 |
| ИА «Белые воины» | В. Перминов | 07.08.2006 |
«Ледяной поход», о котором мы будем говорить, предан забвению, но он тесно связан с нашей Читой . Он закончился в нашем городе 14 марта 1920 года, и о. его невероятных трудностях, о невероятном героизме его участников стоит вспомнить сегодня, 76 лет* спустя. Масштабы этого похода, его значимость в ходе Гражданской войны и численный состав участников, конечно, не идут в сравнение с «Ледяным походом» по Дону и Кубани, но протяженность маршрута и _суровость_ природных условий, в которых был совершен переход по дикой таежной глухомани Восточной Сибири и Забайкалья в лютую зимнюю стужу, — не сопоставимы ни с чем,
 |
| Карта Сибирского Ледяного похода |
Отступая в составе колчаковских войск на восток, к осени 1919 года 3-й Барнаульский полк под командованием полковника А.И. Камбалина (выпускника Иркутского юнкерского училища) оказался в месте своего постоянного расквартирования — городе Барнауле, ведя непрерывную борьбу с красными партизанскими отрядами на Алтае. Однако общая ситуация сложилась так, что, опасаясь остаться в «мешке», полк оставляет Барнаул 9 декабря 1919 года и идет на соединение с основной массой колчаковской армии, отступающей по транссибирской магистрали и Московскому тракту на восток. К этому времени Ново-Николаевск (Новосибирск) был уже занят красными, путь по железной дороге был закрыт, и от станции Тальменской Алтайской железной дороги полк двинулся на восток с общим направлением на Красноярск. Путь пролегал через Салаирский хребет и Мариинскую тайгу с их метровыми снегами и трескучими морозами. Однако хлебом этот край был богат, а в казне полка при выходе из Барнаула было 12 млн руб., которые на всем пути обеспечивали полку и пропитание, и подмену лошадей. На их маршруте были Тальменка, Маслянино, Кемерово, Тисуль, Назарово и на станции Кемчук в начале января 1920 года они влились в общий лоток отходящих армий. Как вспоминает А.И. Камбалин, в это время «…транспорт пришел в расстройство, да и к тому же он почти всецело находился в иноземных руках братушек чехов и других союзников, безобразному и своевольному хозяйничанью коих не было предела… На станцию Минина, что верст 15 западнее г. Красноярска, мы прибыли 5 января. Станция и деревня Минино представляли огромное становище дикой орды. Насколько мог окинуть глаз, сея местность была забита обозами, толпами народа, лошадьми и эшелонами, везде горели костры, и клубы дыма висели тяжелой тучей над этим скопищем. Со стороны Красноярска слышна была ружейная и пулеметная стрельба, изредка прорываемая громом орудийных выстрелов». Оказалось, что Красноярск занят большевиками, и путь на восток перерезан. Штурм города не удался, было решено всей массой войск выйти к Енисею ниже Красноярска и обходить город с севера.
В этой невероятной людской толчее вперемешку с телегами и санями обозов судьба свела 3-й Барнаульский полк с 11-м Оренбургским казачьим полком под командованием полковника Сукина. Камбалин и Сукин быстро находят общий язык и решают прорываться на восток через Красноярский военный городок. Атаковав цепь красных у военного городка, два полка прорываются к Енисею и глубокой ночью входят в деревню Есаульскую.
При обмене мнениями с офицерами полка о дальнейшем пути полковником И.И. Поповым в качестве одного из возможных вариантов был предложен путь до Иркутска по Ангаре (Верхней Тунгуске). Зародившуюся мысль начали развивать, стали расспрашивать местных жителей. Сведения оказались вполне утешительными: населенность достаточная, а дороги по льду реки сносны, хотя путь удлиняется в полтора-два раза. Но на этом пути армии не проходили, стало быть, продовольственные запасы населения не тронуты. Идти этим путем — значит оторваться от армии совершенно и, не зная настроения населения, — рассчитывать только на свои силы. А.И. Камбалин поделился своими мыслями с полковником Сукиным, и тот горячо поддержал эту идею. Свое намерение они держали в тайне, разработали план отрыва от основной массы войск, и морозным ранним утром 10 января 3-й Барнаульский Сибирский стрелковый полк и 11-й Оренбургский казачий полк выступили из д. Балчук вниз по Енисею в свой легендарный «Ледяной поход», не подозревая тогда, что вместо Иркутска он завершится в Чите. Через сутки в том же направлении выступили отряды полковника Казагранди (того самого, что закончит свой путь у барона Р.Ф. Унгерна) и генерала Перхурова.
Но доходя до устья Ангары около 100 километров, решили сократить путь и, срезав угол, выйти на Ангару по новому переселенческому тракту через Троицкий солеваренный завод.
За сутки перед ними по этому же пути прошел из с. Казачинского значительный красный партизанский отряд, бой с которым произошел 12 января у д. Яковлево, недалеко от Троицкого завода. Только 14 января, делав обходной маневр и потеряв в бою 9 человек убитыми, полк выбил партизан из деревни и освободил путь движения к Ангаре по речке Усолке, впадающей в реку Тасеева. Перейдя Тасееву и сделав более чем суточный бросок на 70−80 километров через таежную глухомань по лесной зимней дороге, у деревни Пашиной вышли на Ангару 17 января к вечеру, значительно оторвавшись от отрядов Казагранди и Перхурова. И только через два дня переходов вверх по льду Ангары два полка сделали первую дневку в с. Каменке. Для 3-го Барнаульского полка это была первая дневка после оставления Барнаула 9 декабря 1919 года. Все это время они шли, шли и шли, останавливаясь на ночлеги в деревнях, а часто и под открытым небом у костров.
На этом пути они теряли своих людей, к ним присоединялись люди, потерявшие свои части. Еще на Енисее они подобрали людей конвоя генерала А.Н. Пепеляева с денежным ящиком, в котором было около 3 млн руб. «сибирскими». Эти деньги передали 11-му Оренбургскому казачьему полку, «у которого деньги были на исходе, а это могло отразиться неблагоприятно, на интересах населения края, с которым хотели сохранить дружеские отношения… Дабы в корне пресечь всякое поползновение к мародерству, были предприняты, с одной стороны, самые крутые меры до шомполов включительно, а с другой — широко расходовались деньги из полкового сундука».
Страшным бичом движущихся войск был сыпной тиф, и единственной мерой против него в походных условиях были бани. Поэтому квартирьерам при авангарде вменено было в обязанность топить в деревнях все бани, дабы при приходе колонны на ночлег очередные люди могли вымыться и постирать белье. Все медицинское обслуживание легло на плечи сестры милосердия Александры Чахловой, проделавшей путь от Барнаула до Читы.
Зима была в разгаре, а морозы в тех местах, как известно, лютые, под 50 градусов, птицы налету замерзают. Поэтому организовали закупку теплых вещей у населения: оленьих и собачьих дох, унтов, шапок, рукавиц и даже тунгусских малиц. Световой день был коротким, выходили с ночлега еще затемно и через 30−35 километров уже в темноте входили в следующее село.
Местное население встречало проходившие колонны доброжелательно и сочувственно. А взаимные отношения барнаульцев и казаков-оренбуржцев скрепились воинским братством сверху донизу.
Так дошли они до деревни Ковинской на устье р. Ковы, по которой идет единственная дорога на Нижноудинск, и где можно было ожидать засады красных партизан. Но они, видимо, были заняты Транссибирской железной дорогой, на которой в это бремя разыгрались трагические события предательства союзниками и чехами адмирала Колчака.
Никакой засады не оказалось, и лишь, за Кежмой, где сделали вторую дневку, около с. Тушинского красные заняли для обороны деревню на острове среди Ангары. Бой был коротким, и остатки партизан бежали аж до устья Илима.
8 февраля колонны полков подошли к устью Илимя. Полученные здесь от местных жителей и пленных красных партизан сведения показали, что ситуация уже изменилась настолько, что движение по Ангаре на Иркутск, до которого оставалось 700−750 километров, нецелесообразно. Выгоднее было бы перебраться на Лену, а там сделать выбор: либо на юг к Иркутску, либо на север к Якутску, либо на восток в Забайкалье.
Первым крупным селом на Илиме был Нижнеилимск с почтово-телеграфной станцией, больницей и огромным винокуренным заводом с его складами. Из опасения за возможные соблазны Нижнеилимск прошли днем, сделав только небольшой привал и взяв для медицинских целей несколько ведер спирта. Дальше путь лежал в Илимск, некогда важный острог, основанный в XVII веке на волоке между бассейнами Енисея и Лены, а в ту пору — заштатный городок.
От Илимска, перевалив старинный волок Илимский спустились в долину реки Мука, где в деревне того же названия (характеризующего тяготы преодоления, этого высокогорного волока) узнали, что в Усть-Кутском солеваренном заводе на Лене сидят красные. Высланный ранним утром авангард пытался захватить красных в Усть-Куте врасплох, но они, кем-то предупрежденные, боя не приняли и еще ночью отошли в Марковское и Киренск. 16 февраля, по прибытии главных сил, в Усть-Куте сделали дневку. Это была третья дневка с 7 января 1920 года, когда полки двинулись вниз по Енисею.
Усть-Кут в то время был уже большим торгово-промышленным центром на пути, связывающим Иркутск с золотыми приисками Лены. Долина Лены была заселена гуще Ангары, чаще встречались пароходные пристани, а народ, ее заселяющий, отличался от патриархальных и добродушных ангарчан благодаря наличию значительной пролетарской прослойки на приисках и в пароходстве.
Из найденных в Усть-Куте большевистских газет, по перехваченным телеграфным сообщениям стало ясно, что армия Каппеля Иркутск уже прошла примерно неделю назад, поэтому для дальнейшего движения была альтернатива: на Якутск или на Читу.
Путь на Якутск пугал обилием приисков с их пролетарски-коммунистическим населением, да и оренбургские казаки тянули к своему казачьему братству атамана Г. М. Семенова. Это и предопределило выбор Читы.
Здесь же произошла смена командования сводной колонны: ее командующий Генерального штаба генерал-майор Сукин (брат командира 11-го Оренбургского полка полковника Сукина; к сожалению, нам не известны их имена) заболел тифом и сдал командование полковнику А.И. Камбалину.
Распространив ложные слухи, что они идут на Киренск и Якутск, сделав небольшим конным отрядом ложный демонстрационный маневр вниз по Лене до д. Ефремовой, на следующее утро полки снялись и быстро двинулись вверх на юг. Дни уже стали длиннее, и, морозы несколько поубавились, идти стало легче. Однако отношение местного населения было не столь радушным, как в Приангарске. В районе д. Суровская исчезли два казака, потом выяснилось, что они были захвачены красными партизанами и увезены в д. Головскую. Там их допрашивали с применением пыток, а затем спустили под лед Лены. Не выдержав пыток, они рассказали о маршруте движения колонны.
В д. Закаменское прибыл парламентер от красных партизан и предложил сдаться. В ответ на это предложение барнаульцы и оренбуржцы дали бой в д. Грузновской, разбили заслон и взяли около 200 человек в план, несколько пулеметов и много патронов, в которых испытывали нужду. Пленных коммунистов расстреляли, а всех остальных, взяв с них обещание больше с белыми не воевать, на следующий отпустили.
После Грузновской, пройдя форсированным маршем более 120 километров, с боем заняли Верхоленск, где получит известие, что для их перехвата из Иркутска в с. Качуг подошел сильный отряд под командованием тогда уже известного Нестора Каландаришвили («Карандашвили», как пишет о нем А.И. Камбалин).
Для выхода на озеро Байкал необходимо было уничтожить отряд в Качуге, что сделать было трудно: большой обоз с громадным количеством больных, измотанность здоровой части личного состава и лошадей бесконечными форсированными переходами и недостаток огневых припасов не позволяли надеяться на благополучный исход боя.
Решено было на полпути в Качуг резко свернуть на восток и обойти красных. Но разведка Каландаришвили маневр раскрыла, и он через парламентера предложил сдать оружие. Ситуация была отчаянной. Решили дать бой, который завязался неудачно, и только контрудар конников-барнаульцев спас положение. Пришлось отступать. Решили идти рекой Шевыканом на север в верховья реки Киренги и далее вниз по ней на Киренск и Якутск.
По дороге на Шевыкан от гостеприимных бурят узнали, что есть старая тунгусская тропа, по которой тайгой можно выйти к д. Кадагон на Лене, а оттуда по притоку Лены Чанчуру — к Байкалу.
Нашли старого русского охотника, который согласился проводить их до горного озера Тулон, а далее путь лежал по ориентирам, рассказанным охотникам.
В Шевыкане бросили все громоздкие повозки, больных и раненых уложили на дровни и привязали к ним, завьючили лошадей. Дойдя по безмолвной тайге и горам до озера Тулон, обогрелись у единственного тунгусского зимовья и, отпустив проводника-охотника, двинулись по ориентирам. Шли весь день и всю лунную ночь и только к утру следующего дня 1 марта дошли до небольшой деревушки Кадагон на берегу Лены. Деревня оказалась полностью вымершей от оспы, в живых оставался единственный старик, в избах лежали застывшие трупы.
При входе в Кадагон арьергардные чисти колонны были обстреляны небольшим отрядом партизан-лыжников: потеряв участников «Ледяного похода» в таежно-снежной пустыне, Каландаришвили своей разведкой нашел их тут, но было уже поздно.
Чуть позже Каландаришвили обнаружил идущие следом отряды Казагранди и Перхурова и, устроив засаду на Лене, неожиданным ударом разгромил их. Об этой Л. Алдан-Семенов в книге «На краю океана» пишет так: «Десять тысяч колчаковцев, обойдя Иркутск, прорвались на Верхнюю Лену… когда последний солдат сошел на речной лед, открыли пулеметный огонь… Последние полки белых перестали существовать». Это не верно! Полки, выскользнув из-под засады Каландаришвили, двигались к Байкалу.
Не задерживаясь в Кандагоне, по речке Чанчур перевалив Байкальский хребет, 2 марта полки вышли к Байкалу у бурятского улуса Тангужир. Дневку в Тангужире использовали для подготовки перехода Байкала по льду в самом его широком месте. Делали загодя мостки из досок и жердей для перекрытия ожидаемых трещин во льду.
Утром 4 марта колонна выступила в поход через Байкал. Лошади, в большинстве некованые, скользили на гладком и отполированном ветрами льду, падали, снова подымались и снова падали. Постепенно отбивая ноги и бока, изможденные, оставлялись хозяевами на верную погибель. Но колонна шла, и пройдя полуостров Святой Нос, поздней ночью 4 марта измученные люди наконец-то почувствовали под ногами твердую землю восточного берега Баргузинского залива Байкала. Вошли в большое и богатое село Усть-Баргузин, но оно оказалось совершенно пустым: дома, амбары, сараи, хлева были пусты, все брошено на произвол судьбы. Дома проморожены, все в беспорядке брошено. Пришлось устраивать отдых в нетопленных избах, разыскивать продовольствие и фурож… Потом выяснилось, что по телеграфу через Иркутск — Верхнеудинск — Баргузин Каландаришвили предупредил местных красных партизан, и они принудительно выселили всех жителей села. Куда — так и осталось загадкой. Сами же партизаны, обстреляв авангард, боя не приняли и отошли к г. Баргузину.
Включенный в телеграфную сеть Баргузин — Верхнеудинск имевшийся телеграфный аппарат позволил узнать, что регулярные красные части в это время уже заняли Ворхнеудинск и Петровский Завод. Это означало, что путь на Читу нужно искать северным обходом этих городов, я для этого необходимо разбить группу красных, которая отошла на Баргузин. Из перехваченных переговоров стало известно, что силы в Баргузине небольшие, и что готовится засада у «Шаманского камня». Что это за загадочный «Шаманский камень», узнать так и не удалось, так как все проходимые деревни (Бочарская, Адамово и Зорино) были пустыми, всех жителей угоняли партизаны
Наконец показался этот таинственный «Шаманский камень». Он представлял собой отвесную скалу над дорогой в узком место долины реки недалеко от г. Баргузин у скалы был сделан завал, за которым засели партизаны обстреливая колонну. После нескольких неудачных попыток удалось казакам-оренбуржцам по непролазной чащобе и глубокому снегу зайти в тыл партизанам и устроить тем панику. Это решило исход боя и скоро вся колонна стянулась, а город, а стала по квартирам на ночлег.
Однако время отдыха не настало. Вот-вот из Верхнеудинска должен был подойти отряд красных, надо было без задержек идти в Читу. Оставался свободным единственный путь — на верховья Витима, а оттуда приисковыми дорогами на Читу. Но никто не знал этого пути. Выручил один старый еврей-золотопромышленник, который в молодости контрабандными тропами возил на прииски спирт.
Намечался такой маршрут: Баргузин — с. Бодон — река Ина, по ней до речки Большой Савокикан, по которому подняться до гольцов Баргузинского хребта, от перевала — речкой Малый Савокикан до реки Кыджимит, по ней до — Витима и далее Витимским трактом на Читу. Этот же старик-еврей нашел проводника-охотника, который согласился провести их до Кыджимита за 25 тыс. руб. «сибирскими», лошадь с санями и винтовку с патронами.
Путь был чрезвычайно трудным, особенно тяжела была ночь на перевале Баргузинского хребта, где среди высокогорной тундры не из чего было развести костры. Иногда по наледям рек приходилось брести по щиколотку в воде, полозья саней обрастали намерзавшим льдом и мокрым смогом и их невозможно было сдвинуть с места.
Первый бурятский улус встретился только па берегу Витима около устья Киджимита, где можно было обогреться и напоить лошадей. На дальнейшем пути буряты везде встречали колонну приветливо и помогали, как могли.
Выйдя б марта из Баргузина, колонна прошла по Витиму вниз до устья реки Зазы и 10 марта свернула с него в направлении озера Исинга. В русском селе на озере захватили двух красных партизан и из документа, изъятого у них, узнали, что в с. Укыр их поджидает отряд партизан Морозова, оповещенный о движении колонны. Поэтому, взяв направление на восток, идя от одного бурятского улуса к другому, где целиной, а где едва заметными тропами, около полудня 13 марта колонна восточнее озера Тасей вышла на Витимский (Романовский) тракт. Около 4 часов дня, перевалив Яблоновый хребет, начали спускаться е долину Читинки напротив Верх-Читы.
Тут возникла последняя, совершенно непредвиденная трудность: тут была уже весна, снег сошел и лошади, выбиваясь из последних сил, тащили сани по голой земле. Сил хватало только чтоб дотащиться до противочумной станции (Биофабрики) и здесь заночевать. Тут их встретил конный разъезд белых, посланный узнать, что это за громадная колонна, неожиданно свалившаяся с Яблонового хребта.
В Читу они вошли 14 марта 1920 года.
Командующий армией генерал С.Н. Войцеховский, возглавивший ее после смерти В.О. Каппеля, довольно сухо принял доклад А.И. Камбалина, передал личному составу полков свое поздравление и благодарность за боевую службу, всем офицерам — производство в следующий чин. И все. Так же равнодушно отнеслась к этому событию и читинская пресса, возможно, из соображений военной секретности. А может быть, и потому, что подобные прибытия войск с запада происходили постоянно, и тогда, в сумятице военного времени, не пытались по достоинству оценить совершенный подвиг, ибо ни для кого путь отступления сладким не был.
Общая численность войск, прошедших северным путем, была приблизительно такой: 3-й Барнаульский Сибирский стрелковый полк — 100 офицеров и 400 нижних чинов, 11-й Оренбургский казачий полк — 20−25 офицеров и около 300 казаков; они имели более 10 пулеметов и огромный обоз.
Сейчас, по прошествии трех четвертей века, прослеживая по карте этот более чем 3000-километровый путь, пройденный в предельно экстремальных условиях, поражаешься выносливости и героизму русского солдата, когда он одухотворен идеей борьбы за спасение своего Отечества.
Примечания.
* В этом году отмечалась уже 86-я годовщина легендарного похода.
Опубликовано: Народная газета. 1996. 15 марта.
|
|
