Глава 10
49. Еще из Полежаева
В стихотворениях Полежаева, в одном месте, про терских казаков сказано:
В стране гористой печенега,
Где житель русского села
Без верной шашки у седла
Не безопасен от набега;
Где мир колеблемый станиц,
И святость прав, и честь девиц —
Нередко жертвою стяжаний
Неумолимых кровопийц;
Где беззащитные трепещут,
Где в тишине полночной блещут
Ножи кровавые убийц, —
Необходим бесстрашный воин,
Опора слабых, страх врага,
И верный долгу, он достоин,
Из рук Бессмертия венка…
(Ст. «Чир-Юрт»).
50."Казачья" дикость и «необузданность»
Положение казаков, так ярко очерченное здесь, как мы видели, почти не изменилось; но зато как резко изменилось к казакам русское общество!
Еще так недавно, даже с думской трибуны, депутат, подписавший первым настоящий запрос, со слов петиции ингушей говорил про наших терских казаков, что казаки дики, необузданны, что они экспроприировали землю у ингушей; что они враждебны ко всему горскому населению и т. п.
51. Казачье прошение
Чтобы, как следует ответить на эти неосновательные поклепы, достаточно привести следующее казачье прошение, поданное в 1905 году от имени 11-ти низовых притеречных станиц Кавказскому Наместнику:
«В проезд Вашего Сиятельства через гор. Грозный, мы, по краткости времени, не имели возможности обратиться к вам с изложением наших нужд и не могли выяснить, какой вред терпим от беспокойной и злонамеренной части туземного* плоскостного и горского населения чрез грабежи, разбои, воровство всякого рода, не прекращающееся со времени покорения Кавказа, т. е. в течение более 40 лет подряд. Только по данным, ежегодно публикуемым в статистическом отделе «Терского Календаря», и следовательно, далеко не полным, так как большая часть хищений и краж, оканчивающихся взаимным соглашением, без всякого дальнейшего производства, проходят помимо судебной и административной регистрации, — за два последние года (Календарь 1904 г. стр. 00, 01 и 1905 года стр. 59 и 60) значится 6319 штук лошадей и крупного рогатого скота, уворованных в пределах Терской области. Переводя это на деньги, полагая только по 30 руб. за каждую голову уворованного скота, получается около 200 000 руб., потерянных нашим хозяйством за два случайно взятые года. На самом же деле размеры воровства у нас гораздо значительнее**. В станице Червленной, где воровство ничуть не больше, чем в любой другой станице, в рабочую пору угонялось иногда по 28 голов в неделю, а в соседней Щедринской станице, с населением всего в 3000 душ обоего пола, в течение 1903 и 1904 гг. похищено разного рода скота (исключая мелкого), по самой точной оценке, согласно приложенной ведомости, на 4058 руб. Это составляет более 1 руб. на каждую наличную душу, или по 7 руб. на каждый казачий двор.
Такое печальное явление весьма пагубно отражается на развитии нашего сельского хозяйства и тем в корень подтачивает наше благосостояние.
ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО! Мы давно терпим это бедствие, и наши хозяйства от него давно страдают. Не даром обвиняют нас в отсталости. При данных тяжелых условиях иначе и быть не может; не мыслим никакой хозяйственный прогресс, пока нет для него самого главного возбудителя: нет постоянного и верного ручательства, что-то, над чем трудится и на что укладывает свои силы человек — действительно его собственность и достанется ему и его детям. Бывали примеры, что из одного хозяйства угонялось 18 штук скота в ночь и разорялось трудящееся хозяйство дотла. Есть семьи, подвергшиеся обворованию по нескольку раз, и такое обворование не может не отразиться на хозяйственной мощи и трудоспособности населения. Все, которые пишут о нашем воровстве из городов, кто составляет об этом доклады и печатает книги, по большей части знают наши бедствия издалека и, в сущности, имеют о нем самое отдаленное представление. Если бы они знали, что рабочая семья, теряющая свой рабочий скот, теряет в нем залог к успешному обеспечению своего благосостояния и из разряда самостоятельных хозяйств переходит в число маломощных поденщиков и сельских чернорабочих; что казак, потерявший 8−10 штук скота, в сущности, потерял результаты половины своей жизни; если бы они могли подметить, что чувствует этот казак, что звенит и на веки рвется в его наболевшей душе, то данный жгучий вопрос сразу получил бы всю ту необходимую остроту, которой он, но справедливости заслуживает. В детских учебниках географии, как на поучительный пример, указывается на пример несчастной Турции, где прекрасная и цветущая страна, с пышной культурой и с умелым и трудоспособным населением, чрез ряд беспокойных столетий произвола и грубых насилий над собственностью трудящихся, обращена, наконец, в пустыню, а трудолюбивое прежде население теперь опустилось, обленилось и ведет самое жалкое существование среди роскошной природы. Это приводится для вразумления детей, но в этом почерпываем для себя глубокое предуказание и мы взрослые. Любовь к труду усугубляется получаемым от него удовлетворением, способность трудиться — возрастает с умножением благосостояния; никакой прогресс невозможен, пока не ограждена успешность труда, пока не укреплено и не обеспечено право собственности.
Не посягая ни на чье благополучие, мы тем менее склонны желать беспричинного утеснения туземных обществ, от злонамеренных сочленов которых терпим столь тягостные утеснения; но мы просим, чтобы, рассмотрев и взвесив вышеизложенное, Ваше Сиятельство повелели бы для обуздания воровства принять такие меры, которые, не взирая, ни на какие преходящие односторонние интересы одной части населения, клонились бы единственно к пресечению зла и тем способны были бы водворить, наконец, мир и благоустройство в семье нашей. Только таким путем можно успешно бороться со злом, разросшимся благодаря недостаточной внимательности и попустительству самой; же администрации***, сосредоточившей, с момента покорения Кавказа, в руках своих все меры безопасности нашей и средства**** и тем не менее, в течение целых десятков протекших лет не сумевшей измыслить для сего ничего действительно способного оградить наше благосостояние. Как верные подданные возлюбленного МОНАРХА, одинаково простирающего свою заботливость на всех своих подданных, мы по долгу и совести должны сказать, что не имеем, не должны и не можем ничего иметь против туземных соседей, ставших волею Божией подданными нашего ЦАРЯ, но чувство солидарности не лишает нас права указывать на них, как на главный бич нашего благосостояния. Совместная жизнь научила нас ценить истинное благородство, домовитость и любовь к труду во многих из представителей этих обществ, и мы убеждены, что среди них не мало благонамеренных трудящихся граждан, не уступающих нам в благонадежности, даже больше: мы верим, что трудящееся большинство среди них растет и станет со временем опорой истиной культуры и гуманности, — но, тем не менее, сообразуясь, с неизбежными условиями настоящего, излагая пред Вами наши нужды и утеснения, — мы должны просить о принятии мер к обузданию именно этой (туземной) части населения Терской области.
ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО! Уже более полустолетия как Кавказ признается умиротворенным, и боровшемуся против русского владычества населению дарованы те же права, как и коренным русским людям, но только нам, всегда жившим на Кавказе и на своих плечах вынесшим всю тягость полувековой кровавой борьбы за торжество русской гражданственности, видно, насколько поверхностно это умиротворение, насколько дик еще Кавказ в лице ближайшего к нам туземного населения, насколько идеалы значительной части этого населения далеки от идеалов истинной гражданственности и насколько преждевременны и неуместны для этой части населения нормы нашего гражданского и уголовного суда и некоторые другие права, предоставленные ему без соответствующего с его стороны предварительного обязательства.
Свободный, буйный питомец едва утихшей кровавой эпохи, истинный сын долин и трущоб Кавказа еще не позабыл заветов недавней старины, полной ужаса и крови, и для него и наши заповеди о непротивлении и неубиении, и наше мирное течение трудовой жизни — непонятны и чужды; тем менее есть в нем способность и охота приноровляться к их нравственному велению и дорожить ими. Не признавать их, идти им наперекор — учат горца его история, предания родной земли и колыбельные напевы сестры и матери. В родной обители своей семейной святыней видит он не наши образа, — со всенезлобием и всепрощением, — а оружие прадедов, быть может, окровавленное, и следит по нем за подвигами предков.
Этим оружием украшен его очаг, оно является частью его костюма, с ним растет он от самой колыбели. Таково неизбежное воспитание горца, и с такими задатками вступает он в свои права гражданина. Самые питаемые к нам чувства не могут не наталкивать его на путь, избираемый многими наиболее даровитыми и отважными, то есть лучшей частью туземного населения. Воровство и грабеж отнюдь не есть в горце результат необеспеченного экономического положения. как утверждают многие и силятся даже укрепить в обществе это воззрение, из побуждений ложно понимаемого либерализма. Скорее наоборот: экономическая слабость горца есть неизбежный результат его склонности к удальству и непривычки упорно работать. В то время как главнейшие работы в семье исполняет жена, туземец — хозяин находит слишком много праздного досуга, употребляемого не всегда с пользою; при современных условиях обеспечить таким способом устойчивого положения нельзя.
В Щедринском лесу дважды обнаруживаемы были убитые на злоумышленые туземцы, но в оба раза это не были бедняки. Они были хорошо вооружены, при них имелись серебряные часы и в кошельках у них были деньги. В числе убитых оказался даже мулла. Трудно думать, что на злоумышления их гнала нужда. С нашим воровством потому трудна борьба, что совершается оно людьми вооруженными, сильными, идущими на него, как на промысел. На половину мирное и обезоруженное русское казачье население против таких воров бессильно, да и власти с ними не всегда справляются. Областная хроника у нас чуть не ежедневно пестрит грабежами, убийствами, ночными нападениями, разгромом хуторов, магазинов и целых железнодорожных станций и поездов.
ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО! Вор, выезжающий на кражу при оружии, на добром коне и с часами для соответственного распределения времени, — такой вор не есть убогий поселянин, гонимый на преступление безвыходной нуждой, а есть в сущности профессиональный грабитель и разбойник. Важно установить на дело правильную точку зрения. Когда на Кавказе кипела борьба, с этим считалось все местное начальство и принимаемый меры были в соответствии с таковым воззрением. Но потом мирная обстановка усыпила власти до того, что во всяком туземце, пойманном на грабительстве, стали видеть обиженного судьбою бедняка, а в каждом русском утеснителя. К какому крайнему прискорбию приводит такое неправильное воззрение — видно из следующего случая. Казак одной станицы поплатился осуждением в арестантские роты за убийство в своем дворе грабителя туземца во время совершения последним воровства при следующих обстоятельствах: услышав по дворе шум, хозяин выскочил из дому и сразу наткнулся на воров, от которых тут же получил удар кинжалом в живот. Тогда он бросился в дом, схватил заряженное ружье и выстрелом в убегающих воров положил одного из них на месте. Если принять во внимание существующее своеобразие во взглядах на меры самообороны, то столь строгое осуждение за этот в сущности подвиг отчасти понятно; трудно заранее предугадать, как взглянет на дело закон в лице тех или иных его исполнителей, но нам от этого не легче. Вместо возбуждения в нас самодеятельности к собственной охране, — при таком неумелом направлении закон является средством к большому нашему пригнетению, вырабатывая из нас пассивно страдающую массу, и тем способствуя к большему торжеству похитителей.
ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО! Коренные русские люди, коренные казаки русского ЦАРЯ, триста лет охранявшие берега далекого Терека мы привыкли грудью встречать всякие покушения и бороться против открытого злоумышления, нам было бы не трудно, но в настоящем положении мы положительно бессильны. Посему и мы, по примеру прочих обитателей Кавказа, радостно встретивших Ваше назначение и поспешивших к Вам с изложением своих нужд и упований, обращаемся к Вашему Сиятельству и просим обратить внимание на наше тяжелое положение, Оно действительно тяжело. Никогда, со времени покорения Кавказа, воровство, грабежи и разбои не достигали такой дерзости и силы, как в последние годы, не говоря уже про настоящее, вообще, тревожное время. Бывают минуты, когда забываешь, что живешь в благоустроенном Государстве, под сенью закона, при деятельной охране внешней и внутренней. Мы полагаем, что виною тому являются некоторые преждевременные мероприятия, снявшие узду, наложенную на злоумышляющих суровою школою старого времени. Мы надеемся, что при твердом желании властей, при внушении деятелям суда особой тщательности и осмотрительности в процессах местных конокрадов, при некоторых, незначительных изменениях в существующих законоположениях, дело удастся быстро направить в надлежащее русло мирного правопорядка. Поэтому мы просим, чтобы было обращено должное внимание на три нижеследующих обстоятельства:
1) Усилению воровства способствует значительная безнаказанность, проистекающая от: а) незначительности налагаемых по суду наказаний; б) мягкости нашего суда вообще, сравнительно с культурным уровнем местных туземцев;
в) легкой возможности для воров-престунников избегать кары через подставных свидетелей, и прочие подобные средства, укоренившиеся очевидно вследствие недостаточной внимательности судов к подобным мелочам, и г) слишком формальное отношение судей к искам по воровству, где неявка ответчика оттягивает судебное разбирательство иногда на очень долгое время, но не влечет для него никаких особых последствий*****, тогда как отсутствие истца прекращает самое делопроизводство.
2)Проникновение в пределы казачьи земельных дач проживание в них немалого числа вооруженных туземцев, не подчиненных никакому специальному контролю и ускользающих от надзора чинов местной полиции.
3)Отмена некоторых административных ограничений, до последнего времени стеснявших воровство и налагавших на виновных туземцев, а равно и на общества, имеющие их членами, некоторую довольно суровую ответственность.
О каждом из этих обстоятельств мы скажем несколько подробнее, начиная с последнего.
1) Что главными виновниками чинимых у нас злоумышлений, помимо наличия в каждой станице собственных мелких воров-скотокрадов, является местное туземное население, об этом здесь не существовало никогда сомнений. Об этом свидетельствуете как хроника 60-тилетней Кавказской борьбы, так и архивы и делопроизводства местных судебных и административных учреждений. Добавлять сюда какие либо новые доказательства нам не к чему. Поэтому к обузданию зла еще издавна принимались меры, клонившиеся к пресечению воровства, чинимого местными туземцами. Из числа таких мер до последнего времени у нас действовали так называемые правила Дондукова-Корсакова, выработанные в главноначальствование этого деятеля и измененные в 1894 году. Согласно этих правил, те туземные общества, на землях которых совершены воровства, грабежи или какие либо иные подобные злодеяния, или в пределах которых доведены следы злоумышленников или угнанного скота, обязаны были: или выдать важнейших своих преступников-сочленов, или принять на себя полное удовлетворение потерпевших. Хотя за время существовала этих правил, как нам известно, выдачи преступников почти не производилось, зато скот почти всегда возвращался в целости, причем возвращение носило иногда трогательный по своей наивности характер. Только что обрежут бывало следы в пределы данного общества и общество, под давлением очевидности, следы эти примет, как является какой-нибудь туземец и заявляет, что он там-то и там-то видел таких-то и таких-то примет скотину, и спрашивает, не отыскиваемый ли это скот? По осмотре так и оказывалось, дело разрешалось самым миролюбивым образом, и отбивший свою скотину хозяин возвращался в опечаленную семью с полным благополучием. В семье снова водворялось спокойствие и кипел успешный труд. Много добра сохранили нам эти правила, и не один казак у нас до сих пор поминает их добрым словом. Мы просим, чтобы правила эти вновь введены были в действие, — так как в них пока вернейший залог нашей безопасности. Их можно пересмотреть, изменить, согласовать, где нужно, с вновь назревшими потребностями, — но полная отмена их отражается на нашем благосостоянии слишком пагубно.
2) Пребывание в наших пределах и проживание в них вооруженных туземцев в прежнее время не имело места. В последние годы оно стало общим явлением. Поселяются туземцы как в юртах казачьих обществ, так на войсковых и частновладельческих участках и занимаются выпасом скота и скупают значительные земли в аренду. Проследить, кто из таких арендаторов преследует мирные цели, а у кого аренда является благовидным предлогом, довольно трудно. Тем труднее контролировать их гостей, доверенных, пастухов и прочих пребывающих у них туземцев. Все эти туземцы — народ вооруженный, хотя трудно понять, против кого они вооружаются. Чтобы русский бросился грабить туземцев, или чтобы он пробирался к их имуществу, — таких случаев не бывало. Не нападут на них русские и на открытой дороге. Следовательно, вполне естественны рождающиеся в каждом из нас, при встрече с вооруженным туземцем. весьма неприятные ощущения. Сама очевидность как бы наталкивает, что не на добро запасается это оружие… Благодаря вооружению, трудно отличить мирного промышленника от человека, замыслившего злодеяние. Благодаря тому же, самые заведомые скотокрады и грабители могут по целым неделям скрываться в наших землях без всякого кому-либо ведома. Не касаясь самого факта ношения оружия, не можем не высказать, что являться с таковым в наши юрты туземцам — промышленникам нет оснований, если у них нет намерения употребить его против нас же. Поэтому ношение оружия в наших пределах следует воспрещать безусловно.
Тогда с первого взгляда можно бы видеть, с кем имеешь дело. Мирный промышленник мог бы следовать беспрепятственно, а всякий вооруженный был бы задержан, и подвергнут опознанию. В интересах же лучшего контроля за исполнением такого запрещения следовало бы предоставить, право следить всему местному населению, мирных же промышленников и коммерсантов, направляющихся по делам в юрты казачьих обществ, следовало бы, сверх того, обязать являть в станичных правлениях удостоверения о своей личности, причем, на время пребывания их в пределах данного казачьего общества, самый вид должен быть от них отобран. Вообще, следует принять меры к пресечению злоумышленникам самых путей к проникновению в наши пределы.
ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО! Мы помним, что в разгар Кавказской войны, когда злоумышлениям открыт был полнейший простор и не могло быть препон, полагаемых ныне, воровства происходили гораздо реже. Полагаем, что опасность получить в станицах хорошую встречу служила для злоумышленников отличною уздою, и весьма сожалеем, что нет никакой такой сдерживающей преграды ныне. Для русской власти нет иного выбора, как поступиться чьими либо односторонними интересами. Дерзаем полагать, что наши кровные интересы должны быть любезнее. Мы не говорим о том, что нашей кровью умиротворен Кавказ, что мы единственная пока в нем опора русской гражданственности, — но мы можем указать на то, что не мы нападаем, а на нас нападают, что не мы убиваем и грабим, а нас убивают и грабят. Это дает нам много смелости в обращении к Вашему Сиятельству.
2) Чтобы показать, наконец, насколько действительна третья из указанных причин, поставленная нами во главе прочих, позволяем привести несколько нижеследующих фактов.
Когда жители одного большого аула обратились с жалобою к своему начальнику округа и представили важнейших воров и скотокрадов, то последний, по народной молве, вынужден был им так ответить: «А я с ними что сделаю? Как хотите, так и ведайтесь».
Когда по предписанию атамана отдела у нас изловлен был и заключен под арест известнейший в отделе скотокрад-туземец, то товарищ прокурора счел необходимым учинить особое ходатайство пред наказным атаманом о том, чтобы сделан был атаману отдела формальный выговор за неуместное задержание и вмешательство.
Судебный следователь, которому представлен был вооруженный туземец, покушавшийся на переправу через Терек с парою уворованных лошадей, нашел возможным освободить туземца, а протокол возвратил в станичное правление для представления мировому судье по подсудности.
Наконец, сам мировой судья, при разборе дела такого же туземца-скотокрада, на заявление атамана, поймавшего вора и бывшего по делу главнейшим свидетелем, что выставляемые обвиняемым свидетели заведомо подставные и ложные, прямо ответил: «А вам кто мешал набрать себе столько же свидетелей с улицы?
При таких нравах, при таком безучастии, при таком слишком формальном отношении к правосудию, бороться для воров с силою нашего закона не особенно трудно. Еще легче становится эта борьба, при содействии туземцев свидетелей. В одном съезде мировых судей, например, давал показания такой свидетель туземец. Председатель, в руках которого было производство по этому делу у мирового судьи, заметил, что показания свидетеля сильно противоречат прежним его показаниям, имеющимся в деле. Тогда он обратился по этому поводу к туземцу, но тот весьма пренаивно ответил: «Эй! Это ей Богу верней!». Суд однако же, показаниям этим не поверил, хотя даны они были, под присягою, но и против бессовестного свидетеля ничего ее предпринял, а отпустил его восвояси. Эти мелкие случаи мы отмечаем с тем большим вниманием, что от них рождается слишком крупное зло и ложится на наших интересах тяжким бременем. Ими воспитывается вокруг нашего суда тяжелая атмосфера злокозненной казуистики, они извращают чистые понятия о судебной правде даже в нашем русском населении. В одной, например, станице накрыли двух бессовестных скотокрадов в тот момент, когда они опивали обворованного иносельца, у которого украли лошадь; за возвращение этой лошади они просили с хозяина крупную сумму, причем самую лошадь, для вящей убедительности, провели даже перед окном, где сидел обворованный. Задержанных воров привели в станичное правление, привели и уворованную лошадь. Под давлением неотвратимых улик и при обещании, что ничего не будет, воры сознавались и все рассказали. Но когда они увидели, что составляется протокол, то стали отказываться от собственных показаний. Наконец, они их подтвердили, но при этом предупредили: «Пишите, что хотите, все равно ничего из этого не выйдет. Тут мы показали одно, а там (на суде) можем показать другое», т. е. как раз подстать наивному туземцу. Очевидно, практика судебных показаний ворам всем знакома.
Общее явление, что вор, укравший лошадей, берется их же отыскивать. Иногда комиссия за такое пособничество бывает довольно значительная. У нас был случай, что за возвращение украденной кобылы было уплачено 60 руб.
Крайне печально, что путем такого поощрения, преступность и среди нас растет в огромной степени. К воровству все чаще и чаще становится причастия наша молодежь, т. е. лучшие надежды казачества. Воруют плоды, воруют овощи, воруют хлеб, сено, сельскохозяйственные орудия, домашнюю утварь, платье, подушки и даже предметы воинского снаряжения. На нас готовы хлынуть целые потоки воровства, а противопоставить им у нас нечего. Вор, пособием воров — свидетелей, выходит сух из большей части обвинений, а страдающий обвинитель зачастую является единственным своим свидетелем.
Слабость наказания за воровство поразительна. Вор наказывается тюремным заключением, которое имеет силу разве где-нибудь в мирной коренной России, но у нас оно не оказывает никакого устрашения. Особенно бросается в глаза несоответствие перед судом воровства с убийством. Убийцу (даже невольного) хватают под арест, содержат до суда под караулом и затем по суду на него обрушивается весьма тяжелое наказание. Но к вору ничто подобное не применяется, и он выступает на суде совершенным гражданином. А между тем наш любой вор стоить хорошего убийцы; совершая хищения вооруженною рукою, он, в сущности, больший преступник, чем непреднамеренный убийца. А между тем, к преступлениям воров суд относится чуть не шутя, как бы не видя сущности проходящих преступлений. По нашим нравам, наказание за воровство должно быть крайне тяжелым и внешняя обстановка суда над вором должна импонировать на зрителя с такой же силою, как обстановка суда над убийцами. Законодательство, путем суда над убийцами и строгого наказания, прекрасно воспитывает в гражданах неубиение; желательно было бы, чтобы то же воззрение было распространено и на воровство, — ибо, по своей распространенности и пагубности, оно для нас губительнее убийства. Снисходительность к ворам не приносит государству никакой выгоды, на нас же, граждан, она ложится крайней тягостью. Точно также должно быть обращено серьезное внимание на элемент местных свидетелей. Нельзя терпеть столь легкого отношения к свидетельской истине. Дикость и невежество суд извинять не должен, он должен внедрить туземцам свои просвещенные взгляды, а не применяться к их неразумию.
Вообще, меры к искоренению воровства должны быть крайне суровы: суд должен быть беспощаден и строг, и ворам, а равно их сомнительным свидетелям, не должно давать никакой поблажки. Знамя справедливости должно стоять высоко, а не служить злоумышленникам тряпкою, о которую они отирают свои грязные руки, чтобы выйти из суда чистыми. Полагаем, что для Терской области — а может быть, и для некоторых иных подобных местностей, — необходимо было бы создать особое временное уложение, приноровленное к исключительности некоторых местных условий. Но и в настоящее время наказания по некоторым видам местной преступности должны быть значительно усилены; особенно в таком усилении нуждаются ското- и конокрадство».
52. Слишком ощутительная разница
И вот, в то время, как угнетаемые, «невинные» и «мирные» ингуши в течение нескольких дней находят для себя защиту даже в Государственной Думе, — наши «необузданные» и «дикие» казаки в течение пяти лет не дождались ощутительных результатов на это слезное прошение от г. наместника. Нельзя не воскликнуть: «Какая разница!»
Примечания
* Туземного — везде разумеется: чеченского.
** См. прилагаемую брошюру мою «Казаки и туземцы», стр. 36.
*** Разумеется власти.
**** До того казаки сами защищали себя от чеченцев преступников, убивая их силою оружия, как неприятелей.
***** Преступник подвергается понудительному приведению, но чтоб выполнить это, нужно иногда, 1−2 года как объяснил на самом заседании мировой судья, ибо преступники — ингуши и чеченцы так упрямо укрываются, что их нельзя разыскать и вытребовать.
