 |
| Независимое военное обозрение | Олег Сергеев | 18.05.2007 |
В свою очередь, успехи твердотопливного двигателестроения конца 60−70-х годов прошлого века позволили создать не только МБР, но и БРПЛ средней, а затем и межконтинентальной дальности, мало в чем уступавшие американским аналогам. В 1989 году был принят на вооружение модернизированный комплекс БРПЛ РСМ-52 («Тайфун»), который до настоящего времени находится в боевом составе Военно-морского флота России.
Однако историческая преемственность в морском ракетостроении прервалась в мае 1997 года, когда вышел указ президента РФ об упразднении Министерства оборонной промышленности и передаче его функций департаменту Минэкономики. А затем последовало воистину «эпохальное» решение, утверждавшее итоги конкурса на проектирование новой БРПЛ, где победителем стал Московский институт теплотехники (МИТ) — признанный авторитет в области подвижных грунтовых ракетных комплексов, а проигравшим вместе со всем ОПК — традиционный разработчик ракетных систем оружия морского базирования — Государственный ракетный центр (ГРЦ) имени академика В.П.Макеева
Уже в этот период эксперты выражали сомнение в возможности создать комплекс БРПЛ «Булава» путем модернизации МБР «Тополь». Основанием было отсутствие в наземном ПБРК модернизационных запасов, присущих ракетной системе оружия морского базирования. Имеется в виду совокупность конструктивно-технологических идей, определяющих вектор развития не только образца, но и многих поколений техники данного вида.
Подобно тому, как танк Т-34, истребитель МиГ-15 или автомат Калашникова определили облик многих поколений передового танкового, авиационного и стрелкового оружия, так и первый современный ПБРК «Темп С» явился прародителем всех подвижных грунтовых ракетных комплексов МИТа.
РАКЕТЫ СОВСЕМ НЕ ВИДНО
Неудачи, преследующие «Булаву», исключают случайность и закономерны при создании качественно новой системы оружия, не восприимчивой ни к технологическим заделам комплексов наземного базирования, ни к богатому отечественному и зарубежному опыту морского ракетостроения. Сей факт был вынужден признать даже директор и генеральный конструктор Московского института теплотехники Юрий Соломонов. В интервью одной из газет он отметил, что «это новая работа и это принципиально новый комплекс. В нем применены конструкторские решения, в подавляющем большинстве случаев не имеющие аналогов с точки зрения реализации». Своей главной задачей МИТ считает минимизацию рисков за счет опыта и научно-технического задела всей оборонной промышленности. Чему, однако, препятствует уникальность создаваемого комплекса, отторгающая традиционные технологии.
Объективно в результате непродуманного администрирования на головную организацию были возложены несвойственные функции формирования научно-технологической базы для всех отраслей ОПК. МИТ сейчас вынужден платить как «за технический прогресс и за незнание новых физических явлений, неспособность смоделировать некоторые полетные условия при проведении наземной агрегатной отработки», так и за технологическое несовершенство новых разработок, где индикатором служат аварийные пуски ракет.
Однако трудно согласиться с получившими распространение ссылками на зависимость статистики аварий на этапе летно-конструкторских испытаний (ЛКИ) от степени новизны изделий. Если не принимать во внимание статистику 50-летней давности, когда каждый успешный пуск ракеты был радостным событием, то уже конец 1960-х годов знаменовал собой осмысление накопленного опыта и прорыв в область систем управления.
Так, при испытаниях РСМ-52 с головной подводной лодки типа «Тайфун» в начале 1980-х годов только два пуска из 13 были неуспешными. Заметим, что РСМ-52 — это трехступенчатая ракета на твердом топливе. В состав ее головной части входят: боевое оснащение из 10 боевых блоков, аппаратура системы управления и ЖРД, обеспечивающий индивидуальное наведение боевых блоков на цель, а также комплекс средств преодоления ПРО.
Не хотелось быть банальным, но продукт летных испытаний, как и любых исследований, — это прогноз надежности изделия на долгие годы эксплуатации. Причем аварийный пуск — это всегда комплексная информация о критических режимах функционирования приборов и устройств летательного аппарата.
Признание невозможности предугадать характер нештатной ситуации говорит о тенденциях утраты прогнозной информации. Стоит напомнить, что никакие ссылки на абсолютно случайный характер процессов, протекающих в тысячные доли секунды, за всю историю ракетной техники не могли служить оправданием неудовлетворительной организации проведения летных испытаний.
Информационный голод на сегодняшний день, как подтверждает Юрий Соломонов, не позволяет полностью расшить «узкие» места, «довольно сложные и с научной, и с технической, и с производственно-технологической точек зрения».
Чтобы понять природу явлений, происходящих в полете, воспроизвести их в наземных условиях и дать прогноз успешности доработок, требуется добыть незашумленную информацию при пусках БРПЛ с наземного стенда без влияния отклонений подвижной платформы — АПЛ. Принимая в расчет, что никакие математические модели не смогут заменить информацию летных испытаний.
В противном случае неизбежен традиционный сценарий экономии на испытаниях, где скупой платит дважды.
ПО ЧАСТЯМ НЕ ПРИНИМАЮТ
Достижением отцов-основателей ракетостроения стало воплощение на практике понятия «комплекс"-объект, состоящий из взаимосвязанных элементов. Отказ в полете любого из них приводит к аварии или катастрофе. В отличие от известной песенки американских пилотов, продолжающих полет «на честном слове и на одном крыле», ракетная техника такой вольности не допускает.
В этой связи подтверждение работоспособности «большинства элементов конструкции комплекса и ракеты при проведении наземной отработки и летных испытаний» не означает достоверности прогноза «завершения этой работы с положительным результатом». При том что причиной аварии был отказ системы управления — связующего звена, определяющего конструктивные решения всего комплекса. В том числе стартовой системы («сухой» или «мокрый» старт, стабилизация движения изделия в ракетной шахте и на подводном участке).
Технологии системы управления в ракетном оружии всегда критичны. Исторически расцвет твердотопливного ракетостроения состоялся вместе с цифровой электроникой борта, внедрением высокоточных инерциальных и других датчиков отклонений, алгоритмов БЦВК, эффективным функционированием системы «человек-техника-среда».
Во многом успех и первого ПБРК «Темп-С» МИТ, и РСМ-52 «Тайфун» КБМ В.П.Макеева, предшественника «Булавы», был обеспечен высококлассными специалистами Свердловского НПО «Автоматика» под руководством Николая Семихатова.
ТЕХНОЛОГИЯ ШТУЧНОГО ИЗГОТОВЛЕНИЯ
В силу изложенных обстоятельств не может быть абсолютной уверенности и в том, «что в серийно изготавливаемых изделиях (заключение о готовности к серии уже подписано) мы не встретимся с подобного рода неприятностями», говорит Юрий Соломонов. Тем более когда «опытные образцы делаются штучно, иногда людьми, которые не имеют в ряде случаев необходимой квалификации». Что служит препятствием для подготовки документации и продвижения знаний в серийное производство.
В дальнейшем, как показывает история, создаются условия для неприятностей человеческого фактора не только в производстве, но и эксплуатации. Когда, по мнению Юрия Соломонова, уровень технологической дисциплины сотен предприятий, находящихся в кооперации, «абсолютно невозможно контролировать».
Действенным средством избежать «производственных огрехов, разгильдяйства, отступления от технологических приемов изготовления» в рамках системы оружия всегда было информирование специалистов о новых разработках, результатах испытаний ракетной техники, строительстве, вводе в строй и освоении системы «человек-техника-среда» экипажем строящегося корабля.
Общеизвестно: гарантию качества дает не поштучный итоговый контроль, а продуманная стратегия обучения персонала и текущее оценивание технологического процесса. Что требует, в частности, международный стандарт ISO 9000. Пример здесь — ОАО «НПО «Сатурн», российский лидер в разработке, производстве и сервисном обслуживании газотурбинных двигателей для военной и гражданской авиации, энергогенерирующих и газоперекачивающих установок.
Решающим в успехе «Сатурна» стало усиление конструкторского потенциала при объединении КБ и заводов, обеспечившее совместную с французской компанией Snecma разработку двигателя на самолет RRJ («Суперджет-100»), сертификацию производства, переподготовку персонала и переход на западные стандарты ведения документации, а также контроль десятков тысяч деталей двигателя с помощью третьего по рейтингу производительности в СНГ суперкомпьютера.
КОМУ ОПАСНА РАКЕТА С 30-ЛЕТНИМ СТАЖЕМ СЛУЖБЫ?
Положительный ответ генерального конструктора Юрия Соломонова на коварный вопрос о возможности создания изделий со сроком службы 20−30 лет ставит ракетостроение вне рамок технологического прогресса, отставание от которого в системе оружия заложено продолжительностью этапа эксплуатации.
Продление сроков службы свыше 10 лет без глубокой модернизации БРПЛ создает ситуацию научно-технического застоя, когда «для тех или иных изделий поставляются материалы, клей, смазки, покрытия с просроченными сроками, с характеристиками, не соответствующими техническим условиям, с параметрами физико-механических свойств, которые значительно отличаются от тех, что должны быть на самом деле». Когда без дополнительного контроля происходит нарастание числа неисправностей, чреватых авариями и катастрофами.
Вспомним гибель из-за взрыва потекшей ракеты в октябре 1986 года в районе Бермудских островов РПК СН К-219 проекта 667АУ, направленного для сокращения подлетного времени БРПЛ к побережью США в ответ на СОИ Рейгана. Не менее опасными были «экзерсисы» политиков с продлением сроков службы наземных ракет средней дальности, где из 10 пусков Р-12 один сопровождался пожаром в «узком месте» — усохшем фторопластовом уплотнении магистрали окислителя.
Нарушение термоизоляции рулевого гидропривода явилось причиной недавней аварии при пуске 25-летней ракеты «Воевода» (15А14) с утратой 18 спутников.
И ЗДЕСЬ КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС
Технологическая реанимация производства порождает проблему молодых специалистов. Так как с возрастной утечкой профессионалов идет и потеря критических технологий. С самого нижнего уровня кооперации, свидетельствует Юрий Соломонов, она переходит уже на более высокие уровни.
Сегодня в МИТ, как и в ОПК в целом, средний возраст специалистов достиг 60 лет, что не обеспечит не только новые разработки, но и конструкторское сопровождение и боеготовность «Булавы» уже в ближайшие пять лет.
Известно: дьявол кроется в мелочах. На пути омоложения ОПК встал пресловутый «квартирный вопрос» и бесперспективность ипотечного кредитования молодых ученых в столичном регионе. В то же время при бесспорных преимуществах региональных научно-производственных центров политика в области профессионально-технического и высшего образования не способствует закреплению талантливой молодежи в «точках роста» высоких технологий.
Этому служит и Единый госэкзамен (ЕГЭ). Например, лидер аэрокосмической отрасли ВСМПО-АВИСМА испытывает дефицит специалистов, когда молодежь из Верхней Салды успешно поступает в вузы и находит другую жизнь за 40 км в Нижнем Тагиле или за 180 — в Екатеринбурге.
САМОЕ ЛУЧШЕЕ И ЛОГИЧНОЕ
Одновременное проведение административной и бюджетной реформ стало причиной утраты научно-технологических связей между организациями, участвующими в разработке средств предупреждения о ракетном нападении, контроля космического пространства и ряда других систем, где чрезвычайно велика роль IT (высоких технологий), радиолокационной техники, техники связи и телекоммуникаций, автоматизированных систем управления, вычислительной техники, элементной базы электронной отрасли. Все они были растворены в Федеральном агентстве по промышленности (ФАП).
Соответственно научные приоритеты ОПК легко установить по перечню подлежащих ликвидации и реорганизации учреждений: содействия интеграции высшего образования и фундаментальной науки, разработки композиционных материалов и технологии материалов, дискретной математики и информатики, перспективных материалов и технологий, применяемых в электронике, а также Всероссийского НИИ технической эстетики (ВНИИТЭ), работы которого всегда были связаны с идеологией систем «человек-техника-среда».
При этом оказалось, что новая бюджетная классификация «…не позволяет выделить в расходах федерального бюджета конкретные объемы финансирования конкретных мероприятий» и рассчитана на «функции и стратегические и первостепенные задачи государства, на которые требуются значительные средства».
Эти бухгалтерские услуги руководитель Федеральной службы по финансовым рынкам Олег Вьюгин назвал худшей макроэкономической политикой с 1999 года, когда «бюджетные расходы бесконтрольно растут, а за инфляцию никто не отвечает».
В свою очередь, концентрация разрушительных реформ стала возможной при невыполнении своих функций надзорными органами. Как установила Генеральная прокуратура РФ, большинство из них допускало грубейшие нарушения законодательства, в том числе в сфере образования и науки.
Административная система, по признанию Юрия Соломонова, приводит к бесконтрольному поведению отдельных предприятий, динамика поступления финансовых средств и инструментарий получения аванса являются абсолютно ущербными. Отношения заказчик-исполнитель все более усложняются, а при отсутствии механизма ценообразования система конкурсных заказов имеет много белых пятен и недоработок. В итоге существующая Программа вооружений до 2010 года и новая, принимаемая в 2011 году, окажутся нежизнеспособными. Следует добавить, что проблемы ОПК, в том числе состояние ракетно-космических и других высокотехнологичных отраслей, ежемесячно обсуждается в Госдуме.
Об административной реформе, мешающей взлететь «Булаве», и самой скандальной ее части — перестройке правительства, трудно сказать лучше ее идеолога и автора — ректора Высшей школы экономики Ярослава Кузьминова в интервью «Независимой газете»: «Мы получили ситуацию, в которой самое лучшее и логичное, что можно сделать, — вернуться в старое состояние».
