«Наш Чайковский» или Музыкальное приношение благодарности великому гению человечества

В этом году исполнилось 170 лет со дня рождения великого русского композитора Петра Ильича Чайковского. В честь этой памятной даты Центр Православной культуры «Лествица» совместно с Днепропетровским областным советом и облгосадминистрацией 31 мая пригласил почитателей творчества великого композитора на концертную программу под названием «Наш Чайковский», которая состоялась в рамках проекта «Место встречи — Остров Классики».

Апофеозом концертной программы стала Симфония N 5 в исполнении Днепропетровского симфонического оркестра областной филармонии под управлением дирижера, заслуженного деятеля искусств Украины Наталии Пономарчук. Данное творение Чайковского стоит в особом ряду, и в чем-то является своеобразным переосмыслением всего жизненного пути. Этот концерт — музыкальное приношение благодарности великому гению человечества, русскому православному композитору.

Первая часть симфонии — Путь Восхождения

Свое впечатление от концерта и встречи с неизвестным, но при этом нашим Чайковским хочу начать с небольшой цитаты, повествующей о нашем мироздании. Внимательно вслушайтесь в её слова! «…Вечный наш Бог! Ты сделал все это. Дитя! Смотри на эти растения столь прекрасные, эти розы, эти вероники, они так красивы. Блестящее солнце освещает весь мир, это Божество создало его. Луна, звезды освещают нашу ночь. Без Тебя хлеб не мог бы расти, волны этих красивых вод… мы бы умерли без них. Моря, которых протяжение так велико. Реки их окружают… Бог создал их. Боже могучий, Тебе поклоняются…».

Как близко к Предначинательному, 103-му, Псалму, не правда ли? Отгадайте, кому принадлежат эти строки? И какое отношение они имеют к днепропетровскому концерту, посвященному творческому вечеру Петра Чайковского?

Удивительно — но самое непосредственное. Их автор — восьмилетний Петенька Чайковский. Название стихотворения — «Вселенная», язык изложения — французский. Заглянув к нему в тетрадь за 1848 год, мы найдем и другие стихи. Вот лишь некоторые заглавия: «Дитя обращается к своему Ангелу-Хранителю», «Конец мира», стихотворное переложение истории грехопадения, песнопение на Рождество Христово, прозаическое размышление «Смерть"… Сразу вспоминаются слова Господа Иисуса Христа: «Пустите детей приходить ко Мне…».

Маленький Чайковский искал своей чистой детской душой Бога. Позже, когда бытие сомкнёт свой круг над его земной жизнью, эти детские поиски будут уже воплощены не только в многочисленных сочинениях, но и во внутреннем Символе Веры композитора, который выстраивался годами, и к которому он стремился весь свой путь.

Этот путь, тернистый и долгий, и открывается нам в первой части его 5-й Симфонии. Вернее сказать, та часть земного пути, которую автор посвятил преодолению фатума. Два состояния — довлеющего рока и светлой радости — представлены в первой части. Как это перекликается с настроениями самого Чайковского, склонного к крайним эмоциональным состояниям! Что же победило в его душе? Скепсис и сомнения, страх неотвратимого фатума, или же твёрдая вера в Промысел Божий и Его укрепляющую Десницу? Ответ слушатель сможет найти в первой части Симфонии N5.

Тайный смысл и извечные вопросы Симфонии N 5

Свою Пятую Симфонию Пётр Чайковский творит в 1888 году. Десять лет отделяют время создания её от Четвертой Симфонии. За это время автор многое пережил, изменились его взгляды на жизнь, на религию. Он метался в поисках нравственных устоев, размышлял о мере греховности великих художников в жизни. Осенью 1887 года он переживает смерть двух близких ему людей: смерть друга Н.Д. Кондратьева и скоропостижную трагическую смерть в расцвете лет племянницы Т.Л. Давыдовой. Сам пишет завещание. В дневнике записывает свои размышления о символе веры, о необходимости и потребности молиться. Но, так или иначе, мысль Чайковского вращается вокруг «вечных вопросов бытия». Что это? Желание ещё раз разобраться в дилемме человек и судьба, человек и рок? Или следствие пережитого и осмысление всего происходящего?

Пятая Симфония — о жизни и судьбе, роковых силах, мешающих человеку, и извечных его устремлениях к свету и радости. А возможно ли их достижение? Вот уже более ста лет выдающиеся дирижёры пытаются открыть тайный смысл Пятой Симфонии. Что происходит в её финале? Победа роковых сил или человека над судьбой? Эти извечные вопросы и совершенно удивительная, завораживающая красота музыки притягивают слушателей и исполнителей к этому произведению Чайковского и по сей день.

Вторая часть Симфонии — Восхождение и Молитва

У каждого человека в рассуждениях о вопросах веры в Бога всегда действуют два начала — рассудок и интуиция, мозг и душа. Чайковский не был исключением. Как и многие его современники, он в зрелом возрасте, утратив прежнюю детскую непосредственность, был поражен бациллой неверия, сразившей наповал огромный пласт русской интеллигенции. В одном из писем к Надежде Филаретовне фон Мекк, которая около 14-ти лет была «ангелом-хранителем» композитора, обеспечивая финансово свободу его творчества, Пётр Ильич пишет: «Мы одинаково с Вами плывем по безбрежному морю скептицизма, ища пристани и не находя её». Итак, до написания 5-й Симфонии ещё около 10 лет. Он ищет ответы на те вопросы, на которые в ранние годы искать ответа не приходилось. Есть ли Бог? Есть ли, наконец, вечная жизнь? И тут, в ответ на безжалостный приговор рассудка начинает звучать голос души, то, что чрезвычайно развито у творческих людей, и то, что они называют чувством.

«… Относительно религии натура моя раздвоилась, и я ещё до сих пор не могу найти примирения. С одной стороны, мой разум упорно отказывается от признания истины догматической стороны, как православия, так и всех других христианских исповеданий <> С другой стороны, воспитание, привычка, с детства вложенные поэтические представления, всё это заставляет меня невольно - во всём, касающемся Христа и его учения, обращаться к нему с мольбою в горе и с благодарностью в счастье», — это из эпистолярного наследия великого композитора.

Снова цитирую из писем Чайковского:

«В результате всех моих рассуждений, я пришёл к убеждению, что вечной жизни нет (?). Но убеждение — одно, а чувство и инстинкт — другое. Отрицая вечную жизнь, я вместе с тем с негодованием отвергаю чудовищную мысль, что моя мать… исчезла навсегда и что уж никогда мне не придётся сказать ей, что и после двадцати трех лет разлуки я всё так же люблю её…».

Любовь… Она действительно способна поднять душу человеческую даже из ада. Любовь, которая, по слову святого апостола Павла, никогда не исчезает, снова и снова пробуждает Чайковского искать Источник этой любви. В этих поисках автор успешной 4-й Симфонии и «Евгения Онегина», так и не обретший счастья любви земной, устремляется на поиск любви Божественной — неожиданно для окружающих начинает писать Духовную Музыку! К моменту написания 5-й Симфонии Петр Ильич приходит преображённым человеком, автором «Литургии» и «Всенощного Бдения». На рубеже между этими двумя важнейшими произведениями, пережив сильные душевные потрясения и утрату близкого друга — Николая Рубинштейна — Чайковский напишет в письме к фон Мекк проникновенные слова: «Я чувствую, что начинаю уметь любить Бога, чего прежде не умел. Я уже часто нахожу неизъяснимее наслаждение в том, что преклоняюсь пред неисповедимою, но несомненною для меня Премудростью Божьею. Я часто со слезами молюсь Ему (где Он, кто Он? Я не знаю, но знаю, что Он есть) и прошу Его дать мне смирение и любовь, прошу Его простить меня, вразумить меня, а главное, мне сладко говорить Ему: „Господи, да будет воля Твоя“, — ибо я знаю, что воля Его святая… Мне хочется верить, что есть будущая жизнь».

Любовь, глубокая, сосредоточенная и искренняя молитва к Богу, искания Бога через внутренние страдания и потрясения, а в итоге — радость и умиротворение от обретения Богообщения — всё это вы можете почувствовать в одном из самых религиозных по духу симфонических опусах Чайковского, второй части 5-й Симфонии. Вы не услышите здесь цитат из церковной музыки, но вы, безусловно, почувствуете её дух — это душа человеческая ведёт свой разговор со Всевышним, взывая к Его Милосердию.

Третья часть Симфонии — Восхождение и Жизнь

От эпохи жизни великого композитора нас отделяет более века, а мы, тем не менее, всё продолжаем и продолжаем открывать для себя Чайковского. Большинство из нас, по большому счёту, мало знакомо с его творчеством. Мы не отдаём себе отчёта, насколько сильна религиозная составляющая его произведений.

«Утренняя молитва» — вот с чего начинается знаменитый «Детский альбом» Чайковского, а финал альбома — опус под названием «В церкви». Долгие годы советского идеологического мракобесия музыковеды пытались ампутировать религиозность Чайковского, поэтому «Утренняя молитва» была переименована в «Утреннее размышление», а финал — «В церкви» — превратился в безликий «Хор"…

А ведь Чайковский неоднократно цитировал в своих светских произведениях церковные лейт-мотивы. Это и напев стихиры на «Господи воззвах» 6-го гласа в «Детском альбоме», и оркестровое изложение заупокойного кондака «Со святыми упокой» в его бессмертной 6-й Симфонии. А цитирование средствами оркестра тропаря Кресту «Спаси Господи люди Твоя и благослови достояние Твое» — раздел, с которого начинается увертюра «1812 год», сразу поставило её в разряд идеологически неблагонадёжных, тем более, что в конце произведения Чайковский цитирует гимн «Боже, царя храни». С этим «искусствоведам» удалось побороться, отрезав один мотив, и пришив другой — правда, уже иного автора — Михаила Глинки, чей хор «Славься» на долгие годы прописался в социалистическом варианте этой партитуры.

Но есть в жизни Чайковского нечто такое, наличие чего в советское время скрывалось на уровне военной тайны. Оказывается, Пётр Ильич изучал… Священную Книгу Книг — Библию! Сохранились удивительные пометки на полях Ветхого и Нового Заветов, которые он изучал параллельно.

И пусть постижение Священного Писания происходило часто на интуитивном, лишённом глубинного знания уровне, это свидетельство очень ценно, так как раскрывает целенаправленные духовные поиски Чайковского. Например, 22 февраля 1886 года, за два года до написания 5-й Симфонии, он так обобщил в дневнике свои сравнения: «Какая бесконечно глубокая бездна между Старым и Новым Заветом… Давид вполне от мира сего…. На нечестивцев он призывает в каждом псалме Божью кару, на праведников мзду; но и кара, и мзда земные. Грешники будут истреблены; праведники будут пользоваться всеми благами земной жизни. Как всё это не похоже на Христа, который молился за врагов, а ближним обещал не земные блага, а Царство Небесное. Какая бесконечная поэзия и до слёз доводящее чувство любви и жалости к людям в словах: «Приидите ко мне вси труждающиеся и обременении, и Я упокою вас!»

Обращался в своих поисках Чайковский и к представителям творческого мира писателей и литераторов. Не могли не заинтересовать его духовные поиски Льва Толстого, особенно его «Исповедь», так созвучная некоторым моментам из духовной жизни самого Чайковского. Вот что пишет композитор по этому поводу: «Она произвела на меня тем более сильное впечатление, что муки сомнения и трагического недоумения, через которые прошел Толстой и которые он так удивительно хорошо высказал в „Исповеди“, и мне известны. Но у меня просветление пришло гораздо раньше, чем у Толстого, вероятно потому, что голова моя проще устроена, чем у него, и ещё постоянной потребности в труде я обязан тем, что страдал и мучился менее Толстого. Ежечасно и ежеминутно благодарю Бога за то, что он дал мне веру в Него. При моём малодушии и способности от ничтожного толчка падать духом до стремления к небытию - что бы я был, если б не верил в Бога, и не предавался воле Его?».

Слова эти лишний раз свидетельствуют, в каком внутренне зрелом состоянии начал писать Симфонию N 5 Чайковский.

Третья часть симфонии мало сможет сказать слушателю об этом, но расскажут другие его произведения. А вальс, который звучит в этой части произведения, символизирует, скорее всего, саму жизнь, которая проносится перед нашим мысленным взором, и безудержный танец которой на короткие мгновенья прерывает ворвавшийся неожиданно всплеск фатума из первой части. Однако, он не в силах прервать этого движения.

Финал Симфонии — Восхождение и Храм

Удивительно, но мы не отдаём себе отчёта, какое место в жизни Чайковского занимает духовная музыка, а вместе с ней — и Церковь… Известно предание об одном случае, когда Пётр Ильич потерял сознание — это случилось в Киево-Печерской Лавре в то мгновение, когда он впервые услышал громогласное пение знаменитого лаврского хора. Впечатлительная натура композитора была поражена неземным звучанием и автентикой древнего распева.

Но этот визит в Лавру не был для Чайковского случайным. Дело в том, что вплоть до 80-х годов XIX столетия жанр церковной музыки пребывал в глубоком застойном кризисе. И Чайковский был именно тем человеком, который решил с этим бороться. Причём бороться целенаправленно и профессионально. И для этого он едет в Киев, «Мать городов Русских», чтобы изучить древне-певческое наследие Лавры и сравнить его с пением в других храмах. Его раздражал «слащавый» стиль церковно-приходского мещанского пения, и он даже написал по этому поводу гневное письмо церковному начальству. Древние же мотивы, напротив, вызывали в нём чувство глубокого восхищения. «В Киево-Печерской Лавре поют на свой древний лад с соблюдением тысячелетних традиций и без претензий на концертность», — писал композитор, вынашивая в себе план по преображению всего церковно-певческого жанра.

Перу композитора принадлежат: «Литургия св. Иоанна Златоуста ор. 41», «Всенощное бдение ор. 52», цикл «Девять духовных музыкальных сочинений» (3 «Херувимские», «Тебе поем…», «Достойно есть…», «Отче наш…», «Блажени яже избрал…», «Ныне силы небесные…», «Ангел вопияше…»), Гимн в честь Кирилла и Мефодия.

Его церковная музыка, не смотря на всю её субъективность, стала прорывом для новой эпохи, в которой творили Кастальский, Чесноков, Рахманинов. То, как Чайковский готовился к написанию своих духовных песнопений, ещё раз подчёркивает, что это не было случайным увлечением — ведь он изучал особенности устава, порядок богослужения. Конечно же, пристально изучил Чайковский и текст Литургии святого Иоанна Златоуста.

Но воистину поражает то, как любил он Литургию, про что пишет в одном из писем к фон Мекк: «Литургия Иоанна Златоустого, есть, по-моему, одно из величайших художественных произведений. Если следить за службой внимательно, вникая в смысл каждого обряда, то нельзя не умилиться духом, присутствуя при нашем православном богослужении. Я очень люблю также Всенощное бдение. Отправиться в субботу в какую-нибудь древнюю небольшую церковь, стоять в полумраке, наполненном дымом ладана, углубляться в себя, искать в себе ответа на вечные вопросы: для чего, когда, куда, зачем, пробуждаться от задумчивости, когда хор запоет „От юности моея мнози борют мя страсти“, и отдаваться влиянию увлекательной поэзии этого псалма, проникаться каким-то тихим восторгом, когда отворятся царские врата и раздастся: „Хвалите Господа с небес!“ — о, всё это я ужасно люблю, это одно из величайших моих наслаждений».

А вот письмо Н.Ф. фон Мекк из Рима: «Утром мы ходили в собор Петра и слышали торжественную Мессу. Что за колоссальное величие этот собор! Народу было очень много,… священники с Дарами, сопровождаемые небольшой процессией беспрестанно переходили по разным направлениям; всё это полно движения, живописно, красиво. Но я всё-таки в тысячу раз больше люблю нашу православную Литургию, где все присутствующие в храме видят и слышат одно и то же, где весь приход предстоит, а не снует из угла в угол. Это менее живописно, но трогательнее и торжественнее».

Пытаясь разобраться в религиозных переживаниях и стремлениях Чайковского, начинаешь глубже понимать путь гениального композитора, и его слова, сказанные из глубины верующего сердца, дают нам образец глубоко христианского понимания жизни. Вот они: «…Я хочу любить Бога всегда — и тогда, когда Он посылает мне счастье, и когда наступят испытания, ибо где-нибудь должно быть то царство вечного счастья, к которому мы тщетно стремимся на земле. Наступит час, когда разрешатся все недоступные нашему уму вопросы, и когда мы поймем, почему Бог находит нужным посылать нам испытания. Мне хочется верить, что есть будущая жизнь. Когда хотение обратится в факт, тогда я буду счастлив, насколько счастье на земле возможно».

В финале симфонии зритель может услышать тему фатума из первой части. Но она предстанет перед ними иной — уже преображенной, иногда торжественной, иногда ликующей.

Что это? Торжество ли это фатума? Победа смерти? Или же здесь — победа веры над неверием, силы духа над скепсисом и унынием, наконец, самой Жизни над небытием? А если так, то, может быть, мы ощутим за этими звуками Дух Того, Кто «смертию смерть попрал, и сущим во гробех живот даровал»?

Пётр Чайковский не дает нам ответа. Мы должны найти ответы на эти вопросы сами — силой свой веры. Можно лишь вспомнить, как маленький восьмилетний мальчик написал в своём дневнике: «О, Ты, бессмертный Бог Отец, Спасаешь Ты меня». Для самого себя Пётр Ильич этот ответ, безусловно, нашел, прейдя к Богу через тернии всех искушений, поисков и творческих страданий.

Могила П.И.Чайковского на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры