 |
| ИА «Белые воины» | В. Телицын | 25.12.2006 |
Причины выступлений типичны как для Урала, так и для любого иного российского региона — недовольство методами утверждения большевиков у власти вообще и их экономической политикой, перемноженные на региональные особенности: особое положение уральских крестьян в хозяйственной системе края, их связи с фабрично-заводской средой, уровень развития товарно-денежных (и вообще рыночных) отношений и прочее — они производили на свет действительно гремучую смесь общественных настроений1.
Наиболее значимые выступления на Урале (подавляющее большинство участников которых составляли крестьяне), легко перечислить2:
Мясогутовское восстание (май-июль 1918 г.), охватило всю Уфимскую губернию, а также Красноуфимский уезд Екатеринбургской губернии.
Массовый митинг в поселке Верх-Невьянского завода в Екатеринбурге 10 июня 1918 г.
Вооруженное выступление в городе Невьянске и близлежащих волостях 12−17 июня 1918 г.
Острожско-Дубровское восстание (июнь 1918 г.), охватившее Оханский уезд Пермской губернии.
Августовское восстание (август 1918 г.) в Сепычевской волости Оханского уезда Пермской губернии.
Вооруженное выступление в Мотовилихе (район Перми), произошедшее 5−7 декабря 1917 г.
Ильинское восстание (декабрь 1918 г.), произошедшее в Ильинской волости Пермского уезда и губернии.
Вооруженные выступления крестьян октября-декабря 1919 г. и октября-ноября 1920 г. в Красноуфимском уезде Екатеринбургской губернии.
Восстание «Черного орла и вольного землепашца» (февраль-март 1920 г.) охватило кроме Уфимской и Оренбургской губерний еще и уезды Вятской, Самарской и Казанской губерний.
К этому стоит добавить еще почти четыре сотни локальных выступлений с различными формами протеста, «в том числе 97 случаев активного и инициативного сопротивления», произошедших в 1918—1922 гг.3
Однако всю панораму антибольшевицкого сопротивления в регионе в первые послереволюционные годы можно разделить на два крупных периода. Первый: декабрь 1917 — весна 1919 г. (верхняя граница — выступление в Кушве, нижняя — падение Уфы, последнего «красного оплота» на Урале). Второй: лето 1919 — зима 1921 г. (верхняя граница — «второе пришествие» большевиков на территорию уральских губерний, нижняя — канун Западно-Сибирского восстания).
Для первого из отмеченных периодов свойственен фактор стихийности: отсутствие организационного и координирующего центра, плана действий, лидеров, союзников, баз и проч. Стихийность проявила себя уже в ходе первых выплесков бунташных эмоций. В декабре 1917 г., то есть буквально через два месяца после Октября, в губернский центр — Екатеринбург — пришло сообщение из заштатного г. Кушва о том, что местные крестьяне разогнали городской Совет, разоружили небольшой красногвардейский отряд, присланный из Нижнего Тагила, и успокоились только тогда, когда против них были двинуты более значительные силы4. Подобные сообщения в то время — скорее исключение, чем правило. Более часто поступали известия о выступлениях крестьян-общинников против хуторян и отрубников и немногочисленных на Урале помещиков. Выступления эти носили скорее «разгромный» характер, чем идеологическую подоплеку. Примером тому могут служить события, произошедшие в Стерлитамакском уезде Уфимской губернии (конец ноября/декабрь 1917 г.): «При разгроме имения Пашкова крестьяне захватили племенное стадо коров и стали делить по дворам и едокам. На всех не хватило, началась драка, били друг друга кольями, кулаками, оглоблями, топорами, двое убиты, человека три серьезно ранено. Чтобы помириться, решено перерезать все стадо и поделить мясо"5.
А в январе 1918 г. крестьянская сходка села Байки (Бирский уезд Уфимской губернии) выступила против волсовета и председателя, обвинив последнего, что он «сам голодранец»: «Не сеял, а хочешь жать. Не наживал горбом, а раздаешь"6. Что-то подобное произошло и в селе Зилим (Архангельская волость Стерлитамакского уезда Уфимской губернии), где на сходе «крепкие мужички» столкнулись с активистом. Крестьяне заявили: «Смотрите на него: был вечным батраком, ел наши объедки, а теперь вишь, власти захотелось"7.
Налицо «соединение» экономического фактора с политическим: все в деревне должен решать «справный» хозяин, а не «голодранец». Но направленность бунташных проявлений меняла свой вектор: от сугубо хозяйственных проблем они переходили к политическим (хотя и стихийным) выступлениям.
Пик стихийных выступлений (к последним стоит отнести уже упомянутые события в Мясогутове и в поселке Верх-Исетского завода в Екатеринбурге, в Невьянске, Острожско-Дубровское и Августовское восстания) пришелся на весну-лето 1918 г. И именно отряды вооруженных, антибольшевицки настроенных уральских крестьян смели в мае-июле того года советскую власть.
События развивались стремительно. Согласно докладу (от 14 июня 1918 г.) Высшего Военного совета о положении дел в районе Екатеринбурга, «…на целом ряде заводов свергнута советская власть. Рабочие массы, спровоцированные белогвардейцами и в особенности меньшевиками и правыми эсерами, озлобленные ухудшением продовольствия и раздраженные неумелой постановкой разрешения целого ряда вопросов, связанных с национализацией всей уральской промышленности, подняли формальное восстание против Советов. Особенно резко выступают фронтовики, заявляющие, что они раньше всего пошлют на борьбу с чехословаками откупившуюся буржуазию, потом красноармейцев и в конце пойдут сами. Верх-невьянские рабочие в количестве пятисот человек ведут уже более двенадцати часов форменный бой с советскими войсками. В их руках пулеметы и даже бомбомет. Руководит ими опытная военная рука. В самом городе Екатеринбурге рабочие Верх-исетского завода на многочисленном митинге не давали говорить представителям советской власти и заявляли, что с чехословаками у них никакой вражды нет». Красноармейские части оставались на стороне советской власти, но настроение их «непрочно». «В активных действиях против контрреволюционеров принимают участие только интернациональные роты и партийные дружины большевиков и левых эсеров. На усмирение восстания рабочих красноармейские части не посылаются. Надо полагать, что подавление беспорядков в одном месте отобьет охоту поднимать восстание в других местах, но с настроением рабочих масс приходится волей-неволей считаться военным силам, оперирующим в этом районе. Уже два раза на тыловых линиях был прерван железнодорожный путь, который восстановили, применяя вооруженную силу», — подводил итог информатор8.
Меры «подавления беспорядков» содержались в секретной инструкции, переданной руководителям «внутреннего фронта района Таватуй — Невьянск» Вайняну и Георгенбергу: «Вам штаб фронта поручает не позже, чем в трехдневный срок вырвать с корнем контрреволюционное гнездо, засевшее в районе между Шайтанкой и Таватуем. Путем арестов и расстрелов прямых виновников и путем взятия заложников нетрудно будет привести в покорность бунтующую буржуазию"9.
Подавить антибольшевицкое сопротивление, однако, так и не удалось. Пока бои шли в верх-невьянском районе, тревожные известия пришли из Нижнего Тагила, окарины его обстреливались «невьянской белой гвардией», а через несколько часов город подвергся настоящему штурму.
Более ста повстанцев атаковали здания Совета и милиции, но встретив серьезное сопротивление, «захватив с собой сто винтовок, на паровозе уехали обратно через Шайтанку в Нижний Невьянск». Для поддержки местных властей в город перебросили около ста пятидесяти вооруженных железнодорожников (усиленные броневой платформой) из Екатеринбурга. Но из-за неудачного «руководительства» платформу «куда-то загнали», и красные отряды вынуждены были отступить — констатировал командир екатеринбуржцев. Из губернского центра был послан латышский отряд под командой местного большевика Осипова, перед которым поставили задачу «беспощадно выжечь все те заводские поселки, население которых принимало участие в контрреволюционных выступлениях».
Руководство Восточного фронта и местное партийное руководство считало, что если первое восстание будет жестоко подавлено и об этом будет широко оповещено все население Урала, то это отобьет всякую охоту к дальнейшим выступлениям «одураченных меньшевиками, правыми эсерами и белогвардейцами рабочих масс, недовольных ухудшением продовольственного вопроса и предстоящей мобилизацией"10.
Как шла эта борьба, свидетельствуют архивы. В фондах 3-й армии Восточного фронта сохранились документы (дневниковые записи), позволяющие едва ли не по дням восстановить события лета 1918-го, в частности — хронику антибольшевицких выступлений11:
Запись за 20-е июня 1918 г.:
«Получена телеграмма из Красноуфимска о том, что контрреволюционное движение башкиров разрастается и что необходима поддержка советским войскам оружием и патронами… Тов. Тунтулу дана задача беспощадно расправиться с башкирами и немедленно реквизировать у них всех лошадей.
Из Полевского завода сообщают следующее: в Полевском кровавое столкновение советских войск с толпой произошло… главным образом по причине закрытия завода и насильственной мобилизации всех способных носить оружие в возрасте от 18 до 40 лет. Столкновение ликвидировано, власть <и> порядок восстановлены твердо. Провокаторы-контрреволюционеры наказаны по законам военного времени…
Тов. Вайнян сообщает, что станцию Рудянку заняли без боя сегодня в семь часов. Жалкие остатки разбежавшихся отошли на Верхний Тагил. Мятежников отступает около трехсот человек при шести пулеметах.
Военный представитель на станции Кунгур тов. Горбунов сообщает, что в Кунгуре буржуазия ведет агитацию. Сегодня взяли несколько человек крупной буржуазии в качестве заложников…
Обсудив вопрос о необходимости в кратчайший срок добыть для нужд резерва фронта нужное количество лошадей, штаб фронта решил, что необходимо послать на станцию Михайловская или на Нязепетровск карательный отряд в составе сотни красных гусаров… с целью производства беспощадной реквизиции конского состава в тех местностях, где происходило возмущение против советской власти…"12.
Только четыре сообщения о вспышках недовольства за один день, обернувшихся большой кровью. Средства подавления бунташных настроений не отличались разнообразием.
Запись от 22 июля 1918 г.:
«Из Верхотурья сообщают, что деревенские восстания буржуазии потребовали высылки туда карательных отрядов красноармейцев.
Тов. Вайнян привез с собой трофей — бронированный автомобиль, захваченный у восставших невьянцев.
Из Нязепетровска сообщают, что советская власть держится только штыками"13.
Принимая во внимание размах восстаний, возможность применения повстанцами тяжелого вооружения и отсутствие поддержки советской власти со стороны мирного населения, можно было ожидать крупного поражения большевиков и их стремительного отката с Урала на Запад.
Запись за 27 июня 1918 г.:
«В Шайтанском районе наблюдается движение кулацких элементов, бывших причастными при недавних волнениях в том районе. Требуется политический комиссар для отряда интернационалистов, который мог бы под его руководством в корне пресечь всякие выступления.
Отряды башкиров собираются в многочисленном количестве, упорствуя <в>реквизиции лошадей"14.
Отказавшись от национальных амбиций, в рядах антибольшевицких отрядов единым фронтом выступали русские и башкиры, татары и уральские казаки. На другой стороне баррикад оказались латышские стрелки, китайцы и пробольшевицки настроенные чехи, австрийцы, венгры и немцы (из числа военнопленных времен Первой мировой войны).
Запись за 28 июня 1918 г.:
«Из Нязепетровска Белицкий по прямому проводу передает следующее: «На фронте полный хаос. Комиссар Златоуста Хлебников отозвал самые лучшие силы с фронта для подавления контрреволюционных порядков в тылу. Саткинский завод вследствие объявленной мобилизации восстал и захватил Бердяуш и Жукатау…"15.
Одни за другими восставали против властей заводские поселки и сельские волости. Дело дошло до переброски в тыл самых боеспособных фронтовых частей. Местные большевики прекрасно понимали, чем грозит обернуться подобная ситуация, но от раздражающей обывателя политики не отказались.
Запись за 29 июня 1918 г.:
«…Пермяки16 реквизировали советских лошадей, они делали обыски у рабочих. После чего рабочие заявили о пропаже домашних вещей и что действия пермяков возбудили всю рабочую массу в Кусинском заводе против советской власти… С боевой точки зрения, пермяки — жалкие трусы: семь дней стояли у завода для подавления контрреволюции и лишь после того, как рота эстонцев заняла Кусу пермяки следом за ними вошли, только для того чтобы творить безобразия и сделать из семнадцатитысячного населения Кусы врагов советской власти"17.
Итак, многотысячное население уральских рабочих поселков заняло сторону потенциального противника большевизма, порой сами того не желая. Этому способствовала политика властей: догма, перемноженная на инстинкт воина и «победителя» (презиравшего понятия морали и общечеловеческих ценностей).
Июнь 1918-го оказался самым «жарким» месяцем для уральских большевиков. Буквально со всех сторон их поджимали недовольные «военно-коммунистической» политикой крестьяне.
Население возмущало все: от изъятий мешка картошки до проведения поголовных мобилизаций. Так, отказались мобилизоваться жители села Архангельского (Стерлитамакский уезд Уфимской губернии). В селение прибыла карательная экспедиция в пятьсот штыков при нескольких пулеметах. Ранним утром селение было окружено. Все ценное грузилось на заранее заготовленные подводы, скот угнан, дома взрывались гранатами. Уничтожено было более 70% строений селения18.
Но подобного рода репрессии в то время лишь усиливали сопротивление крестьян. Из Оханского уезда летом 1918 г. сообщали, «что настроение крестьянства неустойчивое, и только там, где раньше велась агитаторами работа — несколько лучше. Но контрреволюционная агитация, идущая на почве мобилизации и реквизиции начинает давать результаты в виде отказа двенадцати волостей (Спешковская, Денисовская, Пушкинская и др.) производить мобилизацию, ухода уже собравшихся мобилизованных со станции посадки в вагоны (станция Менделеево) и, наконец, в форме открытых контрреволюционных выступлений белогвардейцев. Последние ясно говорят о том, что руководит выступлением офицерство. Так, например, производится организованный захват телеграфов, порча железнодорожных мостов по линии на Вятку и т. д. Особенно опасными очагами белогвардейского движения являются Сепычевская волость, где ими <повстанцами> руководит бывший унтер-офицер Новиков, и Денисовская, расположенные по обеим сторонам железнодорожной линии у станции Верещагино. У белогвардейцев роются там даже правильные окопы, имеются пулеметы и т. д. Роль военных специалистов играют, по слухам, два офицера — бывшие заложники, бежавшие из Григорьевской тюрьмы. Движение это опасно как для железнодорожного пути (уже сильно поврежден ими мост у станции Верещагино, находящейся в центре движения), так и тем, что постепенно распространяется и на другие деревни этого района. Поэтому умелой агитацией необходимо парализовать контрреволюционную пропаганду, идущую из тех белогвардейских центров и охватывающую в общем район около ста двадцати деревень"19.
По мнению властей, восстания, произошедшие в волостях Осинского уезда? «особенно способствовали расслоению в деревне. Из Ашана сообщают, что в районе деревни Басино сильное белогвардейское движение? для подавления которого приняты меры"20.
Порой, все усилия сводились на нет, когда (как? например, в Кунгурском уезде) красноармейцы при взятии деревни грабили местных жителей21.
Власти не оставляли попыток представить восставших либо кулаками, либо откровенными уголовниками. Однако большевики вынуждены были признать и другое: «Кулацкие банды (Осинский уезд Пермской губернии) превосходят наши отряды численностью и, к сожалению? даже морально….Имеют пулеметы-пугачи, треск которых действует на малодушных"22.
Но на вооружении повстанцев были не только трещотки, о чем свидетельствуют по крайней мере потери одной из противоборствующих сторон. Так, в сентябре 1918 г. в районе Красноуфимска окончательно разбита 4-я дивизия красной армии, из четырех тысяч красноармейцев осталось только три роты (не более трехсот штыков) с батареей. А в тылу 3-й дивизии командование приказало выставить специальную цепь с пулеметами — для расстрела бегущих красноармейцев. Все же и это мало помогало, в районе Нижнего Тагила на сторону восставших с оружием в руках перешли две роты красной пехоты23.
Успехи большевиков в боях с повстанцами были редки? и о них тут же сообщали высшему военному командованию красной армии: «Восстание (в документе нет указания на район — В.Т.) подавлено и вырвано с корнем, банда разбита и бежит. Пулемет, отобранный у продовольственного отряда главарями восстания? отобран обратно. Села, которые заняты были под штаб противника принужден был артиллерийским огнем уничтожить, что и сделано. По приезду доложу подробности», — телеграфировал командир красного карательного отряда24.
Обеспечить поддержку со стороны мирного населения подобными мерами было просто невозможно: «настроение населения — лишь бы не воевать на той или другой стороне"25. И это — в лучшем случае, худший представлен в сообщении военкома Мрачковского: «Положение… во всех отношениях угрожающее, бьют так, что не успеваем утирать морду». Красный командир не удержался и от упрека в адрес вышестоящего начальства: «Вместе с этим не выдаем войскам продовольствия… недовольство растет с каждой минутой; все сильнее войска заявляют открыто, что они не могут передвигать ноги от голода, а не только драться…"26.
«Венчало» первый период антибольшевицкого сопротивления на Урале крестьянское восстание в Ильинской волости (Пермский уезд), произошедшее в самом конце 1918 г. и повлекшее за собой падение «красной» Перми. Ситуация для советской власти осложнялась тем, что на сторону «кулаков» перешел «недавно сформированный из местного населения и расквартированный в селе Ильинском первый Советский полк, состоящий из местных мобилизованных. Солдаты этого полка связали командира полка и военкома товарища Першина, члена Московского Совета, и передали их белым"27.
Важный фактор последствий антибольшевицких выступлений 1918 г. — отсутствие поддержки (со стороны обывателей) большевицкого подполья и красных партизанских отрядов. Например, на огромной территории Верхотурского уезда (Екатеринбургская губерния) действовало всего два небольших красных отряда (под командованием Б. Дидковского и Ф. Огородникова), потерпевшие полное поражение через месяц — полтора после начала боевых действий в тылу противника.
После «второго пришествия» большевиков ситуация изменилась: стихийность антибольшевицкого сопротивления уступала место организованности. И последнее, как это ни прозвучит странным, погубило повстанческое движение. У советских спецслужб появились возможность, внедряя в создаваемые «мятежные» структуры своих осведомителей и сотрудников, разрушать все планы «заговорщиков» еще до начала их реализации на практике. Примером тому могут служить вооруженные выступления крестьян октября-декабря 1919 г. и октября-ноября 1920 г. в Красноуфимском уезде Екатеринбургской губернии, а также многочисленные выступления крестьян, не нашедшие отражения в работах по истории гражданской войны.
В то же время, как показывают сообщения с мест, большевики не желали отказываться от идей политики «военного коммунизма», что, в свою очередь, подпитывало сопротивление. И как по-другому могли отреагировать крестьяне на события, произошедшие, например, в селе Кулыгинском, где их «терроризировал какой-то комиссар из области, который порол их нагайками и запугал до такой степени, что население теперь боится даже приблизиться к зданию Совета"28.
Население оставалось «контрреволюционным», поскольку чрезвычайный налог, мобилизация, учет хлеба, «перегруженность, а часто и злоупотребления подводной повинностью, а также дебоширства разного рода местных и проезжающих властей и просто красноармейцев создает как бы единый фронт деревни против советской власти и облегчает значительно тем работу контрреволюционеров.
Оханский уезд в его Верещагинском районе настроен контрреволюционно. Летом прошлого года район этот был очагом крупного кулацкого восстания, с трудом ликвидированного, и до сих пор продолжает хранить такие контрреволюционные элементы в своей среде. При наступлении белых вспыхивали восстания, или тайное содействие агентам противника и шпионам в его пользу много содействовало белым в их продвижении по направлению к Глазову"29.
Вообще Осинский район представлял на Урале особую «горячую и непредсказуемую точку». Власти, видимо, терялись в догадках о причинах, влиявших на изменения в настроениях: «Настроение удовлетворительное, в волостях же южной части уезда хуже. Причина та, что там много осталось шпионов белых. Последние ведут контрреволюционную агитацию, говоря о скором возвращении белых. Несмотря на приказ явится всем для регистрации, большая часть их остается в лесу. Часть их вооружена, некоторые из вооруженных групп насчитывают до двухсот человек"30.
Но даже те, кого удалось доставить из леса на мобилизационный пункт, вновь разбегались. Так, при проведении на Молебском заводе (Красноуфимский уезд) революционной мобилизации было взято тридцать семь человек, «но все разбежались"31. Подлежащие мобилизации крестьяне Златоустовской волости Красноуфимского уезда заявляли: «лучшие помрем, а не пойдем защищать советскую власть"32.
Всего же с 15 сентября по 15 октября 1919 г. по Екатеринбургской губернии были «изъяты 806 дезертиров, причем из них большинство — это красноармейцы оставшиеся при отступлении в 1918 г. Изъято оружие: до 755 винтовок, два пулемета, десять дробовиков, 39 револьверов, 9903 патрона, 81 шашка, десять бомб, 45 гранат, пять снарядов, один телеграфный провод в 6500 сажен"33. Этим оружием можно было вооружить целый полк. Не доставало последней «искры». И вновь роковую черту провели большевики: «красные жестоко обращаются с жителями, — сообщалось в частном письме, отосланном из Нижне-Салдинского завода, — по десять, а иногда и больше прямо голыми убивают и закапывают где-нибудь у навоза. Запрещают звонить в церквах, а просто служить без звона, в церкви все обворовывают; священников расстреливают…"34.
И как год назад — осенью 1918-го, в ноябре 1919 г. настоящие боевые действия развернулись практически во всех волостях Красноуфимского уезда: там «оперируют две шайки организовавшиеся из местных кулаков, не желающих встать в ряды армии, дезертируя, ведут агитацию против гражданской войны. Отдельными лицами этой шайки был произведен ряд терактов: ранен военком, убит член продкомитета и партийный работник товарищ Сольнихин. Часть шайки с главарем Бунаковым поймана, другой главарь ранен, но скрылся. В Ирбитском уезде раскрыт заговор, где принимали участие зажиточные крестьяне, по сведениям заговорщиков, было сто пятьдесят человек, в распоряжении которых имелось сто винтовок и два пулемета. Руководители заговора — офицеры белой армии, оружие обнаружено, двадцать человек участников арестовано, в числе которых один офицер"35.
Пожалуй, единственным «стихийным» выступлением можно считать вспыхнувшее в феврале 1920 г. восстание «Черного орла и вольного землепашца», охватившее уезды Уфимской, Казанской и Самарской губерний: «…Повстанцы совершенно не организованы, действия их не носят характера планомерных операций, вооружены вилами, косами, немного винтовок. По заявлению представителя Восточного фронта Лазарева, «крестьяне озверели, с вилами, с кольями и ружьями в одиночку и толпами лезут на пулемет, несмотря на груды трупов, и их ярость не поддается описанию"36. «Массы (восставших крестьян — В.Т.) шли прямо на убой и, конечно, несли сильные потери от ружейного и пулеметного огня"37.
Но именно «Черный орел» навел на власть такой страх, что на повестке дня в ряде уездных комитетов партии стоял вопрос о «переходе на нелегальное положение» в случае успеха повстанцев. Но это — на крайний случай, а в качестве текущих дел уральские большевики рассматривали ужесточение мер, так, в августе 1920 г. был принят драконовский приказ за N 24:
«1) Арестовывать и направлять в распоряжение Губчека для заключения в концентрационный лагерь до пятидесяти человек с каждого уезда наиболее видных контрреволюционеров из числа пользующихся в антисоветских кругах особенной популярностью, как то: бывших видных земцев, думцев, черносотенцев, духовенства, крупных торговцев, кулаков и т. п.
2) Аресты производить разом в один прием и с таким расчетом, чтобы ни на минуту не парализовалась деятельность советских органов и предприятий.
3) На весь элемент, который будет предназначен к аресту, собрать предварительный материал, после же ареста предъявить соответствующее обвинение и дать на месте заключение.
4) В случае покровительства при аресте сограждан развить максимум агитации, указав на то, что главным виновником всех бед, обрушившихся на власть Советов, является именно этот элемент"38.
В итоге, выполнение разверсток, например, в Шадринском уезде осенью 1920-го «фигурировало на угрозах и арестах"39, а крестьяне «ознакомились с плетью и прикладом от винтовки…"40.
Согласно докладу председателя рабочего бюро Куртамышского района Челябинской губернии Н. Зуева, «ни один крестьянин не хотел по совести отвезти свои излишки на государственные ссыпные пункты, а каждый старался скрыть свой хлеб в ямах и закромах… Крестьянское население было глухо и слепо, а потому от всех собраний, разъяснений и митингов результатов никаких не получалось… благодаря крестьянским упорствиям и отрицаниям от выполнения государственных разверсток приходилось прибегать к самым репрессивным мерам"41.
Пик антисоветского движения «второго периода» пришелся на начало 1921-го, весной того года большую часть восточных районов Урала (и Западную Сибирь) охватила настоящая крестьянская война42. Причины ее красочно обрисовали сами представители властей, стараясь обойти стороной наиболее трагические страницы противостояния.
Из «общего обзора повстанческого движения» следовало, что продовольственная компания 1920 — начала 1921 гг. не могла не оставить своих последствий, «принимая во внимание то, что… крестьянство по своему социальному положению стоит далеко от принципов советской власти», что нельзя было видеть хотя бы малого его расслоения.
По мнению большевицких аналитиков, не было уделено внимания продовольственной работе в деревне: «не были укреплены ряды коммунистических ячеек, которые только что почувствовали, что продразверстка ударяет их по шкурническим нервам, и это отразилось на деревенских коммунистах. Не было попыток взять под политический контроль действий продовольственных органов, что и развязало им руки в беззаконных действиях».
Еще в первых числах января 1921 г. в Ишимском и Ялуторовском уездах прокатилась волна женских бунтов и «частично — крестьян мужского пола». Восстание не представляло из себя ничего серьезного, выступали против незаконных (по мнению протестующих) действий продработников. Женское движение, сыграв свою роль в поднятии восстания, прекратилось во всех районах, за исключением Корнинской волости, где было создано много женских отрядов.
В конце февраля началась подготовка к продсеменной компании, которая должна была дать по Ишимскому уезду 4 ½ млн. пудов, и эта работа окончательно поставило крестьянство в тупик «бесконечных продразверсток». Все это как бы послужило сигналом к новым восстаниям, произошедшим в целом ряде волостей уезда: Челноковской, Каргалинской, Викуловской и др.
В начале этого движения можно было подметить штрих почти стихийного движения, объединившего в себе все слои населения и в первые дни не принимавшего никаких репрессивных мер к коммунистам и шедшее под лозунгами: «Дайте нам хлеба и возможность свободно жить. Мы просим только хлеба».
В Ялуторовском уезде поводом к восстанию явились то же, что и в соседних районах: население возмущено «не столько непосильностью, сколько порядком проведения государственных разверсток и мерами, направленными к сохранению семенного материала… которые были для крестьян новы и непонятны, и на это они смотрели, как «баран на новые ворота»».
По мнению властей, все эти протесты явились только прикрытием, главным же вопросом, решения которого добивались руководители, была организация центрального штаба для координации «заранее подготовленного контрреволюционного движения», так как «при взятии города Тобольска организовался крестьянский совет (состав: эсеры и домовладельцы), который выдвинул лозунг: «вся власть народу, долой коммунистов!».
Население многих деревень неохотно шло на призыв мобилизации, но подгоняемое угрозами все-таки шло. Ссыппункты охранялись исправно. Выступление свое (бунтующие крестьяне — В.Т.) характеризовали словами, что «они борются не против советской власти, а против коммунистов»».
Этот лозунг не был единственным, каждый уезд, каждая волость, а порой и каждая деревня выдвигала свой собственный:
1) Долой коммунистов, да здравствует советская власть и свобода торговли!
2) Да здравствует Временное правительство. Долой коммунистов и продразверстку.
3) Смерть коммунистам!
4) Мала норма ссыпного хлеба. Не давайте вывозить излишки.
5) Долой коммунистов. Да здравствует крестьянская власть! Дайте хлеба!
6) Да здравствует Учредительное собрание!
7) Долой коммунистов, не нужно товарищей!
8) С нами Бог и царъ Михаил II!
9) Долой коммунистов, да здравствуют хлеборобы!
10) Власть должна принадлежать всему народу, а не одной какой-либо группе или партии.
11) Да здравствует свободный труд с свободным государством.
12) Только та власть сильна, что защищает интересы трудящихся.
13) Долой произвол, нищету, рабство! Да здравствует свободная Россия!
Для подавления восстания перебрасывались крупные части красной армии, отряды ВЧК, милиции и ЧОН.
Но «…воевать мы разучились — с горечью констатировало советское командование. — При первом наступлении Казанского полка, состоявшего из мусульман, рота этого полка перешла с пулеметами на сторону повстанцев, во вторичном наступлении вторая рота этого полка перешла на сторону повстанцев. Остальная часть, не решившись переходить, занялась самострелами в руки.
Удивительно, крестьянин, вооруженный дубьем и вилами, разоружал и отбирал пулеметы у наших отрядов. Были случаи посылки орудия, пулеметов, винтовок, которые на фронте не действовали. Общего командования не было. Штаб 2-го полка превратился в помещение пыток и застенок времен дикого деспотизма"43.
Даже суровые репрессии, осуществляемые властями с целью выкорчевать сами корни недовольства не смогли предотвратить проявление последнего: возбудители антигосударственных выступлений оказались сильнее их «противоядия». Летом 1921 г. председателъ Уралпродбюро П.Т. Платонов докладывал в центр о том, что «настроение крестьян очень враждебное, были случаи, что многотысячная толпа наступала неоднократно на пункты с целью разграбить оставшийся хлеб, а также неоднократно при перевозке хлеба с пункта на станции железной дороги в пути крестьяне нападали на обоз, весь хлеб растаскивался, и охрана, сопровождавшая этот хлеб, была не в силе его уберечь… Таким же путем был разграблен хлеб с одного из пунктов, все зависящие меры принимались, но голод в уезде растет, были случаи, что на почве голода крестьяне избивали не только продработников, но и местную власть"44.
***
Осенью 1921 г., когда на практике проявили себя нэповские принципы, волнения, охватившие уральские губернии, постепенно улегались. Последовавшие в 1922 г. новые либеральные послабления в экономике позволили большевикам нейтрализовать и участников антисоветских выступлений, и тех, кто их поддерживал. И это не случайно, так как появилась возможность свободно торговать, рассчитываться с государством по твердым налоговым ставкам и проч. Все ударились в хозяйствование. Еще год, и населению вернули то, что отняли у обывателя после Октября 1917 г. — свободную предпринимательскую деятельность. Экономический либерализм оказался явлением краткосрочным, за это время власть успела перегруппироваться, укрепить свои ряды и перейти — в конце 1920-х гг. в новое наступление. Урал в начале 1930-х годов, равно как и другие регионы, вновь превратился в арену ожесточенной гражданской войны (именно так!), но это уже другая история.
Примечания
1 См.: Нарский И.Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917—1922 гг. — М., 2001.
2 См.: Телицын В.Л.К истории антибольшевицких выступлений на Урале в первые послереволюционные годы: участники и руководители (предварительные замечания). // Революция и человек. Социально-психологический аспект. — М., 1996. С. 174−183.
3 Нарский И. Указ. соч. С. 43.
4 Урал и Прикамье, ноябрь 1917 — январь 1919. Народное сопротивление большевизму. — Париж, 1982. С. 73.
5 Южный Урал. 1917. 2 декабря; Сафонов Д.А. Крестьянское движение на Южном Урале 1855−1922 гг. Хроника и историография. — Оренбург, 1999. С. 224.
6 Сафонов Д.А. Указ. соч. С. 229.
7 Там же. С. 230.
8 РГВА. Ф.176. Оп. 3. Д. 102. Лл. 5−5 об.
9 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 102. Лл. 23−23 об., 24. (Датировано 23 июня 1918 г.).
10 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 102. Лл. 23−23 об.
11 Автора дневника определить не удалось, скорее всего он — один из шатбных работников 3-й армии.
12 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 102. Лл. 6, 6 об., 7.
13 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 102. Лл. 9−9 об.
14 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 102. Лл. 12, 13 об.
15 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 102. Л. 14.
16 То есть отряд Красной армии из Перми.
17 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 102. Л. 16 об.
18 Оренбургский край. 1918. 16/3 июля.
19 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 357. Л. 10. (Политическая сводка от 23 августа 1918 г.).
20 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 53. Л. 85.
21 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 53. Л. 85.
22 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 53. Л. 384.
23 РГВА. Ф. 176. Оп. 1. Д. 11. Л. 89.
24 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 97. Л. 22.
25 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 132. Л. 47.
26 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 97. Лл. 257−258.
27 РГВА. Ф. 176. Оп. 2. Д. 30. Л. 22.
28 РГВА. Ф. 176. Оп. 2. Д. 30. Л. 34. (Из политической сводки за 2 февраля 1919 г.).
29 РГВА. Ф. 176. Оп. 2. Д. 29. Л. 272.
30 РГВА. Ф. 176. Оп. 2. Д. 51. Л. 44.
31 РГВА. Ф. 176. Оп. 2. Д. 53. Л. 40 об.
32 РГВА. Ф. 176. Оп. 2. Д. 53. Л.247 об.
33 РГВА. Ф. 176. Оп. 2. Д. 60. Л. 49.
34 РГВА. Ф. 176. Оп. 3. Д. 351. Л. 179.
35 РГВА. Ф. 176. Оп. 2. Д. 53. Лл. 236−236 об.
36 Кубанин М. Антисоветское крестьянское движение в годы гражданской войны (военный коммунизм). // На аграрном фронте. 1926. N 1. С. 41.
37 Цит. по: Сафонов Д.А. Указ соч. С. 239.
38 Центр документов по новейшей истории Свердловской области (ЦДНИСО). Ф. 76. Оп. 1. Д. 70. Л. 56.
39 ГАРФ. Ф. 5556. Оп. 1. Д. 65. Л. 3.
40 ГАРФ. Ф. 5556. Оп. 1. Д. 34. Л. 7.
41 ГАРФ. Ф. 5556. Оп. 1. Д. 68. Л. 8.
42 Так называемое «Западно-Сибирское восстание».
43 ЦДНИСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 141. Лл. 1−5 об., 9 об.-10 об., 12 об., 14 об.-15, 21−23.
44 ГАРФ. Ф. 5556. Оп. 1. Д. 66. Л. 34.
Опубликовано: Белая Гвардия. Альманах. Антибольшевицкое повстанческое движение. N 6. М.: Посев, 2002. С. 53−58.
