправа была ею захвачена.
1-я бригада осталась в арьергарде армии в станице Георге-Афипской, имея заслоны в сторону Екатеринодара и Новороссийска. Днем части Кубанского стрелкового полка вели бой у станции Эйнем, однако, не переходя в наступление. Красные усиливали свой отряд подвозом резервов из Екатеринодара.
26 марта Утром бригада оставила станицу Георге-Афипскую и к вечеру пришла в аул Панахес. Только теперь все узнали, что у станицы Елизаветинской захвачена переправа через реку Кубань, захвачена сама станица, и идет переброска на тот берег конной и 2-й бригад. Для всех стало ясно, что армия атакует Екатеринодар, и все были поражены, как легко и просто генерал Корнилову удалось форсировать р. Кубань.
Ничего этого не знали в офицерской роте, стоявшей на берегу реки в нескольких верстах от железнодорожного моста. Нетерпеливо ожидалось разворачивание событий к атаке города. Но нот уже ночь, а рота продолжает стоять в бездействии и в одиночестве. Офицеры невольно нервничают; спокоен, кажется, один лишь ее командир.
Вдруг все узнают, что приехал генерал Марков. Однако рота никуда не идет и никаких изменений ее расположения не следует. Значит все благополучно. Успокоились.
Неожиданно с постов сообщили, что впереди слышен шум движения колонны. Все приготовились к бою. Однако генерал Марков сейчас же выскочил вперед навстречу шуму. Оказалось, подошел батальон кубанцев. Генерал Марков взбесился:
— Почему вы здесь? Я же приказал вам оставаться на месте!
Ответ не замедлил: ночь; одни в степи, никакой связи; мы думали, что «нас бросили».
— Что? — заорал генерал Марков. — Вы видели, что я бросил кого-нибудь? А не хотите — ну вас к чорту! Получайте расчет! — и, широко расставив ноги, он запустил руку в боковой карман своей неизменной куртки и вытащил оттуда бумажник. Кубанцы заголосили. Генерал Марков спрятал свой бумажник, и приказал возвращаться на свое место и сам исчез с ними в темноте. Жест генерала был замечательный, всех развеселивший.
Переправа через реку Кубань при наличии двух паромов и 1−2 десятков лодок, при полном напряжении сил и использовании времени, для армии неизбежно должна была затянуться на трое суток. Ведь переправить нужно было около 600 подвод, орудий и зарядных ящиков; до 4000 лошадей и свыше 9000 человек Срок большой и достаточный для противника, чтобы сосредоточить свои войска и ударить ими по переправившейся части Добровольческой армии или, ожидающей переправу. Генерал Корнилов рисковал. Но красные, не зная подлинных намерений своего противника, продолжали держать лучшие свои части у железнодорожного моста, сосредотачивая остальные на западной окраине Екатеринодара.
Между тем, в дни переправы, как никогда, Добровольческая армия была в чрезвычайно опасном положении: ее силы были разъединены рекой. На второй день на северном берегу реки были 2-я и конная бригады; на южном еще оставалась 1-я. Армия вынуждена не предпринимать серьезных активных действий и тем более атаковать Екатеринодар.
Бои у города Екатеринодара
«Ферма» в которой в 1918 г. погиб генерал Л.Г. Корнилов |
|