Этот поход получил название: Кубанский, потому, что совершен он был главным образом на территории Кубанской области; Корниловский, потому, что всю наступательную часть его армия совершила под командой генерала Корнилова и Ледяной, так как один день этого похода прошел в исключительно тяжелых климатических условиях.
Оставление Ростова
Ночь с 9 на 10 февраля 1918 г. Ростов погружен в темноту; в домах не видно света. Город мертв; на улицах, редкие, куда-то пробегающие люди.
Холодный ветер, несущий сухой снег и городскую пыль. Кое-где раздаются ружейные выстрелы, и они кажутся зловещими.
Только на углу Таганрогского проспекта и Садовой улицы оживление: там собрались небольшие колонны войск, всего может быть человек до 500. Для иного эта жизнь кажется страшной, роковой, безумной: собравшиеся люди, не желающие укрыться от погоды в больших, теплых, уютных домах, не желающие скрыться от ожидаемого врага за кирпичными стенами домов, кажутся обреченными. Но эти люди сделали вызов и страшной ночи, и зимней непогоде, и надвигающейся опасности. Они сделали его сознательно и с целью.
Легкий гул разносится над колонной войск. Слышны команды, распоряжения… Ею руководит воля Вождя; ею распоряжается в большой белой папахе генерал. Его голос наиболее громок, тверд, категоричен…
Вот стоит бронеавтомобиль — «Когда колонна тронется — взорвать!» — приказал генерал.
Вот стоит 1-й офицерский батальон, и около него пыхтят несколько грузовых автомобилей, на которые грузятся пулеметы.
— Это еще что? Да вы с ума сошли? — в недоумении остановился у грузовиков генерал Марков. — Перегрузить на лошадей!
Генерал Маркову доложили о невозможности в настоящее время найти лошадей и повозки.
— Чушь! — коротко бросил он, и, круто повернувшись, зашагал к столбу с пожарным сигналом. Под ударом рукоятки нагайки зазвенело разбитое стекло. Генерал Марков обернулся и крикнул полковник Борисову, требуя от него отправления людей по домам для отыскивания повозок. Не прошло и 15 минут, как из темноты появилась пожарная команда. Лихой бранд-майор смело пробирался сквозь толпы людей и автомобилей, пока не поравнялся с генералом Марковым.
— Стой! — приказал генерал. — Распрячь лошадей!
Напрасно протестовал бранд-майор. Великолепные, холеные пожарные кони стали в строй пулеметной команды 1-го офицерского батальона. Извощичьи пролетки и частные экипажи, обретясь в пулеметные двуколки, заменили никчемные грузовики.
Было около 22 часов, колонна стала вытягиваться на Нахичевань. Молча, спокойно… Загремела батарея. От тронувшейся колонны стали отбегать по разным направлениям фигуры, те, которые пришли проводить своих родных, своих братьев и сестер.
В арьергарде шел 1-й офицерский батальон. Раздался взрыв, резко нарушивший тишину. Это был взорван бронеавтомобиль. Его офицеры едва успели вытащить из машины своего командира, не желавшего расстаться с машиной.
Колонна шла на станицу Аксайскую. По выходе из Нахичевани, дорога стала тяжелой: местами снежные заносы преграждали путь. Приходилось помогать коням. Вслед колонне неслись редкие пули…
В Лазаретном городке большое оживление: все его улицы заполнены войсками, батареями, повозками, пролетками… Сидящие на подводах люди с багажом нервничают, кричат… Вот большой обоз со спокойно стоящими и лежащими людьми, укрытыми с головы до ног; это раненые, не пожелавшие расстаться с армией.
Томительное ожидание под звуки ружейных выстрелов. Подошла колонна 3-го офицерского батальона. Все в сборе.
Из флигеля вышел генерал Корнилов. Стоявшие до этого спокойно перед флигелем, зашевелились. Несколько человек вскочило на коней и в руке одного из них в темноте развился Национальный флаг.
— С Богом!
Было около 23 часов. Генерал Корнилов пошел пешком, а за ним генералы Деникин, Романовский, Эльснер и др. Тут же в коляске ехал генерал Алексеев: ему около 60 лет и он нездоров. С ним вся казна Добровольческой армии — около 2-х миллионов рублей.
Стали вытягиваться части, обозы в указанной последовательности.
— На молитву шапки, долой! — скомандовал генерал Боровский.
Студенческий батальон истово осенил себя крестом, тронулся в свою очередь.
Строй батальона, едва он вышел за городок, скоро нарушился. Непривычная к походу молодежь, под тяжестью несомого груза, стала быстро уставать; фляги опустели. Но вот на переезде через железную дорогу, кони не смогли перетянуть орудия, и у молодежи нашлись силы, чтобы помочь упряжкам. Наконец, впереди показались огоньки станицы Аксайской; надежда отдохнуть, согреться.
После короткой остановки Студенческий батальон вошел в станицу и расположился в здании школы. С оживлением рассаживалась молодежь за столь знакомые им парты и немедленно принялась утолять голод, уничтожая выданное перед походом. Но — одолевал сон и многие засыпали с недожеванной колбасой во рту.
Следуя за какими-то повозками, шел офицерский батальон. У входа в станицу, после четырехчасового похода, повозки остановились; остановился и батальон. Люди значительно устали, продрогли, проголодались: ведь накануне целый день были в бою. Все с нетерпением ждали квартирьеров. Время шло… Томительное ожидание делает людей неразговорчивыми, озлобленными. Но вот, наконец, из темноты кто-то окликает батальон: квартирьер. Батальон обходит продолжавшие стоять повозки и втягивается в улицу станицы. Улица запружена обозами, орудиями. Строя уже нет: все идут вразброд. На станционной площади, менее забитой, части быстро приводятся в порядок. Если, не дай Бог, исполнение приказа не понравится кому-либо из ближайшего начальства, команда будет повторяться, пока выполнение не удовлетворит его.
— 3-й взвод, в полевую заставу! — отдается приказ командира роты.
Офицеры взвода отказываются верить своим ушам. Им кажется, что они уже не в состоянии выполнить приказание: опять куда-то идти в темную ночь, в окружающую, воющую метель. Командир взвода невозмутим: он поворачивает свой взвод, который снова, пробираясь между подводами, идет в ту сторону, откуда пришел и останавливается за станицей на каком-то бугорке, в сотне шагов от железной дороги, неподалеку от грунтовой дороги на Ростов.
По дороге, увязая в снежных сугробах, движутся еще отдельные повозки и небольшие группы. До самого утра пробирались хвосты отсталых. Кто-то в штатском отрекомендовался офицером, желающим присоединиться к Добровольческой армии…
Погода стала меняться к лучшему: постепенно стих ветер, прекращался снег… Утро стало яснее и мягко-морозное.
Переправа через Дон
 |
| Сергей Леонидович Марков |
10 февраля. Техническая рота проработала на переправе всю ночь, подготовляя спуск к реке для проезда батарей и обозов, устраивая настил с берега на лед. Стучали кирки по обледенелой земле, рубили и сколачивали доски, бревна. Рассыпался на спуске песок… Лед на реке достаточно крепок, чтобы выдержать тяжесть орудий. Однако чины Юнкерской батареи предусматривают худшее и приготовляли доски.
Еще затемно Дон перешли — конный дивизион полковника Гершельмана и Партизанский отряд сотника Грекова, которые должны были — первый, обеспечивать армию с востока, второй с запада, в сторону Батайска. За ними группа квартирьеров.
С утра стали переправляться части и обозы по указанной очереди. Техническая рота оставалась на переправе для поддержания порядка и оказания нужной помощи. Рано утром пришел генерал Марков. Он был в серой куртке с генеральскими погонами, в большой белой папахе, в бриджах с генеральскими лампасами и с плеткой в руке.
— Ну, как, полковник? Все идет по-хорошему? — громко обратился он к командиру Технической роты. Генерал Марков надолго задержался у переправы. Иных грозно призывал к порядку и спокойствию, других подбадривал; отпускал шутки.
Переправу главных сил начал генерал Алексеев, который пешком, опираясь на палку, и ею, как бы ощупывая крепость льда, перешел Дон.
Генерал Корнилов, выйдя из дома, прошел некоторое расстояние пешком, пока ему и генералу Романовскому не подвели коней.
— Кто вы и куда направляетесь? — спросил генерал Корнилов вышедшего из боковой улицы одного офицера.
— Поручик Б., командир взвода 1-й роты 1-го офицерского батальона. Ищу свою роту, — последовал ответ.
Генерал Корнилов строго посмотрел на командира взвода, потерявшего свой взвод.
— Передайте командиру роты, что я отрешаю вас от командовании взводом. Свою роту вы найдете… - и указал направление.
Поручик Б. действительно нашел там, где указал генерал Корнилов, свой батальон. Он доложил командиру роты, подполковнику Плохинскому, о случившемся, который посмеялся над неудачником: он знал, что поручик Б. отстал ночью, помогая артиллеристам вытаскивать из канавы застрявшее орудие. Этот маленький случай показал всем, что требование генерала Корниловым дисциплины и порядка остаются в силе в любой обстановке.
Генерал Корнилов со своим конвоем, верхом, переехал Дон и остановившись на другом берегу, пропускал проходившие части, здороваясь с ними. Прошел Юнкерский батальон, не более, чем в сто штыков и Студенческий батальон, раза в три большей численности. Поразительно бодрый вид имела молодежь, подкрепившаяся завтраком — сладким чаем с белым хлебом и маслом, о чем позаботился генерал Боровский.
 |
| Генерал Л.Г. Корнилов |
Подошла очередь и 1-й батареи. К переправе она была совершенно готова. С трудом мобилизованные в станице подводы были нагружены снарядами, перегруженными из эшелона и из зарядных ящиков. На подводы же было погружено все то, что можно было снять с орудий и ящиков. Подполковник Миончинский предусмотрел все для проведения благополучной переправы. Переправлялась батарея по частям: лошади шли выпряженными, по одному катились на руках орудия и ящики, по одной переезжали не сильно нагруженные подводы. Лед потрескивал под тяжестью орудий. Последнее орудие катилось юнкерами по уже выступившей на лед воде и по команде «бегом марш!» К великой радости юнкеров, от которых валил пар, переправа 5 орудий, зарядных ящиков, передков и всех подвод прошла благополучно.
Наконец дошла очередь и до 1-го офицерского батальона, снявшего свои заставы, которые с высокого берега реки могли наблюдать движение армии к станице Ольгинской. «Картина была чудесная: по гладкой белой степи ползла из Аксая черная, бесконечная лента людей, повозок. Шли и шли и, казалось, что никогда не кончится эта живая лента, освещенная солнцем. Вот видна станица Ольгинская, куда втягивалась голова ленты», — записано в воспоминаниях. Офицеры в эти минуты совершенно не думали о дальнейшем. Для них пока все очевидно: армия идет в Ольгинскую. Неизвестность впереди, за станицей, скрываемая холмами.
С рассветом на дорогу, по которой шла армия, вышла небольшая колонна пехоты. Это 2-й офицерский батальон, проделавший свой ночной путь вдоль южного берега реки от станции Заречная. Труден был марш для него: без дороги, по сугробам снега, кучам камней, бревен, через опрокинутые лодки. Батальон шел, видя на противоположном, возвышенном берегу, темные, без огней, силуэты Ростова и Нахичевани, для части чинов его — родных городов.
Последними перешли Дон у Аксая части партизан, прикрывавшие его. Несколько взрывов подорвали полотно железной дороги. В 11 часов ушла с переправы и Техническая рота.
Красные не преследовали армию; лишь два аэроплана пролетели над колонной на большой высоте и сбросили несколько бомб, разорвавшихся далеко в стороне.
От р. Дона до станицы Ольгинской было верст пять. Дорога шла по дамбе, была утоптана прошедшими частями, и люди шли бодро.
В строю одной из рот оказалась неожиданно какая-то девушка, женщина-прапорщик. Она шла, спотыкаясь в непривычных для нее сапогах, с большим вещевым мешком за спиной, недостаточно подтянутым и поэтому стеснявшим и затруднявшим движение; винтовку несла на ремне, охватывавшим одновременно и мешок, что было совсем тяжело и неудобно. Вся ее высокая, неестественно согнувшаяся фигура, выражала явное изнеможение. Она напоминала затравленного и перепуганного звереныша. Один из офицеров предложил ей взять ее мешок. Она посмотрела с испуганным недоверием и надеждой, и нерешительно отдала мешок. До Ольгинской оставалось еще полпути — мало для молодого офицера, но — как много еще для нее! Казалось, вот-вот она свалится. Пришлось облегчить ее и от винтовки.
Все это видел командир взвода, не допускавший ни малейшего нарушения порядка в строю.
— Да какой же ты солдат (он, произведенный в. офицеры из рядовых, ко всем обращался на «ты»), если отдал свою винтовку" - сказал он женщине-прапорщику. В его голосе слышалось искреннее негодование.
Взвод рассмеялся над тоном своего командира, но девушка, видимо, приняла этот смех, как издевательство над нею. С видом горького упрека, сверкнувшего в ее глазах, она вырвала у офицера свою винтовку и мешок…
