Наверное, это все-таки не чистое совпадение — вынесение на обсуждение Совета Безопасности страны вопроса об угрозах за два дня до страшной календарной даты — 22 июня. Очень подходящий момент для возвращения (пусть даже в теоретическом плане) к одному из самых горьких уроков в истории России. Хотя, если внимательно читать материалы заседания, переданные для средств массовой информации, называть их теорией было бы несправедливо.
Достаточно подробный отчет о заседании Совбеза нами опубликован в среду. Упоминаний 1941 года не было. Зато было абсолютно внятное указание Владимира Путина о «тенденции к расширению конфликтного пространства» в современном мире и об угрозах его распространения на зону жизненно важных интересов России. Глава государства в этой связи подчеркнул злободневность вопроса о модернизации армии, что «реально волнует российское общество».
От трагического июньского воскресенья нас отделяют 65 лет. Иначе говоря, толща времени, в течение которого мир изменился до неузнаваемости. Вот только стал ли он более безопасным для проживания? Образовались ли в нем достаточно надежные политические стабилизаторы, которые бы гарантировали международному сообществу, в частности России, мирное шествие к заветным целям растущего благосостояния?
Ответы очевидны: стабилизаторы имеются, твердых гарантий нет. И вряд ли они, эти гарантии, возникнут в обозримой перспективе, потому как спираль мирового развития содержит в себе отнюдь не только позитивные качественные сдвиги, но и негативы социальных катаклизмов, политического экстремизма и непредсказуемости.
В эти дни на домашних экранах россияне вновь увидели знакомые кадры первых часов Великой Отечественной войны. Отдаленность произошедшего не притупляет эмоциональность его восприятия. Очевидно, что это уже в нашей национальной крови, в генах. В документальных материалах, в воспоминаниях участников тех событий более всего поражает то, что люди, получая известие о вторжении в их страну смертельного врага, в своем большинстве не осознавали всей серьезности положения. Изумленный народ медленно приходил в себя, постигая горькую реальность: страна в действительности не располагала той несокрушимой силой, которая, судя по пропагандистским обещаниям, была наготове, чтобы «малой кровью и молниеносным ударом» расправиться с агрессором на его же территории.
Возможно ли повторение пройденного? Есть ли сейчас хоть что-нибудь, напоминающее преддверие войны, наполненное духом легкомысленного оптимизма? Не всякий нынче сочтет для себя нужным даже подумать об этом. Дескать, такая возможность слишком уж маловероятна, чтобы ее рассматривать.
Вот-вот, об этом и речь. Это в нашем национальном характере — вкладывать в понятие угрозы лишь реальный фактор злого умысла. А ведь у тех же американцев подход к данному вопросу иной. Они рассматривают его с точки зрения потенциальной возможности (а не открытых или скрытых намерений) вероятного противника нанести удар. Если есть хоть один шанс из тысячи оказаться объектом нападения, общественное мнение в США будет на стороне архитекторов до зубов вооруженной и боеготовой Америки.
В Европе эта «оборонная» психология выражена не до такой степени бескомпромиссно. К тому же здесь ни у кого нет амбиций мирового полицейского. Тем не менее резких послаблений в военном строительстве в угоду разрядкам и примирениям не наблюдается.
Россия в этом плане менее стабильна. Перенапряжение сил в эпоху военного паритета с США сменилось неразумным расслаблением. Запас прочности позволял особо не тревожиться. Сегодня военный потенциал России по-прежнему таков, что она способна в считанные часы расправиться с агрессором любого масштаба и любого свойства. Это, можно сказать, аксиома.
Почти аксиома и то, что у России сейчас нет реального врага, который бы вынашивал в отношении ее планы нападения. Реставрация капитализма, ускоренная идеологическая «конвергенция» также сделали свое дело. Для любителей «общечеловеческих ценностей», для критиков «чрезмерного» военного бюджета, как и вообще для благодушно настроенных граждан, эти доводы стали основой их пацифизма. Или точнее, пофигизма. И если в конечном итоге победит эта идеология, нашему многострадальному Отечеству рано или поздно придется еще раз хлебнуть лиха. Непременно.
Технологическая сторона военной безопасности особой обеспокоенности не вызывает. Ядерная, космическая, военно-морская, военно-воздушная и сухопутная составляющие, преодолев застой, вышли на подъем. Загруженность ОПК растет, арсеналы потихоньку обновляются, завершаются структурные эксперименты по формированию региональных командований. Если так пойдет дальше, Россия останется в числе первых военных держав мира.
Однако дело не только в вооружениях и передовой организации. Армия — это люди. В первую очередь люди. А тут мы, к сожалению, пока не можем сказать, что человеческая, морально-психологическая составляющая военной безопасности достигла необходимого уровня.
В чем причина? Осмелюсь утверждать, что в банальной надежде нашего общества, частью которого является и политическая элита, на русский «авось». Ну неохота нам, грешным, верить, что гром может грянуть. Говорим, говорим, говорим о важности военной службы, о надобности повышения ее престижа, о других прописных истинах, но при этом думаем про себя: обойдется, рассосется, не случится.
Согласитесь, социальный статус офицера — это простой и достойный ориентир. Военный человек — государев человек. Обеспечение его достойной жизни — это следование державной российской традиции.
http://www.redstar.ru/2006/06/2406/301.html
