В поисках вооружения
В декабре, после подавления восстания большевиков в Ростове, несмотря на существенную помощь, оказанную Дону Добровольческой организацией, донские власти, тем не менее, решительно отказывали последней в вооружении. Орудий у нее не было, винтовок не хватало, патронов было ничтожное количество. Как будто отпала опасность «выселения» с территории Дона, но оставалась опасность ее собственного бессилия.
Атаман Каледин помочь никак не мог.
Оставалось одно — приобрести оружие вне территории Дона. Генерал Алексеев и атаман разработали план налета на с. Лежанка, Ставропольской губернии, где стояли части 39 пехотной дивизии с батареей. Захват батареи стал целью предположенного налета.
План, хранившийся в полном секрете, заключался в следующем: в станицу Великокняжескую отправляется транспорт с оружием под охраной 25 человек офицеров и юнкеров Новочеркасского воен. училища и с ними от Юнкерского батальона — 1 офицер, 5 юнкеров и вахмистр княжна Черкасская, молодая, полного самообладания девушка, могущая послужить в качестве разведчицы. Из зимовника Сопрунова транспорт с оружием под охраной нескольких человек отправляется к месту назначения, а 25 человек офицеров и юнкеров, под командой решительного лейтенанта Герасимова, сворачивают на с. Лежанка и производят на него ночной налет, с поддержкой внушающей некоторое доверие сотни донцов одной из станиц.
Транспорт выступил из Новочеркасска 2 декабря и вечером был в хуторе Веселом. Здесь произошло столкновение с жителями, заподозрившими в княжне Черкасской Великую княжну Татьяну Николаевну и потребовавшими объяснения, куда ее везут. Пришлось силой разогнать толпу. Затем ночевки в зимовниках Королькова и Сопунова. Выступление отряда к с. Лежанка; еще одна ночевка и разведка.
6 декабря отряд остановился в 7 верстах от села и в 22 часа тронулся в Лежанку, уже точно зная расположение батареи и частей в селе и о полной беспечности их нарядов. В глубокую ночь, под лай лишь собак, 25 человек отлично сделали свое дело, и под утро из села выехало два орудия, четыре зарядных ящика, несколько подвод с 501 снарядом и другим имуществом. И только к моменту выезда из села, в нем была поднята тревога, но погоня не догнала батарею.
Между прочим, один из юнкеров во время операции пошел в дом командира батареи, разбудил его, обезоружил и «доложил», что его батарея «выступает по приказанию генерала Алексеева». Увидев на юнкере погоны Михайловского артиллерийского училища, капитан, командир батареи сказал:
— Как обидно, что меня разоружает мой младший однокашник…
9 декабря экспедиция вместе с трофеями прибыла в Новочеркасск.
В Добровольческой организации — ликование.
Генерал Алексеев перед этим, в одно из своих посещений батареи назначил командиром ее подполковника Миончинского, сразу же внушившего к себе большое уважение юнкеров. С приобретением двух орудий, подполковник Миончинский провел переформирование батареи. Был произведен расчет на 4 орудия — 2 взвода, один из которых получил орудия; была выделена команда разведчиков, частично на приобретенных конях команды телефонистов, подрывников и хозяйственные чины. Не вошедшие в расчет юнкера — до 50 человек, были сведены в пеший взвод, который должен служить прикрытием батареи. При нем пулеметная команда в два пулемета.
После посещения 1-го батальона генералом Деникиным, последовал приказ о назначении 40 офицеров для отправки их в г. Таганрог, чтобы там обезоружить гарнизон, состоящий из двух запасных полков и таким образом приобрести оружие. Командиром этого маленького отряда был назначен штабс-капитан Папков. Для операции нужно было снабдить участников ее патронами, для чего батальон, оставив у себя около сотни обойм, остальные отдал им, что составило 3−4 обоймы на человека.
Слухи о движении эшелона добровольцев донеслись в Таганрог ранее появления в нем отряда и заставили разбежаться «героев революции». Таким образом, штабс-капитан Папков застал уже пустые казармы, с разбросанным повсюду оружием. На месте оставался только командир одного из полков и канцелярия другого. Собранное и погруженное в эшелон оружие состояло из пулеметов, бомбометов, винтовок и большого количества ружейных патронов. Там же были и телеграфные аппараты Юрингсона, которые командир запасного полка сперва никак не соглашался отдать без «требования», которое ему и было выдано от имени «Командира 1-й роты 1-го Особого, генерала Корнилова батальона», за подписью штабс-капитана Захарова, чем командир полка и удовлетворился.
Ночью местные большевики обстреляли заночевавшую в казармах группу, но, на большее не решились.
На следующий день по прибытии в Новочеркасск, доставленное оружие, как захваченное на донской территории, пришлось сдать в донской арсенал. Себе удалось оставить только до 20 цинков патронов, скрытых от наблюдавших за сдачей донских комитетчиков.
Формирование частей в Ростове
Кратковременное господство большевиков в Ростове и Нахичевани оказалось слишком малым, чтобы многотысячное офицерство этих городов и интеллигенция пришли бы к серьезному пониманию положения и выводам. Соображение простолюдина — «Мы рязанские! До нас враг не дойдет» — было покрыто еще более примитивными соображениями.
На организованном генералом Череповым, жившим и Ростове, собрании офицеров, собравшихся и числе около 300 человек, было «после длительного обсуждения решено сформировать воинский отряд дли несения службы по охране города и поддержания в нем порядка. Большинство офицеров охотно поддержало эту идею. Никаких мыслей о широком образовании армии общегосударственного значения еще не было, а лишь о самообороне (генерал Черепов). Начальником отряда был избран генерал Черепов. Численность: едва доходила до 200 человек.
Через несколько дней генерал Черепов поехал и Новочеркасск с докладом к атаману Дона.
— Я ведаю только казачьими делами, а все армейское в руках генерала Алексеева. К нему и обратитесь, — сказал атаман.
Генералу Алексееву генерал Черепов делал доклад на его квартире. „Небольшая, узкая, в одно окно комнатка, в которой стаяла узкая кровать, стол и 3−4 стула. У меня невольно сжалось сердце. В таком убогом помещении живет второй после Государя человек Великой Российской империи“, — записал генерал Черепов.
„Внимательно выслушай меня, генерал воскликнул:
— Неужели в Ростове возможно провести формирование? С Божьей помощью начинайте! — заключил разговор генерал Алексеев и назначил генерал Черепова начальником отряда в Ростове. Таким образом формирующий для самообороны отряд вошел в Добровольческой организацию“.
В Ростове было открыто Бюро записи добровольцев. Но мало их дали Ростов и Нахичевань. Несколько офицеров, записавшихся в отряд для самообороны, сочли для себя чрезмерным быть в Добровольческой организации и выписались. Обычным вопросом многих, приходящих в бюро, был: „Что дает Добровольческая организация?“ На него мог быть лишь один ответ: „Винтовку и пять патронов“ и предупреждение для задумавшихся, что от большевиков можно получить пулю в затылок. Ответ не удовлетворил, а предупреждению не верили. Не верили, так как большевики в Ростове не трогали соблюдавших „нейтралитет“ офицеров. Об этом открыто говорили и разговоры были явно пропагандного в пользу нейтралитета характера.
В результате, в течение двух недель, Ростов и Нахичевань дали всего лишь около 300 добровольцев, хотя их улицы, кафе и рестораны были наполнены людьми в офицерской форме, превышающим это число в десятки раз. „Нейтралистам“ приходилось слышать упреки добровольцев. Это оскорбляло их самолюбие, и они не оставались в долгу: „нагло насмехались над проходящими командами“, „громко шипели: в солдатики играют“. Не упускали случая, чтобы не задеть юного добровольца, стоящего на посту и иронически не спросить: „Почему вы стоите? Ну, ну, постойте, молодой человек!“, и, смеясь пойти дальше. Смеялась и дама, шедшая с одним из таковых, видимо довольная остроумием своего кавалера». Нейтралитет соблюдался, но только не полным он был в отношении добровольцев.
Через некоторое время генерал Черепов снова поехал в Новочеркасск с докладом, но на этот раз ему пришлось делать его генерал Корнилову.
«Я ожидал увидеть генерал Корнилова», — записал генерал Черепов, — «в военной форме, а здесь все были в штатской одежде и все незнакомые мне лица. Но потом, видя твердую и решительную походку шедшего впереди, я невольно встал. Подойдя к столу, на котором лежали списки, мною привезенные для доклада, он властным голосом спросил меня:
— Что вы скажете?
— Привез списки формирования для доклада генерал Алексееву, Ваше Высокопревосходительство!
Тут только я сообразил, что передо мной генерал Корнилов. За ним стоял господин в темно-синем костюме, с седеющей бородкой с благодушной улыбкой на лице — генерал Деникин. Затем бросился в глаза худощавый, весьма подвижной господин — генерал Марков.
Генерал Корнилов, просмотрев списки, сказал:
— Ну да! Это все офицеры, а где же солдаты?
Я доложил, что солдаты не идут к нам, мы их только разоружаем. Генерал Корнилов, ударив рукой по списку, громким, с требовательной интонацией голосом, возразил:
— Солдат мне дайте! Офицер хорош на своем месте. Солдат дайте мне!»
Первоначальные предположение и надежда первых добровольцев Ростова сформировать Ростовский офицерский полк, быстро стали явно неосуществимыми, даже, если бы и был объявлен приказ о мобилизации офицеров. Последние не шли добровольно, не отозвались бы и на приказ: у них был свой «взгляд» на роль офицера в создавшемся положении.
Записавшиеся в Бюро записи в первые же дни, только и составили единственную воинскую часть — Ростовскую офицерскую роту, численностью до 200 человек, командиром которой был назначен капитан Петров. Эта рота участвовала в боях по защите своего города, понесла серьезные потери и была приблизительно третью часть своего состава с кап. Петровым влита в Офицерский полк, сформированный после оставления Ростова.
Около ста офицеров попали в начавшие формироваться: Студенческий батальон, Техническую роту и переведенные из Новочеркасска — 2-ю Офицерскую, Гвардейскую и Морскую роты.
Студенческий батальон
Два месяца спустя, эта часть слилась с Юнкерским батальоном, а затем была влита в Офицерский полк, получив вместе с ним имя генерала Маркова.
Мысль о Студенческом батальоне, сформированном из студентов, которых были многие сотни в городе и из учащихся старших классов средних школ, высказал генерал Черепову студент-еврей Черномордик. Эту же мысль офицеры из студентов, поручик Дончиков и другие предложили и молодому, боевому генералу Боровскому, на фронте Великой войны в последнее время командовавшему ударными частями на Западном фронте. Настроение учащейся молодежи как будто бы было таково, что она охотно откликнется на призыв к борьбе за Родину в рядах Студенческого батальона. По предложению генерал Черепова, генерал Боровский приступил к делу.
Но среди общего упадка воли и пораженческих настроений всех общественных кругов Ростова, формирование встретило массу препятствий. «Сознательность» тысяч студентов ограничилась вступлением в батальон лишь 2−3 студентов и немногих офицеров из студентов. Учащаяся молодежь средних школ в массе горевшая желанием бороться с большевизмом, была еще под сильным влиянием семьи, общества и школы. Инициаторы начинания принимали все меры, чтобы пробудить разум и чувства молодежи и тех, кто влиял на нее. Нужно было иметь горячее сердце, бодрый дух и должную волю, чтобы пробить стену слепоты, окружающую молодежь и дойти до ее сознания, до ее инстинкта. Иногда это удавалось, чаще — нет.
Офицеры пришли в среднее коммерческое училище, которое они окончили 2−3 года назад и объясняют директору свою миссию: призвать молодежь к защите Родины, Дона, Ростова, семьи, Церкви… Наконец — к защите самой школы. Директор колеблется и вызывает инспектора и священника. Священник не раздумывая, твердо заявляет:
— Вы хотите звать молодежь на убийство? — и требует, чтобы офицеры оставили свою мысль.
Директор поддержал священника особым доводом:
— Если уйдут старшие ученики, с кем останется училище?
Инспектор молчал.
Офицеры возражали, утверждая, что их доводы в настоящее время совсем неубедительны, так как красная власть разрушает все законы Божеские и человеческие, все традиции… Семью, школу.
Наконец, уступив настойчивости офицеров, начальство училища дало разрешение переговорить с учениками.
Для молодежи не нужно было много слов, не нужно было красноречие, чтобы обратившись к внутреннему, сокровенному, святому ее чувству, увлечь ее на служение и неизбежные жертвы для Родины. Три старших класса коммерческого училища записались добровольцами в армию: 180 человек.
После этого в журнале «Донская волна» была помешена статья — призыв ко всей массе молодежи. На нее отозвалось еще около 30 человек из других учебных заведений. И это все, что дали Ростов и Нахичевань из массы учащихся.
8 января 1918 г. было официальной датой начала новой военной части — «Отдельного Студенческого батальона». Генерал Боровский был утвержден его командиром, полковник Назимов — помощником. В батальоне было две роты: полковника Зотова и капитана Сасионкова. Адъютант батальона — игравший одну из главных ролей в его создании поручик Донников. Общий численный состав его, включая и хозяйственную часть, равнялся 280 человек, при 25 офицерах.
Батальон был размещен в Лазаретном городке. Внутренний уклад его жизни был приноровлен к укладу в военных училищах. Вначале были затруднения: не хватало одеял, простынь, подушек, посуды и проч. Ростовская буржуазия оставалась верна себе: ничего для добровольцев. Отношение ее к ослушникам ее убеждений, настроений, взглядов — было возмутительным. Она намеревалась своим бойкотом заставить молодежь поколебаться в своем решении. Но молодежь не изменила себе и победила черствые, скупые сердца буржуазии. Постепенно батальон был снабжен всем необходимым.
С первых же дней начались занятия, как строевые, так и словесные. Все офицеры и командир батальона, генерал Боровский, неотлучно находились в батальоне. Молодежь с живостью воспринимала все, что ей преподавалось. В несколько дней батальон стал сплоченной боевой частью. Любовь молодежи к своему генералу была искренняя и глубокая. Вскоре батальон был привлечен к несению гарнизонной службы. Им восторгались одни, враги его боялись, открытые пацифисты и уклонисты его не любили, как наглядный укор их предательству.
Не прошло и полутора месяца, как батальону пришлось начать боевую службу Родине в совершенно исключительных и тяжких условиях и он провел ее с полным и ясным сознанием, за что и во имя чего! Поразительно умирали в походе юные добровольцы Студенческого батальона.
Костя Проценко был смертельно ранен и, склонившегося над ним своего командира, он спросил:
— Исполнил ли я свой долг перед Родиной?
Миша Городецкий тяжело мучился от раны в живот и говорил своим:
— Подобные муки я переношу спокойно, так как сознаю, что пострадал за правое дело.
Техническая рота
Предполагаемое разворачивание Добровольческой организации и армию требовало начать сбор и формирования кадров будущих воинских частей специального назначения: саперных, телеграфных, железнодорожных, броневых, авиационных и др. Начало было положено в Ростове: все поступающие, как и поступившие в организацию раньше, чины таких частей назначались в особую роту, получившую название Технической.
С началом формирования, за неимением машин, аппаратов, инструментов, рота несла обыкновенную службу пехотной части, но в ближайшие же дни ее чины — железнодорожники, приступили к обслуживанию железнодорожных линий, отходящих от Ростова, необходимого для военных целей. Забастовки, саботаж и вредительство заставили немедленно формировать железнодорожные бригады для управления паровозами и ведения воинских эшелонов; группы специалистов для проведения ремонта паровозов и проч. Преступлено было к формированию бронепоезда и отряда бронеавтомобилей. С авиационного завода в Таганроге в Ростов был доставлен даже один аэроплан, который, однако, оказался не вполне исправным. Чины саперных частей проводили починки железнодорожных путей, мостов, телеграфных линий и поддерживали связь.
Знакомых с техникой управления паровозами были единицы, а требовалось десятки людей, поэтому на эту службу брались даже едва знакомые с ней. Для большинства нефтяные паровозы были новостью. Однако изучали дело буквально в течение нескольких часов.
Главным вдохновителем и инструктором в этом деле был сорокалетний, доброволец, знаток дела прапорщик Шмидт, работавший ранее по такой специальности в Екатеринославе. Он наблюдал за железнодорожным депо. В его распоряжении находился всегда караул от роты для охраны депо. Его энергия и бодрость были поразительны и заразительны. О нем знали все и, что особенно обращало на него внимание, это поразительное сходство во всем с Великим Князем Николаем Николаевичем.
В течение периода ростовских боев Техническая рота несла потери, особенно железнодорожниками. Нельзя не отметить, что, несмотря на неопытность железнодорожных бригад, не было ни одной катастрофы, ни одной серьезной порчи паровозов.
Когда Добровольческая армия оставляла Ростов, в роте было около 120 человек. Командовал ею полковник Кандырин.
Впоследствии Техническая рота выделила кадры на формирование броневых частей, в авиацию, а затем развернулась в три роты: 1-ю Инженерную, 1-ю Железнодорожную и 1-ю Телефонографную, получившие шефство имени генерала Маркова.
Формировались в Ростове и другие части: «Партизанский отряд имени генерала Корнилова» и кавалерийская часть. Они составлены были из офицеров, пробравшихся с фронта Великой войны. Партизанский отряд скоро достиг внушительной численности до 500 человек. Формирование кавалерийской части затруднялось отсутствием коней, от чего не мало кавалеристов продолжало оставаться в пехотных частях.
Ударный дивизион
Во второй половине декабря в Ростов, с фронта Великой войны прибыла в полном порядке целая кавалерийская часть — «Ударный дивизион Кавказской кавалерийской дивизии». Развал армии коснулся и дивизиона, но ее командир, полковник Ширяев и помощник, ротмистр Дударев, все же сохранили дивизион в составе 80 человек — треть его нормального состава и привели его на Дон, отдав в распоряжение генерал Корнилова. Несмотря на близость своих домов, так как почти все были уроженцами Кавказа, разных его национальностей, чины его остались в Добровольческой организации. Их, кавалеристов, не смутило даже то, что за неимением коней, им придется, может быть, начать воевать в пешем строю.
Дивизион дважды выступал из Ростова: конвоировать на ст. Степная несколько сот человек сидевших в тюрьме, где они были отпущены «на все четыре стороны», чем Ростов избавился от опасного элемента; и второй раз — по срочному вызову для ликвидации красных партизан, подошедших к линии железной дороги из Ростова на Матвеев Курган
К концу января в дивизионе было уже около 120 человек, в каковом составе он выступил в бой у ст. Батайск. Для руководства в пехотных боях дивизиону было придано несколько офицеров из 2-го Офицерского батальона.
С середины декабря из Новочеркасска в Ростов стали переводиться уже сформированные части, с целью их пополнения и разворачивания и более крупные соединения.
2-я офицерская рота стала пополняться офицерами-добровольцами из Ростова, но, главным образом, офицерами, прибывающими с Кавказского фронта. Вскоре рота была переформирована во 2-й Офицерский батальон, командовать которым назначен полковник Лаврентьев из Ростова, один из немногих старых офицеров, горячо осуждавший пассивность и пораженчество ростовского офицерства.
Полковник Лаврентьев выбрал систему последовательного пополнения рот в порядке их номеров, надеясь на поступление достаточного числа добровольцев, и глубоко ошибся. К концу декабря он имел в 1-й роте около 100 человек, во 2-й — около 80, и в 3-й и 4-й — едва по 30.
В январе боевая обстановка потребовала вызова на фронт 1-й и 2-й рот. Эти роты и батальон уже не вернулись в полк. Лаврентьев остался с двумя самыми малочисленными, с которыми и вступил в бой. По оставлении Ростова батальон был сведен в роту, получил пополнение и стал 2-й ротой Офицерского полка.
 |
| Генерал А.П.Кутепов |
3-я офицерская (Гвардейская) рота, надеявшаяся на пополнение добровольцами из гвардейских частей с тем, чтобы развернуться в отряд, таковых получила небольшое число, достигнув к концу декабря лишь силы в 70 человек В Ростове ее принял последний командир Лейб-Гвардии Преображенского полка, полковник Кутепов. В таком составе в январе рота и вступила в бои.
После оставления Ростова рота была влита в Офицерский полк, составив взвод в его 3-й роте.
Морская рота также не преуспела в увеличении своей численности, едва достигнув силы в 70 человек. Находившееся в Ростове мореходное училище не согласилось отпустить своих старших учеников.
Ротой командовал капитан 2-го ранга Потемкин. Позднее рота вошла в состав Офицерского полка.
Юнкерский батальон
Переведенный в начале второй половины декабря в Ростов, батальон расположился в центре города. Пополнений своих рядов он не получал, так как приток героической молодежи на Дон прекратился, и он оставался в составе тех же 120 человек и 2-х рот: юнкерской и кадетской.
Батальон производил занятия и нес караульную службу. Он и его чины не только отличались своим идеальным видом, но и крепкой дисциплиной. Моральное состояние молодежи было отличным.
Получая отпуска в город, молодежь вела себя так, как положено было по уставу военно-учебных заведений. Она в каждом офицере видела, или хотела видеть офицера-добровольца и отчетливо приветствовала их. Даже масса офицерства г. Ростова, поставившая себя вне Добровольческой организации, с небрежностью отвечавшая на приветствия офицеров-добровольцев, отвечала юнкерам и кадетам вежливо и с явным смущением.
К своей службе чины Юнкерского батальона относились строго. Об этом в городе знали все. В начале января произошел показательный случай, убедивший всех в крепости, непоколебимости духа и твердости дисциплины в батальоне.
Воззвания и обращения донской власти города Ростова к населению с призывом к спокойствию, порядку и работе не влияли на рабочих, все время подстрекаемых к разного рода выступлениям агитацией и пропагандой большевиков. Власть, однако, относилась и реагировала на это весьма гуманно. Пользуясь безнаказанностью, возбужденные толпы усиливали свои выступления. Однажды толпа, все увеличивающаяся в числе, с криками: «Долой войну! Долой контрреволюцию! Долой кадетов!», уже не могла быть остановлена караулом от Юнкерского батальона, и пришлось вызвать на помощь дежурную часть, в этот день взвод от «кадетской» роты. Но и подход взвода не остановил толпу и не успокоил ее. Тогда офицер, командир взвода, потребовал, чтобы толпа немедленно разошлась и что, если она не разойдется по третьему его предупреждению, он откроет огонь. Толпа не расходилась и продолжала спои вызывающие крики. После третьего предупреждения толпа разбежалась, оставив на месте 4 убитыми и нескольких ранеными.
Этот кровавый эпизод не имел видимых последствий в смысле повторения подобных выступлений, но рабочие затаили в себе звериную злобу против «кадетов». Нейтральное население города было перепугано, боясь мести рабочих и большевиков. Особенно забеспокоилось за свои жизни нейтральное офицерство, возымевшее смелость громко осуждать эту расправу «с безоружным населением». Добровольцы же признавали такое проявление силы неизбежным и необходимым, и лишь немногие высказывались: «Офицер погорячился!»
Перепугана была и донская власть города. Она приняла участие в торжественных похоронах убитых, пропуская мимо ушей чуть ли не вызывающие к отмщению речи.
Героическая молодежь судила о своих стремлениях и поступках просто: дать народу покой и прекратить бунт; для Родины — порядок и свободу и не допустить большевицкую тиранию и кабалу. Можно предположить, что многие из нейтралистов-офицеров в глубине своих мыслей и чувств не порицали добровольцев, но им мешал сознаться в этом животный страх за свои жизни.
