Современность — не критерий принадлежности к искусству

Понятие «современное искусство» состоит, как это видно невооруженному глазу, из двух понятий — «искусство» и «современное». Трудно спорить с тем, что искусство должно быть современным. Оно, как ни крути, таким и является в каждую эпоху. Но прежде, чем быть «современным», ему надо быть «искусством».

Тату и пирсинг — явления более чем современные, плюс, претендующие на имя искусства. Кто-то им это имя с радостью присвоит, и по нашим временам гнилой вседозволенности никто рта этим «присвоителям» не закроет. Нет, не кулаком. Боже сохрани. Логичной и серьезной аргументацией. Не закроет хотя бы потому, что адепты подобного «искусства» очень часто не вменяемы для серьезной аргументации. Их аргумент — «мне так хочется», «вы мне не запретите» ну и «козырная карта» — «это прикольно». Спорить бесполезно.

Итак, современность — не критерий принадлежности к искусству. Граффити на стенах рисовали еще в Помпеях, вплоть до самого рокового извержения Везувия. Эти граффити можно и нужно изучать, но не как искусство, а как проявления бытового сознания, нанесенные углем или гвоздем на стену. Это вам не быки на стене пещеры, которые до сиз пор словно бегут, хотя и нарисованы в незапамятные времена. Это по форме — граффити, а по сути — искусство. Нынче же искусство скатывается до уровня граффити, удерживая по инерции старое название.

Нельзя безнаказанно расширять поле искусства, включая в него все подряд, вплоть до матерных частушек и зэковских наколок. Только смерч или торнадо всасывают в себя все без разбора. Отличительная черта искусства — избирательность.

Бедный Малевич родил свой нелепый квадрат черного цвета, как вершину мыслительной деятельности; как радикальный отказ от художественной формы; как символ смерти и угасания, если угодно. Эпоха ли повлияла, или душа «созрела» до полной слепоты — вопрос. И этой своей подчеркнутой безыскусственностью Малевич изрядно навредил тщеславным бездарям. Те возомнили, что можно вот так же легко войти в число «концептуалистов», не умея нарисовать ни муху на яблоке, ни лошадку на водопое.

Я помню, как-то в Минске беседу нескольких владык. Один из них рассказывал собеседникам о переводческих Библейских трудах. Главной проблемой он называл то, что «концептуалистов» так много, как пираний в реке Амазонке. Все лезут с мировоззренческими и методологическими советами. Но при этом, знатоков в еврейском и греческом языках нужно искать днем с огнем. И не найдешь. Ибо их мало и свойство их, как редких специалистов, не орать, а работать незаметно и тихо. Зато на каждом шагу знатоки Талмуда, ветхозаветной психологии, археологи и просто наблюдатели за исполнением пророчеств. Кажется, подобная ситуация — в любой сфере жизни. Педагоги горько шутят: «Не умеешь учить детей, учи педагогов». Факт. Самые невозможные собеседники на темы воспитания, самые дубовые и не понимающие элементарных вещей персонажи обретаются в среде академиков педагогических наук. Сам видел и никогда не забуду. Теоретику легче скрыть практическую бездарность. Это — подарок времени. Тот, кто не умет забить гвоздь, носом чует, как стать директором заводика по производству скобяных изделий.

Имею смелость предположить, что изрядная доля «крикливых концептуалистов» в искусстве руководствуются не поиском истины и выражением ее при помощи художественных средств. Имею смелость предположить, что источник их активности расположен в другой области, а названное выше никогда не ночевало в их голове. Искусство нынче даже не претендует на поиск истины и на ее выражение средствами художественной деятельности. Релятивизм одолел. Скажи о том, что истина есть, а ты ей пытаешься служить, с тобой друзья по цеху здороваться перестанут. Не надо, дескать, ничего искать, поскольку искать нечего. Нужно отображать, интерпретировать, лепить из кусочков реальности фантастическое новое целое. Ну и так далее. Это — мейнстрим. Полейте это алкоголем и успокойтесь. Перед вами — современное творчество.

Наше время, как никакое прежде, дает возможность бездарности стать известной и изобразить из себя гения. Можно петь, не имея голоса, защищать диссертации, ни бельмеса не понимая даже в ее названии. Можно все. Бездарностям уютно в современности так, как уютно в лесу шайке разбойников. В сосисках нет мяса, в кефире нет молока. Так к чему вам искусство в искусстве? Уж не больно ли вы горды, требуя на исходе времен подлинных талантов? Известность нынче требует наглости, жажды денег и сексуальности. А это — полная противоположность тому, чем богаты гении.

Давайте будем вести диалог! Давайте. Нет ничего сладостнее диалога. Но с Остапом Бендером невозможно вести диалог. Его выбрасывают вон с корабля, а он кричит: «Давайте спорить! Я так вижу мир!» Он и залез на корабль, имея в виду личные цели, а не служение искусству.

Прежде, чем дать человеку заказ, с ним нужно поговорить. Если человеку сказать нечего, ему и рисовать нечего. Это наша эпоха, повторюсь, позволила петь тем, от кого глубокой и выстраданной фразы ждать не приходится. «Фанеру» выключи, он и замолчит тут же.

Бендеру дали заказ впопыхах. Ситуация принудила. А вот мы, не спеша, попросим всех мастеров перфомансов и инсталяций рассказать нам о своих поисках и мировоззренческих закоулках. И психолога позовем. Вполне возможно, разговор обнаружит перед нами ярко выраженного маньяка с неудовлетворенной жаждой всемирной власти, или Наполеона, который обречен никогда не увидать ни Тулон, ни египетский поход. Свой сгусток страстей и недостаток образования они готовы вывалить на невинный мир. Глядите, мол, плебеи, но руками не трогайте. Издалека приобщайтесь.

То и дело подмывает спросить очередного концептуалиста: «Собачку, пожалуйста, нарисуйте. Только так, чтоб похоже было». И всякий раз боишься услышать нецензурную речь по поводу высоких материй, которые нам, профанам, не понятны. Вот в Киеве каждое воскресенье выстраиваются очереди в Пинчук-арт Центр. Очереди, доложу вам, что в твой Мавзолей в оные времена. А чего смотрят? Голову коровы, облепленную мухами или подобную чушь. Им унитаз использованный и не смытый покажи (в видах экспоната, разумеется), они будут цокать языками и рассуждать. Кто поначитаннее — об идеях трансцендентных и имманентных. А кто так, погулять вышел, заткнет нос и будет ждать очереди на выход. Испортили народ, конкретно. Концептуалисты испортили. Якобы к цивилизации приобщили, а на самом деле просто испортили. Слушаем не-музыку, едим не-еду, обмениваемся не-мыслями, интересуемся не-новостями. Доколе, братцы?

Сам видел. Очередь в арт-хаусный салон стоит длинная, змейкой вьется. Выходит женщина лет сорока. Плюется. Говорит людям: «Уходите отсюда. Это пошлость и гадость. Тут в трех кварталах — музей Западного искусства. Пойдите туда. Гляньте на Босха и на Веласкеса» Народ молчит. Кто-то негромко: «Ну вы же ходили». Она: «Ну да. Пойдите. Гляньте, ради интереса. Но это — не искусство».

Я в очереди не стоял. Мне даром не надо. Просто мимо шел. Услышал. Улыбнулся. Прав Ницше — «все великое рождается на улице».

Раз глаза деть некуда, будем смотреть. И слушать будем. Но не дадим себя обмануть. «Это не искусство».