Битва на кульманах

За считанные месяцы до начала Великой Отечественной войны мы закупили в Германии образцы ее авиационной и бронетанковой техники. Не сразу поверили, что немцы продали лучшее из того, что имели. И только время убедило: мы тогда получили именно то, чем Германия вскоре атаковала Красную Армию. Почему же гитлеровцы не опасались, что мы что-то скопируем, внедрим у себя? Да потому, что считали русских инженеров не способными на это. Полагали, что в СССР нет надлежащего станочного парка, квалифицированных рабочих. Да нет уже и времени. Пусть русские, потрясенные немецким качеством, совершенством германской техники, заранее испытают дрожь в коленках.
А техника была действительно хороша. Кое-что в немецком истребителе мы позаимствовали без промедления. Когда в Харькове до последней шестерни разобрали германский танк Т-IV и все это выложили на брезентах для обозрения, вывод был однозначным: столь же тщательно обрабатывать эти самые зубчатые колеса мы сумеем не скоро. Предстояло брать другим, искать, как сейчас выражаются, асимметричный ответ. И шагая по брезенту, любуясь блеском чужих шестеренок, наши танкостроители осознавали: мы уже превзошли потенциального врага, превзошли мыслью, конструкцией. Т-34, о котором, кроме заводчан, еще мало кто знал, несомненно лучше Т-IV.
И артиллеристы в то тревожное, предгрозовое время понимали: верх надо взять прежде всего на кульманах, в чертежах. С технологией были проблемы. Из шести стволов после нарезки канала годным к установке на лафет оказывался один. Стоило несколько серийных орудий разобрать, детали перемешать, и собрать пушки вновь могла лишь бригада слесарей. С шумом, звоном и матюками. Менять нужно было многое и без промедления. А в конструкторских бюро между тем еще совсем недавно тон задавали немецкие специалисты, работавшие по контракту. Они свысока поглядывали на русских инженеров, поручая им конструирование лишь второстепенных деталей, даже не узлов, хотя бы мелких. Пришел момент, и чужеземцы, собрав чемоданы и не всегда прощаясь, убыли восвояси.
Как в канун нападения Германии на СССР мы в творческих муках, дорожа не то что днем — каждым часом, создавали артиллерийские системы, отвечающие возможностям века, рассказал в свое время в книге «Оружие победы» Василий Гаврилович Грабин. Генерал-полковник технических войск, один из первых в стране Героев Социалистического Труда, человек, которому среди артиллерийских конструкторов не было равных, он при жизни так и не смог издать свои воспоминания. Высокопоставленные рецензенты не разделяли многих его позиций, сомневались в достоверности ряда фактов, требовали уточнений, изъятия некоторых фрагментов. А Василий Грабин не отступал ни на йоту. Ценность его воспоминаний в том и заключается, что он рассказывал о прошлом, пережитом не с высоты нового опыта, не в духе новых оценок конкретных исторических личностей, переосмысления событий, а стремился показать все таким, каким видел его из фронтового конструкторского бюро, с завода, который гитлеровцы не раз прицельно бомбили. Книга В.Г. Грабина, выпущенная Политиздатом в 1989 году, не раритет. Ее с интересом прочитали и читают миллионы. Но вот в моих руках как бы ее логическое развитие и продолжение, изданное уже совсем иным тиражом. Называется книга «Гений артиллерии» (Москва, издательский дом «Звонница — М Г.», 2007). Ее авторы — Андрей и Сергей Худяковы, отец и сын, люди, очень близкие Грабину. Андрей Петрович Худяков был парторгом ЦК ВКП (б) на 92-м артиллерийском заводе в Горьком, конструкторское бюро которого возглавлял Василий Гаврилович, был его единомышленником и деятельным помощником. На партийную работу он пришел из газеты и всю жизнь по журналистской привычке вел дневник. Он, этот дневник, и придает книге особую достоверность. Андрея Худякова среди живых уже нет, и начатую им работу над книгой продолжил сын. По сыновнему долгу и праву. Сергей Худяков трудится в Ракетно-космической корпорации «Энергия» имени С.П. Королева, образованной в 1959 г. путем объединения Центрального артиллерийского КБ, возглавляемого В.Г. Грабиным, и королевского ОКБ-1. Сергей Андреевич руководил проектными работами при создании энергоустановок для лунного орбитального корабля, многоразового пилотируемого корабля «Буран». Он, как никто другой, умом и сердцем осознал величие конструкторского таланта, масштаб личности генерала Грабина, которого любил отец, которого с детства полюбил сам.
Давайте и мы с вами благодаря Худяковым окунемся в далекие военные годы и за скупой строкой дневника увидим драматическое и героическое время.

1941 год. 11 августа.
Понедельник
Около двух часов ночи на завод позвонили из Москвы, попросили к телефону Грабина для разговора со Сталиным. Директор завода Амо Елян погнал машину за конструктором. Разговор с Верховным Главнокомандующим был коротким. Спокойным голосом Сталин сказал, что положение на фронтах тяжелое, что немецкая армия продолжает наступать и теснить наши войска, что сейчас дорога каждая пушка. «Очень прошу вас, — успели записать дословно, — сделайте все необходимое и поскорее дайте как можно больше пушек. Если при этом потребуется пойти на снижение качества, идите и на это…»
Грабина, Еляна, всех поразило, что Сталин пренебрегал секретностью, говорил по незащищенной линии, не приказывал, а просил. «Это был крик человеческой души!» — таким Грабину показался разговор с председателем ГКО. Он пообещал увеличить производство не за счет качества.
Сразу опустел заводской двор: бригады рабочих привели к норме все орудия, ранее забракованные военпредом. Но это капля в море. Требовалась энергичная перестройка всего производственного цикла, конструкторско-технологическая модернизация пушек, максимально возможное сокращение числа деталей в их узлах. У полевых пушек трубы в кожухе заменялись моноблоками, упрощались казенники, клепаные станины превращались в трубчатые либо литые. Для всех пушек, находившихся в производстве (Ф-22 УСВ, ЗИС-2, ЗИС-3, Ф-34 для танка и других), создавался единый унифицированный затвор…
Впрочем, вряд ли читателю интересна техническая сторона заводской революции. Она лишь показывает, что люди, и в первую очередь Грабин, делали то, что в мирное время было немыслимым, даже недопустимым.
Грабин рисковал головой. В самом деле, когда унифицированный затвор был создан и возврат к другим был уже невозможным, выяснилось, что пушки с этим затвором дают осечки на каждом пятом-шестом выстреле. Почему? Нет ответа.

1941 год. 30 октября.
Четверг
Грабин пригласил всех своих помощников, чтобы разобраться, почему с новым затвором получился такой срам. Разговор перерос в жаркий спор. У каждого свое мнение.
В кабинет без предупреждения влетел дежурный по противовоздушной обороне. Он доложил, что на завод упали три зажигательные бомбы, все они потушены. А вот на Мулинском телефонном заводе под бомбой погибли все руководители… И вновь закипает дискуссия о причинах осечки. Часы показывают четверть первого.
— Все! Хватит! — неожиданно поднимает руку главный. — Вот где причина. — И показывает место на чертеже. — Надо убрать одну сотую миллиметра.
Догадка пришла к Грабину внезапно. Он вспомнил, что капсюли по одним и тем же чертежам изготовляют из латуни и по нужде из стали. Пластичная латунь во всех случаях позволяет точно соблюсти параметры, а сталь — не всегда. Вот отклонения от нормы, ничтожные на первый взгляд, и приводят к осечке. Надо снять с плоскости затвора ту самую сотую…
Тут же, ночью, вызвали мастера, поколдовали над двумя затворами и, оснастив им два разных орудия, отправились на заводской полигон. Сделали по пятьдесят выстрелов из каждой пушки. И ни единой осечки! Теперь стальной капсюль, как и латунный, был для затвора приемлемым.
Производство пушек на заводе возрастало в разы. Сначала в 5, затем в 9, наконец, в 20 раз. Это было подвигом. Но Василия Грабина ждала не только слава.

1942 г. 5 января.
Ночь на понедельник
Грабина вызвали на совещание в Кремль. В зале много военных. Выступает генерал-артиллерист и утверждает, что постоянная модернизация пушек осложняет их использование в войсках, что пора остановиться и не варьировать технологии. Другой оратор высказывает мнение, что до предела упрощенные орудия при беглом огне, длительной артиллерийской подготовке будут рассыпаться. После каждого выступления Сталин, привычно прохаживающийся по комнате, подходит к главному конструктору вплотную и спрашивает: «Товарищ Грабин, что вы на это скажете?» Василий Гаврилович отвечает убежденно: «Пушки надо делать только по модернизированным чертежам». Когда Сталин задал все тот же вопрос в шестой раз, генерал Грабин встал, по-военному вытянулся и отрапортовал: «Товарищ Сталин, по каким чертежам прикажете, по таким и будем делать пушки!»
«Вы страну без артиллерии оставите! — взорвался, грохнув приподнятым стулом о пол, Верховный. — У вас конструкторский зуд! Вы хотите все менять и менять! Пора покончить с этим!»
Надо ли говорить, с каким настроением Грабин покинул совещание. Думал даже об аресте. И вдруг на следующий день его разыскал дежурный офицер: «С вами будет говорить товарищ Сталин». Сначала, правда, говорить пришлось с Поскребышевым. И уже потом в трубке послышался знакомый всем и каждому хрипловатый голос: «Вы правы, товарищ Грабин. Я не смог все сразу по достоинству оценить… Спокойно заканчивайте начатое дело!»
Грабин до конца жизни не знал, из-за чего произошла эта трансформация. Только догадывался. Чуть раньше на завод приезжал К.Е. Ворошилов, все видел своими глазами. На драматическом совещании в Кремле его не было. Видимо, встретился с Верховным позднее и обо всем ему рассказал.
Грабин же от личной ответственности никогда не уклонялся, всегда брал ее на себя. Удивительный дар конструктора, острый аналитический ум (в академии он нередко спорил со знаменитыми профессорами и доказывал свою правоту) сочетались у него с талантом организатора, напористым характером, неукротимой энергией, постоянной готовностью пойти на риск. Возглавляемое им конструкторское бюро встретило войну отмобилизованным, с крупными заделами и четким видением своей задачи. Василий Гаврилович еще до войны внедрил скоростной комплексный метод конструирования орудия и выстрела к нему, когда все решается не последовательно, а параллельно по строгому временному графику. Он одним из первых в оборонной промышленности уже со стадии проектирования тесно взаимодействовал с технологами, сначала как представителями отдельной заводской структуры, а затем подчинил их себе организационно. Главный конструктор добился, чтобы заготовки для орудия имели минимальную массу, чем сократил общий расход металла в разы. Он широко использовал литье — не только фасонное, но и ажурное. Грабин впервые в артиллерийском производстве сумел организовать поточную линию и конвейерную сборку. А главное, еще в тридцатые годы понял: царившее в руководстве Красной Армии стремление создавать универсальные орудия, способные в равной степени вести огонь с закрытых позиций, противостоять танкам на прямой наводке и обеспечивать противовоздушную оборону войск, бесперспективно. Война потребует специальных орудий с четким предназначением. Это предвидение блестящего артиллериста, теоретика и практика полностью оправдалось.
Перечень созданных В.Г. Грабиным в канун войны и в ее динамике пушек впечатляет. В их числе дивизионная пушка Ф-22 УСВ, с которой наши артиллеристы встретили врага у границы, 76-мм пушка Ф-34, а затем новая 85-мм пушка, которыми вооружался легендарный танк Т-34. Это мощнейшая противотанковая 57-мм пушка ЗИС-2. Это, наконец, если сократить перечень, самое эффективное и самое массовое полевое орудие Второй мировой войны — дивизионная 76-мм пушка. По оценке крупнейшего германского специалиста в области артиллерии, в дни войны личного советника Гитлера по артиллерии профессора В. Вольфа, эту пушку можно считать одной из самых гениальных конструкций в истории ствольной артиллерии, шедевром конструкторской мысли. Если бы Грабин создал для сражающейся армии только это орудие, благодарная память о нем никогда не померкла бы. Как и память о создателях знаменитой тридцатьчетверки, летающего «танка» — Ил-2.
Факт непреложный: мы превзошли врага не только в конструкторских решениях, но и в технологиях, организации производства. Грабинские пушки обладали высокой взаимозаменяемостью по деталям, узлам, агрегатам. При их сборке во время войны уже не требовались бригады слесарей-подгонщиков, их легко ремонтировали в войсках, часто даже на огневых позициях.
Сразу после войны, в сорок пятом, дивизионная пушка ЗИС-3 была снята с производства. Но она еще долго находилась на вооружении и нашей армии, и армий других государств. Даже в XXI веке, в ходе трагических междоусобиц на югославской земле, стороны применяли эту безотказную и, можно сказать, красивую пушку. У нас ЗИС-3 до сих пор стоит на вооружении салютной батареи. На ухоженных, чистеньких орудиях можно увидеть следы войны.
…Один из писателей, когда Василий Гаврилович Грабин был уже на отдыхе, читал только лекции в качестве профессора, решил посетить его в подмосковной Валентиновке. Отыскав дом, увидел у калитки двух потрепанных мужичков с молочной флягой, наполненной то ли краской, то ли олифой. Они нетерпеливо давили кнопку звонка, явно стремясь обменять флягу на бутылку. Наконец к ним вышел человек, одетый, как тысячи жителей подмосковных поселков, в какой-то ватник, опорки и спросил: что надо?
— Позови, батя, генерала.
— Нет генерала, и сказал, сегодня не вернется.
Мужички, чертыхаясь, потащили флягу к следующей калитке.
Писатель представился, тоже попросил позвать генерала.
— Проходите. Я Грабин, — услышал в ответ.
Вот и думаешь: а всегда ли мы осознаем, кто рядом с нами, с кем можно разойтись на лесной тропе, пустынном проселке, не подозревая, что перед тобой история, слава и доблесть Отечества.

http://www.redstar.ru/2007/03/14₀₃/5₀₅.html