Взаимоотношения Ф. А. Келлера с подчиненными — тема отдельного исследования. Документы периода Великой войны свидетельствуют о том, какое большое внимание Федор Артурович уделял заботе не только об офицерах, но и о нижних чинах. Во многих его приказаниях чувствуется внимательная рука отца-командира, не забывающего о своих подчиненных в любой ситуации, и в то же время — требовательного и строгого начальника, не допускающего малейшего ослабления дисциплины и боеготовности вверенных ему частей.
3-й кавалерийский корпус стал в годы Великой войны своеобразной кузницей кадров: немало воевавших в его рядах офицеров стали впоследствии известными военачальниками, проявившими себя как в ходе Мировой, так и во время Гражданской войн. Наиболее известен из них Петр Николаевич Краснов, воевавший в Великую войну непосредственно под командованием Ф. А. Келлера в рядах 1-й Донской казачьей дивизии, а позднее, в сентябре 1917 года, ставший последним командиром 3-го кавалерийского корпуса и оставивший в своих воспоминаниях теплые строки о своем корпусном командире. Среди подчиненных Федора Артуровича был также Иван Гаврилович Барбович, — один из самых известных кавалерийских начальников белых на Юге России во время Гражданской войны, а позднее, в эмиграции, руководитель одного из отделов Русского общевоинского союза. Высоко ценимый последним Главнокомандующим белой Русской армии генералом П. Н. Врангелем, он провел Великую войну в рядах 10-го гусарского Ингерманландского полка 10-й кавалерийской дивизии и неоднократно отмечался Ф. А. Келлером в приказах и по дивизии, и по корпусу.
В рядах 1-го Оренбургского казачьего полка 10-й пехотной дивизии воевал ставший в конце войны его командиром Александр Ильич Дутов — будущий атаман Оренбургского казачьего войска и один из лидеров русской контрреволюции. Одной из бригад 1-й Донской казачьей дивизии 3-го кавалерийского корпуса с сентября 1916 по октябрь 1917 года командовал еще один видный участник Белого движения — Борис Ростиславович Хрещатицкий. Вместе с Келлером воевали Андрей Григорьевич Шкуро, оставивший яркие воспоминания о Федоре Артуровиче, и Алексей Михайлович Крымов, который после ухода Ф. А. Келлера из армии с апреля по август 1917 года был командиром корпуса. Еще ранее, в марте 1915 года, когда корпус был только сформирован, А. М. Крымов был назначен исполняющим должность начальника его штаба. Этого времени Келлеру хватило для того, чтобы по достоинству оценить личные и профессиональные качества этого человека. В приказе по корпусу N 17 от 30 марта 1915 года Федор Артурович писал: «Всего несколько дней генерал-майор [А. М.] Крымов прослужил с нами, исполняя должность начальника штаба корпуса, но за это короткое время я не мог не оценить в нем храброго опытного, выдающегося ума человека и ценного советника. Искренне сожалея об его уходе из 3-го кавалерийского корпуса ввиду его назначения на должность начальника отдельной Уссурийской бригады и потере для нас генерал-майора Крымова, я от всего сердца желаю ему и его бригаде славных боевых дел. Храни Вас БОГ, Александр Михайлович, и даст он Вам счастья и удачи"1.
Под командованием Ф. А. Келлера воевали два будущих маршала Советского Союза. Георгий Константинович Жуков, будучи в 1916—1917 годах унтер-офицером 10-го драгунского Новгородского полка, был непосредственным подчиненным Федора Артуровича2. Александр Михайлович Василевский в 1916 году был прапорщиком 409-го пехотного Новохоперского полка 103-й пехотной дивизии 9-й армии и также оставил небольшие воспоминания об одном из своих начальников3.
Среди офицеров, непосредственно выдвинутых Ф. А. Келлером, был Василий Евгеньевич Марков, которого Федор Артурович очень ценил. При формировании корпуса Келлер писал в феврале 1915 года начальнику штаба 9-й армии генерал-лейтенанту А. А. Гулевичу: «Убедительно прошу ходатайства и содействия Вашего Превосходительства в случае назначения меня командующим 3-м кавалерийским корпусом об одновременно назначении генерал-майора [В. Е.] Маркова начальником 10-й кавалерийской дивизии.
Генерал Марков, неоднократно замещавший меня, работает с дивизией с начала кампании. При нем дивизия дважды удостаивалась благодарности Верховного Главнокомандующего. Такая преемственность в дивизии крайне желательна в интересах дела. Представление назначения генерала Маркова на должность начальника дивизии вне очереди сделано командующему 9-й армией при рапорте"4.
Ходатайство Ф. А. Келлера было удовлетворено. Впоследствии, весной 1916 года, генерал В. Е. Марков замещал находившегося в отпуске командира корпуса и по возвращении удостоился его высокой оценки: «Возвратившись к командованию корпусом из шестнадцатидневного отпуска, из докладов и личного осмотра позиций я убедился, что дело продолжения укрепления занимаемых корпусом позиций значительно продвинулось вперед во всем согласно моим требованиям и согласно данных мною при отъезде указаний. В управлении и частях корпуса я нашел образцовый порядок. Ввиду этого считаю своим приятным служебным долгом принести искреннюю благодарность за временное командование корпусом начальнику 10-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанту [В. Е.] Маркову"5.
Вместе с тем Келлер далеко не всегда мог выдвинуть на командные должности офицеров, которые, по его мнению, могли принести большую пользу делу. В рапорте от 22 декабря 1915 года на имя командующего 9-й армии генерала П. А. Лечицкого Федор Артурович сетовал: «Так как Ваше Высокопревосходительство упомянули об аттестации на офицеров, то я полагал возможным доложить, что аттестации и представления, исходящие от старших начальников, имеющих возможность видеть своих офицеров в боях и боевой обстановке, к сожалению, не всегда принимаются во внимание. Так, например, выдвигают офицеров несмотря на самую плохую, основанную на делах аттестацию, а когда я хлопотал несколько раз о выдвижении офицера, неоднократно доказавшего свое бесстрашие и недюжинные боевые дарования, то несмотря на то, что даже армия не может отрицать его большую заслугу, в моем ходатайстве мне было отказано на том основании, что имеются старшие кандидаты.
Мне кажется, что в настоящее военное время, когда ощущается такой недостаток в талантливых и энергичных офицерах, первенство выслуги над заслугой не должно иметь места и тормозить наше дело. Я лично считаю себя неспособным руководствоваться при аттестации на офицеров своими симпатиями или антипатиями к ним или какими-либо посторонними соображениями. Об этом свидетельствует и моя почти сорокалетняя служба. Тем не менее мне до сих пор не удалось выдвинуть ни одного действительно выдающегося офицера, которых в командуемом мною корпусе несколько человек и которые на высших должностях принесли бы Родине громадную пользу"6.
Как здесь не вспомнить, что еще накануне войны Ф. А. Келлер справедливо указывал на существующие в порядке выдвижения офицеров на новые командные должности: ««История кавалерии есть история ее начальников», — это давно известная и неоспоримая истина. Долгая служба исключительно в строю убедила меня в том, что между младшими нашими офицерами встречается много талантливых, обладающих необходимыми качествами для кавалерийского начальника людей, в высших же чинах эти качества встречаются все реже и реже. Казалось бы, при новой аттестационной системе должны выдвигаться лучшие, а не худшие силы. На поверку же выходит, что талантливых офицеров мало дослуживается даже до штаб-офицерских чинов. Где же причина этому грустному и ненормальному явлению? По моему мнению, она кроется в хорошо задуманной, но неправильно проведенной в жизнь коллегиальной аттестационной системе. В силу ли этого, в силу ли врожденного нашего добродушия и наклонности творить благотворительность за счет казенного интереса, или в силу других причин, но всегда и везде отстаивается принцип старшинства, а это, не придавая энергии старшим, убивает энергию у действительно выдающихся и превращает их или в инертных, угождающих начальству ожидателей движения, или заставляет их искать применения своей энергии и талантливости вне военной службы, там, где ценится самостоятельность, работоспособность и эта самая восхваляемая и у нас, но поощряемая только на словах инициатива"7.
***
Впрочем, даже хорошие личные взаимоотношения между Ф. А. Келлером и его подчиненными не давали последним возможностей для поблажек. И в 10-й кавалерийской дивизии, и в 3-м кавалерийском корпусе были установлены жесткий порядок и железная боевая дисциплина, что нравилось далеко не всем. Но наряду с блестящей боевой выучкой не это ли было причиной громких побед «келлеровцев» на фронте?
19 мая 1915 года Келлер выговаривал весьма ценимому им самим генерал-майору В. Е. Маркову: «Из донесения Вашего от 19-го сего мая N 1210 я усматриваю, что поставленная частям Вашей дивизии боевая задача на сегодняшнюю ночь не была ими выполнена. В то время как менее опытные в боевом отношении части Ополченческой бригады блестяще выполнили поставленную им задачу, нанеся австрийцам тяжелые потери, заняли и закрепили за собой деревни Шипениц и Лух и захватили более 30 пленных, Ваши части не дошли до соприкосновения с противником. Оправдания, приводимые в Вашем донесении, не могу признать основательными, и неуспех сегодняшнего наступления отношу исключительно к неправильной организации этого наступления и еще более неправильному его исполнению. Предписываю объявить выговор руководящему наступлением подполковнику Тютчеву и сегодня ночью вновь повторить это наступление теми же частями"8.
Ф. А. Келлер без колебаний наказывал за проступки начальствующих лиц. В приказе по корпусу от 24 октября 1915 года Федор Артурович писал: «Исполняющий должность начальника штаба 1-й Донской казачьей дивизии капитан [П. И.] Липко* позволил себе не только не исполнить немедленно по получении переданное ему мое приказание, но, получив даже повторное, не потрудился за целый день проследить за его исполнением. Ограничиваясь на этот раз объявлением капитану Липко только выговора, предупреждаю его, что я даже в самых мелочах требую немедленного и точного исполнения раз отданного мною приказания, а также требую того, чтобы получивший его проследил за его исполнением. Было ли оно передано другому лицу, которое его не исполнило, меня не касается"9.
В мае-июне 1915 года корпус вел тяжелые бои: противник в это время усилил натиск на его позиции. В ночь со 2 на 3 июня 2-я бригада 1-й Донской казачьей дивизии под напором неприятеля оставила позиции и отступила. Как ни странно, командованию донцов это фактически сошло с рук. Одному из командиров бригады, генерал-майору Каргальскому повезло, — он вообще «не был замечен» Келлером. Другой — генерал-майор П. И. Греков отделался выговором. В то же время есаул Власов, на участке которого произошел прорыв, был отстранен от командования сотней. Помимо этого, Келлер потребовал от Грекова строгого взыскания с его ординарцев, которые не доставили распоряжения оборонявшимся частям под предлогом, что «дорога обстреливается противником"10.
Это далеко не единственные случаи, когда Ф. А. Келлер делал нелицеприятные замечания подчиненным ему старшим офицерам. Характер у графа был суровый, выполнять все его требования и мириться с келлеровской манерой ведения дел мог далеко не каждый. Так, у Федора Артуровича не сложились отношения с начальником 1-й Донской казачьей дивизией генерал-майором Г. И. Чоглоковым, который летом 1915 года после ранения Ф. А. Келлера временно исполнял даже должность командира корпуса. Несмотря на боевые заслуги Чоглокова, Федор Артурович давал ему не лучшую аттестацию в штабе армии. Из-за нарушения дисциплины между ними в итоге произошел серьезный конфликт.
23 марта 1916 года в приказе по корпусу Ф. А. Келлер писал: «Заходя сего числа случайно для переговоров по службе в 1-ю Донскую казачью дивизию, я застал в ее штабе трубачей, песенников и сидящую за столом и пившую вино при нижних чинах компанию, из которой сам начальник дивизии и многие из присутствующих офицеров были в нетрезвом виде. Нахожу, что начальнику дивизии преступно допускать нарушение неоднократно объявленной воли ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА о воспрещении употреблять спиртные напитки в войсках и тогда, когда с нижних чинов строго взыскивается даже за одну выпитую рюмку водки, самому показывать в этом пример. В этой связи я не считаю возможным оставить генерал-майора [Г. И.] Чоглокова на занимаемом им посту». В результате Чоглоков, имевший немало наград, вынужден был оставить 3-й кавалерийский корпус: в мае 1916 года он был уже начальником 2-й Туркестанской стрелковой дивизии. В 3-м кавалерийском корпусе происходила своеобразная селекция: те, кто был не готов к напряженной ежедневной работе на благо Отечества и постоянному вниманию со стороны Федора Артуровича, уходили в другие части11.
Келлер любил неожиданно нагрянуть на посты и лично оценить несение караульной службы подчиненными. Федор Артурович часто общался с нижними чинами и в случае выявления каких-то огрехов подтягивал до нужного уровня командиров их частей. В приказе от 11 мая 1915 года граф писал: «В одном из полевых караулов (3-й сотни) люди спрятали винтовки от дождя под мост, сами же настолько увлеклись чтением, что не заметили моего приближения. Сторожевой резерв, при котором находился и штаб полка, не принял никаких мер для непосредственного своего охранения и мое появление у деревни Ошихлиб явилось для него совершенно неожиданным. […] Обращаю внимание начальников всех степеней на подобное совершенно недопустимое отношение к вопросу отправления сторожевой службы, особенно при настоящих условиях непосредственного соприкосновения с противником. Предупреждаю, что в случае повторения подобных явлений я вынужден буду принять самые суровые меры, [вплоть] до отрешения от командования начальников частей включительно"12.
Появление Келлера было особенно неожиданным для подчиненных после его долгого отсутствия (как правило — после ранений). Успевая отвыкнуть от жесткой дисциплины, «келлеровцы» неоднократно получали нарекания с его стороны. 12 сентября 1915 года Келлер писал: «Посетив сегодня передовые окопы, занимаемые 10-м гусарским Ингерманландским полком, я нашел гусар 4-го эскадрона спящими в окопах без амуниции. Конечно, после бессонной ночи отдохнуть людям не только нужно, но этот отдых следует им и предоставить возможно больше. Однако снятие амуниции в непосредственной близости от противника, при возможности его наступления во всякую минуту считаю недопустимым. Такой порядок отправления боевой службы в передовой линии свидетельствует о недопустимом, халатном отношении командира эскадрона к службе и соответственном воспитании им подчиненных ему нижних чинов. Можно себе вообразить, какая суета должна была подняться среди людей в случае внезапного перехода противника в наступление и к каким результатам это могло повести. Считаю такое отношение к делу в военное время нетерпимым, почему предписываю командира 4-го эскадрона 10-го гусарского Ингерманландского полка штаб-ротмистра Трегубова отрешить от командования эскадроном"13.
Почти в это же время, 21 сентября 1915 года, после почти двухмесячного отсутствия Федор Артурович выговаривал подчиненным: «В Новоселице и по дорогам, ведущим из расположения частей корпуса, встречаются люди идущие и едущие при одних шашках или даже совсем безо всякого оружия. Мы находимся не в мирной обстановке, а следовательно, каждую минуту можем ждать тревоги. В случае же наступления противника или неожиданного выступления частей из своих расположений отлучившиеся люди не будут в состоянии сразу присоединиться к своим полкам, а должны будут скакать к своим квартирам и отыскивать свое оружие, что не может не вызвать и беспорядок, и суету. Приказываю: куда бы офицер, солдат или казак не отлучались из расположения своих полков, чтобы они всегда были бы в полном вооружении"14.
В сентябре 1916 года, возвратившись к своим частям через три месяца после очередного ранения, Федор Артурович сразу показал подчиненным, что за время лечения он не размяк и по-прежнему остается таким же требовательным командиром. 2 октября 1916 года он писал другу и сослуживцу, начальнику 10-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанту В. Е. Маркову: «Из Вашего приказа по дивизии N 80 усматриваю: 1) Вами не приняты меры по обеспечению шоссе Бронштени — Палриноса и по поддержанию отряда полковника [В. В.] Чеславского, что должно быть главнейшим; 2) не освещен главнейший район в западном направлении на фронте Патрариш — Топлица и 3) одновременно розданы две задачи — по разведке и по поддержке связи, что недопустимо». Досталось Маркову и за более ранние дела: «11−30 сентября 1916 года [Ваши части] стояли на позиции и не смогли даже вырыть нормальные окопы, хотя должны были их сделать, в том числе и с проволочными заграждениями"15.
Начальникам частей 3-го кавалерийского корпуса нередко попадало от Федора Артуровича и за недостоверные донесения. В ноябре 1916 года Келлер распекал подчиненных: «Командующим 1-й Донской казачьей дивизией была допущена присылка совершенно невероятных и, по проверке, не отвечающих обстановке донесений. Так, например, 29-го числа командующий дивизией донес, что 13-й [Донской казачий] полк отбил 11 атак, а 9-й [Донской казачий] полк отбил 4 атаки, веденные превосходящими силами противника, причем дело доходило до штыков. По проверке оказалось, что за весь этот день потери: в 13-м [Донском казачьем] полку убит один офицер, один казак, ранено шесть казаков, а в 9-м [Донском казачьем] полку — два раненых казака.
Зная и высоко ценя доблесть и удальство донцев, я всегда радуюсь малым потерям, понесенным этими молодцами, но все же не могу допустить, чтобы в штыковой свалке с превосходящим численностью противником они могли потерять такое малое число казаков, из чего заключаю, что об отогнанных наступающих разведывательных партиях мне было доложено как о будто бы отбитых атаках. Полки 1-й Донской дивизии стяжали себе в настоящую войну настолько много славы, что в преувеличениях и неправде не нуждаются, а о недопустимости и вреде преувеличенных и неправдивых донесений я говорил и писал уже не раз. […] Ставлю допущения неправильных донесений, потерю связи и растерянность на вид командующему 1-й Донской казачьей дивизией"16.
То, что в приказах по корпусу Ф. А. Келлером неоднократно делались замечания подчиненным о неправильном ведении действий, оборудовании позиций и проч., лишний раз подтверждает тот факт, что Федор Артурович всегда старался быть вместе со своими частями на линии фронта. Осенью 1916 года Келлер выговаривал, что 5 октября во время внезапной атаки противником позиций 412-го пехотного Славянского полка «людей в окопах оказалось мало, так как многие из них отсутствовали по разным причинам. Офицеров также не было в окопах, а это именно и было необходимо при таком окопном положении, какое занимали наши окопы по отношению к позиции противника. Не было также, по-видимому, артиллеристов-наблюдателей в пехотных окопах, и артиллерия, по-видимому, сначала упустила момент для открытия огня, а затем стреляла по своим… Вообще служба в окопах неслась халатно, а это и было причиной внезапной атаки противника, подметившего это ранее и изучившего местность"17.
В декабре 1916 года в 3-м кавалерийском корпусе произошел позорный случай с ротмистром Решетинским, который с подчиненными ему людьми без приказа и извещения покинул боевые позиции, чем поставил весь корпус в тяжелое положение. Отведя части в тыл, Келлер не забыл этого: невзирая на заступничество за сына влиятельного отца-Решетинского, ротмистра ожидало суровое наказание18. Спасли Решетинского лишь февральские события.
Не меньше внимания Келлер уделял и дисциплине среди нижних чинов, не оставляя без внимания упущения по службе. В отношении проступков подчиненных, которые могли бы повлиять на боеспособность 3-го кавалерийского корпуса и снизить моральную устойчивость его чинов, Ф. А. Келлер был беспощаден. Он жестоко карал самовольные отлучки нижних чинов, предавая их за это военно-полевому суду19.
Федор Артурович обращал большое внимание и на незначительные проступки и упущения по службе, полагая, что развал начинается именно с подобных фактов. 29 ноября 1915 года, отдавая приказ по корпусу, он писал: «Сегодня мне повстречался на дороге старший ветеринарный врач 13-го казачьего Донского полка коллежский советник Громов. Установленной чести он мне не отдал и, небрежно отмахивая рукой, даже не приложил ее к козырьку фуражки. На мой вопрос, почему он этого не сделал по отношению к начальнику, ветеринарный врач доложил, что он меня не узнал. Полагаю, что не узнать меня было трудно, так как ехал я в сопровождении ординарцев и корпусного значка. Но если даже это и было так, то все же ветеринарный врач не мог не видеть, что едут офицеры, а при отдании военного приветствия даже младшему офицеру или даже при принятии отдаваемой нижними чинами чести, небрежное отмахивание рукой неприлично и недопустимо. Предписываю ветеринарного врача 13-го казачьего Донского полка Громова арестовать на гауптвахте на две недели"20.
За период командования Ф. А. Келлером 3-м кавалерийским корпусом в нем несколько раз происходили случаи оскорблений и даже насилия над офицерами со стороны нижних чинов. Всякий раз Федор Артурович жестко наказывал виновных. В приказе по корпусу от 28 сентября 1915 года говорилось: «17 сего сентября имел место случай, когда казаки 1-го казачьего Оренбургского полка 3-й сотни Спиридон Ушаков и Григорий Морозов, бывшие в ночном обходе местечка Новоселица, проявили усердие не по разуму, обратившись к прапорщикам 10-го Донского казачьего полка Митрофанову и 9-го казачьего Донского казачьего полка Гудкову с неподобающими требованиями. Временно исполняющему должность корпусного коменданта подъесаулу Анисимову объявляю выговор за то, что не внушил своим казакам, как держать себя с офицерами. На казаков же Спиридона Ушакова и Григория Морозова корпусному коменданту наложить строгое взыскание».
Произошло же следующее: казаки в грубой форме потребовали от офицеров, оскорбляя их нецензурной руганью и угрозой физической расправы, удалиться из помещения, не предназначенного для постоя там донцов. Казаков наказали, но, очевидно, подъесаул Анисимов не успел донести до своих подчиненных правила обращения с офицерами. Вслед за этим в корпусе произошло еще одно чрезвычайное происшествие: оренбургские казаки урядники Иван Логинов и Антон Епанешников в состоянии опьянения учинили буйство, отказавшись подчиниться старшим по званию и отправиться в расположение полка. При этом нарушители угрожали офицерам убийством. Военно-полевой суд при личном участии Ф. А. Келлера вынес виновным суровые приговоры: Логинов, имевший за отвагу и храбрость два Георгиевских креста, был лишен чина, всех наград и отправлен на восемь лет на каторгу. Второй казак, также лишенный чина и наград, отделался четырьмя годами заключения21.
Скоро сам корпусной комендант едва не поплатился жизнью из-за поведения своих подчиненных. Не успели провести заседание предыдущего военно-полевого суда, как случилось следующее: казаки урядники Войска Донского, Георгиевские кавалеры, раздобыли спиртное и сильно напились. В таком состоянии их и застал подъесаул Анисимов. Когда офицер сделал им замечание, потребовал угомониться и вернуться в расположение части, то один из них, Василий Курносов, ударил корпусного коменданта шашкой по голове, нанеся тяжелую рану, которая едва не привела к его гибели. Другой урядник даже не пытался предотвратить столкновение и бежал с места преступления. Вновь был собран военно-полевой суд. Ввиду того, что происшествие носило чрезвычайный характер, в работе суда участвовали все старшие офицеры корпуса. В результате Курносов был приговорен к расстрелу, лишен чина урядника и всех наград. Приговор утвердил сам Келлер. Решение о казни далось всем нелегко: подсудимый был одним из лучших нижних чинов корпуса, о чем свидетельствовали его многочисленные награды, в том числе — все четыре степени Георгиевского креста. Тем не менее Федор Артурович решился на смертный приговор, справедливо полагая, что лучше потерять одного подчиненного, пусть и героя, но преступника, чем весь корпус. Ведь спусти он это дело «на тормозах», желание оскорбить офицера и даже убить его могло возникнуть и у других. Другой соучастник преступления, имевший три степени Георгиевского креста, был наказан мягче: он был разжалован, лишен всех наград и приговорен к четырем месяцам каторги22.
Во многих случаях, если он находил приговор военно-полевых судов чрезмерно суровым или, наоборот, чересчур мягким, Федор Артурович лично вмешивался в их работу. И в большинстве случаев такое вмешательство было оправданным. 7 января 1916 года он отменил судебное решение от 22 октября 1915 года в отношении солдата 10-го уланского Одесского полка Григория Хололеенко, который прострелил себе ногу из винтовки. Келлер отменил «самострелу» наказание 20 сутками ареста и освободил его, будучи, очевидно, твердо уверенным в том, что солдат исправится. Впрочем, дело не всегда доходило до суда. 26 августа 1915 года из 2-й батареи 1-го конно-горного дивизиона 3-го кавалерийского корпуса сбежал в Румынию, прихватив с собой 1157 рублей казенных денег, выданных ему для уплаты местным жителям за фураж, старший писарь Машляковский. Следствие установило непосредственную вину в этом командира батареи подполковника Ширна и его заместителя. В результате Келлер поручил виновным офицерам без предания делу широкой огласке вернуть означенную сумму23.
Федор Артурович был строг и неуклонно следовал установленным правилам, не делая исключения и в «женском вопросе». В приказе от 27 октября 1915 года Келлер писал: «Вчера, возвращаясь с передовых позиций, я встретил двух полковых дам в сопровождении офицеров, из которых одна каталась верхом по укреплениям 2-й позиции, а другая — ехала в экипаже в деревню, где расположена 10-я кавалерийская дивизия. Я неоднократно предупреждал дивизии, что совершенно не допускаю пребывания дам в расположении частей корпуса и что все дамы, кто бы они ни были, появляющиеся в районе расположения частей корпуса, будут арестовываться и отправляться этапным порядком в Россию. Меня крайне удивляют ротмистр Дудоркин и штаб-ротмистр Холщевников, поставившие своих жен в такое тяжелое положение. Вышеупомянутые полковые дамы по моему приказанию арестованы и препровождены к корпусному коменданту, которому приказано передать их жандармским властям для препровождения в тыл.
Крайне сожалею, что по долгу службы мне пришлось прибегнуть к такому крайнему средству. Подтверждаю всем, что безукоснительно буду держаться его, так как не вижу другого выхода для прекращения незаконного посещения дамами боевого расположения частей. Командирам частей, под личной ответственностью, немедленно выселить всех женщин, не принадлежащих к составу местного населения и находящихся в районах расположения полков и батарей. Ротмистра Дудоркина арестовываю на 30 суток с исправлением служебных обязанностей, штаб-ротмистра Холщевникова — на 7 суток, а корнета Эмниха и прапорщика Водянникова — на 3 суток"24.
Во время войны Келлеру приходилось бороться не только против врага на фронте, но и в тылу: например, с пьянством, разлагающим находящиеся на отдыхе воинские части. Отступая, австрийцы сознательно оставляли русским огромные запасы спиртного, не без основания полагая, что это поможет задержать их наступление. Поэтому Ф. А. Келлер неоднократно направлял казаков для пресечения массовых попоек солдат других частей и предпринимал меры для недопущения этого в будущем. 21 декабря 1916 года в районе деревень Никодесчи — Лиресешти, где находился завод по производству алкоголя, вспыхнули беспорядки. Для их подавления Федор Артурович направил с полусотней казаков войскового старшину Лосева. Для восстановления порядка в полном объеме этого оказалось мало и Келлер предоставил ему еще одну казачью оренбургскую полусотню, приказав «произвести аресты, выставить караулы, восстановить спокойствие, но к исполнению смертных приговоров без особых распоряжений не приступать. Употребление оружия допускать по необходимости"25.
В тот же день он отправил армейскому командованию рапорт о прошедшем: «Для восстановления порядка мной была послана сотня казаков войскового старшины Лосева. Он доносит, что в селе Никодесчи жители занимаются исключительно виноделием и там имеется запас более 200 тысяч ведер вина крепостью от 9 до 12%. Нижние чины расквартированных в этом селении частей и обозов заняты поголовным пьянством. По этой причине за время с 12 декабря по сегодняшний день были случаи убийства, не прекращаются грабежи, изнасилования, кражи денег, имущества и вина, оскорбление чинов жандармерии и буйства. За пьянство войсковой старшина Лосев на месте преступления подверг телесному наказанию двоих нижних чинов. Предполагается организовать при 10-м саперном Сибирском батальоне военно-полевой суд, на что требуется распоряжение Вашего Высокопревосходительства"26.
Серьезные меры Ф. А. Келлер предпринимал и для соблюдения дисциплины в тылу корпуса. Почти сразу наступили осложнения в отношениях командования корпуса с еврейским населением прифронтовой полосы. Среди разоблаченных шпионов в районе действий 3-го кавалерийского корпуса доля евреев была довольно высока. Кроме того, Федору Артуровичу одна за другой направлялись жалобы за якобы причиненные его чинами евреям обиды. Так, в июне 1915 года Келлеру поступила просьба от Хаима Ванштейна защитить его от казаков и солдат, чья вина заключалась в том, что они отобрали у него доски для крепежа окопов и костров, «а он — человек, обремененный семейством». Имущество было изъято для оборудования укреплений, поэтому резолюция Келлера была соответствующей: «Оставить без последствий"27.
В конце апреля 1915 года Келлер обратил особое внимание на недопущение братаний русских солдат с противником и нарушений, связанных с употреблением подчиненными спиртного: «Регулярно наши и вражеские нижние чины общаются, происходит обмен хлеба на коньяк, шоколад, водку и сигары"28. 6 сентября 1915 года Келлер приказал выселить из района расположения 3-го кавалерийского корпуса четверых русин, которые, как доказало следствие, возводили клевету на его чинов о самовольном покосе травы и грабежах. Доказано было и ложное обвинение против двоих донских казаков 3-го корпуса, которых подозревали в убийстве местного крестьянина и грабеже его лошадей. Федор Артурович проводил силовые действия в районе расположения его войск против не только лиц, подозреваемых в шпионаже, но и всех нарушителей установленного порядка во фронтовой и прифронтовой полосе, включая торговцев спиртом. В телеграмме от 26 сентября 1915 года хотинскому уездному исправнику начальник штаба 3-го кавалерийского корпуса генерал-майор В. И. Сенча писал: «Из дознания, произведенного по особому делу, между прочим, выяснилось, что хотинский мещанин, проживающий в Липканах — Янкель Цукович Гельфен, содержал в своем доме столовую с тайным притоном разврата. Командир корпуса приказал ее немедленно закрыть, о чем донести"29.
В то же время Ф. А. Келлер никогда не покрывал имевшие место проступки своих подчиненных. Еще 1 августа 1914 года на имя Федора Артуровича поступила секретная телеграмма от командира 10-го армейского корпуса за N 491: «До меня дошли слухи, что некоторые части 1-го казачьего Оренбургского полка, переходя границу Австрии, ведут себя неподобающим образом, обижая местных жителей, угоняя их скот, и был даже случай поджога деревни, в результате чего местное население, относившееся к нам до сего времени благоприятно, может обратиться в наших врагов». Келлер тут же принял соответствующие меры. Если следствие доказывало факты грабежей мирных жителей независимо от их национальности, он привлекал их к военно-полевому суду30. После его вмешательства к арестантским работам за неправомерные действия против населения был приговорен казак 1-й Донской казачьей дивизии. Келлер был категоричен в отношении мародерства чинов своего корпуса. Виновным грозила смертная казнь, и потому подобных преступлений в расположении 3-го корпуса почти не было31.
Когда в феврале 1917 года 3-й кавалерийский корпус был, наконец, отведен с фронта в тыл, в Бессарабию, где он должен был отдохнуть и пополниться, Федор Артурович, несмотря на уже появившиеся в армии первые признаки разложения, продолжал держать подчиненных в «ежовых рукавицах». Он не позволял чинам корпуса мародерствовать и жестко пресекал посягательства на имущество населения. 25 февраля 1916 года начальник штаба корпуса издал следующий приказ: «До сведения командира корпуса графа Келлера местными гражданскими властями доведено, что в Оргеевском уезде на тыловых позициях нижними чинами расхищаются колья. Он приказал начальникам всех степеней обратить самое серьезное внимание, дабы расхищение кольев больше не имело бы места, в противном случае от воинских частей будут установлены наряды для охраны позиции, а виновные будут подвергнуты строгому взысканию"32.
Примечания
1 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 334. Л. 7.
2 Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. 2-е изд. Т. 1. М., 1974. С. 34, 36−43.
3 Василевский А. М. Дело всей жизни. М., 1973. С. 29.
4 РГВИА. Ф. 2311. Оп 1. Д. 12. Л. 117.
5 Там же. Д. 6. Л. 21.
6 Там же. Д. 25. Лл. 333−333 об.
7 Келлер Ф. А. Указ. соч. Вып. III. СПб., 1914. С. 12−14.
8 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 4. Л. 35.
9 Там же. Д. 334. Л. 323.
10 Там же. Д. 387. Л. 52.
11 Там же. Д. 383. Л. 25, 64.
12 РГВИА. Ф. 2311. Оп. 1. Д. 1. Лл. 43−43 об.
13 Там же. Д. 3. Лл. 19−19 об.
14 Там же. Лл. 20−20 об.
15 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 90. Л. 685, 758.
16 РГВИА. Ф. 2311. Оп. 1. Д. 7. Лл. 72−72 об.
17 Там же. Лл. 62−62 об.
18 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 372. Л. 209.
19 Там же. Д. 383. Л. 31.
20 Там же. Д. 334. Л. 359.
21 Там же. Лл. 261, 279.
22 Там же. Л. 277 об.
23 Там же. Д. 383. Лл. 3, 5.
24 Там же. Д. 334. Л. 327.
25 Там же. Д. 330. Лл. 1−3.
26 Там же. Л. 3.
27 Там же. Д. 398. Л. 140.
28 Там же. Д. 274. Л. 416.
29 Там же. Д. 398. Лл. 293, 302, 536, 712.
30 Там же. Д. 235. Л. 3; Д. 398. Л. 459.
31 Там же. Д. 383. Л. 36; Д. 334. Л. 321.
32 Там же. Д. 372. Л. 135.
* Липко Петр Иванович. Окончил академию Генерального штаба. В декабре 1915 года — капитан, старший адъютант штаба 1-й Донской казачьей дивизии, исполняющий обязанности начальника штаба дивизии. Награжден орденом Святого Георгия 4-й степени (декабрь 1915 года).
Продолжение следует
